CC BY
17
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ НАУЧНОЙ ИНФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 8
НАУКОВЕДЕНИЕ
2
издается с 1973 г.
выходит 4 раза в год
индекс РЖ 2
индекс серии 2,8
рефераты 97.02.001-97.02.031
МОСКВА 1997
точно так же, как гений Данте или Моцарта, мы можем лишь попытаться пролить свет на то, как человеческий разум проникает в скрытый порядок вещей, как некоторым удается открыть совершенно новые миры и приблизиться к общим законам природы..." (с.206).
Т. В. Виноградова
97.02.014. ГРАЙСОН Л. МОШЕННИЧЕСТВО, ЖУЛЬНИЧЕСТВО И НАРУШЕНИЕ ЭТНИЧЕСКИХ НОРМ В НАУКЕ.
GRAYSON L. Fraud, deception and misconduct in science // Science, technology a. innovation. - L., 1996. - vol. 9, № 1. - РЛ6-22.
Тот факт, что некоторые ученые допускают сознательную фальсификацию научных исследований, по словам автора - главного редактора журнала "Наука, технология инноваия", болезненно воспринимается как общественностью, так и самим научным сообществом. Манипуляции с истиной бросают вызов наболее фундаментальным прнципам научной морали и подрывают веру в науку. Тем не менее, как показывает автор, сами ученые очень неохотно обсуждают эту проблему.
В работе П.Коэна (Cohen), опубликованной в 1995 г., описано 250 случаев, когда клинические испытания лекарственных средств проводились на якобы случайных выборках. А как было показано К. Шульцем и его коллегами из центра контроля за заболеваниям и их предупреждения (Centers for disease control and prevention), эффективность препарата оказывается завышенной примерно на 30%, если нарушается процедура составления выборки. Анонимный опрос, проведенный среди участников семинара по эпидемиологии, организованного Шульцем, показал, что более половины из них признались в манипулировании процедурой составления "случайной" выборки или наблюдали такие действия со стороны коллег.
Это лишь один пример из растущего числа случаев жульничества в науке, обнаруженных за последние годы. Такое положение должно было бы назвать серьезную озабоченность со стороны ученых. Однако же научные сообщества не только не выражают беспокойства, за исключением США, но стараются приуменьшить серьезность таких инциидентов или даже замалчивают их. Обсуждение проблем, связанных со случаями мошенничества, плагиата или других нарушений норм научной этики, ограничиваается почти исключительно США. Ведущие представители
12-2891
научных сообществ Франции и Германии продолжают настаивать, что у них случаи научной недобросовестности происходят крайне редко и всегда обнаруживаются вовремя (точка зрения, которая, видимо, разделяется Лондонским королевским обществом). Так, президент Германской исследовательской ассоциации утверждал1 недавно, что волнения в связи со случаями мошенничества и плагиата в науке весьма преувеличены. Они имеют место в основном в Америке, где их серьезность сознательно раздувается в прессе, чтобы обосновать урезывание финансирования науки. Тем не менее эти скандалы подрывают климат доверия, существующий в немецкой науке, которая на самом деле безупречна с точки зрения морали и самоконтролируемости (с. 17).
Хотя все признают, что некоторые ученые иногда жульничают (включая даже великого Ньютона), тем не менее в научном сообществе широко распространена практика умаления значимости проблемы. Традиционная линия защиты состоит в обьяснении девиантного поведения психологическими особенностями ученого. По крайней мере, в прошлом виновным в обмане удавалось спекулировать на стремлении своих коллег обьяснить случаи мошенничества нечестностью или переутомлением отдельных своих представителей, а не видеть в этих фактах показатель неких негативных процессов, происходящих в науке.
Так, в 1967 г. У.Саммерлин (Summerlin) - руководитель лаборатори в престижном американском институте, фальсифицировал результаты операции по пересадке фрагментов кожи от белых мышей - темносерым, роговицы человека - кроликам, и надпочечников от одной линии мышей - другой. Когда это обнаружилось, его поведение было обьяснено чрезвычайным утомлением, возникшем вследствие невыносимого пресса возложенных на него обязанностей. Руководство предоставило ему оплачиваемый годичный отпуск по болезни. В наше время, учитывая возросшее число подобных случаев, ему вряд ли так повезло бы. Летом 1995 г. М.Пирс (Pearce), старший консультант больницы Св.Георгия (Лондон), предстал перед Главным медицинским советом (Ceneral medical council) в связи с efo заявлением о том, что ему удалось успешно трансплантировать эктопическую беременность в матку пациентки. Он признан виновным в серьезной фальсификации данных и навсегда отлучен от работы в области медицины.
Но бывают случаи, когда на фальсификацию идут ученые, которыми движут вовсе не прозаические мотивы карьеры или денег, а страстная уверенность в истинности своей гипотезы. Так, австралийский ученый У.МакБрайд (McBride) более десяти лет пытался доказать, что препарат дебендокс, прписываемый’ беременным женщинам, может вызывать деформацию плода так же, как и печально известный талидомид. Удалось установить, что МакБрайд допускал сознательные искажения в описании результатов эксперимента. Лишьь непоколебимая уверенность в опасности препарата заставила его пойти на фальсификацию; он полагал, что в конечном итоге его правота будет доказана и, совершая подлоги, он уберегает людей от опасности.
Другой аргумент, используемый научным сообществом в свою защиту, состоит в том, что большинство случаев научной недобросовесности имеет место в биомедицинских науках. Выдвигаются две причины такой ситуации. Во-первых, как утверждают, биомедицинскими исследованиями часто занимаются люди, получившие подготовку в качестве врачей, вследствии чего у них может происходить конфликт ценностей. Главное для врача -благополучие его пациента, но не поиск научной истины. Поэтому, как расценивать врача, который сознательно нарушает процедуру построения случайной выборки, включая в нее безнадежно больных пациентов, для которых новое лекарство может стать единственным шансом на спасение. Во-вторых, указывают на чрезвычайно высокий уровень конкуренции в биомедицинских науках и мощное давление, которое оказывают фармацевтические фирмы, борясь за первенство на рынке, на исследователей, с одной стороны, а с другой стороны, на чрезвычайно высокую награду, которая ждет победителя, например того, кто найдет средство против СПИДа или способ лечения рассеянного склероза.
Подобные аргументы могут показаться убедительными, поскольку действительно большинство публикаций, в которых описываются случаи нарушения научной этики, касаются биомедицинских наук. Однако этот факт можно трактовать и иначе. Он может быть следствием большей открытости биомедицинских наук по сравнению с другими дсциплинами, более эффективного действия механизмов самоконтроля или большего общественного интереса к этой группе ученых. Но совершенно очевидно, что 12*
биомедицина не обладает монополией на неэтичное поведение, аналогичные случаи встречались и в психологии, и в археологии, и в физике, и в инженерии и в других областях.
Еще один способ защиты, который используют научные сообщества, это, как показывает пример Германии, отнесение нарушений этнических норм за счет особенностей национальной среды или культуры, в которой работает ученый. Безусловно, обнаруженных и опубликованных случаев жульничества в США больше, чем в других странах. Но из этого никак не следуем, что существуют принципиальные различия в практике проведения исследований и научной культуре, равно как и в установках ученых, работающих в США и в других странах. Во всех странах ученые сталкиваются с проблемой "публиковаться или погибнуть" и участвуют в гонке за финансированием. Научное исследование более не является, если оно когда-нибудь таковым было, беспристрастным поиском истины, а ученые - обитателями башни из слоновой кости. Чем отличаются США от всех остальных стран, как подчеркивает автор, так это своим желанием противостоять этой проблеме и попытками внедрить процедуры, которые препятствовали бы фальсификации научных исследований. Но даже в США научное сообщество стремится полностью взять на себя функции контроля и активно сопротивляется вмешательству правительственных органов (с.18).
Наука, в отличие от других сфер человеческой деятельност, где честность и добросовестность находятся под контролем общественных институтов, располагает собственными механизмами самокоррекции. К ним относятся: во-первых, оценка равных (peer review), то есть мнение комитетов независимых ученых, консультирующих правительственные органы о целесообразности выделения ассигнований на то или иное исследование; во-вторых, заключения рецензентов, к которым обращаются редакторы журналов, получив для публикации научную статью; в-третьих, повторение эксперимента - теоретически наиболее совершенный метод проверки.
О том, что в современных условиях эти механизмы дают сбой, свидетельствуют как опубликованные случаи жульничества, так и результаты анонимных опросов. Хотя многие возрожают, что в
опросах речь идет не о доказанных случаях, а лишь о предполагаемых, тем не менее они обнаруживают глубокий диспаритет между принятой оценкой масштаба нарушений научных норм и той картиной, которую рисуют анонимные ответы ученых. Так, опрос членов Ассоциации содействия развитию науки, проведенный в 1992 г., показал, что 27% респондентов на протяжении последних десяти лет в своей научной практике сталкивались или наблюдали разного рода жульнические действия. Более того, 37% уверены, что эта проблема гораздо серьезнее, чем принято думать (с.20).
Элементы случайности, встроенные в систему экспертных оценок, а также небрежность и недобросовестность рецензентов, безусловно ограничивают возможность этих механизмов выявлять мошенничество. Что же касается повторения экспериментов, которому отводится решающая роль в проверке достоверности сообщаемых фактов, то сложившаяся в науке практика, отдавая предпочтение оригинальным работам, не поощряет повторение чужих исследований, только если их результаты уж очень необычны. О несостоятельности надежд на самокоррекцию науки свидетельствует и тот факт, что сомнения в достоверности описанных данных возникают, как правило, не у независимых экспертов, повторивших эксперимент, а у отдельных сотрудников, причастных к работе.
Все это говорит о том, что обсуждение проблем, связанных с фальсификациями в науке, необходимо сделать более широким и открытым. Кроме того, нужны дополнительные меры и процедуры как со стороны академического сообщества (в частности, разработка кодекса исследователя, обучение студентов университета этическим нормам), так и со стороны исследовательских фондов и правительственных органов, которые могли бы не только предупреждать недобросовестное поведение ученых, но и располагали бы определенными регламентированными процедурами для рассмотрения подобных случаев.
Научное сообщество, как отмечает автор в заключение, может по праву гордиться высокими этическими принципами, которым следуют большинство его членов. Но в то же время нельзя отрицать, что ученый, как и любой другой человек, подвержен ЛИЧНЫМ амбициям, психологическим срывам, профессиональному и
корпоративному давлению. Пришло время отказаться от мифа о более высоких моральных принципах ученых и искать новые пути, которые помогли бы ученым адаптироваться к сложному и жестокому миру современной науки.
Т. В. Виноградова
