CC BY
9
2002.02.013. ХАРДВИГ Дж. РОЛЬ ДОВЕРИЯ В НАУЧНОМ ПОЗНАНИИ.
HARDWIG J. The role of trust in knowledge // J. of philosophy. - N.Y., 2001. - Vol. 98, N 12. - P.693-708.
"Как люди не замечают воздуха, которым дышат, - пишет американский автор, - так и ученые не замечают тот климат доверия, который необходим для получения нового знания" (с.693). В настоящее время существует множество разных теорий научного познания, но большинство из них сходятся в одном: знание должно опираться на объективные данные, но никак не на доверие по отношению к другим ученым. Доверие предполагает хотя бы частичную "слепоту". А как знание может быть "слепым"? Поэтому для большинства исследователей науки доверие не только не играет никакой роли в познании, но доверие и знание - антиподы. Автор считает такое мнение ошибочным. Современные ученые не могут быть независимыми и самодостаточными даже в своей узкой области, поэтому в большинстве дисциплин прогресс невозможен без доверия одного ученого к данным и заключениям другого. Вывод о том, что многие наши знания покоятся на доверии, может вызвать, как считает автор, фундаментальные изменения в социологии и философии науки. Однако свою цель он ограничивает тем, чтобы привлечь внимание к особенностям современной науки, которые не получили достаточного внимания.
Еще в начале 60-х годов Д. Прайс отметил отчетливую тенденцию к увеличению числа авторов, приходящихся на одну статью. Это обусловлено двумя причинами. Во-первых, сбор и анализ данных иногда занимают слишком много времени, чтобы они могли быть выполнены одним человеком. Так, статья, описывающая эксперимент по измерению времени распада "очарованных" частиц, имела 99 авторов, в частности потому, что для проведения этого эксперимента одним исследователем понадобилось бы 280 лет. Во-вторых, рост числа исследований, осуществляемых большим научным коллективом, связан с тем, что объем знаний отдельного ученого слишком мал, чтобы провести его самостоятельно.
Узкая специализация и коллегиальность научных исследований стали неотъемлемыми чертами не только современных способов производства знаний, "контекста открытия", но и "контекста обоснования" нового знания. Это связано с тем, что ни один из участников эксперимента в области элементарных частиц или проекта по расшифровке генома не владеет объемом информации, необходимым для проверки обоснованности каждого утверждения других его участников. Общий обоснованный вывод складывается из единиц информации, которыми располагают отдельные члены группы, но ни один из них не обладает данными, чтобы подтвердить общее заключение.
Автор, по его словам, уже выдвигал эпистемологический принцип, согласно которому, "если А имеет достаточные основания полагать, что Б имеет основания верить в р, тогда А имеет основания верить в р" (с.697). Этот принцип хорошо описывает эпистемологическую структуру, когда дилетанты обращаются к мнению эксперта. Для ученых, специализирующихся в определенных областях, он может быть трансформирован в следующий принцип: "Если А знает, что Б знает р, тогда А знает р" (с.698).
По мнению автора, необходимо модифицировать эпистемологические теории с тем, чтобы они сочетались с этим принципом. В некоторых случаях А может разделять с Б все данные, которые служат обоснованием утверждения р. Но обычно этого не происходит. Так, если А и Б представляют разные дисциплины или даже специальности внутри одной дисциплины, А часто не будет знать, чем руководствуется Б, и еще меньше, почему эти основания позволяют ему верить в р. Поэтому знание в определенной степени всегда будет " слепым". В связи с этим знания А будут зависеть от того, правдив ли Б, а также от того, насколько он компетентен и добросовестен. Таким образом, вывод очевиден: "Рациональность многих наших представлений находится вне нашего контроля" (с.700). Ученые часто вынуждены опираться на данные исследователей, о которых они ничего не знают. Это верно не только для данных, содержащихся в научной литературе, аналогичная ситуация может сложиться и среди членов одной исследовательской команды. Так, по словам руководителя коллектива, занимающегося измерением времени распада "оча-
рованных" частиц, его члены были разбросаны по трем континентам, и он лично знал лишь 12 из 98 соавторов в достаточной степени, чтобы судить о качестве их работы.
Таким образом, доверие к данным других ученых служит фундаментом нашего знания. По мнению многих ученых и философов, наука располагает эффективными механизмами самокоррекции (экспертные оценки и повторение экспериментов), которые способны гарантировать честность в научной работе. Однако, на взгляд автора, ситуация не так проста.
Уже, по крайней мере, в одном научном сообществе - биомедицинском - вера в действенность подобных механизмов поколеблена из-за целого ряда случаев мошенничества, получивших большую огласку. Имена ученых, уличенных в подлоге, - Дж.Дарси (Darsee), Р.Слутски (Slutsky), В.Соман (Soman), У.Саммерлин (Summerlin), М.Спектор (Spector), С.Бреунинг (Breuning), Т.Иманиши-Кари (Imanishi-Kari) - получили известность не только в научном мире, но и за его пределами. Эти и другие аналогичные случаи ставят под сомнение эффективность экспертных оценок и повторения экспериментов как способа выявления фальсифицированных результатов. И в определенной степени это объяснимо.
Число высококвалифицированных рецензентов, учитывая сложность и разнообразие используемых методов исследования, никак не соответствует количеству публикаций. Более того, результаты фальсифицированные, но внутренне непротиворечивые, не могут быть обнаружены рецензентами, поскольку они не рассматривают первичных данных или процедуру их получения. Мошенничество Слутски, например, было раскрыто только из-за его недостаточного знания статистических методов и из-за простого невезения. Две его статьи одна за другой попали в руки дотошному читателю, специалисту по статистике, который и заметил противоречие между этими статьями в статистических данных. Те, кто впоследствии анализировал случай Слутски, утверждают, что эти две статьи, прочитанные по отдельности, никогда бы не вызвали подозрений.
Точно так же небрежность или мошенничество трудно выявить путем повторения экспериментов, поскольку структура современной науки такова, что она препятствует этому. Получить финан-
сирование на исследование, повторяющее чужую работу, практически невозможно; такие исследования никак не поощряются, ценность имеют лишь новые результаты. А кроме того, если фальсифицированные результаты укладываются в рамки существующих представлений и предсказуемы, они легко пройдут проверку. Но даже если при повторении эксперимента исследователь получает иные результаты, этот факт можно объяснить, например, недостаточной виртуозностью экспериментатора. Когда группа шведских ученых не смогла повторить результаты Дарси, они выдвигали самые разные объяснения, кроме мошенничества. И Дарси, и Спектор до сих пор утверждают, что их эксперименты были слишком тонки, чтобы их можно было легко повторить. Поэтому "подлог может быть быстро выявлен лишь в тех областях, где исследовательская активность очень высока, но к таким относится лишь небольшое число научных направлений" (с.704).
Опора на внешних информаторов - коллег или сотрудников лаборатории - считается решающей для выявления мошенничества в науке. Но эта опора также сомнительна по ряду причин: нежелание лезть в чужие дела, забота о репутации лаборатории, недостаточная защищенность тех, кто выступает с обвинениями в жульничестве, мешают многим заявить о своих подозрениях. Кроме того, согласно сложившейся практике, соавторы не несут ответственности за фальсифицированные данные, представленные одним из них.
Наказания за допущенные нарушения также не слишком суровы. Часть ученых, уличенных в мошенничестве, поплатились за это карьерой, карьера других не пострадала: они или просто перешли в другой институт, или даже остались на прежнем месте работы. Как показал недавно проведенный опрос, ученые не верят, что даже пожизненное отлучение от научной работы сможет остановить повторение попыток фальсификации исследований.
Таким образом, наука не так уж сильно отличается от других видов корпоративной деятельности: надежность научных доказательств зависит от надежности и честности отдельных исследователей. Столь большой резонанс, который получили случаи мошенничества в науке, объясняется тем, что в течение десятилетий внушалось, что подобное в науке в принципе невозможно.
Недооценка роли доверия в науке, как отмечает автор в заключение, мешает разработке норм исследовательской этики и включению их в программу обучения, а также введению более строгих мер против мошенничества. Поэтому задача науковедов - помочь "членам научного сообщества сформулировать этику научного исследования и разработать структурные реформы, которые препятствовали бы мошенничеству, не нанося ущерба коллегиальности и творчеству в науке" (с.707-708).
Т. В. Виноградова
