CC BY
12
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
4
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.8
рефераты 98.04.001 -98.04.020
МОСКВА 1998
мальчиков роль, с одной стороны, "естественной приманки", а с другой - образца дисциплинированности, усидчивости, мягкости. Словом, и здесь женщины были призваны выполнить лишь свою извечную семейную роль воспитательниц.
Спрашивается, что мешало в филадельфийском индустриальном эксперименте не создавать проблему пола. Однако прочный общественный предрассудок оказался таким же сильным, как и понимание обществом актуальной задачи своего развития. В результате же мы имеем сегодня проблему пола в таком ключевом институте современного общества, как наука-технология.
А.А.Али-заде
98.04.007. ШАЙХ Э. НАУКА, ПОЛИТИКА И МОРАЛЬ: ЛИЗЕ МАЙТНЕР И ЭЛИЗАБЕТ ШИМАНН.
SCHEICH Е. Science, politics and morality. The relationship of Lise Meitner and Elisabeth Schiemann // Orisis. Ser.2. - Philadelphia, 1997. -Vol.12. - P.143-168.
Немецкая исследовательница из Берлина на примере научной судьбы двух немецких женщин, физика Майтнер и биолога-генетика Шиманн, в период между двумя мировыми войнами прослеживает причудливое пересечение в Германии этого периода социокультурного, политического и морального контекстов.
Лизе Майтнер и Элизабет Шиманн, пишет автор, были среди первых женщин в своих академических областях. Майтнер приняла непосредственное участие в создании современной физики, и ее работа с Отто Ханом и Фрицем Штрассманом увенчалась открытием цепной реакции. Макс Планк лелеял ее карьеру вопреки своей неприязни к женщинам в науке. Майтнер - австрийского происхождения из еврейской семьи - была вынуждена в 1938 г. покинуть Германию и переехала в Стокгольм, а последние годы жизни провела в английском Кембридже.
Шиманн, напротив, почти всю свою жизнь прожила в Берлине. В культурном смысле ее корни - в так называемом "германском
мандаринате", в духовной германской элите, представителей которой называют "консерваторами" в противовес "модернистам", стремившимся приобщить Германию первых двух десятилетий XX в. к кос-мополитным (западным) ценностям. В течение 20 лет Шиманн проработала с Эрвином Бауэром, возглавлявшим первую в Германии кафедру генетики. И она была одной из очень немногих немецких биологов, кто откровенно критиковал нацистскую политику вообще и нацистский антисемитизм в особенности.
Обе женщины, столь разные по происхождению и, соответственно, по культурным стереотипам, тем не менее подружились на многие годы, и это не было случайностью, если рассматривать их дружбу как символ очень противоречивого культурного, политического и духовного состояния Германии в первых двух декадах XX столетия. В начале века в Германии явственно обозначилась борьба между двумя социокультурными тенденциями - "исконно немецкой”, консервативной, "мандаринской" и общеевропейской, космо-политной, "западной", модернистской. Консерваторы, ревностные хранители "германского духа", для которых неоспоримыми ценностями были единство нации и "духовный человек", вмещающий в себя целостное видение мира (а на самом деле - нации), не могли согласиться с прививкой на немецкую почву модернизма с его кос-мополитным, уравнивающим всех мировоззрением, с его представлением о человеке-технократе, знающим и выполняющим лишь какую-то частную функцию в индустриализированном и урбанизированном мире, как бы не замечающем индивида, не замечающем его "самость", не удерживающем "целое".
Но и те, и другие - и консерваторы, и модернисты - были немцами, а потому и у тех и у других наблюдались парадоксальные взаимопереходы. Эта противоречивость позиций немецких консерватизма и модернизма четко проявилась и непосредственно у Майт-нер и Шиманн. Майтнер в силу своего происхождения, а потому и аутсайдерского в культурном смысле положения в Германии примкнула, естественно, к модернистам, не различающим аутсайдеров в культуре. Шиманн же опять-таки в силу своего положения носителя "немецкого духа" была с консерваторами, не одобряя модернистские
веяния, в том числе и такую характерную часть модернистской культуры, как феминистское движение. Но вот в первую мировую войну обе женщины выступили в неожиданных ролях: модернистски настроенная Майтнер оказалась, совсем как хранители "немецкого духа", патриоткой, приветствовала патриотический порыв немцев, желала Германии только победы и даже завербовалась в военный госпиталь. Иное дело -Шиманн, которая парадоксальным образом осталась в стороне от патриотического движения.
Впрочем, отмечает автор, эта парадоксальность в людских реакциях питалась от парадоксальности самой германской социокультурной среды. И в этом смысле укоренение в Германии нацизма отнюдь не было какой-то неожиданностью. Гитлер как раз умело использовал это странное переплетение немецких консерватизма и модернизма, которые, казалось, отрицают друг друга. Ведь это именно германский консерватизм выступал против нивелировки человека, но не в космополитном, а "национально-духовном" смысле. А это между прочим и был путь к нацизму, т.е. к требованию от человека вмещать в себя "дух нации". Так что немецкие консерваторы в глубине души вовсе и не могли быть ярыми противниками Гитлера, как это довольно часто подается.
С другой стороны, Гитлер играл и на поле модернистов с его идеей "социализма" - превращения индивидов в "массу", естественно, ради "созидания", ради "труда", что и было лозунговой данью космополитной эпохе индустриализации. И национал-социалистический антисемитизм парадоксальным образом отвечал как немецкому консерватизму, так и немецкому модернизму. Для немецкого консерватизма были неприемлемы культурные аутсайдеры, а таковыми как раз и были евреи. Немецкий же модернизм слишком утрированно, если не сказать - закомплексованно, болезненно, понимал космополитную задачу, когда любое проявление, любой символ "инаковости" рассматривались с брезгливостью, как что-то недостойное, что-то такое, что не должно физически существовать. И Гитлер выступил, вольно или невольно, неплохим психологом, когда применил клеймение евреев (в виде нашивания "звезды Давида") - это и стало "кодированием" немецких модернистов, это и
вызвало у них чисто инстинктивную реакцию антисемитизма, в ог-личие от "духовного" антисемитизма консерваторов.
Стоит ли после этого удивляться, что подавляющее большинство ученых в Германии отнеслись к нацизму, так сказать, "снисходительно". Было крайне мало протестов в немецком научном сообществе. Это обстоятельство в основном списывают на национал-социалистический тоталитаризм. Отчасти такое объяснение верно Но верно и то, что немецкая социокультурная почва не очень-то и сопротивлялась нацизму.
Но почему же тогда Майтнер и Шиманн, каждая по-своему -Майтнер в силу самого своего происхождения, а Шиманн уже по четким идеологическим позициям - были в числе тех немногих среди немецких ученых, кто явно не принял ни нацизм, ни в особенности его антисемитизм? Объясняется это именно проблемой не только "женщины в науке"', но и шире - "женщины в обществе". Женщины в особенности в германском обществе принуждены были играть роль аутсайдеров. Национал-социализм же эту аутсайдерскую роль женщины особенно подчеркивал именно в плане необходимости сохранения "германского духа". И в силу того, что та же Шиманн занималась генетикой, она поэтому и в науке противостояла нацизму, отвергая, например, официально насаждаемое евгеническое направление развития области.
А.А.Али-заде
7-6025
