CC BY
19
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ
НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2.7
рефераты 97.02.001 -97.02.036
МОСКВА 1997
Фрейд и даже Ницше, ставились пьесы Беккета, а Хайнеру Мюллеру и Кристе Вольф присуждались Национальные премии.
В статье "За новое восприятие литературы ГДР. Новые контексты, новые парадигмы, новый канон" (1992), написанной уже после воссоединения Германии, В.Эммерих говорит о необходимости для западногерманских и западных литературоведов, занимавшихся изучением литературы ГДР, заново научиться читать "свой текст", каким являлась для них эта литература. Возможности для этого есть -особенно после раскрытия архивов - от службы государственной безопасности до Академии искусств. Ни деятели культуры и искусства бывшей ГДР, ни их коллеги на западе страны, пишет автор, не должны сидеть в позе дюреровской Меланхолии, туманным взором окидывая окружающий ландшафт, где все сломано, исковеркано, разбито. Столь же неуместной кажется ему и эйфория по поводу краха государственной системы ГДР - как бы ни приветствовать сам по себе этот факт, в нем нельзя видеть единственную причину "освобождения" восточногерманских "братьев по перу". "Власть" на востоке Германии не была только губителем или только спасителем "Духа", представляемого литературой, - их взаимоотношения были гораздо более сложными. Литература бывшей ГДР была есть и останется интереснейшим и до сих пор мало исследованным источником сведений о том, "как все это было". И главное, считает В.Эммерих, ее нужно воспринимать не как некоего "заместителя" или "заменителя" отсутствующей в стране общественности или как собрание текстов, оправдывающих существование рухнувшего режима, а видеть в ней прежде всего Литературу, искусство слова.
А. В. Драное
97.02.032. БРАДНЕК М. НЕМЕЦКИЙ РОМАН ПОСЛЕ 1945 г.: Сб. ст. BRAUNECK M. Der deutsche Roman nach 1945. Themen. Texte. Interpretationen. - Bamberg, 1993. - 280 S.
Издатель сборника статей о немецком романе последних 50 лет Манфред Браунек не ставит своей целью представить широкую (и тем более полную) картину истории этого жанра. Его задача - показать отдельные выдающиеся произведения, заострить внимание на наиболее ярких тенденциях литературного развития и позициях авторов, осветить мотивационные связи между некоторыми группами 22*
произведений. Концептуально книга примыкает к вышедшему в том же издательстве в 1976 г. двухтомнику "Немецкий роман в XX веке".
При взгляде на немецкоязычный роман, пишет М.Браунек в предисловии, будь то роман ФРГ, Австрии, Швейцарии или бывшей ГДР, единой картины, единого впечатления составить не удается. Однако при всем различии произведений и авторов общность национальных судеб, крупные события эпохи, ее дух, смена литературных вкусов позволяют все же обнаружить тематические "узлы" и стилистические тенденции, по которым можно обрисовать контуры истории немецкого современного романа и предпринять попытку периодизации.
Вырисовываются по меньшей мере три крупные тематические линии, внутри каждой из которых содержится мозаичный спектр различных вопросов, аналитических подходов и оценок.
1. Непосредственно после войны на переднем плане литературы отчетливо просматривались расчет с нацистским прошлым, проблемы совести и исследования причин соучастия в престпулениях нацистов, изображение людских страдаций в результате политических преследований и во время войны, увиденных глазами жертв, эмигрантов, тема обвинения, морального протеста и призыва к действиям.
2. Второе поколение писателей, вошедших в литературу в конце 50-х и 60-е годы, интересовалось проблемами внешнего устройства послевоенного общества и внутренних взаимоотношений в нем, общества, которое возникло на руинах гитлеровского рейха и снова стало набирать силу. Растерянность и разочарование от ощущения упущенных шансов на действительное обновление общества после военной катастрофы определяли тональность произведений этих скептически настроенных хронистов.
В 60-е годы скептический или иронический взгляд писателей все больше обращался к конкретным политическим проблемам внутри западногерманского общества, к деятельности его политиков и государственн ых деятелей.
3. Ослабление волны движений протеста в конце 60-х годов в последующие десятилетия привело писателей к отказу от постановки крупных социально-критических концепций обновления страны. Внимание авторов стал привлекать отдельный человек, индивидуум, живущий в своем небольшом мирке, с ограниченным кругом
интересов и узкими взглядами на жизнь, но именно этой "приватностью" своего существования и вызывавший симпатию. Стали предпочитаться такие темы, как детство и жизнь на "малой родине", начали углубленно исследоваться внутренний мир личности, конфликт поколений, взаимоотношения между полами.
Снова стала романной темой история, но на этот раз чаще всего рассматриваемая с точки зрения малозаметных персонажей, "маленьких" людей, не верящих в так называемый исторический Разум. Под влиянием усиливавшегося феминистского движения значительное развитие получила женская литература.
Роман ГДР также формировался в результате внутриобщественных изменений и различного рода дискуссионных процессов, происходивших в стране. Если и здесь ведущими темами двух первых послевоенных десятилетий были расчет с нацистским прошлым, военная катастрофа и политическое и хозяйственное возрождение, то с конца 60-х годов писатели все чаше размышляют над проблемами неизжитого прошлого, дающего о себе нередко знать и в условиях социалистического общества, возвращаются памятью к собственному детству, пришедшемуся на годы нацистской диктатуры, тогда как официальная культурная политика старалась замалчивать эти проблемы.
Отмечая, что в публикуемых статьях (всего из 15) часто представлены взаимоисключающие концепции и точки зрения, М.Браунек подчеркивает, что именно такая "чересполосица" и характерна для развития немецкоязычного послевоенного романа -она свойственна ему в большей степени, чем взаимосвязи или заимствования.
В статье Эберхарда Хиллера "Полиисторический роман Томаса Манна "Доктор Фаустус" излагается творческая история романа, основной же теоретический акцент делается на проблеме музыки в романе, которую автор называет "ярчайшим примером кризиса современного искусства".
Автор статьи "Одиссей пьет кока-колу. "Голуби в траве" Вольфганга Кёппена" Ульф Айзеле пишет: "Роман описывает дилемму, не указывая выхода из нее; в книге "изображается" одна из версий всеобщей эпико-литературной проблематики. Роман не делает вида, будто может изменить враждебную поэзии действительность, он капитулирует перед ней, признается в своем бессилии - возврат
незаконной взятой на себя компетенции: реализм признает границы внутренне присущего ему идеализма и застывает перед этим фактом, проявляя полную покорность судьбе. Кёппен не дает решений, он даже не намекает на них; он документально свидетельствует об утрате, показывает на руины, которые когда-то были храмом. Никаких литературных жестов (само) разрушения (и иллюзий), которыми так богата проза XX столетия, только лаконичное указание на "передышку", после которой все снова пойдет своим привычным ходом. Роман идет к молчанию. Слово имеют газеты" (с. 31).
Является ли роман Макса Фриша "Штиллер" простым "семейным" романом, повествованием о неудачных браках героя, спрашивает Ханс Майер, в статье "Жизнь и литература в эпоху репродукции". И отвечает на этот (как и все последующие риторические) вопросы отрицательно. "Штиллер", по его мнению, безусловно не является "семейным" романом. Нельзя назвать его и романом психологическим и даже философским, несмотря на то, что титульный лист его украшает цитата из Кьеркегора. Фриш, как утверждает Майер, "грациозно играет" с Кьеркегором, с томиком которого не расстается главный герой романа. Не философская проблема повторения жизненных ситуаций, о которых говорит Кьеркегор, а жизнь, прожитая как в "плохих романах" (таков заголовок одного раннего рассказа Бёлля). Фриш несколько видоизменяет эту формулу - "как в иллюстрированных журналах", когда человек смотрит на нее, как на фотографию, со стороны, играя в жизнь. Вывод Майера таков: жизнь и литература в эпоху репродукции (когда ситуации и судьбы могут репродуцироваться как фотографии в иллюстрированных журналах) - вот, собственно, главная тема романа "Штиллер", хотя, разумеется, имеется и множество "обертонов", в том числе, например, и такие скрытые в тексте, "тайные" темы, как проблема фригидности и импотенции (с. 41).
Хайнц Хилльман в статье "Жестяной барабан" Гюнтера Грасса. Соображения относительно процесса конфронтации литературы и социальных наук "выдвигает гипотезу, согласно которой роман, во-первых, является "романом о художнике" (кем и является и по своей натуре, и по отведенной ему роли главного фиктивного рассказчика Оскар Матцерат), а во-вторых, Грассу удается нарисовать широкий социально-исторический фон, используя, в сущности, лишь
информацию, исходящую от "маленького" человека Оскара Матцерата, глазами которого и увидена в книге действительность.
В статье "Эпилог к одной романной форме. Романы Мартина Вальзера "Половина игры", "Единорог" и "Крушение" Томас Бекерман пишет: "Точное, лишенное иллюзий знание о роли и возможностях писателя в условиях управляемого рынком общества усилило эссеистский элемент в его (Вальзера) романах. Если в "Единороге" преобладает эстетико-антропологический подход в изучении личности героя (например, анализ возможностей человеческой памяти), то в "Крушении" создается основанный на социально-экономических штудиях и размышлениях образ капиталиста. А это уже пробуждение надежды на возможность улучшить жизнь с помощью литературы и определенной социально-политической позиции. Отмеченная в статье радикальность "романа" обусловлена не происхождением персонажей, не уровнем их сознания и внутреннего развития сюжетной схемы. Она стала возможной благодаря политическим событиям прошедших лет и опытом, который накопил и литературно зафиксировал Вальзер как внимательный и сочувствующий людям современник" (с. 98).
В статье "Ранний постмодернизм Петера Хандке: дезинтеграция как освобождение в "Часе истинного ощущения" Кристиан Клуг утверждает, что Хандке, в последнее время объявленный (наряду с Боте Штраусом) крупнейшим представителем постмодернистской литературы немецкоязычных стран, уже в середине 60-х годов, т.е. за добрых пятнадцать лет до того, как само понятие "постмодернизм" было введено в употребление, занимал позиции, которые сегодня считаются потсмодернистскими и впервые были сформулированы американскими критиками Лесли Фидлером и Сузан Сонтаг. Позиции эти таковы. Во-первых, снятие различия между высоким и низким искусством, проявившееся в пристрастии Хандке к средствам массовой информации, массовой культуре и тривиальному искусству, в его увлечении футболом, флипперном, детективами, вестернами и поп-музыкой. Во-вторых, это "лингвистический переворот", совершенный Хандке, взявшимся "перерабатывать" структурализм, благодаря чему его манера новой субъективности приобрела самостоятельно интеллектуальное качество. В-третьих, он оспаривает универсальную компетентность новых левых и их критику идеологии в литературе и культуре. В-четвертых, это неприятие новых левых
объясняется принципиальным недоверием Хандке к тоталитаризирующему и детерминистскому мышлению. Во многом все эти качества проявились в его рассказе "Час истинного ощущения", проникнутом "специфически постмодернистской энтропией".
Из остальных публикаций сборника значительный интерес представляет собой статья Ральфа Копайса "Словно феникс из пепла. О развитии историчесокго романа после 1945 г.". Главные выводы автора таковы: после расцвета исторического романа в антифашистской эмиграции 1933-1945 гг. в 50-60-е годы последовал спад в развитии жанра. Лишь в 70-е годы история была вновь открыта как "инстанция индивидуальной и общественной ориентации". Появилось много тематически актуальных и литературно высококачественных исторических романов, свидетельствовавших о поднятии жанра на новую ступень. Авторы используют технику деконструкции, монтажа, симультанности и дезиллюзионизма. Исповедуя в большинстве своем критически-просветительскую концепцию, восстанавливающую распавшуюся "связь времен", они продолжают тем самым традицию мастеров исторического романа эпохи антифашистской эмиграции.
А.В.Драное
97.02.033. ЛИТЕРАТУРА ПОЛЬСКОЙ ЭМИГРАЦИИ, 1939-1989. Literatura emigracyjna, 1939-1989. - Katowice: Slask, 1994. - Т. 1.- 298 s.
Реферируемая книга является первой частью задуманного группой катовицких полонистов труда, освещающего историю польской литературы "на чужбине" в 1939-1989 гг. Издание выполнено совместно с Союзом польских писателей в эмиграции (Лондон). В составе редакционного комитета - председатель этого Союза - Юзеф Гарлицкий, а также предстаивтель Польской библиотеки в Лондоне З.Ягодзинский. С польской стороны в редакционный комитет вошли Ю.Олейничак, И.Опацкий, М.Пыташ. Запланированные два тома должны объять проблематику современной польской эмиграционной литературы, исследуя такие ее важнейшие жанры и аспекты, как беллетристика, эссе и дневник, драматургия и театр, литература факта, иноязычное творчество польских писателей, переводы.
