CC BY
7
УДК 17.035.3(571.56)
Л. Р. Кулаковская
А.Е. Кулаковский и П.А. Ойунский: отношения«старой» и «новой» интеллигенции в историко-культурном контексте
В статье рассматриваются основные подходы к пониманию отношения Ойунского к Кулаковскому, поднимаются вопросы историзации личностей и их наследия, существующих на границах различных наук: истории, культурологии, социологии, философии, психологии, филологии.
Ключевые слова: наследие, вызовы времени, переосмысление, формирование личности, общечеловеческие ценности, якутская культура, проблема инволюции, преемственность.
ИСТОРИЧЕСКИЕ НАУКИ
В истории Якутии Алексей Елисеевич Кулаковский занимает центральное место как духовный лидер своего народа, мыслитель, основоположник якутской литературы, разносторонний ученый, пассионарий. Платону Алексеевичу Ойунскому также принадлежит в ней большое место как революционеру, крупнейшему партийно-государственному деятелю, выдающемуся писателю, ученому-исследователю якутского языка.
Для исследователей жизни и творчества двух исторических личностей их взаимоотношения представляют определенный интерес [Федосеев, 1983; Башарин, 1984]. В той или иной мере эта проблема рассматривалась и в других работах, посвященных истории Якутии, ее культуры. Надо отметить, что данный вопрос, имеющий не только большое научное, но и общественное значение, не теряет своей ценности и сегодня.
Современные тенденции гуманитарной науки, новейшие фактографические изыскания и методологические запросы требуют пересмотра всего корпуса документов, касающихся жизни и деятельности классиков.
Безусловно, в новом подходе нуждаются исто-ризация Кулаковского и Ойунского и их наследия, изучение творческой преемственности и их взаимоотношений. Надо сказать, что в нашем случае актуальность разработки этой конкретной проблемы усиливается в связи с переосмыслением историко-культурного, общественного, философского контекстов оценки Ойунским наследия Кулаков© Л.Р. Кулаковская, 2015
ского, начиная с 1934 г. Эксплицирование данных высказываний, отражающих состояние творческой личности, поставленной перед драматическим ценностным выбором, требует от исследователей максимально внимательного отношения.
И ещё. В сложном вопросе взаимоотношений людей, тем более поэтов, в какой-то мере можно разобраться, лишь выявив точки совпадений, различий, соприкосновений, совместимо-стей или интолерантностей.
Констатируя, что общим в Кулаковском и Ойунском является их стремление к улучшению жизни якутов,следует отметить и кардинальные различия в методах достижения ими своих задач, обусловленных не только исторически.
Во-первых, Алексей Елисеевич Кулаковский (1877 г.р.) и Платон Алексеевич Ойунский (1893 г.р.) имели большое возрастное различие. И, как следствие, их разделяли жизненные и исторические условия, в которых формировались их личности и разворачивалась общественно-политическая и литературно-научная деятельность.
Появление феномена Кулаковского стало главным ответом на потребность традиционного общества в просветителе, духовном лидере. Потому он - плоть от плоти якутов того общественного уклада, который характеризуется способом регуляции жизни, основанном на исконно национальных традициях, обычаях. Недаром сам поэт и исследователь подчеркивал, что он, природный якут, «рос и воспитывался среди косных якутов и
вне сферы влияния русского языка. Верил во все то, во что верили окружающие, и все ... впитал в себя вместе с молоком матери» [Кулаковский, 1979, с. 8]. Многие исторически и документально подтвержденные факты свидетельствуют о том, что при всей неизменности сложившихся социокультурных устоев жизни, тяжести повседневного быта дореволюционный якут чувствовал себя свободной личностью. О своих счастливых и беззаботных годах детства и юности, наполненных внутренней свободой, Алексей Елисеевич написал ещё в 1912 г. [Кулаковский, 2012, с. 65]. Приверженец эволюционного развития общества, глубокий аналитик общественных явлений, в своих произведениях, особенно в поэме «Сон шамана», он писал о жестокости революционных преобразований, их быстротечности в большом историческом времени. После революции 1917 г. он не изменял своим жизненным принципам, оставаясь носителем гуманистических духовных ценностей народа из немногочисленного числа представителей якутской интеллигенции, вовлеченных в вихрь революционных преобразований, затем разделенных в братоубийственной Гражданской войне на два непримиримых лагеря.
Аксиология А.Е. Кулаковского, жившего на рубеже культур - дореволюционной якутской и новой советской просматривается и с позиций главного вызова временив истории человечества - свободы. Свободный духом мыслитель, поэт и исследователь, он не ограничивал, как были вынуждены во время большевизации и идеологизации общества его соратники по перу, полет своих мыслей. Потому его научные труды всеобъемлющи, а его взгляды на жизнь, на общественное устройство основаны только на общечеловеческих, гуманных ценностях.
Дореволюционная якутская культура по своей сути диалогична: она основана на стремлении понять иное в дистанцированном отношении к самой себе. Советская же культура категорична. В этом противостоянии ценностей -вечных и временных, созидательных и разрушительных было неизбежным то, что различие художественных традиций прошлого и революционного времени перековалось представителями новой культуры в классовое. Перенесение в сферу культуры форм и методов классовой борьбы оказало негативное воздействие на духовную жизнь общества.
«Если Кулаковский А.Е. осознает себя как Поэта в качестве "Певца традиции», а сам является создателем новой традиции текстов, то П.А. Ойунский - это Поэт, "имеющий свою биографию", индивидуальная последовательность которой определяет цельность его видения...»,-пишет Н.В. Покатилова, подчеркивая, что Кула-ковский как личность и поэт формировался в дореволюционное время, а Ойунский - на границе дореволюционного и советского [Покатилова, 2015, с. 99-104].
Формирование личности П.А. Ойунского происходило в диаметрально противоположной плоскости, чем его литературного предшественника. На рубеже XX в. Якутия переживала усиление колониальной политики самодержавия, к тому же из-за длительных засух резко ухудшилось экономическое положение якутов. Потому основной лейтмотив воспоминаний поэта о детстве и юности -разорение родителей, голод, нищета и борьба за выживание. Несчастливые моменты отрочества сопровождали Платона Алексеевича по жизни, память удержала оскорбления и обиды. И, видимо, неспроста, он пишет, что «мои глаза начали открываться в марте 1917 г. при прочтении программы РСДРП(б). Меня обуяла безудержная радость. Дерзкий сын нищего, из-за бедности потерявшего человеческий облик Хочугура, Платон, нашел свой путь. Путь диктатуры пролетариата. Моя (вчера ещё уничижительно обзываемого молокососа "Маленький, и он туда же") задача - уничтожить частную собственность и эксплуатацию человека человеком» [Ойуунускай, 1975, с. 414-418]. Тяжелые жизненные коллизии, наслаиваясь друг на друга, усилили рефлексию обнаженного нерва души будущего революционера, организатора и руководителя молодой республики, поэта-трибуна.Та-ким образом, П.А. Ойунский в силу разных причин был готов к революции, желал революционных преобразований. В своем творчестве он пореволюционному агрессивен, по-большевистски жесток и беспощаден, что было характерно для многих советских поэтов того времени, принявших безоговорочно идеи Октябрьской революции. «Подлинность переживаний - вот то малое (и великое), что дало силу голосам народных поэтов в дни революции», -сказал Иванов-Разумник [1922, с. 209-211].
Во-вторых, Кулаковский и Ойунский отличались друг от друга по положению, которое зани-
мали в обществе.Если А.Е. Кулаковский был выразителем души народа и его уполномоченным к новой власти по сохранению традиционных фундаментальных ценностей и культуры, то П.А. Ойунский был и властителем реальным, и страстным выразителем чаяний новокрещен-ных революцией. Без сомнения, и в этом ракурсе вопрос их взаимоотношений представляет собой определенный научный интерес.
Как гласит древняя латинская пословица, «меняются времена, и мы меняемся с ними». Поэтому перед нами встает потребность новых дополнительных исследований в области изучения социальной и психологической адаптации людей, особенно выдающихся деятелей, к чрезвычайным условиям в период политических, социально-экономических катаклизмов, формирования общественных установок человека и его социально-психологической готовности к новой реальности. При этом необходимо иметь в виду одну постоянную доминанту - если изменения чрезмерны или преждевременны, то они разрушительны не только для общества, но и для конкретного человека.
Следовательно, в уточнении и новом исследовании, основанном на достижениях современной филологии, нуждаются личность и наследие П.А. Ойунского в целом. «Это касается и болезненных драматических ракурсов, явленных в судьбе Ойунского и в его наследии, это касается
и нюансировки, детализации всего его творче-
*
ского пути, подозревая при этом некоторое соответствие - или, напротив, - внутреннюю конфликтность Ойунского-политика, Ойунского-ученого, Ойунского-писателя».- констатирует М.Ф. Надъярных [2015, с. 104].
Исследуя закономерности этих конфликтных сцеплений, нужно иметь в виду, в первую очередь, что после обретения Якутией государственности якутская культура оказалась перед несколькими серьезными вызовами.
Вызов первый.Известная недосформирован-ность якутской политической прослойки поставила задачу взаимного соответствия её и представителей якутской национальной культуры. Пройдя существенную эволюцию, довольно неоднородное сообщество взявших власть в свои руки граждан Якутии должно было стать зрелой политической прослойкой, а деятели дореволюцион-
* Так в тексте М.Ф. Надъярных.
ной деидеологизированной культуры - представлять культуру якутского общества в новом историческом, секулярном времени.
Второй вызов. Появилась необходимость к консолидации культурных сил молодой республики для ликвидации всеобщей безграмотности как таковой и безграмотности политической, а также для создания взамен традиционной культуры культуры общества новой формации.
Наконец, третий вызов проявляется в полной зависимости национальной культуры от господствующей власти, зиждящейся на тоталитарной идеологии и плановой экономике, в рамках которых она должна была развиваться.
Ответом на эти вызовы нового времени стал П.А. Ойунский.
«Доступные научные и научно-популярные тексты Ойунского, посвященные различным ракурсам этнического наследия (это и "перечитанная" нами "Якутская сказка, её сюжет и содержание", 1927; "О якутском стихосложении", 1929; "Материалы о происхождении якутов", 1928; "О шаманизме и религии", 1930 и др.), могут рассматриваться как ценнейшие документальные свидетельства эпохи, достоверно отражающие характерные особенности переходного состояния творческой личности, поставленной в ситуацию драматического выбора ценностных смыслов», -так характеризует М.Ф. Надъярных внутреннее состояние Ойунского [Там же, с. 109].
Динамика выбора Ойунским «ценностных смыслов»идет от преемственности художественных традиций до разрушения старого мира и строительства нового. «Отсюда и имплицитное противопоставление себя и новой литературы предшествующей литературной традиции»,-констатирует Л.Н. Романова [2015, с. 122].
Таким образом, все наследие как Кулаковско-го, так и Ойунского является непреходящим ценностным ответом на вызовы своего времени. А изучение их взаимоотношений должно проецироваться через как их отличия (временные, возрастные, социальные, мотивационные, моральные и т.д.), так и сходства (ментальные, духовные, просветительские и т.д.). Это сложная комплексная проблема на стыке наук усугубляется скудостью имеющихся материалов. Тем не менее, исходя из содержания, их можно сгруппировать по следующим темам:
1) взаимоотношения П.А. Ойунского с Иваном Елисеевичем, Алексеем Елисеевичем, Романом Федоровичем и Реасом Алексеевичем Кула-ковскими;
2) Кулаковские и Ойунский в годы Гражданской войны;
3) отношение Ойунского к научной и литературной деятельности А.Е. Кулаковского до 1926 г.;
4) последующая метаморфоза истолкования П.А. Ойунским наследия А.Е. Кулаковского как ответ на вызовы времени;
5) Кулаковские и Ойунский в годы репрессий.
В статье мы попытаемся разобраться в третьей и четвертой проблемах.
При жизни Кулаковский не подвергался нападкам ни за литературное и научное творчество, ни тем более за политические взгляды. Вся якутская интеллигенция знала, какое высокое доверие у народа к бксекулээх блексей, к его слову. Соответственно относились к нему и представители новой власти, тем более П.А. Ойунский, с детства наслышанный о живой легенде народа А.Е. Кулаковском и знавший его произведения в устном изложении якутов.
Мы не располагаем материалами о личных встречах П.А. Ойунского с А.Е. Кулаковским до 1920 г. Имеющиеся материалы содержат в основном факты о их совместной деятельности. Первое упоминание об Алексее Елисеевиче в архивных материалах Платона Алексеевича содержится в письме к М. Аммосову от 27 декабря 1917 г., где он пишет о талантливости поэта [Дорогой Максим..., 2013, с. 72].
П.А. Ойунский в действительности оценивал А.Е. Кулаковского как талантливого народного поэта, основоположника якутской художественной литературы, первого крупного якутского ученого.
Перед новой властью стояла острейшая задача по организации всех отраслей народного хозяйства, науки и культуры. Значение личности А.Е. Кулаковского, его трудов настолько было велико, что немедленно, несмотря на хозяйственную разруху и отсутствие средств, начиная с 1923 по 1926 г., было опубликовано большинство его работ и произведений.Не подлежит сомнению, что председатель ЦИК ЯАССР Ойунский принял деятельное участие в их издании. Осенью 1924 г. А. Е. Кулаковский представил в литературно-переводческую комиссию все свои научные труды и
поэтические произведения. Несмотря на то, что большая семья Кулаковских испытывала сильную нужду, часть этих трудов он сдал безвозмездно, другую - за небольшой гонорар [НА РС(Я). Ф. 60. Оп. 5. Д. 16. Л. 19 об.; Ф. 459. Оп. 1. Д. 69. Л. 69, 28, 28 об.].
Поступок Кулаковского глубоко оценил П.А. Ойунский и вместе с председателем литературно-переводческой комиссии А.Ф. Бояро-вым выразил поэту и исследователю свою искреннюю благодарность [Автономная Якутия, 1924]. 31 марта 1925 г. в Якутске было образовано первое в истории Якутии научно-исследовательское общество «Саха кэскилэ», одним из учредителей и заместителем председателя которого стал А.Е. Кулаковский, а председателем -П.А. Ойунский.
В феврале 1925 г. по заданию Литературно-переводческой комиссии Алексей Елисеевич написал проект о литературном государственном языке якутов [НА РС(Я). Ф. 60. Оп. 1. Д. 755. Л. 21-21об.]. Известно, что на Президиуме ЯЦИК по просьбе П.А. Ойунского и И. Бара-хова он сделал доклад «О государственном языке якутов». Заслушав его, Президиум постановил принять предложенный проект за основу якутского государственного языка.
Далее по хронологии фиксируется заявление Алексея Елисеевича от 14 мая 1925 г. на имя председателя ЯЦИК П.А. Ойунского с предложением о создании и отправке в Оймякон комиссии по мирной ликвидации повстанчества и с просьбой о включении его в состав комиссии, которое было поддержано.
Ещё в начале 1924 г. культурно-просветительское общество «Саха омук» выступило инициатором проведения чествования 35-летия литературной и исследовательской работы Кулаковского. 27 марта Якутский краевой отдел Русского географического общества (ЯКОРГО) на своем заседании поручает выступить с докладом на этом юбилее секретарю общества Баранову [Там же. Ф. 386. Оп. 1. Д. 8. Л. 41 об.]. Можно предположить, что председатель общества «Саха омук» А.И. Софронов, как человек знающий биографию Кулаковского, началом его научной деятельности посчитал время, когда тот системно начал собирать материалы по этнографии и фольклору, т.е. с 13-летнего возраста, что указал и сам исследователь. Но на каком-то этапе обсуждения вопросов по чествованию было решено отметить не
35-летие, а 25-летие литературной и исследовательской работы, т.е. со времени создания «Благословения Байаная».
27 мая в национальном театре впервые в истории Якутии состоялся вечер общественности и представителей власти, посвященный чествованию выразителя чаяний якутского народа. Это был юбилейный праздник первого национального поэта и ученого А.Е. Кулаковского - отмечалось 25-летие его деятельности в области литературы и науки.
Вечер открыл А.Ф. Бояров, с докладом о жизни и литературной деятельности Кулаковского выступил А.И. Софрнов, научно-исследовательскую работу осветил Г.А. Попов, затем с приветствиями выступили представители разных предприятий и учреждений, был дан замечательный концерт.
От имени ЯЦИК и научного общества «Саха кэскилэ» его поздравил П. А. Ойунский и вручил подарок -письменный прибор из мамонтовой кости, сделанный по специальному заказу знаменитым косторезом Никифоровым. Алексей Елисеевич сердечно поблагодарил организаторов и участников юбилейного торжественного заседания за внимание и чествование. Его слова о том, что он «работает для патриотического подъема родной Якутии, зная, что без него нет никакой культуры и цивилизации», были встречены «громом аплодисментов» [Автономная Якутия. - 1925].
25 сентября Совнарком ЯАССР назначил А.Е. Кулаковского, И. Барахова, А.И. Софронова делегатами на съезд тюркологов, который должен был состояться в Баку в 1926 г.
В дальнюю дорогу Кулаковский тронулся 5 октября на последнем в эту навигацию пароходе без средств на командировочные расходы. Перед выездом ему обещали выслать их в Иркутск. 18 ноября он отправил два письма П.А. Ойунскому, написанные в пути, о том, как тяжело далась ему эта поездка, как добирался по бездорожью, более подробно описал экономическое положение, климат, жизнь, охоту на местах, по которым проходил. «Ждал перевода до 19-го и уехал, заняв денег в долг. Конечно, не мог быть доволен Вами. Как же так - бросить на полдороге старика без присмотра», - написал человек, никогда ранее не выражавший своего недовольства. Судя по его тону, он действительно перенес много лишений, без денег, без знакомых людей, но все же и в этой ситуации проявил свою незаурядность, умение
выживать в экстремальных ситуациях. Второе письмо содержит информацию о том, что он узнал о существовании дороги из Аяна в Нелькан, минуя горы Джугжура [НА РС(Я). Ф. 386. Оп. 1. Д. 146. Л. 15-16].
К письму Кулаковский приложил две статьи, написанные в дороге, несмотря на острые боли в правой руке вследствие ревматизма: «О происхождении слова "якут"» - для «"Саха кэскилэ"», и «Гидра идет» - о приближении продолжительной засухи. Обращаясь к Платону Алексеевичу, он писал: «Ходатайствуйте пред Якутским представительством о выдаче мне пишущей машинки с якутским шрифтом, которая заменит мне недостающую мою руку. Статейку "Гидра идет"по прочтении перешлите Кротову. На сенные запасы обратите самое серьезное внимание и примите активное участие, ведь погибнут именно наши улусы».
П.А. Ойунский поручил 15 января И.Н. Винокурову телеграммой в Москву быстро найти для Кулаковского печатную машинку [Там же. Ф. 52. Оп. 1. Д. 217]. На первом письме прочитывается запись некоего В. Габышева: «"Саха кэскилэ". т. Боппуопка. т. Ойунскай кeрдehYYTYн бьЛыытынан ыытабын эйиэхэ. Б. ХабьЛап. 7/ У11-26 («"Саха кэскилэ". т. Попову. Отправлено по просьбе т. Ойунского)». Правительство республики проявило большую заботу о здоровье Кула-ковского. 31 декабря 1925 г. на заседании Президиума ЯЦИК было принято решение о выделении средств на двухмесячное лечение Алексея Елисеевича [Там же. Ф. 50. Оп. 1. Д. 142. Л. 21-28].
Таким образом, до 1934 г. Ойунский высоко ценил Кулаковского как поэта, разностороннего ученого. Признавая его отцом якутской литературы и первым исследователем истории, этнографии и языка якутов, он писал, что оставленное Алексеем Елисеевичем художественное и научное наследие будет немеркнущим достоянием поколений и в будущем станет изучаться все шире и глубже, из года в год будет приобретать все большее значение [Ойуунускай, 1926].
Позднее у П.А. Ойунского происходит переоценка наследия А.Е. Кулаковского. В опубликованной в 1935. г работе «Якутский язык и пути его развития», называя А.Е. Кулаковского «выдающимся национальным поэтом», «талантливейшим якутским национальным поэтом», а его произведение «Сон шамана» - «знаменитой поэмой»,он выступает против идейного содержания поэмы, находя поэта ярым национали-
стом и противником большевиков [Ойунский, 1935, с. 15, 67]. Здесь же обвиняет Кулаковского как националиста с «великодержавническими шовинистическими элементами» в борьбе за переход с латинизированного алфавита на русский.
В 1937 г., рассматривая письмо А.Е. Кулаковского «Якутской интеллигенции», в своей ещё не изданной работе «Из царства колониального рабства в царство свободы» [НА РС(Я). Ф. 1081. Оп. 6. Д. 52. Л. 32-35] он характеризует его как буржуазного идеолога, буржуазного националиста, протаскивающего под флагом спасения якутского народа как нации программу капиталистической эксплуатации трудящихся масс Якутии.
Отрицательные высказывания якутских писателей, партийных и советских деятелей, в особенности П.А. Ойунского, по отношению к наследию и личности А.Е. Кулаковского стыдливо-замалчивались и замалчиваются. Позиция страуса, прячущего голову в песок, не украшает никого, тем более исследователя, ибо дает неполное или даже превратное представление об изучаемой проблеме. Более того, упущено самое невосполнимое - время. Людей, которые знали суть и историю мнений некоторых деятелей культуры, науки, партийного и советского строительства, высказанных в разное время, от крайне положительных до крайне отрицательных, о Кулаков-ском, уже нет.
Сегодня с внушительной временной дистанции, когда более-менее известен пройденный нами путь, необходимо попытаться разобраться в этих, разумеется, не только нас беспокоящих, жестких вопросах.
Понять резкую метаморфозу взглядов признанных мастеров слова сложно, но можно. Для примера. Прожив долгую жизнь, Н.Е. Мординов-Амма Аччыгыйа имел возможность доказать случайность и необдуманность своего поступка, оценить выпад в адрес Кулаковского как самое черное пятно в своей биографии, но не объяснил причину, по которой он огульно обвинил поэта в «японо-фильстве» [Первый Всесоюзный., 1934, с. 639].
Что касается П.А. Ойунского, то, насколько нам известно, только известный фольклорист И.В. Пухов в 1979 г. в приложении к письму секретарю ЦК КПСС М.В. Замятину попытался объяснить метаморфозу его взглядов: «Когда П.А. Ойунский называл Кулаковского националистом, он находился под впечатлением тяжелой критики, обрушившейся на него в конце двадца-
тых годов..., почему П.А. Ойунский обрушился таким образом на А.Е. Кулаковского именно в такой книге, как "Русско-якутский терминологический словарь ". Но здесь ларчик открывается довольно просто. В те годы был весьма актуален вопрос, на какой основе создать якутскую национальную письменность, на основе латинского или на основе русского алфавита. А.Е. Ку-лаковский в свое время написал статью, в которой отстаивал идею алфавита на основе русской графики, что получало тогда поддержку и у других лиц. В то время в Якутии был принят алфавит на основе латинской графики, что имело своих противников. И вот Ойунский, защищая существующий государственный алфавит, полемизируя со сторонниками идей Кулаковского, и допустил свой выпад против него, как автора казавшегося ему ложным взгляда...» [Пухов, 1999, с. 163-164].
Принимая во внимание мнение И.В. Пухова, мы все же считаем, что причина была более серьезной.
Чтобы понять эту перемену во взгляде П.А. Ойун-ского, необходимо рассмотреть этот вопрос с учетом конкретно-исторического положения.
В стране стала осложняться внутриполитическая обстановка. С. Потапов впоследствии написал: «Мы все, кто был в командировке в Москве, были завербованы ОГПУ» [НА РС(Я). Ф. 1457. Оп. 2. Д. 322. Л. 64]. Известные события по выявлению националистов 1928 г., последующие решения ЦК партии свидетельствовали о предстоящих суровых испытаниях, которые впоследствии вылились в репрессии 40-х гг. Эти события охватили и дальний, и ближний круг П.А. Ойун-ского, и его самого.
Я соглашусь с мнением Г.П. Башарина, который сказал: «. при подобной обстановке Платон Алексеевич, по-видимому, стремился облегчить свое положение путем отмежевания от Кулаковского, критикой его идейного наследия, в частности, поэмы "Сон шамана". Это тем более было необходимо, так как "разоблачители" авторов поэм "Сон шамана" и "Красный шаман", в создании образов основных героев которых использованы типы шаманов, все время ставили Кулаковского и Ойунского, как"мистиков", "фаталистов", "символистов" на одну и ту же доску» [НА РС(Я). Ф. 5 п. Оп. 3. Д. 852. Л. 2].
Некоторые ответы или, по крайней мере, подсказки к ним мы можем найти в статье Н.М. Федь.
Подвергая анализу 1930-е гг., он пишет, что доведенный до абсурда классовый подход поразил все общество. Большевики выдвинули идею «перековки» общества и всего мира. Н.И. Бухарин провозгласил: «Нам необходимо, чтобы кадры интеллигенции были натренированы идеологически на определенный манер. Да, мы будем штамповать интеллигентов, будем вырабатывать их, как на фабрике» [Федь, 1998, с. 195-204].
Сложная ситуация сложилась и в советском литературном пространстве.
«Литературная газета» печатала разносные статьи на С. Есенина, М. Шолохова, Н. Клюева, М. Булгакова, А. Веселого, Б. Пильняка и т.д., обвиняя их в декаденстве, идейном разложении и шпионаже в пользу иностранных государств. П.А. Ойунский в то время жил и учился в Москве и, надо полагать, как истинный, пламенный большевик, следовал курсу общей обстановки в стране, нацеленной на девиз: «Весь мир насилия мы разрушим до основания, а затем мы наш, мы новый мир построим...».
Революционный дух разрушения эстетических ценностей прошлого не мог миновать и зарождающуюся якутскую советскую интеллигенцию. Литературные активисты (Кюндэ, Элляй, Абагинский, Чагылган, Г. Васильев и др.) быстро постигали суть новой власти и, говоря строками Мариэтты Шагинян, «до такой предельной глубины» растворялись в своей преданности большевизму, что в их произведениях «...политика сливается с лирикой».
Но не только это. Думается, что главное, в чем можно обвинить большевистско-коммуни-стическую диктатуру, и это самое страшное, - в том, что она привела к тому, что люди перестали считать свободу ценностью и вполне готовы были ею пожертвовать ради удобной, бесконфликтной жизни. К тому же у каждого человека существует некая сфера, онтологически ему свойственная, которая не может быть удовлетворена меркантильной стороной жизни. Эта сфера тяготеет к осмысленности и фокусируется на духовном аспекте. Человеку просто необходимо заполнять духовную лакуну, либо замещать ее идеологией. Так вот, через манипуляции с этими онтологическими устремлениями произошла подмена ценностей, порабощение человека, контролируемого конкретной идеей либо средствами материального благосостояния.
Здесь, в этом небольшом экскурсе в прошлое, мы попытались разобраться в весьма не-
простой проблеме инволюции эстетических взглядов деятелей советского периода. Понять трагичность душевного разлома великого Ойун-ского помогут размышления Д. С. Лихачева о закономерностях и антизакономерностях в литературе, где он определил антизакономерность как «проявление "свободы воли" историко-литературного процесса, писателя и даже его произведения» [Лихачев, 1990, с. 3-5].
В нашем случае антизакономерностью, проявлением «свободы воли» директора Научно-исследовательского института языка и культуры при СНК ЯАССР, депутата Верховного Совета СССР первого созыва Платона Алексеевича Ойунского является распоряжение о подготовке к изданию художественных произведений классика якутской дореволюционной литературы А.Е. Кула-ковского с предисловием, биографией и комментариями.
Мы солидарны с мнением Г.П. Башарина, что «это и есть последнее слово Ойунского о Ку -лаковском. Оно отражает общую положительную оценку Платоном Алексеевичем Алексея Елисеевича» [НА РС(Я). Ф. 1457. Оп. 2. Д. 322. Л. 86-87].
В статье в основном рассмотрено отношение П. А. Ойунского к А.Е. Кулаковскому, так как на сегодня, кроме двух писем к Ойунскому, имеющихся в распоряжении исследователей, нет других источников для объективного выстраивания темы «Кулаковский об Ойунском».
На основании вышеизложенного можно сделать некоторые выводы:
1. При несомненной преемственности художественного слова и общности идеи развития якутского общества Кулаковский и Ойунский являются разными голосами разных эпох. Только в первом случае один победил эпоху, сделав её материалом для себя, другой - в некоторой степени сам стал материалом безжалостного молоха железной эпохи. Один, рожденный и проживший в традиционном обществе, как он сам писал в 1912 г., на свободной якутской земле, имел свободу духа, связанную, конечно же, со свободой слова, второй -несвободу духа и слова, когда сзади него, говоря словами Зинаиды Гиппиус, «стоял указующий с наганом».
2. Объективное изучение отношений между историческими личностями, оценки Ойунским наследия Кулаковского начиная с 1934 г. возможно только при переосмыслении всего его насле-
дия с учетом историко-культурного, общественного, философского контекстов. Мы воспринимаем позицию П.А. Ойунского по отношению к Кулаковскому, начиная с 1934 г., с уважением к его личности и видим стоящую за ней трагедию: внутреннюю конфликтность Ойунского-полити-ка, Ойунского-ученого, Ойунского-писателя.
3. Нам необходимо сохранить традиционные ценности, поскольку на них зиждется свобода человеческой личности, они позволяют сохранить целостность духовной сферы.
В заключение хочется ещё раз напомнить о методологической проблемности контекстных интерпретаций имеющихся материалов, которая усугубилась неразработанностью поднятых в якутском литературоведении вопросов.
Анализируя становление советской литературы, Н.В. Корниенко [2010, с. 483] писала о необходимости изучения современным писателем исторического процесса, внутрипартийных дискуссий, культурной и низовой повседневной жизни эпохи, а также строения советских и эмигрантских литературных процессов, закономерностей советской литературы и строения русской литературы. Проецируя сказанное известным литературоведом на становление якутской литературы, можно надеяться, что у будущих исследователей будет меньше методологических неясностей: «... как интерпретировать, каковы пределы и ориентиры, границы релевантных контекстов возможного историзирующего реконструктивного анализа» [Надъярных, 2015, с. 105].
Литература
Автономная Якутия. - 1924. -19 сент.
Автономная Якутия.- 1925 . - 12 марта, 17 апр., 3 июня.
Башарин Г.П. П.А. Ойуунускай А.Е. Кулаковскай-га сыЬыана // Хотугу сулус. - 1984. - № 3. - С. 98-106.
Дорогой Максим, у нас есть будущее, счастливое и мирное.../ [В.Н. Протодьяконов]. - Дьокуускай: КемYел, 2013.
Корниенко Н.В. Нэповская оттепель: становление института советской литературной критики. - М.: ИМЛИ РАН, 2010.
Кулаковский А.Е. Научные труды. - Якутск: Кн. изд-во, 1979.
Кулаковский А.Е. Якутской интеллигенции. - Новосибирск: Наука, 2012.
Иванов-Разумник (Р. Иванов). Творчество и критика. -Пб., 1922.
Лихачев Д. С. Закономерности и антизакономерности в литературе // Русская литература.- 1990. - №1.
Надъярных М.Ф. На границах «эпохи олонхо»: тексты П. А. Ойунского в динамике художественных и идеологических смыслов 1910-1930-х годов // П.А. Ойун-ский: ученый, писатель, государственный деятель: матер. регион. науч.-практич. конф., посвящ. 120-летию со дня рождения выдающегося государственного и общественного деятеля, ученого-писателя Платона Алексеевича Слепцова-Ойунского, Якутск, 25-26 ноября 2013 г. -Якутск: Изд-во ИГИиПМНС СО РАН, 2015.
НА РС(Я). Ф. 60. Оп. 5. Д. 16.; Ф.459. Оп. 1. Д. 69.
Там же. Ф. 60. Оп. 1. Д. 755.
Там же. Ф. 386. Оп. 1. Д. 8.
Там же. Д. 146.
Там же. Ф. 1081. Оп. 6. Д. 52.
Там же.Ф. 1457.Оп. 2.Д. 322.
Там же.
Там же. Ф. 52. Оп. 1. Д. 217.
Там же Ф. 50. Оп. 1. Д. 142.
Там же. Ф. 5.Оп. 3.Д. 852.
Ойуунускай П. Бырастыы!!! // Кыым. - 1926. - Бэс ыйын 18 к.
Ойуунускай П.А. Кики, гражданин буолбут суо-лум //Талыллыбыт айымньылар. - Т.2. - Якутск: Кн. изд-во, 1975.
Ойунский П. Якутский язык и пути его развития // Русско-якутский термино-орфографический словарь. - М., 1935.
Первый Всесоюзный съезд советских писателей: Стенографический отчет. - М., 1934. - С.639.
Покатилова Н.В. Литературное творчество П.А. Ойунского в контексте смены парадигм ХХ века // П.А. Ойунский: ученый, писатель, государственный деятель: матер. регион. науч.-практ. конф., посв. 120-летию со дня рождения выдающегося государственного и общественного деятеля, ученого-писателя Платона Алексеевича Слепцова-Ойунского, Якутск, 25-26 ноября 2013 г. - Якутск: Изд-во ИГИиПМНС СО РАН, 2015.
Пухов И. В. О политической клевете: [Прил. К письму секр. ЦК КПСС тов.М.В. Замятину] // Пухов Иннокентий Васильевич. - Дьокуускай, 1999. - С. 163-164.
Романова Л.Н. Мифологические основы творчества П.А. Ойунского // П.А. Ойунский: ученый, писатель, государственный деятель: матер. регион. науч.-практич. конф., посвящ. 120-летию со дня рождения выдающегося государственного и общественного деятеля, ученого-писателя Платона Алексеевича Слепцо-ва-Ойунского, Якутск, 25-26 ноября 2013 г. - Якутск: Изд-во ИГИиПМНС СО РАН, 2015.
Федосеев И.Е. Ойуунускай уонна Оксе^лээх// Кыым. - 1983. - Сэтинньи 5 к.
Федь Н.М. Поиски и противостояния в русской литературе 30-х гг. // История национальных литератур. Перечитывая и переосмысливая. - М.: Наследие, 1998. - Вып. 3.
L.R. Kulakovskaya
A.E. Kulakovsky and P.A. Oyunsky: the relationship of the "old" and "new" intellectuals in the historical and cultural context
In the article are considered the main approaches to understanding of the relation of Oyunsky to Kulakovsky. Questions of a historization of the persons and their heritage existing on borders of various sciences are brought up: stories, cultural science, sociology, philosophy, psychology, philology.
Keywords: heritage, time calls, reconsideration, formation of the personality, universal values, Yakut culture, involution problem, succession.
УДК94(41/99):339.13(571.56)«XIX»
Н.И. Бурнашева
Экономика Якутии в XIX веке: первые шаги к рыночным отношениям
В статье рассматриваются новые процессы, проявившиеся в экономике Якутии в XIX в. Под влиянием государственных реформ, проводимых в России в этот период, и в Якутии стало заметным развитие товарно-денежных отношений. В хозяйственной жизни Якутской области стали проявляться черты рыночных отношений. Об этом свидетельствовали возникшие на территории области золотые разработки, рост хлебопашества, оживление торговли и ремесла.
Ключевые слова: история Якутии, история экономики, товарно-денежные отношения, торговля, ярмарки, кустарное производство.
В XIX в. произошли огромные изменения в экономике Якутии. В основном они были связаны с переменами, происходившими в России. Отмена крепостного права открыла возможности для модернизации общества и вступления страны на путь рыночного развития. Крестьянское хозяйство все больше втягивалось в товарно-денежные отношения. Сельские общества и отдельные крестьянские хозяйства становились полноправными субъектами рыночных отношений. Большие изменения происходили и в развитии восточных территорий страны. Прогрессивное значение для вступления Сибири в новый этап экономического развития имело строительство Транссибирской магистрали, включившей огромные территории империи, расположенные за Уралом, во внутрироссийский хозяйственный оборот.
Якутская область в начале XIX в. представляла собой одну из наиболее отсталых в экономическом и культурном отношении областей дореволюционной России, где господствовали патриархально-феодальные отношения. Характерны© Н.И. Бурнашева, 2015
ми чертами социально-экономической жизни края являлись хозяйственная неосвоенность огромной территории и чрезвычайно низкая плотность населения. Вследствие суровых природно-климатических условий, экономической отсталости, примитивного характера труда и низкой доходности традиционных занятий коренного населения Якутия на протяжении веков оставалась непригодной для эффективного аграрного и промышленного освоения. Основная отрасль хозяйства якутов - скотоводство находилась в состоянии упадка, продуктивность была низкой, наблюдался процесс постепенного сокращения поголовья крупного рогатого скота и лошадей. Скот и земля были сосредоточены в руках относительно немногочисленного слоя богачей-тойонов. Уделом основной массы якутского населения являлись безземелье и малоземелье, которые влекли за собой разорение и нищету.
На фоне общего упадка и отсталости хозяйственной жизни Якутской области в XIX в. все явственнее стало проявляться проникновение в экономику товарно-денежных отношений. Благо-
