CC BY
69
Языкознание
Вестник Нижегородского университета им. Н.И. Лобачевского, 2015, № 2 (2), с. 504-507
УДК 811.161.1
А ГДЕ ЖЕ ДЕВОЧКА? (ЯЗЫКОВОЙ КОД ЧЕЛОВЕКА В СТИХОТВОРЕНИИ Б. ПАСТЕРНАКА «ДЕВОЧКА»)
© 2015 г. Н.Е. Петрова
Нижегородский государственный педагогический университет им. К. Минина
Поступила в редакцию 14.01.2015
На основе понятия «перцептивное событие» моделируется имплицитный образ человека (Девочки) в поэтическом тексте, для чего анализируется лексика, отражающая результаты чувственных впечатлений Девочки и Наблюдателя, выявляются элементы несобственно-прямой речи.
Ключевые слова: художественный текст, перцептивное событие, субъект, наблюдатель, несобственно-прямая речь.
Интерпретация стихотворения Б. Пастернака «Девочка» представляет немалую трудность для читателя. Заголовок «Девочка» вроде бы ясно сообщает о том, что (или кто) является объектом поэтического моделирования в этом произведении. Между тем в собственно языковой ткани стихотворения нет не только ни одной номинации девочки, но и вообще номинаций лица. Напротив, эксплицированным предметом описания является неодушевленный предмет - Ветка (обозначим так «героиню» стихотворения). Конечно, в данном случае поэтика художественного текста создает условия для семантизации грамматической категории рода, что позволяет отнести имя «девочка» к ветке и рассматривать в качестве субъекта текста ветку-девочку. Но возможен и другой способ интерпретации смысла этого стихотворения, в основе которого лежит принцип доверия к заголовку как той части текста, которая информирует о его содержании. В данной статье делается попытка реконструкции скрытого субъекта-человека на основе понятия «перцептивное событие». Предлагаемая модель субъектной организации стихотворения «Девочка» базируется исключительно на его вербальной составляющей и является лишь одной из возможных. Тем более мы не претендуем на совпадение с замыслом автора, который нам неизвестен. Поскольку стихотворение небольшое, приведем его здесь целиком.
Девочка
Ночевала тучка золотая На груди утеса великана
Из сада, с качелей, с бухты-барахты Вбегает ветка в трюмо! Огромная, близкая, с каплей смарагда На кончике кисти прямой.
Сад застлан, пропал за ее беспорядком, За бьющей в лицо кутерьмой. Родная, громадная, с сад, а характером Сестра! Второе трюмо!
Но вот эту ветку вносят в рюмке И ставят к раме трюмо. Кто это, - гадает, - глаза мне рюмит Тюремной людской дремой? [1, с. 123]
Косвенными сигналами мира ребенка в данном тексте являются разве что слово качели и нарочитый алогизм однородной связи из сада, с качелей, с бухты-барахты, вызывающий ассоциацию с некоторыми особенностями «невзрослого» мышления. Наконец, к косвенным сигналам Девочки (обозначим так моделируемый образ) можно отнести слово трюмо, поскольку обозначаемый им предмет обычно включается в сферу «женского».
Основным способом реконструкции субъекта-человека в анализируемом стихотворении является описание так называемого перцептивного события. Выражение «перцептивное событие» использует Г.И. Кустова, когда выделяет особую группу перцептивно-событийных глаголов, в значение которых входит «два типа компонентов: 1) физический - а именно, пространственный (имеется в виду не только местонахождение, но и перемещение) и 2) нефизический - перцептивный...» [2, с. 229]. В структуру перцептивного события входят участники, Наблюдатель, объект перцептивного восприятия, определенный участок пространства. В нашем случае к перцептивно-событийным глаголам можно отнести глаголы вбегает (подразумевается смысл попадает в поле зрения ), вносят, ставят (подразумевает-
ся существование предмета в определенном пространстве, а значит, доступность его для восприятия). При всех глаголах есть локативы (вбегает в трюмо, вносят в рюмке, ставят к раме), которые, как отмечает Г.И. Кустова, являются «связующим звеном между существованием и восприятием», поскольку имплицируют как существование объекта, так и его восприятие: «если человек видит объект, этот объект находится в некотором месте - в том месте, куда смотрит человек» [2, с. 230]. Особенностью отмеченных нами глаголов является то, что конструкции с ними ориентированы на вербальное выражение объекта восприятия, тогда как субъект восприятия остается неназванным. Так, в предложении Вбегает ветка в трюмо объект восприятия занимает позицию подлежащего, а в предложении Но вот эту ветку вносят в рюмке и ставят к раме трюмо объект восприятия выделен как объект целенаправленных действий со стороны неопределенного субъекта (но не субъекта восприятия), который не является существенным для перцептивной ситуации.
Субъект восприятия в стихотворении Пастернака, с нашей точки зрения, неоднозначен: это и «заглавная» Девочка, и Наблюдатель-взрослый. В самом начале текста локализация «синкретичного» субъекта восприятия обозначена обстоятельством (вбегает ветка) в трюмо - понятно, что некто находится перед трюмо и смотрит в его зеркало, где видит отражение Ветки. В созданном автором перцептивном образе ветки совмещаются различные видения мира, интерпретацию которых подсказывает нам лексика, объективирующая результаты восприятия.
Прилагательные огромная, громадная, выражение с сад отражают субъективную оценку размера ветки, причем субъектом этой оценки является скорее ребенок. Основанием для такого вывода служит гиперболизация размера ветки, которую потом вносят в рюмке. Рюмка, как известно, представляет собой небольшой стеклянный сосуд на ножке, плохо функционирующий в качестве вазочки в силу своей неустойчивости, стало быть, ветка, стоящая в таком сосуде, объективно должна быть маленькой. Прилагательные близкая, родная также объективизируют психологическое состояние Девочки как субъекта восприятия. Первое отражает оценку расстояния до отражения ветки и позволяет судить о том, что субъект восприятия находится достаточно близко к трюмо (может быть, непосредственно перед ним). Второе содержит эмоциональную оценку всей картины в зеркале.
В то же время созданный в стихотворении перцептивный образ ветки содержит сигналы восприятия взрослого Наблюдателя. Во-первых, результатом перцептивного впечатления Наблюдателя-взрослого, с нашей точки зрения, является метафора, описывающая внешний вид Ветки: ... с каплей смарагда / На кончике кисти прямой. Основанием для такого вывода служит не только экзотичность номинации смарагд (изумруд), но и возникающая, благодаря слову кисть, ассоциативная связь с образом изящной женской руки с кольцом на пальце.
Во-вторых, это неоднократное на протяжении всего текста, скрытое или явное, уподобление ветки ребенку. Скрытое уподобление содержится уже в первом предложении основного текста стихотворения: Из сада, с качелей, с бухты-барахты вбегает ветка в трюмо. Думается, что метафора вбегает и аномальное в контексте Ветки обстоятельство с качелей позволяют создать аллюзию на предложение, аналогичное по структуре и близкое по лексическому наполнению, но имеющее «заглавного» субъекта: Из сада неожиданно вбегает девочка в комнату... (а до этого девочка каталась на качелях). Подобное предложение могло бы быть отправной точкой для создания динамического портрета ребенка. Кроме того, достаточно необычное употребление глагола движения для обозначения смысла 'появляется в поле зрения' призвано передать эффект зрительного восприятия, когда по мере продвижения Девочки к зеркалу отражение Ветки становится все более развернутым. Таким образом, Ветка как бы стремительно приближается к субъекту восприятия. Выстроенная нами параллель двух ситуаций, описываемой и имплицируемой задает стратегию дальнейшей интерпретации художественного текста.
Во втором четверостишии стихотворения содержатся метафоры, с помощью которых уподобление Ветки Девочке выражено более открыто: а характером сестра, второе трюмо. Вряд ли эта мысль является частью внутреннего мира девочки, скорее это результат рефлексии Наблюдателя, который знает характер Девочки. Он поражен впечатлением сходства, отсюда и восклицательные предложения. Заметим, что предложение Второе трюмо! построено по распространенной модели Второй N1, выражающей значение сходства, уподобления; ср.: Жениться он на тебе не женится, а жизнь испортит. Ты так мыслишь, что это человек, а это второй Верютин (В. Липатов. Деревенский детектив). В речи взрослых предложения
506
Н.Е. Петрова
этого типа часто используются для обозначения внешности, характера или склонностей ребенка.
Последняя часть текста особенно интересна и «остранена». Четверостишие начинается вполне обычной фразой, где содержатся сигналы нового перцептивного события: частица вот, конструкции с которой являются репрезентантами «информации, полученной в результате чувственного восприятия» [3, с. 755], упомянутые выше глаголы вносят, ставят, семантика которых не только предполагает присутствие субъекта зрительного восприятия, но и вносит в текст элемент нарратива.
Ясно, что проходит какое-то время, меняется и положение субъектов восприятия относительно трюмо — они отдаляются от него, наблюдая со стороны за манипуляциями с веткой. В связи с этим отметим странность контекста: ветку вносят в рюмке. В рюмку можно поставить короткий цветок, но ветка, даже небольшая, требует вазы или кувшина. Однако ребенок мог бы, отталкиваясь от сходства формы, обозначить заимствованным из речи взрослых словом (в рюмках, например, во время болезни подавали растворенное лекарство) небольшую вазу. Поэтому мы предполагаем, что слово рюмка может быть элементом внутренней речи Девочки. В перцептивном событии последнего четверостишия по прошествии определенного времени зеркало потеряло эффект увеличительного стекла (вернее, прошел необыкновенный эмоциональный подъем Девочки), и размеры ветки вернулись к норме.
Наконец, в последней части текста мы выделяем предложение с прямой речью: Кто это, -гадает,- глаза мне рюмит / Тюремной людской дремой? Предложение это неполное, с пропущенным подлежащим, которое в обычных случаях легко восстанавливается из ближайшего контекста. Здесь ближайшим контекстом будет предложение: Но вот эту ветку вносят в рюмке / И ставят к раме трюмо. Таким образом, на позицию подлежащего при глаголе единственного числа гадает по типовым законам построения и интерпретации связного текста может претендовать только слово ветка. Но если от этих законов отвлечься, то появится еще один претендент: это присутствующее только в заглавии (которое, конечно, расположено слишком далеко от конечного предложения), но подспудно звучащее на протяжении всего текста слово девочка. Интересно, что в самой прямой речи, которую также можно назвать внутренней, поскольку она не произносится вслух субъектом речи, содержатся вербальные сигналы и ветки, и Девочки.
С одной стороны, слово глаза предполагает, что референтом местоимения мне должна быть Девочка. Вероятно, она наблюдает за веткой и засыпает. Этот вывод поддерживается и «детским» окказионализмом рюмит1. Это слово в контексте последнего четверостишия приобретает прямую мотивацию словом рюмка, хотя вернее всего обозначает специфическое движение глаз борющегося со сном человека. Очевидно, на формирование этого смысла оказала влияние не логическая связь глагола рюмит с понятием «рюмка», а его фонетическая сторона
- закрытые гласные и губно-губной согласный. Такого рода словотворчество отражает как ассоциативность восприятия мира, так и специфику «речи» засыпающего сознания, когда слова «цепляются» друг за друга (рюмка - трюмо
— рюмит), и в целом может быть отнесено к признакам детской речи. С другой стороны, слова тюремная, людская (дрема) больше апеллируют к Ветке, потому что это она вырвана из своего мира и «заключена» в стеклянный сосуд с водой. Прилагательное людской как будто бы противопоставляет говорящего миру людей, и, действительно, Ветка - дитя природы, а не человека. Ветка может «засыпать» («лес заснул» — расхожая метафора), но у нее нет глаз.
Пастернак задает нам загадку: кто же гадает? Полагаем, что ситуация внутренней речи в целом может быть придумана Наблюдателем, который со стороны в целостном виде воспринимает заключительную картину, как средство еще раз установить ассоциативную связь между Девочкой и веткой, подчеркнув «родство душ».
Итак, проведенный нами анализ двух перцептивных событий, разделенных неопределенным временным промежутком, позволил выявить скрывающийся за описанием Ветки и манипуляций с ней образ Девочки. Первое событие состоит в том, что Девочка вбегает в комнату и видит отражение Ветки в зеркале трюмо. Второе перцептивное событие происходит, когда Девочка, наблюдая за манипуляциями с веткой, засыпает или борется со сном. В ходе анализа мы старались показать, что в тексте стихотворения, помимо голоса Наблюдателя, который одновременно является и условным говорящим, звучит и голос Девочки. Репрезентируется он в форме несобственно-прямой речи, сигналами которой служат отмеченные нами слова и выражения (с сад, в рюмке, рюмит), а также в форме прямой речи, отражающей процессы скрытого, внутреннего, мышления. Результаты нашего небольшого исследования являются прямой иллюстрацией следующего суждения о специфике творческого метода Пастер-
нака: «Сколько бы ни упрекали его в унисон Ахматова с Цветаевой в том, что в его стихах нет человека, — человек есть всегда, видящий, воспринимающий, весь превратившийся в слух и зрение, но ни секунду не перестающий одухотворять своим присутствием глухонемую до него жизнь» [4, с. 239].
Вскрытый в ходе анализа подтекст обусловливает понимание смысла эпиграфа Ночевала тучка золотая / На груди утеса-великана. Апелляция к лермонтовскому утесу задает мотив одиночества и грусти, ощущение которых может рождаться в душе взрослого человека от мимолетного чувственного прикосновения к миру ребенка, только начинающего жить. По данным биографов, именно летом семнадцатого года, когда было написано стихотворение «Девочка», Пастернак, «порой ощущавший себя болезненно неуместным в мире», чувствовал необыкновенно тесную и органическую связь с реальностью [4, с. 134]. Возможно, это внутреннее состояние поэта и выразилось в пристальном внимании к чувственной детали. Как отмечает О.Ю. Авдевнина, поэтика чувственной детали является средством формирования в художественном тексте «сенсорной картины мира», «специфика которой заключается в психологизации изображаемой действительности по линии моделирования перцептивных процессов, которые приписываются не только живым существам, но и неживым материальным объектам. Само же внимание автора к семантике вос-
приятия, ее актуализация в индивидуальном стиле, высвечивает такую особенность художественного мироощущения, как созерцательность, которая заключается в поиске отвлеченного в чувственном, живого в неживом, невидимого в видимом» [5, с. 59].
Примечание
1. В языке есть просторечный глагол разрюмиться 'расплакаться, расхныкаться' (см. [6]), но возможность использования его в качестве производящего мы не рассматриваем.
Список литературы
1. Пастернак Б. Стихотворения и поэмы: В 2-х т. Т. 1. Л.: Советский писатель, 1990. 504 с.
2. Кустова Г.И. Перцептивные события: наблюдатели, участники, локусы // Логический анализ языка. Образ человека в культуре и языке. М.: Индрик, 1999. С. 229 - 238.
3. Авдевнина О.Ю. Категория восприятия и средства ее выражения в современном русском языке: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 2013. 983 с.
4. Быков Д. Борис Пастернак. М.: Молодая гвардия, 2006. 893 с.
5. Авдевнина О. Ю. Перцептивная семантика: закономерности формирования и потенциал художественной реализации. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 2013. 340 с.
6. Толковый словарь русского языка с включением сведений о происхождении слов / Отв. ред. Н.Ю. Шведова. М.: Азбуковник, 2007. 1175 с.
AND WHERE IS THE GIRL? (PERSON'S LANGUAGE CODE IN THE POEM "THE GIRL" BY B. PASTERNAK)
N.E. Petrova
The article models the implicit image of a person (The Girl) in a poetical text on the basis of the notion "perceptual event" and for this purpose analyses the vocabulary reflecting the results of the Girl's and the Observer's sensory impressions, explores the elements of the improperly-direct speech.
Keywords: belles-lettres text, perceptual event, subject, observer, improperly-direct speech.
References
1. Pasternak B. Stikhotvoreniya i poemy: V 2-kh t. T. 1. L.: Sovetskiy pisatel', 1990. 504 s.
2. Kustova G.I. Pertseptivnye sobytiya: nablyudateli, uchastniki, lokusy // Logicheskiy analiz yazyka. Obraz cheloveka v kul'ture i yazyke. M.: Indrik, 1999. S. 229 -238.
3. Avdevnina O.Yu. Kategoriya vospriyatiya i sredstva ee vyrazheniya v sovremennom russkom yazyke: Dis. ... d-ra filol. nauk. M., 2013. 983 s.
4. Bykov D. Boris Pasternak. M.: Molodaya gvardi-ya, 2006. 893 s.
5. Avdevnina O.Yu. Pertseptivnaya semantika: za-konomernosti formirovaniya i potentsial khudozhestven-noy realizatsii. Saratov: Izd-vo Sarat. un-ta, 2013. 340 s.
6. Tolkovyy slovar' russkogo yazyka s vklyucheniem svedeniy o proiskhozhdenii slov / Otv. red. N.Yu. Shvedova. M.: Azbukovnik, 2007. 1175 s.
