Научная статья на тему '96. 04. 002. Русские писатели в Сорренто (1924-1933): диалоги и противостояние'

96. 04. 002. Русские писатели в Сорренто (1924-1933): диалоги и противостояние Текст научной статьи по специальности «Языкознание и литературоведение»

CC BY
271
44
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
Ключевые слова
БЕРБЕРОВА H H / "БЕСЕДА" (ЖУРН ) / ГОРЬКИЙ M / ГРИГОРЬЕВ БД / ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ЗАРУБЕЖЬЯ / ХОДАСЕВИЧ В Ф / ЦВЕТАЕВА А И
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.
iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.
i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.

Текст научной работы на тему «96. 04. 002. Русские писатели в Сорренто (1924-1933): диалоги и противостояние»

РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК

ИНСТИТУТ НАУЧНОЙПН'ФОРМАЦИИ ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ

СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ

НАУКИ

ОТЕЧЕСТВЕННАЯ ЛИТЕРАТУРА

РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 7

Л ИТЕРАТУ РО В ЕДЕН И Е

4

издается с 1973 г.

выходит 4 раза в год

индекс РЖ 1

индекс серии 1.7

рефераты 96.04.001-96.04.014

МОСКВА 1996

96.04.002. РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ В СОРРЕНТО (1924-1933): Диалоги и противостояние.

Небольшой итальянский город Сорренто, расположенный на берегу Неаполитанского залива (вблизи городов Неаполь и Помпеи), оказался с середины 20-х по начало 30-х годов местом притяжения писателей и деятелей искусства с обеих "берегов" русской культуры, уже не единой к тому времени. Сорренто не стал ни "русским Берлином", ни "русским Парижем", т.е. не стал центром, объединяющим многочисленных изгнанников из России. Однако на его долю в определенный период выпала иная роль: здесь предпринимались попытки "навести мосты" между Россией и эмиграцией.

23 апреля 1924 г. сюда приехал М.Горький с семьей (сыном М.А.Пешковым и его женой Н.А.Пешковой) и близкими ему людьми (секретарем М.И.Будберг и художником И.Н.Ракицким). Через несколько месяцев, 9 окт., к ним присоединилась литературная чета - В.Ф.Ходасевич и Н.Н.Берберова, прибывшие в Сорренто в апреле 1925 г. К М.Горькому в Сорренто потянулись писатели, художники, артисты, журналисты из России и "русского зарубежья". В первые годы гостей из России было не так много (как их станет в начале 30-х, когда атмосфера семьи писателя будет в полной мере советской). В 1925 г. в Сорренто побывали художники П.П.Кончаловский и Валентина Ходасевич, режиссер, театровед П.А.Марков, драматург Н.Р.Эрдман, режиссер В.Э.Мейерхольд. Показательно, что в 1925-1926 гг. к М.Горькому наведывались и "чужие", и "получужие" для советской страны представители творческой интеллигенции, например, находившийся в эмиграции известный искусствовед П.П.Муратов, публицист и прозаик М.А.Осоргин (тоже эмигрант), Вяч.Иванов, живший в Италии, хотя и с советским паспортом.

Покинув Россию в 1921 г., Горький не был в подлинном смысле эмигрантом: он уехал лечиться и всячески подчеркивал, что он на стороне новой власти. Однако изгнанником он все же являлся,

поскольку не поддерживал методы (прежде всего - террор против интеллигенции), которыми большевики утверждали свою власть в России. Напомним, что в начале 1927 г. писателя упрекали за слишком затянувшееся пребывание за границей. Резко прозвучало тогда стихитворное "Письмо писателя Владимира Владимировича Маяковского писателю Алексею Максимовичу Горькому".

Исследователь русско-итальянских литературных связей Л.П.Быковцева обратила внимание на приезд к М.Горькому в начале 1925 г. полпреда СССР в Англии Л.Б.Красина как на факт, свидетельствовавший о снятии полузапрета на общение с писателем. "С этого времени... установилась незыблемая традиция, неписаное правило для каждого, кто приезжал из Советского Союза в Италию, - повидать Горького. А писатель, со своей стороны, широко открывал двери каждому гостю с родины"1).

Независимо от тех или иных событий политической биографии М.Горького его дом всегда оставался местом, где царила атмосфера творчества. Так было еще в Нижнем Новгороде и в первые революционные годы в Петрограде на Кронверкском проспекте. Так было и в Сорренто. Здесь постоянно завязывались споры, диалоги, встречались люди разных творческих профессий и направлений, что было взаимно интересно. В этом доме пересекались творческие биографии многих людей.

В.Ф.Ходасевич первым назвал начальные годы горьковского пребывания за рубежом (в Германии в 1921-1923 гг. и в Сорренто в 1924-1925 гг.) "потаенной эпохой" его жизни. В мемуарах, написанных в последний год жизни ("Современные записки". - Париж, 1940. - № 70), поэт подчеркивал, что непосредственные свидетели этих лет либо вынужденно молчали, либо были "заинтересованы в сокрытии истины" (цит. по: 9, с.27). Он имел в виду неофициальное изгнанничество писателя и его связи с эмиграцией. О том и другом исследователи М.Горького на родине предпочитали долгое время (до

''Быковцева Л. Горький в Италии. - М., 1975. - С.308-309.

80-х годов) не писать.

Очные и заочные контакты М.Горького со "своими", "получужими" и "чужими" писателями, художниками, издателями на самом деле являлись важной частью становления советской литературы в особых условиях трагического разрыва русской культуры. Однако находить точки соприковсновения становилось все труднее - процесс размежевания усиливался, и М.Горький был втянут в него. Состояние взаимного отрицания стало преобладающим с конца 20-х годов, но все же попытки диалога между противостоящими "берегами" культуры в каких-то формах продолжались.

Заслуга осмысления драматической сложности соррентийских лет принадлежит В.Ходасевичу. В этом ценность его воспоминаний о М.Горьком, опубликованных вскоре после смерти писателя ("Современные записки". - Париж, 1937. - № 63).

Многие реалии литературного Сорренто позднее воссоздала Н.Берберова: ее зрелые прозаические произведения - роман "Курсив мой. Автобиография" (1969 г. - на английском языке; отд. изд. на русском - М., 1996), а также документальный роман-биография "Железная женщина: Рассказ о жизни М.И.Закревской-Бенкендорф-Будберг, о ней самой и ее друзьях" (Ые\у-.1огк, 1982; на русском языке -"Дружба народов". - М., 1989. - № 8-12; отд. изд. - М., 1991) вобрали в себя и переписку, и дневники.

Для М.Горького, как для Ходасевича и Берберовой, период с конца 1924 г. по 1925 г. стал переломным. Особенность момента заключалась в том, что каждый из них оказался перед выбором -Ходасевич и его жена еще не стали эмигрантами, а Горький не решался вернуться в СССР. Ходасевич вспомнил: "Я приехал в Сорренто и застал Горького на положении человека опального. Полпредство, недавно учрежденное в Риме, игнорировало его пребывание в Италии. Его переписка с петербургскими писателями откровенно перлюстрировалась... В советских журналах о Горьком отзывались весьма скептически... Сам Алексей Максимович говорил

о большевиках с раздражением или с иронией: либо "наши умники, либо "наши олухи"... Однако, когда в Сорренто приехал лечиться московский писатель Андрей Соболь, Алексей Максимович при нем считал нужным носить официальную советскую маску" (9, с.40).

В деловом общении М.Горького и В.Ходасевича главным оставался журнал "Беседа" (1923-1925), задуманный еще в Берлине как попытка, по словам Н.Берберовой, "сочетать эмигрантскую и советскую литературу" (1, с.221). Об этом можно прочитать и в воспоминаниях В.Ходасевича (9, с.36). М.Горький стремился привлечь в журнал видных ученых России и Запада, писателей -русских, в том числе и эмигрантов, а также европейских. Приглашая в "Беседу" Б.Шоу в 1923 г., М.Горький писал: "...Цель журнала: информировать Россию по вопросам литературы и науки Запада. Журнал - аполитический, интернациональный; в нем сотрудничают немцы и французы, испанцы и чехословаки..."').

Издание начало выходить, но именно из-за своей общегуманистической направленности (как трибуна независимой мысли) журнал не был допущен в Россию. Отчаянные усилия М.Горького добиться его распространения на родине не увенчались успехом. На пятом номере издание было закрыто.

Обреченность журнала раньше М.Горького почувствовал В.Ходасевич. Он упоминал об этом в письме Вяч.Иванову от 21 янв. 1925 г. (11, с.265). Но в одном из писем М.Горькому из Парижа он признавался: "... Все больше убеждаюсь в ее ("Беседы". - И.Р.) несомненном и главном достоинстве: это сейчас не только самый культурный, но и самый порядочный из русских журналов" (цит. по: 2, с.58).

В свой "соррентийский период" Ходасевич переживал кризис. "Сколько ни пробую писать, - замечал он в письме к Вяч.Иванову,

Архив А.М.Горького. - М., 1960. - Т.8.: Переписка А.М.Горького с зарубежными литераторами. - С.59

ничего не выходит... "кризис формы" корнями уходит, конечно, глубже" (11, с.265). Написанные им тогда три стихотворения под названием "Соррентийские заметки" ("Последние новости". - Париж, 1925. - 23 авг.) поэт не включал в свои Собрания стихов. Однако в его поэтический сборник "Европейская ночь" вошло стихотворение "Соррентийские фотографии" (1925-1926). В нем нашли отражение реальные впечатления и события, но главное - в нем сказалось мироощущение поэта: "Смешались воды, люди, дым // На негативе помутнелом // ...Двух совместившихся миров // Мне полюбился отпечаток..." (Собр. соч.: В 4-х т. - М., 19%. - Т.1. - С.270).

С осени 1924 г. В.Ходасевич стал печататься в берлинских "Днях": 22 февр. 1925 г. в газете появился его антирапповский фельетон "Господин Родов", одобренный Горьким (9, с.40-41). В Сорренто написан самый ранний из вошедших позднее в "Некрополь" мемуарных очерков - "Брюсов". Как мемуарист, Ходасевич исповедовал достаточно жесткие принципы, считая недостойной "погребальную лесть". М.Горький так оценил очерк о В.Я.Брюсове, прочитанный автором перед отсылкой в "Современные записки": "Жестко вы написали, но - превосходно. Когда я помру, напишите, пожалуйста, обо мне" (9, с.27).

Н.Берберова писала в Сорренто стихи, которые тут же прочитывались окружающими. В целом "соррентийский период" был для нее во многих отношениях значительным. Не случайно жизненные впечатления и решения этой поры сделались основой ее прозы зрелых лет ("Курсив мой", "Железная женщина"), где основной стала тема выбора пути. "Вблизи Горького" Н.Берберова обрела опыт переводческой работы. Как свидетельствовал Ходасевич, ей принадлежала часть переводов на французский язык горьковских писем к Р.Ролану и переводов на русский писем Р.Ролана к М.Горькому. Со злой иронией В.Ходасевич отзывался об этой уникальной переписке в письме М.О.Гершензону от дек. 1925 г.: "Каждые две недели присылает он (Роллан. - И.Р.) Горькому по письму, в котором, захлебываясь от саморекламы, ораторствует о

Творчестве и Горизонтах. И все это в необыкновенно цветистых метафорах... Несчастная Берберова, обливаясь потом, старается все это переводить так, чтобы французская Красота по-русски не обнаружила своего Пустословия. Этим ужасным ремеслом она зарабатывает свой Хлеб!..." (10, с.38).

Вместе с М.А.Пешковым Н.Берберова занималась домашним рукописным журналом "Соррентийская правда". В нем участвовали все русские "соррентийцы". Максим Алексеевич в качестве "редактора" собирал пародии, юморески, сатирические экспромты всех обитателей горьковского дома о соррентийских буднях, а также по поводу эмигрантской и советской прессы. Начертание заголовка имитировало шрифт советской газеты "Правда". "Правдистской" была одна из ведущих сатирических тем журнала - "светлое будущее". В последний - четвертый - номер был включен рассказ-пародия М.Горького "Правдивое изложение случая с почмейстером Павловым" - о мелочах жизни. Иллюстраторами домашнего журнала были М.А. и Н.А.Пешковы, а также Ракицкий1).

Н.Берберова вспоминала, что в "Соррентийской правде" появились фрагменты "Романа в письмах" - ее первые опыты в прозе. "Письма писались от лица девочки... которая жила в доме Горького, куда на огонек заходили Тургенев и Пушкин. Все вместе гуляли и обедали, и играли в дурачки с Достоевским..." (1, с.224).

Полудневниковые записи М.Горького о В.Ходасевиче, сделанные вскоре после его отъезда в Париж, свидетельствуют о сложности его взгляда на младшего современника. Неоднозначен и В.Ходасевич в осмыслении своего старшего современника. М.Горький, не приемля негативизм Ходасевича ("Вне поисков "цветов зла" ум его ленив"), тут же отмечал и неоспоримую ценность его как поэта и критика. Продолжая вести с Ходасевичем своеобразный полемический диалог, М.Горький записывал: "...

См.: Горький М. Полн. собр. соч.: Варианты к художественным произведениям. - М„ 1977. - Т.5. - С.623-646

Хочет, чтоб люди боялись злого ума его... В общем же - человек весьма интересный. Ко мне относится покровительственно и снисходя к "уродствам духа" моего. Находит, что я слишком "люблю верить"1).

В последующей творческой работе Ходасевича и Берберовой соррентийские "темы" (жизненные итоги, "свои" и "чужие") проявились заметным штрихом. Главы "Курсива", связанные с Сорренто, а также воспоминания Ходасевича - несомненно, лучшее среди многочисленных очерковых и мемуарных зарисовок Сорренто середины 20-х годов. От "советских" опытов на эти темы их отличают полнота правды, смелость в раскрытии "потаенного", неприятие хрестоматийных шаблонов. Художественное зрение их авторов сохранило живые реалии творческой жизни писателя, его огромную самоотдачу в литературной работе, но без какого-либо излишнего любования. Убедительна зарисовка воспоминаний Ходасевича: "...Свои рассказы случалось ему читать вслух сквозь слезы. Но когда спадало это умиленное волнение, он требовал критики, выслушивал ее с благодарностью и обращал внимание только на упреки, пропуская похвалы... Нередко он защищался, спорил, но столь же часто уступал в споре, а уступив - непременно садился за переделки и исправления. Так, я его убедил кое-что переделать в "Рассказе о тараканах" и заново написать последнюю часть "Дела Артамоновых" (9, с.25).

Мемуарный облик М.Горького на страницах "Курсива" - не только воссоздание прошлого. "Портрет" писателя становится у Берберовой органической частью именно ее "романа пути": постижение главных жизненных ценностей, среди которых свобода творчества - на первом месте. Достаточно емки ее зарисовки творческой жизни М.Горького: "Между 1921 годом он не поучал, он писал с максимумом свободы, равновесия и вдохновения... Он

'' Горький М. Поли. собр. соч. : Варианты к художественным произведениям: В 10-ти т. - М., 1977. - Т.5. - С.694-695.

написал семь или восемь больших рассказов (имеются в виду: "Отшельник", "Рассказ о безответной любви", "Рассказ о герое", "Рассказ об одном романе", "Карамора", "Анекдот", "Репетиция", "Голубая жизнь", "Рассказ о необыкновенном", по большей части напечатанные в "Беседе". - И.Р.) как бы для себя самого, это были рассказы-сны, рассказы-видения, рассказы-безумства. "Артамоновы" оказались схождением с этой плоскости вниз, к последнему периоду..." (1, с.226).

Как автор именно "своего курсива" Берберова права, споря с упрощенным толкованием творчества М.Горького, особенно того времени, когда "загадки" личного бытия в "смутную эпоху" интересовали его более всего. В подтверждение этого можно напомнить, что в переписке с Р.Ролланом тех лет подобного рода вопросы занимали важное место. Не раз писатель возвращался к обсуждению с видным писателем Запада, защищавшим общечеловеческие ценности, своего тревожного ощущения хаоса, спутанности жизни, порожденных социальными катастрофами -войной, революционным взрывом. "... Дорогой друг, - писал он в октябре 1923 г., - но Россия - это моя неизлечимая болезнь, как для Вас - Франция, и я не могу ни думать, ни говорить ни о чем ином"1). В этом историческом контексте размышления о судьбе личности усложнялись; писатель, ранее яростно полемизировавший с Ф.М.Достоевским, теперь становился как бы его последователем в стремлении разгадать сложность "намучившейся" личности. Адресуясь к своему французскому другу, он затрагивал и проблемы "излишнего психологизма", по определению Роллана2). Например, о "фантастичности" русского человека М.Горький писал: "... у него "мозги набекрень. Этот особенный изгиб разума, его уклон в сторону

'' Архив А.М Горького. - М., 1995. - Т.15: М.Горький и Р.Роллан' Переписка (1916-1936).-С.75.

Там же

5-658

от обыкновенного, "нормального", может быть, создаст из русских оригинальнейший народ, который озарит весь мир огнем своей талантливости, но - эта же кривизна разума, выедающего душу, может и уничтожить Россию для мира, сделав ее рационалистической до цинизма, лишенной веры в себя и

отвратительной"*).

Свои "краски" в творческую жизнь Сорренто вносили приезжавшие сюда художники. Дважды и подолгу у М.Горького гостила Валентина Ходасевич (в 1926 и 1928 гг.). С писателем и его семьей художницу связывала дружба с "кронверкских" времен. В 1926 г. в Сорренто были Борис Шаляпин, сын знаменитого певца, Н.А.Бенуа, много живший за границей; несколько недель провел Б.Д.Григорьев - художник, получивший европейское признание. В 1928 г. М.Горького посетил С.М.Коненков и выполнил его скульптурный портрет. В 1930 г. в Сорренто почти пять месяцев жил художник Ф.С.Богородский. Позднее он называл это время "лучшим" в своей жизни. В 1931 г., благодаря хлопотам М.Горького, состоялась поездка в Италию молодых художников-палешан братьев П.Д. и А .Д.Кориных. И для того, и для другого познание искусства Италии стало новым рубежом жизни и творчества. Весной 1932 г. Павел Корин работал в Сорренто над одним из поздних портретов писателя. Этим опытом художник начал свою портретную галерею деятелей искусства и науки, которая принесла ему известность. В официальном искусствоведении коринский портрет М.Горького за непарадность и драматизм облика писателя подвергался критике (7, с.70).

Постоянное тяготение М.Горького к обещанию с художниками, а также их интерес к его сложной натуре и личности являют собой пример деятельного "содружества муз", что в целом было характерно для культуры России начала XX в.

'' Архив А.М.Горького. - М., 1995. - Т. 15: М.Горысий и Р.Роллан: Переписка (1916-1936). - С.66-67.

Убедительные свидетельства творческого единения с М.Горьким во время работы над его портретом остались в дневнике Б.Д.Григорьева: "Уже 16 дней он позирует мне по два, два с половиной часа... Он сейчас даже не читает газет. Инстинктивно, под влиянием удивительной интуиции он создает то состояние, которое я ищу. Рисовать его - наслаждение". И через несколько дней художник записал: "Моя работа над портретом исчерпала всю мою энергию... Я похудел, ослаб. Я сейчас поправляю свет, воздух в картине, пытаясь еще больше подчеркнуть огромную духовную глубину Горького"1).

Вскоре неаполитанские газеты поместили фотографии с портрета, и он впервые экспонировался с успехом на XV венецианском "Бьеннале". М.Горький считал его лучшим своим портретом, говоря, что здесь он "как живой". Нравился писателю и портрет Н.А.Пешковой, названный Б.Григорьевым "Материнство"; из своей модели художник "совершенно изумительно сделал Мадонну", - отзывался М.Горький (3, с.43).

В последующей переписке с М.Горьким Б.Д.Григорьев не раз подчеркивал значимость для себя творческой встречи с писателем, полагая, что их многое объединяет в понимании задач искусства и русской души. Так, в письме от 1 июля 1926 г. художник замечал: "Пишу я... "католический цикл работ", очень зацепился. Написал "Крестины", быт и костюмы XIV века. Двух старух - люблю старух. А Вашу "бабушку" - обожаю. Ищу случая именно ее, русскую, сотворить. Да здесь нельзя, за границей. Буду ждать, когда Вы возьмете меня с собой в Россию. Я еще могу быть ей полезен... Мне скучно, тоскливо, обидно без Ваших писем, их записного бисера и их обаятельной мысли. Не могу долго без Вас. Пока что Вы единый на земле настоящий человек и настоящее Вы-чудо!" (Архив А.М.Горького (ИМ Л И): КГ-ди-3-11-15).

'' Григорьев Б.Д. Страницы из дневника. Февраль-март 1926 // Горький и художники: Воспоминания. Переписка. Статьи. - М., 1964. - С.95-96

Художник, склонный к гротескности, необычным и острым формам обобщенности, Б.Григорьев находил и ценил у М.Горького близкое себе; он писал ему 19 мая 1926 г., еще не отрешившись от непосредственного общения с Горьким в Сорренто: "... всегда думал, что герои Ваши вовсе - не только: быт, но еще и пророки, и следовательно, могут быть и увеличены среди людей" (там же, КГ-ди-3-11-12).

В литературном быте Сорренто 1927-1928 гг., а также и последующих лет, когда М.Горький не жил в Италии постоянно, а приезжал в СССР на осень и зиму, по-прежнему важное место занимали разнообразные встречи; обширной была и переписка писателя. Однако все более четко прослеживается нарастающее желание возвратиться на родину1).

В 1927 г. у М.Горького побывали молодая писательница и искусствовед А.И.Цветаева (сестра М.И.Цветаевой), археолог Б.М.Зубакин, затем Л.Леонов и В.Катаев. Эти встречи состоялись летом. Вскоре ЛЛеонов писал: "Первое впечатление от Горького: неистребимая способность заражаться интересами и настроениями молодых, и еще - благословенная, юношеская жадность к жизни. Я видел у него на столе все наши журналы от Красной нови до Батрачки..."2). Осенью с М.Горьким встречались советские писатели Б.Волин, Н.Асеев, О.Форш. О своей заграничной поездке и посещении М.Горького Н.Асеев рассказал в книге путевых очерков "Разгримированная красавица" (М., 1928).

В 1928 г. в феврале в Сорренто были поэты И.Уткин, А.Жаров, А.Безыменский. А.Жарова поразила органическая связанность М.Горького с современной отечественной литературой. "Сидя в Сорренто, он знает о нашей новой литературе, не говоря о западной, больше любого из наших писателей...3). Однако из-за тенденций

'' Горький A.M. Собр. соч.: В 30-ти т. - М., 1954. - Т.ЗО. - С.532.

2) Леонов JI.M. Публицистика. - М., 1976. - С.5.

3' Жаров А. У Горького // Бакинский рабочий. - Баку, 1928. - 26 мая.

нигилистического отношения к классическим традициям эта книга вызвала резкую отповедь М.Горького в статье "О двух книгах" (Известия. - 1928. - 11 сент.).

Воздействие М.Горького на становящуюся советскую литературу связано не только с многочисленными встречами писателя в Сорренто, но и с обширной перепиской. Важная сторона его переписки - противостояние политике диктата и окрика, "соображениям узко-групповых интересов", как скажет он в статье 1932 г. "По поводу одной полемики". Этот аспект на первом плане в его переписке с А.К.Воронским как руководителем журнала "Красная новь" (М.), с А.Фадеевым, Л.Л.Авербахом (8).

На протяжении эпохи "железного занавеса" и разъединения культур (советской и буржуазной, советской и эмигрантской) горьковеды не могли говорить о возможности разных форм взаимодействия в расколотом мире русского искусства. В начале 30-х (как и в 20-е годы, но при очевидном усилении конфронтации) нити связей с "другим берегом" проходили через Сорренто. Без "соррентийского" периода в жизни М.Горького едва ли могла бы осуществиться такая раскованная (особенно в первой половине 20-х годов), поверх политических баррикад, переписка М.Горького с Р.Ролланом. Будь М.Горький все время в советской России, а значит -в условиях цензуры, этот вольный обмен мнениями о Революции и Мировой культуре, Революции и Человечности, подлинной независимости и свободе личности не мог бы состояться. Не случайно публикация переписки в полном объеме на родине М.Горького не однажды запрещалась: в 1966 г. готовая верстка сборника "Горький и Роллан" была рассыпана (4, с.281-285).

Однако на рубеже 20-30-х годов М.Горький стал заявлять о своем противостоянии эмиграции, чего не было в начале 20-х. Один из самых болезненных примеров - его участие в полемике по поводу письма "Писателям мира" от лица "группы русских писателей" из СССР (Последние новости. - Париж, 1927. - 10 авг.). В нем заявлялось о преследовании писателей в Советском Союзе, о том, что новая

Россия стала "тюрьмой для слова". Этот "крик", раздавшийся из России, был услышан только эмиграцией, но не мировой общественностью. Большое беспокойство проявил Р.Роллан. На его запрос о подлинности письма М.Горький заявил, что оно -фальшивка, а писатели в СССР свободны и работают более успешно и плодотворно, чем до революции. Горьковский ответ был опубликован в журнале "Ь'Егоре" (Париж, 1928. - № 63). Письмо являлось одной из демонстраций новой политической позиции М.Горького - он перешел в стан защитников классовых интересов. Подобные приоритеты не лучшим образом сказались на переписке с Р.Ролланом - диалог явно утрачивал прежний настрой взаимопонимания.

И все же культурные притяжения М.Горького к эмиграции по-прежнему присутствовали в его творческих планах. Переписка с И.А.Груздевым содержала множество упоминаний о событиях -литературных и общественных - на "том берегу". Нередко М.Горький пересылал Груздеву, зная о его работе по теме русско-европейских связей, вырезки из эмигрантских, а также итальянских газет1). В дневниковых записях конца 20-х годов наметилась серия эскизных зарисовок представителей русской эмиграции; здесь А.А.Яблоновский, Б.Савинков, Е.И.Замятин. С.С.Юшкевич, Д.С.Мережковский, А.П.Кутепов2). По всей вероятности, интерес М.Горького к эмигрантской жизни был как-то связан с проблематикой главного труда соррентийских лет - "Жизнью Клима Самгина". Стремясь показать в романе-хронике идейную "суматоху" начала XX в., писатель не мог пройти мимо новых проекций тех исканий, которые определились в своей сложности на рубеже веков.

'' См.: Архив А.М.Горького. - М., 1966. - Т. 11: Переписка А.М.Горького с И.А.Груздевым. - 384 с.

См.: Горький М. Полное собрание сочинений: Варианты к художественным произведениям: В 10-ти т. - М., 1977. - Т.5. - С.687-716.

В личной библиотеке М.Горького сохранились с его пометами эмигрантские издания, например, Н.А.Бердяева (Философия неравенства: Письма к недругам по социальной философии. -Берлин, 1923). Б.П.Вышеславцева (Этика преображенного Эроса. Проблемы Закона и Благодати. - Paris, 1931)1). Известно, что к эмигрантским изданиям М.Горький обращался при воссоздании исторических реалий в своей "хронике", например, к книге В.В.Шульгина "Дни" (Белград, 1925)2).

О постоянном внимании писателя к периодике, к выходу в Париже новых книг упоминает в "Курсиве" Н.Берберова. Показательно ее свидетельство (это подтверждают и воспоминания Ходасевича) и о том настоящем потрясении, которое М.Горький пережил однажды, прочитав новое произведение И.А.Бунина (вероятно, речь шла о только что появившейся "Митиной любви"): "Все было оставлено: работа, письма, чтение газет. Горький заперся у себя в кабинете, к завтраку вышел с опозданием... - Понимаете... замечательная вещь... замечательная ... - больше он ничего не мог сказать, но долго после этого он не притрагивался ни к советским новинкам, ни к присланным неведомыми гениями рукописям. Бунин был в эти годы его раной: он постоянно помнил о том, что где-то жив Бунин ... ненавидит советскую власть (и Горького вместе с нею), вероятно - бедствует, но пишет прекрасные книги и тоже постоянно помнит о его, Горького, существовании..." (1, с.218).

Сорренто связано и еще с одной важной составляющей литературного процесса 20-30-х годов. Итальянский дом М.Горького служил своеобразным звеном контактов советских писателей с мировой культурой. Сам писатель, неизменно увлеченный

Личная библиотека А.М.Горького в Москве: Описание: В 2-х кн - М„ 1981. -Кн.1. - С.22,23.

См.: Горький М. Полное собрание сочинений: Варианты к художественным произведениям: В 10-ти т. - М., 1982. - Т.10. - С.719-720.

итальянской культурой прошлого и настоящего, не уставал приглашать молодых писателей знакомиться с великими "образцами Италии".

Целям узнавания разных культур отвечала обширнейшая переписка М.Горького с иностранными писателями, переводчиками, деятелями театра. Корреспондентами писателя были А.Франс, С.Цвейг, Г.Гауптман, Б.Шоу, Д.Голсуорси, А.Барбюс, Э.Триоле, С.Алерамо, М.Пуччини, Д.Папини и многие другие1). Произведения Горького 20-х годов вскоре появлялись на разных языках. Он вел интенсивную переписку с ленинградским издательством "Время", высказывая рекомендации по изданию переводных произведений. Поддерживал М.Горький переводы на иностранные языки произведений своих современников, часто являясь в этом инициатором.

В 1927 г. в английском переводе с предисловием М.Горького вышли "Преображение" С.Н.Сергеева-Ценского (в Нью-Йорке) и "Одеты камнем" О.Форш (в Лондоне). В том же году русскому читателю писатель адресовал статьи об А.Франсе и Р.Роллане.

В 20-е годы в Италии М.Горького много переводили (получили известность "Фальшивая монета", "Дело Артамоновых", "Голубая жизнь").

Одним из первых посетил писателя, поселившегося в Сорренто, профессор Римского ун-та, крупный славист Этторе Ло Гатто. С ним связана большая переписка М.Горького. В июле 1924 г. он просил в письме Е.П.Пешкову прислать ему три только что вышедшие книги ЛЛеонова: "Я тут затеваю широкую информацию Италии о русском искусстве, главным образом о литературе, т.е. не я, а Ло Гатто"2).

'' Архив А.М.Горького. - М., 1960. - Т.8: Переписка А.М.Горького с зарубежными литераторами. - 446 с.

2' Архив А.М.Горького. - М., 1966. - Т.9: А М.Горький Переписка с Е.П.Пешковой, 1906-1932. - С.273.

Общение с М.Горьким раскрыло итальянскому исследователю панораму развития русской литературы тех лет. Это получило отражение в ряде номеров издаваемого им журнала "Russia" (Рим); выпуски за 1924-1925-1926 гт. были посвящены молодым русским писателям:' объединению "Серапионовы братья", С.Есенину, И.Бабелю, Л.Сейфулиной, Л.Леонову. Позднее вышли работы Э.Ло Гатто "Русские в Италии:От XVII века до наших дней" (Рим, 1971; на итал. яз.), "Мои встречи с Россией" (Милан, 1976; на итал. яз.) и др.

Как в поэтическом мире В.Ходасевича "соррентийской" поры отразилась "совместимость" сменяющихся вех его пути, так и в "соррентийском" периоде общения М.Горького с русскими писателями стала возможной "сочетаемость" разнонаправленных процессов в русской культуре того драматического времени. Противостояние и стремление к его преодолению сказывалось в исканиях и сложившихся мастеров, и молодых советских писателей.

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

1. Берберова Н. Курсив мой: Автобиография. - М., 1996. - 735 с.

2. Вайнберг И И. Почему журнал "Беседа" не пошел в Россию. (По архивным материалам) // Социальные и гуманитарные науки. Зарубежная литература Сер.7, Литературоведение: РЖ. - М., 1995. - № 4. - С.28-63.

3. Галеев Т.А. Борис Григорьев: (Новая галерея. XX век): Альбом. - М., 1995. - 80 с.

4. Документы свидетельствуют... Из фондов Центра хранения современной документации (ЦСХД). В обстановке фальсификации и тотальной лжи: Об издании сб. "Горький и Роллан" / Вступ. ст. Вайнберга; публ. Ореховой Е. // Вопр. лит - М., 1995. - Вып. 6. - С.281-289.

5. Ло Гатто-Мавер А. Неаполитанский пленник / Интервью взял Талалай М. // Рус. мысль. - Париж, 1996. -15-21 февр.

6. Этторе Ло Гатто и русская культура: Выставка книг и документов, 1920-1926 (Москва, 20-27 окт. 1990 г) / Сост. д'Амелия А. - М.; Неаполь. - 35 с.

7. Морозов А.И. Конец утопии: Из истории искусства в СССР 1930-х гг. - М., 1995 -225 с.

8. Примочкина Н. Писатель и власть: М.Горький в литературном движении 20-х годов. - М., 1996. - 225 с.

в -658

9. Ходасевич В. Воспоминания о Горьком. - М., 1989. - 45 с.

Ю.Ходасевич В.Ф. и М.О.Гершеизон: Переписка / Публ. подгот. текста, предисл. и

iНе можете найти то, что вам нужно? Попробуйте сервис подбора литературы.

примеч. Андреевой И. // Де visu. - М., 1993. - № 5(6). - С.12-51. П.Ходасевич В.Ф. Из переписки. (1925 -1938) / Публ. Мальмстада Дж. // Минувшее: Ист. альманах. - М., 1991. - Вып.З. - С.262-291.

И.А.Ревякина

96.04.003. А.АВЕРЧЕНКО В КОНСТАНТИНОПОЛЕ1).

Константинополь не был русской литературной Меккой, как Берлин или Париж. Но через него последовали в Европу почти все эмигранты.

В ноябре 1920 г. сюда на 66 кораблях прибыли 130 тыс. русских беженцев. 32-33 тыс. русских осели здесь надолго, остальные проследовали в страны Европы и (частично) Америки (но не в США, правительство которых из-за внутреннего экономического кризиса отказалось принимать русских эмигрантов).

23 ноября 1920 г. под председательством известного публициста ВЛ.Бурцева, в свое время разоблачившего провокатора Азефа, состоялось собрание русских писателей и*, журналистов, оказавшихся в Турции, гае была создана комиссия для оказания помощи соотечественникам. Возглавил ее старейшина русской литературы Е.Н.Чириков.

В марте 1921 г. возникли первый Союз русских писателей и ученых (во главе с профессором С.К.Гогелем и его заместителем СИ.Варшавским) и первое литературно-художественное общество -имени АЛ.Чехова (во главе с писателем - "знаньевцем" И.Д.Сургучевым).

Уже 7(20) марта 1920 г. здесь вышла газета "Русское эхо" (текст ее давался одновременно на русском и французском языках) под редакцией И.Василевского, более известного под псевдонимом Не-Буква.

1) Работа выполнена при содействии Центрального Европейского университета (грант CEU\ RSS No: 178\94).

i Надоели баннеры? Вы всегда можете отключить рекламу.