1. ИСТОРИЯ, ЭТНОГРАФИЯ, ФИННО-УГРОВЕДЕНИЕ
1.1. А. Ф. ЮРТОВ И М. Е. ЕВСЕВЬЕВ - ПРОСВЕТИТЕЛИ
МОРДОВСКОГО НАРОДА
Мокшин Николай Федорович, доктор исторических наук, профессор, заведующий кафедрой истории России
Место работы: ФГБОУ ВПО «Мордовский государственный университет им Н. П. Огарева»
Аннотация: Статья посвящена рассмотрению жизни и деятельности выдающихся просветителей мордовского народа А. Ф. Юртова и М. Е. Евсевьева
Ключевые слова: просветительство, мордва, миссионерская деятельность, этнография, фольклор, традиции, село, крестьяне, инородцы, национальное самосознание, ассимиляционные процессы
A. F. YURTOV AND M. E. EVSEVIEV - ILLUMINATORS OF THE
MORDVIANS
Mokshin Nikolay F., doctor of the historical sciences, professor, chair of the Russian history department Place of employment: the Mordovian State University
Abstract: Article is devoted to the life and activity of outstanding educators of the mordovians A. F. Yurtov and M. E. Evseviev
Keywords: enlightenment, mordvinians, missionary activity, ethnography, folklore, tradition, village, peasants, aliens, national identity, assimilation processes
В 2014 г. исполнилось 160 лет со дня рождения Авксентия Филипповича Юртова (1854-1916) -предтечи мордовского просветительства и 150 лет со дня рождения Макара Евсевьевича Евсевьева (1864-1931) - его ученика и последователя, выдающегося мордовского ученого-просветителя, этнографа, лингвиста, фольклориста, музееведа, педагога и общественного деятеля. Но если имя М. Е. Евсевьева хорошо известно мордовскому народу и стало, наряду с такими пассионарными личностям, как С. Д. Эрзя (Нефедов), И. М Яушев, его этнической гордостью, то имя А. Ф. Юртова пока еще остается мало известным ему, между тем как оно заслуживает иной участи.
Это были первые выходцы из мордвы, которые своим личным примером доказали, что их родной народ является не только объектом истории и историко-этнографического познания, но и субъектом этой истории, творящим ее и способным своими собственными силами исследовать ее. И происходило это в то самое время, когда со страниц реакционной печати не сходили утверждения о вымирании мордвы, ее скором бесследном исчезновении, полном обрусении, а в исторических трудах муссировались «теории» о
народах «исторических» и «неисторических», «культурных» и «некультурных», «творческих» и «неспособных к творчеству», обреченных на духовное прозябание. «Прозябая неподвижно на местах, ими издревле занимаемых даже и ныне, финны могут ли быть почтены народом, входящим в состав гражданского нашего общества? -вопрошал со страниц своей двухтомной «Истории русского народа» Н. Полевой и тут же отвечал: - Нимало: это волчцы и дикие травы, растущие по нивам, засеянным животворными, хлебными растениями»1.
Особенно много такого порядка утверждений и инсинуаций появлялось на страницах местной печати, в том числе губернских и епархиальных ведомостях. Так, некто А. Мартынов писал в «Нижегородских губернских ведомостях»: «Недалеко то время, когда мордовское племя совершенно сольется с великорусским, и след его исчезнет. Надо пожелать этого я другим финским племенам, более упорным я своей народности, каковы чуваши, черемисы и проч. Жаль следа исторических народов, оставивших памятники письменности и искусств: когда же подобные, упоминаемые нами, народцы, почти полудикие, поглощаются
1 Полевой Н. История русского народа. В 2 т. Т. 1. СПб., 1830. С. 63.
сильнейшим и более образованным племенем -жалеть тут не приходится. Одного должно пожелать, чтобы многочисленные ручьи племен, разбросанных по России, поскорее слились в одно славянское море»2. Губернским ведомостям вторили епархиальные. «Вообще же, должно заметить, - писал в «Самарских епархиальных ведомостях» М. Гребнев, - дело обрусения мордвы приходит к концу: еще какая-нибудь сотня лет, и от мордовского имени в Самарском крае останет-
3
ся одно воспоминание» .
Отмеченные представления об инородцах целенаправленно формировались не только в печати, но и посредством разного рода выставочных экспозиций, в том числе и в таких, серьезных заведениях, как Румянцевский музей или знаменитая Нижегородская (Макарьевская) ярмарка, состоявшаяся в 1896 году. Побывавший в указанном музее, как и на названной ярмарке, М. Е. Евсевьев писал 3 января 1909 г. сотруднику Русского музея Н. М. Могилянскому: «До сих пор свежо у меня то тяжелое чувство, которое я вынес 20 лет тому назад из посещения этнографического отдела Румянцевского музея, где плохо одетые манекены, имели вид огородных пугал. Затем мне не раз приходилось слышать на Нижегородской выставке в 1896 г., как многие приволжские инородцы при обозревании этнографического отдела выражали неудовольствие по поводу того, что их национальные костюмы представлены в безобразном виде и тем давали невыгодное представление об их племени»4.
Господствующие классы царской России, ее административный аппарат, опираясь на церковь и черносотенную печать, обирали материально и духовно мордовский народ, принижали и оскорбляли чувство его достоинства, искореняли его самосознание, чинили препятствия развитию его языка, образования и культуры, внушали мордве чувство неполноценности, стыда за свой народ, что не могло не отражаться на его этническом самосознании. Национальное самосознание мордвы» - писал в 1890-х гг. один из ее исследователей, автор монографии «Мордва» профессор Казанского университета И. Н. Смирнов, - в высшей степени слабо: они как будто даже стыдятся своего мордовского происхождения...»5.
Всякие попытки иначе взглянуть на будущее инородцев, показать им «свет в конце тоннеля», тонули в сонме голосов, вещавших об их непременной, форсированной ассимиляции в лоне русского этноса. Даже утвержденная официально циркуляром Совета министра народного про-
2 Мартынов А. Мордва в Нижегородском уезде. Из записок 1863 г. // Нижегородские губернские ведомости. Часть неофициальная. 1865. № 24. С. 194.
3 Гребнев М. Мордва Самарской губернии // Самарские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. 1886. № 23. С. 462.
4 Евсевьев М. Е. Избранные труды. В 5-ти т. Т. 5. Саранск, 1966. С. 487.
5 Смирнов И. Н. Мордва. Казань, 1895. С 4.
свещения «О мерах к образованию населяющих Россию инородцев» от 26 марта 1870 г., так называемая «Система Н. И. Ильминского», предлагавшая христианское просвещение на родном языке и преследовавшая по существу те же миссионерско-руссификаторские цели, и та встречалась «в штыки» на различных уровнях, в том числе и в самой министерской сфере. К примеру, член Ученого комитета Министерства народного просвещения Георгиевский в 1867 г. утверждал, что нельзя учить инородцев на родном языке, ибо это «может послужить к пробуждению племенного самолюбия и уважения к собственному языку»6.
На страницах «Журнала Министерства народного просвещения» при обсуждении вопроса об образовании инородцев было высказало такое суждение: «Язык - это народ: утвердите язык письменностью, дайте ему некоторую литературную обработку, изложите его грамматические правила, введите его в школу и в церковь, и вы тем самым утвердите соответствующую народность и доселе безразличную в отношении к языку массу инородцев, с явным даже влечением к усвоению русского языка, вы обратите в племя, которое будет дорожить своими особенностями и будет настаивать на своем обособлении»7.
Министр народного просвещения граф Д. А. Толстой в циркуляре от 23 мая 1870 г. управляющему Казанским учебным округом особо подчеркивал, что инородческие языки могут быть употребляемы в школах лишь «по необходимости, как орудие при первоначальном обучении и развитии инородцев»8. Разъясняя это положение, управляющий Казанским учебным округом М. Соколов писал Н. И. Ильминскому 9 июня 1870 г., что оно не дает повода полагать, будто «в инородческих школах будут учить инородческим языкам, которые не имеют ни грамматики, ни письменности, и изучение которых, в смысле изучения языка, немыслимо»9. Таковой была общая, казалось бы совершенно беспросветная для нерусских народов этническая ситуация, когда начиналась просветительская деятельность А. Ф. Юртова, и немногим позже - М. Е. Евсевьева.
Учитель-мордвин А. Ф. Юртов, первый на территории всей Российской империи, начавший на селе использовать родной язык систематически при обучении учащихся сначала в эрзя-мордовском селе Старая Бесовка Ставропольского уезда Самарской губернии (ныне Новома-лаклинского района Ульяновской области), где работает с 1883 по 1888 год включительно, затем в мокша-мордовском селе Старая Бинарадка этого же уезда (ныне Красноярского района Самарской области) с 1889 по 1891 год, подвергся
6 Мокшин Н. Ф. Этническая история мордвы. Саранск, 1977. С. 137.
7 Журнал Министерства народного просвещения. 1867. № 4- 6. Ч. 134. С. 91- 92.
8 ЦГА РТ. Фонд 968. Н. И. Ильминский. Оп.1. Д. 2. Л. 31.
9 Там же.
резкой критике со стороны инспектора народных училищ этой губернии Г. Гравицкого за «злоупотребление мордовским языком».
Посетив 17 декабря 1890 г. школу в с. Старая Бинарадка, инспектор дал следующий отзыв: «По моему мнению, успехи школы много выиграли бы, если бы учитель не злоупотреблял мордовским языком, к пособию которого он слишком часто при классных занятиях обращается. Он, как мордвин сам, любит больше объясняться с учащимися по-мордовски, чем по-русски. И если это было заметно мне при посещении школы, то надо предположить, что и вообще на уроках русский язык в загоне. Вследствие этого, по-моему, мальчики так плохо читают по-русски и так плохо объясняются. К мордовскому языку следовало бы обращаться только в редких случаях, чтобы объяснить для учащихся понимание сообщаемого им, преимущественно же на первых порах поступления детей в школу, когда объяснения на русском языке кажутся для них недостаточно вразумительными. На это указано мною учителю»10.
Глубоко огорченный этим отзывом, выпускник Казанской учительской семинарии, воспитанник Н. И. Ильминского, А. Ф. Юртов писал ему: «По правде, что успехи учеников моей школы не блестящи, несмотря на все мое старание и почти нечеловеческие усилия с моей стороны - занимался и занимаюсь от зари и почти до зари... Успехи эти не блестящи от малого знания детьми русского языка: большая часть поступающих в школу детей вовсе не умеет говорить по-русски, а затем как и в истекший, так и нынешний год ходили аккуратно в школу только до апреля месяца; ныне в конце марта посещало школу 58 человек, а теперь только 10 человек ходит всего. Не стану перечислять все причины малоуспева-емости (да и не настолько плохи они на самом деле, какими выставляет их г. Инспектор) детей моей школы, а скажу только, что никак не от злоупотребления мною мордовским языком. Как Вам известно, я плоховато понимаю мокшанское наречие, а еще плоше говорю на чем. Всего на бумаге передать нельзя, о чем бы хотелось порассказать и в чем попросить Вашего совета. Быть может я сам причиною неблаговоления ко мне г. Инспектора. В последнее его посещение последовало не слишком длинное, повторяющееся, запутанное и ни к чему не ведущее нравоучение. Я сказал ему, что я, как инородец сам, знаю, как тяжело инородцам без передачи на их язык понимать некоторые вещи. Боюсь, как бы г. Инспектор на сем основании не помарал меня чем-нибудь пред его Преосвященством! (подразумевается епископ Уфимской епархии Дионисий. - Н. М.)»11.
10 ЦГА РТ. Фонд 968. Оп. 1. Д. 166. Л. 43.
11 Там же. Л. 43 об., 44 об.
А. Ф. Юртов родился 8 февраля по старому стилю (20 февраля по новому стилю) 1854 г. в эрзя-мордовском с. Калейкино Мензелинского уезда Уфимской губернии, что ныне в Альметьевском районе Республики Татарстан, в крестьянской семье. До поступления в семинарию, он успешно закончил Казанскую крещено-татарскую школу, которая, как и Казанская учительская инородческая семинария, открылась по инициативе Н. И. Ильминского. Уже в этой школе ее директор обратил внимание на даровитого ученика, первого мордвина в ней, с которым поддерживал тесные связи до конца своей жизни (умер Ильминский в 1891 г.).
По окончании учительской семинарии (1876 г.) А. Ф. Юртов был оставлен преподавателем мордовского училища при ней, в качестве которого работал до 1883 г., когда на этой должности его сменил М. Е. Кобаев (Евсевьев), бывший его ученик по семинарии. Замечу, кстати, что Казанская учительская семинария была той самой кузницей кадров, в которой сформировалась первая волна интеллигенции финно-угорских народов Волго-Камья, в том числе творческой. Именно здесь учились впоследствии такие выдающиеся деятели мордовский культуры, как поэт, переводчик, организатор просвещения мордовского народа З.Ф.Дорофеев, композитор, хоровой дирижер, педагог Л. П. Кирюков, эрзя-мордовский поэт и педагог И. П. Кривошев, эрзя-мордовский прозаик, журналист П. С. Глухов, педагог-методист, доктор педагогических наук, профессор Ф. Ф. Советкин и многие другие. Но А. Ф. Юртов был первым мордвином - учеником, воспитанником этой семина-
1 2
рии, открывшейся в 1872 году .
Идейным основателем семинарии был Н. И. Ильминский (1822-1891) - сын протоиерея Николаевской церкви города Пензы - выпускник Пензенской духовной семинарии, а затем Казанской духовной академии (1846), профессор этой академии и Казанского университета, действительный статский советник, член-корреспондент Российской Академии наук. Монархист по идейным убеждениям, он верой и правдой служил царизму и Русской православной церкви, но в отличие от многих своих предшественников и современников, отвергал насильственные методы христианизации, придавал решающее значение в ее процессе родному языку. Именно по его инициативе при миссионерском обществе «Братство святителя Гурия», открывшемся в Казани в 1867 г. (названо по имени первого в Среднем Поволжье миссионера епископа Гурия, XVI в.), была создана в 1876 г. Переводческая комиссия под председательством Ильминского, которая занялась организацией работы по переводу на языки
12 Мокшин Н. Ф., Мокшина Е. Н. Мордва и вера. Саранск, 2005. С. 205-206.
поволжских народов миссионерской литературы и публикацией ее13.
Работая в течение семи лет в мордовском училище при Казанской учительской семинарии, А. Ф. Юртов особенно в летнее время много ездил и ходил по мордовским селам и деревням поволжских губерний, вел миссионерскую деятельность, набирал способную молодежь для обучения в указанной семинарии. А. Ф. Юртовым были переведены на эрзянское наречие мордовского языка церковные книги «Священная история Ветхого и Нового Завета» (Казань, 1880, 1883), «Покш праздникт» (Казань, 1881), «Евангелие от Матфея» (Казань,1882), «Чин исповедания и како причащати больного» (Казань, 1884). А. Ф. Юртов является автором «Букваря для мордвы-эрзи с присоединением молитвы и русской азбуки», вышедшего в свет в Казани в 1884 году. Это был первый букварь специально созданный для обучения грамоте мордвы-эрзи.
С переведенными на родной язык церковными книгами, еще пахнувшими типографской краской, молодой миссионер шел к своему народу, неся слово Божье. До нас дошли 32 его письма, адресованные учителю Н. И. Ильминскому, которые являются ценнейшим источником для изучения не только мордовского просветительства, но и этнокультурного состояния мордовского мордвы последней четверти Х1Х века. Ответные письма Н. И. Ильминского А. Ф. Юртову, к сожалению, не сохранились, они сгорели в зловещем пожаре, случившемся 1 июля 1891 г. в Старой Бинарадке. Пожар превратил в пепел 126 домов, сгорело четверо крестьянских детей, «ослепли совершенно» жена и дочь Юртова.
Письма А. Ф. Юртова, большая часть которых опубликована мною на страницах журнала «Сят-ко» (1993, № 7-8), это не просто письма, это письма исповеди, в которых нет йоты фальши. Вот фрагмент, к примеру, одного из писем: «. Я 1 июня из Письмянки один пошел в мордовское село Старее Бориски, которое от Письмянок около 50 верст будет. До Борисок я в этот же день вечером дошел. Здесь я на квартире только переночевать попросился, а как переночевал, сказал хозяевам, что я желал бы у них еще денька два пожить. Они сказали: мы очень рады тебе, хоть и больше живи у нас. Я на следующий день открылся им, что и я такой же мордвин, как и они, потом рассказал, зачем я к ним в деревню пришел. Я здесь, три дня проживал, не только бранного слова, но и грубости не слыхал в обращении семейных друг с другом. Отсюда я тоже в мордовское село Секлетар отправился, куда часов в семь пробыл. Я в Секлетаре вышел на улицу, сел на лавочку, тут подошло ко мне несколько старичков, которым я рассказал, зачем пришел к ним и еще, между прочим, сказал, что кое-что из Св. Писания перевожу на мордовский язык. Ста-
13 Там же. С. 183-184.
рики просили меня что-нибудь прочитать из переведенного мною. Я, конечно, с полным удовольствием удовлетворил их желание. После чтения некоторые старики со слезами на глазах говорили: «Экой, Вере Нишке Паз Корьминицкем! Кода Инязоро-пазось минек кискак старае, коли зярдо бу минь эрзянь кельсэ Паздо марявлинек». После этого долго беседовал я с ними»14.
В процессе своих многочисленных поездок, а точнее сказать, хождений по мордовским селениям А. Ф. Юртов собирал памятники устного народного, выявлял и накапливал необходимые материалы для издания образцов живого народного языка как основы для учебной и вероучи-тельной литературы. Результатом этой работы явились два выпуска сборников мордовского фольклора, бывшие по существу первыми специальными изданиями произведений мордовского устного народного творчества (песен, сказок и загадок) (Образцы мордовской народной словесности. Вып. 1. Песни на эрзянском и некоторые на мокшанском наречии. Казань, 1882; Образцы мордовской народной словесности. Вып. 2. Сказки и загадки на эрзянском наречии мордовского языка с русским переродом. Казань.1883).
20 июля 1891 г. его преосвященством епископу Уфимской епархии Дионисием А. Ф. Юртов, за три недели до этого переживший пожар, в котором не только сгорело все его имущество, но и «ослепли совершенно» его жена и дочь, был рукоположен в сан священника и назначен священнослужителем во вновь образовавшийся Андреевский мордовский приход Уфимского уезда Уфимской губернии. Село Андреевка, где проживала мордва-эрзя, отстояло от Уфы на 35 верст (ныне в Кармаскалинском районе Республики Башкортостан). О своем приезде в Андреевку Юртов писал Ильминскому: «Приехал я в село Андреевку (Новый Энгалыш или Гайгалыш тож) 24 числа (июля 1891 г. - Н. М.). Село малюсенькое, в 273 ревизских души и вообще все строения очень неказисты. Церковь маленькая, без колокольни, построенная крестьянами первоначально для молитвенного дома, еще не освященная; причтовых домов тоже еще нет. Я на своих будущих прихожан, видимо, произвел впечатление хорошее: несколько старушек со слезами радости высказали мне, что их кости старые Господь сподобит похоронить своему Андреевскому священнику, а главное - своему по племени и языку родному. Прихожане обещали дом священнику начать строить на другой же день. После долгого пути я привез свое семейство в Уфу 22 августа, а 24 числа с снова разболевшимся и ослепшим семейством переехал на место насто-
15
ящего служения» .
Но и здесь, в Андреевке, А. Ф. Юртов, как истинный просветитель, думал не только о делах
14 Сятко. 1993. № 7-8. С. 56.
15 ЦГА РТ. Ф. 968. Оп. 1. Д. 165. Л. 39 об., 56-57 об.
церковных, но и о мирских, в первую очередь, о просвещении народа. «Хотелось бы мне, - писал он Ильминскому, - основание положить церков-но-приходской школе, да средств негде взять. Не найдете ли Вы, Николай Иванович, возможным снабдить предполагаемую школу (человек на 15/)самым необходимым: книгами, учебными пособиям (аспидными досками, грифелями, карандашами, ручками и перьями)»16. Будучи священнослужителем, А. Ф. Юртов продолжал не только миссионерскую, но и педагогическую деятельность. В 1895 г. ему удалось открыть в с. Андре-евка трехклассную церковно-приходскую школу. Он способствовал преобразованию этой школы в земскую, что произошло в 1906 г., оказывал всяческое содействие созданию в этом селе библиотеки для крестьян. Здесь он продолжает давно начатую работу по сбору произведений мордовского фольклора и составлению эрзянско-мокшанско-русского словаря. Фрагмент этого словаря на 160 половинках листов, включающего около двух тысяч слов от буквы К до буквы Т, в настоящее время находится в рукописном фонде Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского университета, но, к сожалению, на него пока не обратил внимания ни один современный мордовский лексикограф (Рукописный фонд Научной библиотеки им. Н. И. Лобачевского Казанского университета. Шифр 2580).
Превосходный знаток мордовских языков и этнографии мордовского народа, Юртов пользовался известностью и по праву считался авторитетом в этих областях знаний. В одном из писем Н. И. Ильминскому от 10 августа 1889 г. он сообщал, что получил письмо от стипендиата Гель-сингфорсского университета доктора философии Арвида Генеца, в котором тот просил Юртова быть руководителем при изучении им мордовского языка, на что получил положительный ответ. Просьбу свою А. Генец направил Юртову из села Юски Вятской губернии, где занимался изучением вотского (удмуртского) языка. К сожалению, у нас пока нет сведений, состоялась ли их встреча.
Переводческая комиссия при «Братстве святителя Гурия» неоднократно обращалась к А. Ф. Юртову за советами, просила дать оценку тому или иному переводу церковных произведений. Так, комиссия эта возвратила в Самарскую духовную консисторию рукопись «Переводные поучения с русского языка на мордовское наречие» диакона Петра Ильина, присланную Консисторией в Совет этого «Братства» в 1897 году. В своем отзыве на нее А. Ф. Юртов писал: «Насчет перевода этого должен сказать, что о. диакон Ильин человек, как видно, очень трудолюбив, но еще не наторел в переводном деле и не совершенен в мордовском языке. На мой взгляд, перевод этот главным образом неудовлетворителен вслед-
16 Там же. Л. 56.
ствие подстрочной передачи каждого слова. Вероятно, о. диакон Ильин не обратил еще должного внимания на то, что между русским и мордовским языком нет никакого сходства ни в значении слов и форме, ни, главным образом, в конструкции речи. При том поучения о. Путятина слишком поэтичны и богаты образами и формами, которые по-мордовски буквально передать почти невозможно. По моему мнению, как бы то ни было, поучения на мордовский язык нужно не переводить, а перелагать, перестраивать благоразумно, по-своему, по требованию языка, держась общего строя поучения, не искажая истины: неудобо-переводимые слова пропускать или заменять их другими словами...»17
В то же время А. Ф. Юртов давал высокую оценку переводам вероучительной литературы, выполненным М. Е. Евсевьевым. В одном из писем Ильминскому он, в частности, отмечал, что перевод (а правильнее, на его взгляд, переложение) «Крещения Руси» на эрзянский язык, сделанный Макаром Евсевьевичем, «очень хорош, так что ни одной книги нет еще так хорошо переложенной на мордовский язык» 18. Крещение Руси в переводе Евсевьева было опубликовано в Казани в 1888 году.
Умер А. Ф. Юртов 1 мая 1916 г. в с. Андреевка Уфимского уезда Уфимской губернии, где и похоронен. Изучение просветительской, педагогической, переводческой, научной и миссионерской деятельности А. Ф. Юртова по существу лишь начинается. Думается, что поисковая деятельность ученых, краеведов по описанию жизненного и творческого пути Юртова, выявлению рукописей его фольклорных сборов и материалов по мордовско-русскому словарю, других сведений, связанных с его многогранной и чрезвычайно интересной жизнедеятельностью, будет продолжена и приведет к новым находкам и открытиям.
Итак, А. Ф. Юртова следует по праву считать предтечей мордовского просветительства, который своей судьбой, учительской и научно-просветительской деятельностью был живым примером для его ученика - М. Е. Евсевьева. Но в советское время имя А. Ф. Юртова оказалось совершенно забытым и не столько из-за принятой анонимности учебных книг и канонических переводов, сколько из-за атеистической зашо-ренности и предвзятого подхода к духовенству, как к классово чуждому социальному элементу. С этих же позиций в советские годы замалчивалась миссионерско-просветительская деятельность М. Е. Евсевьева, что, естественно, не только обедняло, но и умаляло его вклад в формирование и развитие мордовского просветительства, не только религиозного, но и светского, поскольку то
17 ЦГА РТ. Фонд 93. Казанская учительская семинария. Оп. 1. Д. 623. Л. 13-14.
18 ЦГА РТ. Фонд 968. Н. И. Ильминский. Оп. 1. Д. 166. Л. 67 об.
и другое в те годы было взаимосвязано, выступало как национальное.
Через несколько месяцев после Октября М. Е. Евсевьев - старый российский интеллигент, коллежский советник, обладавший царскими наградам, известный в официальных кругах России, был арестован советскими властями. Арест произошел в 1918 г. и стал следствием известных «казанских чисток», проводившихся ВЧК после мятежа белочехов, когда задерживались все лица, хотя бы косвенно связанные с его участниками. Арест и пребывание в тюрьме стали самыми мрачными страницами в биографии уже немолодого М. Е. Евсевьева, и он впоследствии старался не вспоминать этот тяжелый эпизод. Он рассказывал, по воспоминаниям его ученика и родственника П. П. Глухова и навещавшего его в тюрьме односельчанина М. Я. Михеева, только о том, как занимался ликвидацией безграмотности своих сокамерников. М. Е. Евсевьев был освобожден по настойчивым просьбам известных советских деятелей тех лет. С просьбами в ВЧК об освобождении М. Е. Евсевьева обращались руководители Народного комиссариата просвещения А. В. Луначарский, М. Н. Покровский и Н. К. Крупская, заведующий Мордовским подотделом Наркомнаца Д. В. Желтов, заведующий Мордовским бюро Наркомпроса Г. К. Ульянов. М. Н. Покровский характеризовал его в своем ходатайстве как «незаменимого работника, специалиста по этнографии мордвы»19.
Вместе с тем, 1920-1931 гг. были периодом разнообразной и плодотворной деятельности М. Е. Евсевьева, как научно-педагогической, музееведческой, так и общественной. Это было время перемен, взлета и надежд, как и реализации многих замыслов, которые вынашивались в предшествующий период, публикации его книг - фундаментальных трудов по этнографии, яэыкознанию, лексикографии, фольклористике (Основы мордовской грамматики. М.1928; Эрзянь морот. М., 1928; Эрзянь евскст. М., 1928; Эрзянь-рузонь валкс. М., 1931; Мордовская свадьба. М., 1931). Умер М. Е. Евсевьев 10 мая 1931 года. В 1930-х гг., уже после кончины ученого-просветителя началась «переоценка» его наследия, пересмотр его сквозь призму воинствующего атеизма и классового подхода, посыпались упреки в пренебрежении «современной революционной терминологией», в «подверженности влиянию дореволюционных традиций», в связях с «финскими буржуазными сепаратистами», в том, что публиковавшиеся им исторические материалы, образцы мордовского фольклора лишены революционной тематики и новой реальности строительства социализма20.
19 Осовский Е. Г., Зеткина И. А. Макар Евсевьевич Евсевьев: просветитель, ученый, педагог. Саранск, 2003. С. 30-31.
20 Там же. С. 37.
И хотя, независимо от конъюнктурных политических оценок, научное и педагогическое наследие М. Е. Евсевьева уже прочно вошло в золотой фонд мордовской культуры и стало ее фундаментом, как справедливо отмечал один из его учеников доктор педагогических наук, профессор Ф. Ф. Советкин в своем выступлении на юбилейном торжестве, посвященном 100-летию со дня рождения М. Е. Евсевьева. «Саранск как-то недостаточно внимания уделяет светлой памяти и неоценимым заслугам перед мордовским народом просветителя мордвы Макара Евсевьевича. Я предлагаю, - говорил он, - соорудить ему памятник в центре города. Думаю, что этот вопрос будет в скором времени решен»21.
Сейчас, когда после многих десятилетий замалчивания наше общество востребовало материалы из жизни политических, церковных, общественных деятелей, проводивших линию, альтернативную революционным демократам и либералам прошлых времен, просветительское наследие А. Ф. Юртова и М. Е. Евсевьева вновь актуализировалось. И это понятно: их мысли и действия, не отличаясь революционной яростью и непримиримостью, были весьма весомыми в жизни государства, функционировании его социальных институтов, в упрочении его этнических основ, этнокультурных традиций самобытности. Именно такие люди, при естественной их скромности в самооценках, а отнюдь не одержимые идеологией революционного максимализма и фанатизма функционеры, сыграли важную роль в жизни многих поколений простых людей России, составляющих ее народов. И теперь, после того как угас послереволюционный порыв спровоцированных масс, опыт мыслительной и практической деятельности этих уравновешенных ответственных перед соотечественниками людей должен служить образцом для созидателей России ХХ1 века. В числе таких образцов для активного гражданина нынешнего и будущих времен можно, вне сомнения, взять образы и подвижнические труда выдающихся сынов мордовского народа и России А. Ф. Юртова и М. Е. Евсевьева.
Список литерат уры:
1. Гребнев М. Мордва Самарской губернии // Самарские епархиальные ведомости. Часть неофициальная. - 1886. - № 23.
2. Евсевьев М. Е. Избранные труды. В 5-ти т. Т. 5. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1966.
3. Журнал Министерства народного просвещения. - 1867. - № 4-6. Ч. 134.
4. Мартынов А. Мордва в Нижегородском уезде. Из записок 1863 г. // Нижегородские губернские ведомости. Часть неофициальная. - 1865. - № 24.
5. Мокшин Н. Ф. Этническая история мордвы. -Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1977.
21 Советкин Ф. Ф. Избранные труды. В 3-х т. Т. 3. Саранск, 1981. С. 151.
6. Мокшин Н. Ф., Мокшина Е. Н. Мордва и вера. -Саранск: Мордов. кн. изд-во, 2005.
7. Осовский Е. Г., Зеткина И. А. Макар Евсевьевич Евсевьев: просветитель, ученый, педагог. - Саранск, 2003.
8. Полевой Н. История русского народа. В 2 т. Т.
1. СПб., 1830.
9. Сятко. 1993. № 7-8.
10. Смирнов И. Н. Мордва. - Казань, 1895.
11. Советкин Ф. Ф. Избранные труды. В 3-х т. Т. 3. - Саранск: Мордов. кн. изд-во, 1981.
12. ЦГА РТ. Фонд 93. Казанская учительская семинария. Оп. 1. Д. 623.
13. ЦГА РТ. Фонд 968. Н. И. Ильминский. Оп.1. Д.
2, 165, 166.
Reference list:
1. Grebnev M. Mordva Samara province // Samara diocesan vedomosti. Of the non-official. 1886. № 23.
2. Evseviev M. E. Selected Works. In 5 t. T. 5. - Saransk, 1966.
3. Journal of the Ministry of National prosvescheniya. -1867. - № 4-6. Part 134.
4. Martynov A. Mordva in the Nizhny-Novgorod district. From the notes of 1863 // Nizhny Novgorod statements. Part informal. - 1865. - № 24.
5. Mokshin N. F. Ethnic history mordovians. - Saransk, 1977.
6. Mokshin N. F., Mokshina E. N. Mordva and faith. -Saransk, 2005.
7. Osovsky E. G., Zetkina I. A. Makar Evsevievich Evseviev: educator, scientist, teacher. - Saransk, 2003.
8. Field N. History of the Russian people. In 2 t. T. 1. - SPb., 1830.
9. Siatko. -1993. - № 7-8.
10. Smirnov N. Mordva. - Kazan, 1895.
11. Sovetkin F. F. Selected Works. In 3 t. T. 3 - Saransk, 1981.
12. CSA RT. Fund 93. Fund Kazan teachers' seminary. Op. 1. D. 623.
13. CSA RT. Fund 968. N. I. Ilminsky. Op.1. D. 2, 165, 166.