CC BY
101
мсс'-м :кл"-Г'а' ( /7,. ,и“я } 0 /'6 Ч
РОСС и^рКАЯ АКАДЕМИЯ НА^К
институТЯаучноиИНФормации ^
ПО ОБЩЕСТВЕННЫМ НАУКАМ
СОЦИАЛЬНЫЕ И ГУМАНИТАРНЫЕ НАУКИ
ОТЕЧЕСТВЕННАЯ И ЗАРУБЕЖНАЯ ЛИТЕРАТУРА
РЕФЕРАТИВНЫЙ ЖУРНАЛ СЕРИЯ 5
ИСТОРИЯ
4
издается с 1973 г. выходит 4 раза • год индекс РЖ 2 индекс серии 2,5 рефераты 95.04,001 >95.04.057
МОСКВА 1995
Н.А.Кокорина и Т.А.Хлебникова анализируют керамический комплекс Волжской Булгарии Х-Х1Н вв., формирование которого происходило, как показывают авторы, на базе трех основных традиций. Из них первые две включают типы посуды, связанные своим происхождением с тюркским этносом (одна - с регионом салтово-маяцкой культуры, другая - с регионом кочевых и оссдлых племен Казахстана, Приуралья и Средней Азии). Истоки третьего компонента булгарского комплекса исследователи находят в среде финио-угорского населения прикамско-приуральского региона (с.107,111).
Е.П.Казаков публикует материалы раскопок Коминтерновского П селища - одного из наиболее крупных булгарских поселений Западного Закамья. Инвентарь памятника, включающий также нумизматические находки, позволяет датировать его ХШ-Х1У вв. (с. 121).
Завершает сборник статья П.Н.Старостина, Ф.Ш.Хузина и Р.Ф.Шарифуллина, посвященная научно-исследовательской деятельности известного археолога-булга роведа Т.А.Хлебниковой.
Л.Е.Медовичев
95.04.034. МАТВЕЕВА Н.П. РАННИЙ ЖЕЛЕЗНЫЙ ВЕК ПРИИШИМЬЯ /РАН. Сиб. отд-ние. Ин-т пробл. освоения севера; Отв.ред. Молодин В.И. - Новосибирск: Ю "Наука", 1994. - 152 с. -Библиогр.: с.145-150.
Монография посвящена изучению этнокультурных процессов, протекавших в период раннего железного века в лесостепном и южнотаежном Приишимье (в пределах среднего и нижнего течения р. Ишим). В книге публикуются новые материалы раскопок памятников этого региона Западной Сибири, рассматриваются вопросы хронологии, материальной культуры, хозяйства и общественного устройства приишимского населения в I тыс. до н.э. -первой половине I тыс. н.э. Основное внимание уделяется саргатской
культуре, игравшей ведущую роль в западно-сибирской лесостепи на протяжении почти целого тысячелетия.
В первой главе дается краткая характеристика начального этапа раннего железного века в Приишимье, представленного памятниками баитовской культуры (вторая четверть I тыс. до н.э.). В основном это поселения (в долине Ишима их известно более 40) сравнительно небольших размеров (площадью в среднем 11-12 тыс. кв.м), застроенные одно- и двухкамерными полуземлянками каркасно-столбовой конструкции.
Керамика баитовской культуры по сравнению с керамикой соседних культур очень стандартна и чрезвычайно бедно орнаментирована. В основном орнамент представляет собой поясок наклонных отпечатков гребенчатого штампа на шейке сосудов, дополненный рядом ямок или жемчужин. Остальной инвентарь, достаточно немногочисленный, включает железные черешковые ножи с прямой спинкой, керамические лепные и точеные из черепков пряслица, скребки из обломков посуды, точильные камни. Несколько более представительным выглядит только вещевой комплекс поселения Карлуга-1, особенностью которого являются набор кремневых скребков и наконечников стрел, кремневые сколы и обломки полированных каменных орудий, что указывает на развитую камнеобработку.
Невысокая степень исследованности баитовских памятников пока затрудняет выявление культурных связей. "Найденные орудия труда относятся к широко распространенным типам, а украшения, наоборот, своеобразны и представлены, видимо, местными изделиями. Предметы вооружения представляют вид, хорошо известный в скифо-сарматской среде, и демонстрируют принадлежность баитовской культуры к лесостепной периферии скифо-сибирской общности" (с. 9).
Конец баитовской культуры связан 'с продвижением на ее территорию носителей гороховской культуры с запада, а несколько позднее - саргатских племен с востока, которые сменяют в
Приишимье и Притоболье баитовское население. Возможно, полагает автор, часть баитовских племен была оттеснена на север, в южнотаежную зону и послужила основой формирования там кашинской культуры (с. 11). Вторая глава посвящена характеристике саргатской культуры. Всего в изучаемом регионе (в долине Ишима и озерном Вагай-Ишимском междуречье) выявлено около 60 саргатских памятников, однако в целом он менее исследован, чем такие зоны обитания саргатского населения, как Притоболье и Прииртышье. Преобладающим типом памятников являются неукрепленные поселения. Городищ известно всего пять: Яман, Ак-Тау, Ст.Погост, Истошинское, Тюлешов Бор-6. Наиболее изученным среди них являет! я городище Ак-Тау (исследованная площадь 1700 кв.м), обнесенное рвом и валом, усиленным бревенчатой стеной и частоколом.
Жилища, исследованные на пяти памятниках, представлены преимущественно однокамерными (очень редко двухкамерными) полуземляночными постройками площадью от 10 до 59 кв.м каркасно-столбовой конструкции (с.109).
К числу наиболее массовых находок относится посуда, изготовленная из глины, бронзы, дерева и бересты. Среди керамических лепных сосудов по формам выделяются горшки, банки, чаши, кувшины, блюдца и курильницы. Орудия труда представлены в основном железными черешковыми ножами. В ряде могильников (Абатский Л, 3 и Фоминцевские) найдены также железные тесла-мотыжки прямоугольной формы, являвшиеся, как полагает автор, универсальными орудиями при обработке дерева, копке могил и тд. В мужских погребальных вещевых наборах встречаются казенные оселки, точила, ».|<есала, в женских - костяные проколки, пряслица, вылепленные из глины или точены^ из стенок сосудов.
Материалы захоронений позволяют судить о характере вооружения носителей саргатской культуры. Так, находки костяных накладок (концевых, боковых и срединных, достигающих длины 20-25 см) указывают на применение сложносоставного лука.
Использовались бронзовые и костяные, втульчатые и черешковые, а также железные черешковые наконечники стрел различной формы (трехлопастные, трехгранные, с листовидным, ромбическим или треугольным пером). Оружие ближнего боя составляли мечи длиной ох 0,6 до 1,3 м и кинжалы длиной от 0,2 до 0,35 м, характерные для средне- и позднесарматской эпохи. Средством защиты, судя по находкам в могильнике Кокуйский-3 и на Узловском поселении, служил костяной наборный панцирь из прямоугольных и трапециевидных пластин, нашитых на мягкую основу. Конская упряжь документируется находками удил (железных двусоставных кольчатых), псалий, уздечных бляшек и обойм.
Весьма многочисленную категорию инвентаря саргатских памятников составляют- женские украшения, прежде всего разнообразные бусины (из зеленого, синего, голубого стекла, золоченые, сделанные из сердолика и бронзы), составлявшие подвески и ожерелья, использовавшиеся для расшивки одежды и в качестве пуговиц. Для женских захоронений обычны также серьги из драгоценных металлов и бронзовые проволочные браслеты. Предметы туалета представлены в основном бронзовыми зеркалами, детали одежды - разнообразными металлическими пряжками (кольцевидными, прямоугольными, лировидными, ажурными с фигурными рамками) и многочисленными бляшками-заклепками, фигурными бляшками полушарной, ступенчато-пирамидальной формы, в виде солярных знаков, растительных завитков, тисненые из золотого, серебряного или медного листа.
Погребальный обряд саргатских племен Приишимья реконструируется на основе материалов около десятка курганных некрополей, наиболее изученными из которых являются могильники Абатский-1 и Абатский-3. Курганы располагались группами или цепочками на высоких берегах рек и озер. Высота насыпей колеблется в пределах от 0,3 до 0,4 м, диаметр - от 8 до 40 м. Ранние курганы, как правило, небольшие и одномогильные. В'болес поздних
33-3341
число захоронений увеличивается до 10-12. Постепенно складывается традиция кругового расположения могил вокруг центральной.
В У1-У вв. практиковались захоронения . на древней поверхности, затем - преимущественно в широких ямах с отвесными стенками, а с Ш-Н вв. до н.э. - в разнообразных по форме и деталям устройства могилах: с заплечиками, канавками, ямками и тд. Преобладали индивидуальные трупоположения в ямах в позе вытянуто на спине, головой на север, северо-запад, северо-восток. Известны также парные и коллективные, в том числе ярусные захоронения, свойственные не всем регионам саргатской культуры. Наряду с господствующей в саргатской погребальной обрядности традицией обертывания умершего в бересту или зашивания в берестяной короб, существовала также практика захоронения в гробу или саркофаге, заимствованная, как полагает автор, из обряда оседло-земледельческого населения Средней Азии, тесные связи с которым подтверждаются материалами, свидетельствующими о наличии регулярной караванной торговли (с.116).
Среди погребений, сохранивших следы каких-либо конструкций, особый интерес представляют могилы с одной или двумя канавками, предназначенными либо для устройства подголовной подставки или скамейки (традиция их использования известна у скифов, в пазырыкской культуре и у сарматов), либо (при наличии двух параллельных канавок) для установки в них ножек или двух горизонтальных опор погребального ложа (близкие аналогии им прослеживаются в погребальных сооружениях Северного и Южного Тагискена и Уйгарака). Подобные конструкции не встречаются в рядовых комплексах.
Другой вид погребальных сооружений Демонстрируют могилы с ямками, предназначенными, -по-видимому, для установки вертикальных столбов, что указывает на обычай возведения в погребальных камерах бревенчатых построек каркасно-столбовой конструкции - "домов мертвых” - для определенной категории покойников. Самые близкие параллели подобным сооружениям
имеются в некрополях ранних саков Приаралья, а более поздние этнографические аналогии • во внутримогильных и надмогильных конструкциях хантов и селькупов (с.117).
Начало развития саргатской культуры на Ишиме, судя по материалам самых ранних погребальных комплексов, а также городища Ак-Тау и поселений Ефимово-1 и Уэловского, относится к У1-У вв. до н.э. Заключительный этап документируется курганными захоронениями могильников Абатский-1 и Абатский-3, датируемыми ІІ-ІУ вв. н.э. "Все это , - заключает автор, - дает основания считать, что саргатская культура в долине Ишима исчезла не ранее IV в. н.э." (с 119).
Завершает главу анализ проблем социально-экономического и этнокультурного развития саргатского населения. Главным направлением его хозяйственной деятельности являлось развитое скотоводство. Палеозоологические материалы Узловского поселения свидетельствуют о преобладании в составе стада на севере лесостепи крупного рогатого скота (почти 50% особей) и лошадей (свыше 40%) при очень незначительной (около 8%) доли мелкого рогатого скота. Иное соотношение дает остеологическая коллекция городища Ак-Тау, отражающая специфику южной часта лесостепной зоны. Здесь при «ном преобладании коневодства (лошади составляли свыше 45% особей) доля крупного рогатого скота значительно ниже, чем на севере (27%), в то время как процент овец и коэ более чем в два раза превышает соответствующий показатель на Узловском поселении. "Все сказанное, • по мнению Н.П .Матвеевой, • позволяет предположить переходішй характер скотоводства от придомного к пастушескому на севере ишимской лесостепи и пастушескому и полукочевому на юге" (с. 120). ,
К числу домашних промыслов, с точки зрения автора, следует отнести обработку кожи, дерева, кости, ткачество и гончарство, тогда как металлургия и металлообработка, достигшие сравнительно высокого уровня, по-видимому, находились уже на стадии специализированных ремесленных производств (с. 121).
33*
Материалы некрополей, демонстрирующие значительные различия между захоронениями по величине надмогильных сооружений, устройству погребальных камер, количеству и качеству инвентаря, свидетельствуют о существовании социального и имущественного расслоения среди саргатского населения Приишимья. Так, присутствие оружия почти во всех погребениях могильника Абатский-1, даже в женских, придает ему облик некрополя военной дружины. Могильник Абатский-3, в погребениях которого найдены десятки разнообразных предметов из драгоценных металлов, остатки парадного оружия и одежд, также говорят о высоком ранге и богатстве захороненных в нем людей. В то же время могильники' Фоминцевский, Лихачевский, Ирский, Кокуйский-3, характеризующиеся средними и малыми размерами насыпей и могил, скромными наборами инвентаря, по-видимому, принадлежали рядовому населению. Вместе с тем высокая степень разграбления приишимских курганов и недостаток в силу этого эталонных образцов для социального анализа не позволяет сделать какие-либо более конкретные выводы по социальной организации общества носителей саргатской культуры, констатирует автор (с. 122).
Касаясь проблемы этнокультурных связей, Н.П.Матвеева отмечает наличие контактов саргатского населения долины Ишима с северными соседями - носителями кашинской культуры, что проявляется во взаимовстречаемосги кашинской крупногребенчатой и саргатской накольчато-резной керамики в ряде таких памятников, как могильники Абатский-1 и 3, городище Ст. Погост. Особый интерес представляют отмеченные выше параллели в саргатском погребальном обряде и инвентаре с сакскими памятниками Казахстана и Средней Азии. Глубокое проникновение саков Приаралья я лесостепное Тоболо-Ишимье датируется рубежом У1-У вв. до н.э. Именно это,' по мнению автора, стимулировало трансформацию местных культур начала эпохи раннего железа и сложение саргатской общности. В дальнейшем в Абатских, Тютринском, Савиновском, Красногорских могильниках саргатской
культуры прослеживается развитие сакских черт. Причем эволюция сакских погребальных традиций наблюдается лишь в некрополях военной •аристократии, занявшей господствующее положение в общественной иерархии лесостепных скотоводов и земледельцев (с.124).
Что касается этнической принадлежности основной массы носителей саргатсхой культуры, то данная проблема тесно связана с проблемой генезиса этой культуры. Здесь, пишет автор, следует иметь в виду, что истоки культур эпохи поздней бронзы западносибирской лесостепи (ирменской, саргаринской, бархатовской) восходят к андроновской общности, индоиранская принадлежность которой может считаться доказанной. Таким образом, ведущие субстратные компоненты саргатской культуры, • полагает Н.П.Матвеева, - были, очевидно, иранскими. Хотя включение некоторой доли угорских и самодийских компонентов должно было, с ее точки зрения, иметь место в ходе контактов предков саргатцев с носителями межовской, сузгунской культур, а также при позднейшей ассимиляции части населения южной тайги: баитовского, кашинского, журавлевского с расширением саргатского ареала к северу” (с. 128).
Распад саргатской общности автор связывает с прекращением (в результате бурных событий Великого переселения народов) интенсивной караванной торговли со Средней Азией, на которую в значительной степени была ориентирована экономика лесостепных племен (с. 128).
Третья глава посвящена краткой характеристике памятников кашинской культуры, располагавшихся в. северном лесостепном и южнотаежном Тоболо-Ишимье - зоне контактов племен лесного Зауралья с населением саргатской культуры. К настоящему времени здесь выявлено около 30 памятников кашинского типа - поселений и могильников. В данной гладе публикуются материалы раскопок семи кашинских грунтовых погребений, исследованных на саргатском некрополе Абатский-3 и датируемых V в. rf-э. Эти захоронения
фиксируют верхнюю временную границу существования кашинской культуры. Нижняя граница определяется материалами поселения Ст.Погост и Рафайловского городища, относящимися к IV в. до н.э. (с. 139-140).
На протяжении всего существования кашинской культуры прослеживаются тесные взаимосвязи ее носителей с саргатским населением. Причем, с точки зрения Н.П.Матвеевой, "столь длительные и регулярные контакты в политическом аспекте могут объясняться зависимым положением населения южной тайги от саргатского и, видимо, существованием даннических отношений, поддерживавших могущество лесостепных племен” (с. 142).
Для суждения об этнической принадлежности носителей кашинской культуры пока недостаточно материалов, но, как отмечает автор, факты раннего появления шнуровой орнаментации керамики и сосуществования ее с гребенчатой "могут быть истолкованы в пользу угорской версии, так как эти черты позднее являются характерными для уральских комплексов петрогромского, юдинского и манушинского типов, считающихся древнемансийскими" (с. 142).
Таким образом, заключает автор, ранний железный век на юге Западной Сибири был последним периодом интенсивных контактов угорской и иранской общностей, наиболее ярко отразившихся в языке и мифологии манси.
А.Е.Мсдовичее
ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
95.04.035. ЦЕННОСТИ И СИМВОЛЫ НАЦИОНАЛЬНОГО САМОСОЗНАНИЯ В УСЛОВИЯХ ИЗМЕНЯЮЩЕГОСЯ ОБЩЕСТВА / РАН. Ин-т этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая; Отв.ред. Дробижева Л.М. - М., 1994. - 236 с. -Библиогр. в конце ст.
