CC BY
73
Выполнено по гранту Российского научного фонда «Текст и контекст массовой культуры: российский дискурс» (№14-18-01833)
УДК 130.2
Т. С. Злотникова
Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского
В статье разворачивается диалог с автором книги «Философия культуры в новом ключе» — доктором философских наук, профессором Е. Н. Шапинской; диалог основан на выявлении онтологической и аксиологической общности позиций двух учёных. Поскольку книга Е. Н. Шапинской является оригинальным в жанровом отношении текстом, то и данная статья не является рецензией на книгу, но — попыткой построить научный диалог, выходящий за рамки краткой оценочности, присущей рецензиям. Основанием для построения концепции автора статьи является обнаружение и анализ методологической общности экзистенциальных и социально-психологических подходов к проблематике духовной жизни человека-творца в условиях динамичных трансформаций действительности. Интегративная методологическая система, которую автор книги назвала философией в «новым ключе», даёт возможность, по мнению автора статьи, актуализировать Диалог как многогранную и культуросообразную Деятельность человека, становящегося творцом не только в силу профессионально решаемых задач создания художественных произведений, но и в силу открытости миру Другого. Текст личности этого Другого, рассматриваемый автором книги в качестве особой культурной ценности, многообразно резонирует в современной массовой культуре; для автора статьи значимым является утверждение права Другого на репрезентацию в новых, нестандартных, неожиданных, подчас неприятных и отталкивающих для реципиента формах. Идея толерантности в условиях глобализационных процессов и готовности к понимающей Деятельности как экзистенции творца-интеллектуала объединяет подходы автора статьи и автора книги к понятию, парадоксальность которого обозначена в названии статьи. Мы, автор книги и автор статьи, живущие в мире, детерминируемом массовой культурой, принимаем новые информационные технологии (так, 3D современный человек знает как своего рода гаджет), но придаём «бездушной» технологичности высокое человеческое наполнение, обозначенное тремя концептами: поэтому названные в заглавии данной статьи 3D — это «Другой», «Деятельность», «Диалог».
Ключевые слова: Другой, Деятельность, Диалог, массовая культура, текст, контекст, репрезентация, экзистенция.
ЗАОТНИКОВА ТАТЬЯНА СЕМЁНОВНА — доктор искусствоведения, профессор кафедры культурологии факультета русской филологии и культуры Ярославского государственного педагогического университета им. К. Д. Ушинского, директор Научно-образовательного центра «Культуроцентричность научно-образовательной деятельности», заслуженный деятель науки Российской Федерации, Почётный работник высшего профессионального образования РФ
ZLOTNIKOVA TAT'YANA SEMENOVNA — Full Doctor of History of Arts, Professor ofthe Department of Cultural Studies, The Faculty of the Russian Language and Culture, Yaroslavl State Pedagogical University named after K. D. Ushinsky
e-mail: [email protected] © Злотникова Т. С., 2014
T . S . Zlotnikova
Yaroslavl State Pedagogical University named after K. D. Ushinsky, The Ministry of Education and Science of the Russian Federation, Respublikanskaya str., 108, 150000, Yaroslavl, Yaroslavl region, Russian Federation
3 D AND THIS IS NOT A GADGET: ANOTHER BOOK OF THE PHILOSOPHER
The article develops a dialogue with the author of the book "culture Philosophy in a new key", doctor of philosophical Sciences, Professor E. N. Shapinskaya; the dialogue is based on identifying the ontological and axiological common positions of the two scientists. Because the book E. N. Shapinskaya is the original genre in relation to the text, and this article is not a book review, but an attempt to build a scientific dialogue, beyond a brief evaluation inherent reviews. The basis for the concept of the author of the article is the discovery and analysis of methodological commonality existential and social and psychological approaches to the spiritual life of man in terms of dynamic transformations of reality. Integrative methodological system, which the author of a book called philosophy in a new key, according to the author, to update the Dialogue as multifaceted and cultural Activities of man, becoming a Creator, not only because of professional tasks of creating artistic works, but also because of its openness to the world of the Other. The text of this Other person considered by the author as a distinct cultural values, diverse resonates in modern popular culture; for the author of the article significant is the statement on the rights of Another representation in new, unconventional, unexpected, sometimes unpleasant and repulsive to the recipient forms. The idea of tolerance in conditions of globalization processes and the willingness to sympathetic Activity as the existence of the Creator of intellectual, combines the approaches of the author and the author of the concept, the paradox of which is indicated in the title of the article. We, the author of the book and the author, living in the world, which is determined by the mass culture, the adoption of new information technologies (3D modern man knows how kind of gadget), but give a "soulless" technology high human content, is marked by three concepts: so named in the title of this article to be 3D is "Other", "Activity", "Dialogue".
Keywords: Other one,activities, dialogue, popular culture, text, context, representation, existence.
Среди книг-учебников, книг-сборников, книг-монографий, книг-исповедей и книг-проповедей бывает и особый тип книг. Другой. К такому — другому — типу книг принадлежит издание, выпущенное Екатериной Николаевной Шапинской.
Можно ли прочитать её «Философию в новом ключе» как учебник?
Конечно, ибо там есть необходимые и обязательные для студентов, будь то культурологи, искусствоведы, филологи, историки или иные будущие дипломированные специалисты, сведения и теоретические представления, факты и мотивировки. Да и сам принцип подачи материала, анализа эмпирических аспектов культуры в контексте их теоретического осмысления — поучителен.
Можно ли прочитать эту книгу как сборник? Да, потому что здесь собраны создававшиеся по отдельности, но объединённые общим интересом и логикой статьи о музыке
(Моцарт, Бриттен, Чайковский), театре (оперном, российском и мировом) и новых подходах к тому и другому искусствам.
А как монографию? Естественно, поскольку здесь есть единая тема — музыкальность культуры (музыкальность как проявление гармонии и как источник гармонии), всеобъемлющий характер художественного творчества, охватывающего сферу театра, в которой, в свою очередь, концентрируются прелесть и загадочность музыки, актёрских открытий и литературных метафор.
Можно ли прочитать книгу Е. н. шапин-ской как исповедь? О, да! Это исповедь необычайно любопытного и жадного до прекрасных и разнообразных впечатлений человека, это исповедь любящей души — души, способной любить и готовой откликаться на чужие импульсы, будь то сфера художественной деятельности или обыденных проявлений человека.
Можно ли прочитать издание Е. Н. Шапин-ской как проповедь? А как же, конечно, можно, недаром в названии фигурируют слова «новый ключ». Книга — проповедь свободного, незашоренного отношения к миру, неважно, мыслимый это мир, фантастический или материально осязаемый; проповедь свободы и решительного приятия разнообразных и неожиданных, подчас раздражающих и возмущающих спокойствие идей, художественных решений, человеческих проявлений.
Вот почему, полагаю, книгу Екатерины Николаевны следует рассматривать как Другую
— по отношению к издательским канонам, по отношению к академическим установкам, по отношению к привычным для нас представлениям о философских штудиях.
Это действительно Другая книга, которая писалась на глазах многих коллег и друзей
— вот и я могу точно сказать, что основной её корпус был создан за последние два года, когда автор смотрела, слушала, читала, общалась, восхищалась, обретала новые впечатления.
Это Другая книга, которая родилась не в результате аккуратно выстроенного предварительного замысла, а в результате самой жизни, в которой автор участвует, которую наблюдает, анализирует, которую приветствует и стремится сделать прекрасной.
Полагаю, это достойная философская позиция и важный философский опыт. Тот, который автор имела право назвать «философией в новом ключе».
Основные проблемы и понятия. Экзистенциальная проблематика начинает обозначать своё присутствие в главе 2, в связи с «моцар-тианой», когда сделан первый подход к ней. В то же время, на фоне экзистенциальной проблематики, органично возникает Другой в экзистенциальном дискурсе — именно так названа глава 4 книги 2 («Экзистенциальный другой»). Далее в книге развиваются мысли как о вневременном характере Другого, так и о противоположности «обыкновенного человека» как отражения восприятия его со стороны и «экзистенциального героя», модели-
рование личности которого «происходит изнутри», поскольку «взгляд Другого» заключён «в нём же самом» [2, с. 313]. Прихотливо и в то же время закономерно высвечивая связь с экзистенциальной проблематикой, развивается в главе 7 проблематика эскапизма, который рассматривается не в абстрактном или трансцендентном поле, а в конкретном поле художественной деятельности, которая протягивает нити, связующие высокое классическое искусство (которое автор видит среди «роскошных залов оперных театров») и суетную современность (присутствующую на «площадках фестивалей») [2, с. 141].
Проблематика авторского текста и контекста, причём не любого, а явленного в процессе интерпретации, прежде всего художественно осуществлённой при «переводе» произведения искусства из одной эпохи в другую, из одного вида искусства в другой, из одной эстетической системы в другую, широко и разнообразно представленная в различных эпизодах книги, начинает разворачиваться в 5 главе, где на материале воплощения опер Б. Бриттена исследованы живые и меняющиеся механизмы трансформаций оперы в зависимости от социальных, культурных, психоэмоциональных особенностей жизни. Причём автора интересует как специфика звучания музыки в её прекрасно-эфемерном качестве, так и специфика восприятия высокого искусства представителями «культурного туризма», случайно попавшими на спектакль [2, с. 105].
Мозаичная на первый взгляд картина, в которой на передний план выходят то названные выше проблемы, то проблема репрезентации как культурной деятельности, то проблема гендера в её житейских и художественных проявлениях, то проблема власти применительно к личностным и эстетическим аспектам её проявления, то проблема идентичности в её кризисном состоянии, — эта картина носит вполне целостный и, более того, объёмный характер, который и можно определить как «новый ключ» философии культуры.
Наряду с проблемами, основные из которых названы выше, Е. Н. Шапинская показала
образец работы с понятиями, которые представляли для неё интерес на протяжении ряда лет и в ходе изучения разных культурных фактов и ситуаций. Из таких понятий, полагаю, следует выделить репрезентацию, текст и, разумеется, Другого, которому ранее была посвящена целая книга и которое в «новом ключе» исследуется здесь.
В современных гуманитарных науках существует несколько тенденций работы с тезаурусом, в том числе и номинально-перечислительная (можно сказать, реферативная). Для Е. н. шапинской, как человека, размышляющего в поле философского знания, значима тенденция диалогическая, в силу чего идея и реплика одного автора не являются обязательными для подробного рассмотрения, но — основой для развития мысли, значимой для обоих авторов. Вот почему и диалог с самой шапинской складывается органично, когда её мысль становится не просто поводом, но толчком для развития собственных, уже возникших в сознании представлений. Именно в этом плане для нас особенно существенно то, что понятия текста и репрезентации существуют в её работах не изолированно, а интегрировано: для Е. Н. Шапинской «текст — это, прежде всего, пространство репрезентации, в котором соседствуют самые разные образы» [2, с. 23], а также «соседствуют самые разные формы "другости"» [2, с. 273]. Причём, что особенно важно, текст существует для нашей коллеги далеко не просто как повод или формальная точка отсчёта для дальнейших интеллектуальных или художественных операций, а репрезентация является не просто волевой акцией нового автора, «взламывающего» структуру образца, либо, напротив, рассматривается всего лишь «как миметическое подобие неких реальных фактов и их изображения в том или ином культурном тексте или артефакте» [2, с. 18].
Казалось бы, открытия в области понимания категории текста вряд ли возможны. Но вот что представляется важным: если исследователь занимается не поиском категориального обеспечения понятия, а изучени-
ем его содержательного наполнения, новизна исследования становится вполне очевидной. опираясь на суждения авторитетных предшественников (от Р. Барта до В. Руднева, от А. Лосева до Ю. Лотмана), Шапинская видит в тексте важнейшие для собственного исследования культурных феноменов особенности: полисемантичность [2, с. 22], темпоральность [2, с. 31], многообразную и при этом зыбкую интегрированность в социальный или художественный контекст, на что обращается особенное внимание (так, автор подчёркивает, что, например, оперные спектакли рассматриваются ею как «культурные тексты, смыслы которых определяются контекстом их существования на сцене, культурными доминантами эпохи») [2, с. 112, 163].
Понятие репрезентации стало сегодня разменной монетой в разных гуманитарных науках, однако в интересующей нас книге оно укоренено в философской традиции и применено к эстетической сфере. Автор книги обратила внимание на «двойной смысл» понятия, которое рассматривается и как «создание образа реально существующих явлений», и как «формирование представлений, в основе которых лежат ментальные конструкты» [2, с. 271]. Всё так. Но мы понимаем не просто академический интерес, но личностную озабоченность учёного тем, что репрезентации в современном мире стали подменять бытие; именно такая тревога современного философа, мыслящего мир как сферу подлинной человеческой экзистенции, звучит в суждении, которое представляется нам характерным для «философии в новом ключе»: «погруженный в мир репрезентаций человек часто не готов воспринимать реальность», и потому для человека «власть репрезентации может быть настолько сильной, что полностью затмевать видение реальности» [2,с. 73].
Мы полностью солидаризуемся с Е. Н. Ша-пинской в том отношении, что именно «в области репрезентации происходит переплетение разных контекстуально обусловленных отношений» и что репрезентации являются «частью социокультурного пространства» [2,
с. 28], поскольку в их процессе «происходит переоценка культурных форм» [2, с. 25]. Особенно важно для нас — поскольку в этой точке сходятся наши научные интересы — размышление Е. Н. Шапинской о том, что представления о значимости и механизмах репрезентации существенны при изучении массовой (популярной) культуры, где «господствуют нарративные формы» [2, с. 26].
Интегративность осмысления философских проблем. Интересующие и последовательно разрабатываемые в исследовании Е. Н. Ша-пинской проблемы имеют тенденцию (если у автора есть соответственно обрисованное проблемное поле) существовать во взаимной интеграции.
так, важные для Е. Н. Шапинской сами по себе проблемы — гендера и власти — предстают в разных частях книги не только по отдельности, но и во взаимодействии. Причём это взаимодействие вырастает из эстетического «обеспечения» каждой и обеих вместе.
Мы с Е. Н. Шапинской вместе участвовали в работе по гранту РГНФ «Культура и власть», где именно художественно-эстетические аспекты этих социокультурных проблем были предметом особого интереса коллеги. опираясь на идею М. Фуко о власти как части «духовных структур общественного целого» [2, с. 31], Е. Н. Шапинская тонкими и решительными штрихами набрасывает абрис власти, воплощённой не просто в искусстве, но в нежном и таинственном оперном жанре в связи с разнообразными эманациями власти в опере Моцарта «Женитьба Фигаро» [2, с. 39—40], обращая внимание на особенность восприятия власти в контексте постоянно интересующей исследователя проблемы репрезентации («отношение к власти формируется во многом на основе её репрезентаций» [2, с. 159] — замечание в высшей степени оригинальное и верное).
отношение философа-женщины к гендеру, подчеркнём это особо, лишено феминистического экстаза, в полной мере учитывает необходимость отнесения этого понятия и к женщине, и к мужчине. Более того, «герои» фило-
софского сочинения в «новом ключе» — это, прежде всего, именно мужчины, и в их числе литературный и оперный персонаж Дон Жуан. Е. Н. Шапинская обращает внимание, например, на такой редкий поворот отношения к знаменитому герою-любовнику, как развенчание его: «унижение героя может рассматриваться и как деконструкция традиционного образа эротической неотразимости» [2, с. 183]. Предваряя дальнейшее развитие нашего с Е. Н. Шапинской диалога, основанного на общности научного интереса к определённым культурфилософским и эстетическим проблемам, отметим сейчас: в работе остро стоит вопрос о второстепенности женщины рядом с мужчиной, в том числе о «её роли как субъекта художественного творчества» [2, с. 331]; отсюда в книге рождаются честное упоминание о нерешённой проблеме разделения искусства «по гендерному признаку» [2, с. 335], внимание к культурному опыту отказа от фе-минности и попытке женщины встать «на маскулинную точку зрения» [2, с. 336], наконец, готовность видеть в гендере — когда женщине (как несколько идеалистично считает Ша-пинская) «уже нет никакой необходимости отказываться от своей гендерной принадлежности» [2, с. 338] — своего рода поле битвы. реплика Ф. Ницше о женщине как «второй ошибке Бога», а именно так в своё время была названа наша книга о женщинах-актрисах, режиссёрах, писателях, телеведущих, учёных, общественных деятелях [1], явно близка Е. Н. Шапинской в понимании проблемы гендера именно как научного комплекса.
Именно из многогранного и не ангажированного в социопсихологическом плане понимания гендера вытекает и взаимная интеграция двух проблем: гендера и власти. Ещё в начале книги, в связи с оперной репрезентацией мифологически детерминированной фигуры Дон Жуана, Е. Н. Шапинская ставит существенно значимый для её философского исследования «в новом ключе» вопрос: может ли считаться «харизматическая власть над женщинами явлением универсальным или она принадлежит той эпохе, когда маскулин-
ный субъект был доминантным в культуре и в обществе?» [2, с. 49]. Гендер — источник и условие осуществления власти, гендер — механизм власти, etc. Видя проблемы именно так, Е. Н. Шапинская и феминизм видит «не изолированным проектом, кампанией наряду с другими политическими кампаниями, но измерением» [2, с.1 69], и — главное — она рассматривает не по отдельности каждую ген-дерную структуру, но обращает внимание на «отношения между мужчинами и женщинами», которым присущ «ярко выраженный властный характер с доминирующей позицией маскулинного субъекта» [2, с. 170]. Так, да простится нам не академическая, а бытовая формулировка, элегантно обрисовывается круг взаимодействия научных проблем генде-ра и власти.
В книге Е. Н. Шапинской есть и ещё одно понятие, которое интегрировано в осмысление ряда иных, да и само по себе имеет существенное значение для автора. Мы бы сказали — значение решающее, о чём говорит ранее опубликованная книга, посвящённая этому понятию специально. Речь идёт о Другом.
В исследовании Е. Н. Шапинской выстраивается цепочка: диалог — Другой — деятельность, что дало нам право использовать этот принцип в заглавии данной статьи. Отметим прежде всего то, что для философа Шапин-ской диалог — это и научная проблема, и деятельность (вот она взаимная интеграция двух понятий), и жизненная идея, и своего рода гедонистически выраженное состояние. Поэтому диалог, который автор ведёт в своей книге и с учёными-предшественниками, и с коллегами-современниками, и с произведениями искусства, и с их персонажами, и с их творцами, — это органичная в интеллектуальном и эмоциональном отношении акция, имеющая личностно определённую окраску. при этом «фигура Другого» для Е. Н. Шапинской — это субъект репрезентаций, которые, в свою очередь, в инструментальном смысле являются именно диалогом, отражающим «дуализм мышления» [2, с. 244, 248]; именно так мы, поддерживая диалог с коллегой, видим раз-
витие мысли о диалогичности культуры, если иметь в виду широкое понимание процедур взаимодействия субъектов культуры.
Поиск и обоснование центрального концепта. Философия обретает «новый ключ» к постижению бытийных проблем в силу осознанного выбора автора исследования: есть центральный концепт, определяющий концентрические круги анализа разных (социальных, нравственных, художественных) явлений и фактов, этот концепт — Другой.
При построении диалога, при осуществлении интеллектуальной и художественной деятельности — о чём шла речь выше — Е. Н. Шапинская в своей книге обрисовывает то, что мы бы назвали пространством Другого. В этом пространстве происходят процедуры репрезентации; в нём же определяется и формируется идентичность («анализ репрезентаций "другости" в культурных текстах не только помогает нам узнать Другого, но и лучше понять самого себя», — утверждает и убеждает анализом конкретного эмпирического материала Е. Н. Шапинская [2, с. 269]). Другой выступает и как объект, и как субъект репрезентаций в различных видах искусства, будь то музыкально-сценический жанр оперы, литература или кинематограф [2, с. 286]. Другой актуализирует представление о тексте, который рассматривается именно как пространство — причём не просто Другого, но репрезентации Другого [2, с. 279]. Возникает любопытнейший мотив, который мы бы назвали мотивом «совсем Другого», в качестве которого выступает, на границе с представлениями о маргинальности, этнический Другой (к тому же с акцентом на проблему стереотипов массового сознания [2, с. 296]), или Другой-животное, Другой-монстр... Разумеется, особое внимание привлекает Другой как постмодернистский симулякр и образ; Е. Н. Шапинская справедливо объясняет этот уже явственно заметный феномен тем, что «внимание к Другому» является «наиболее освободительным и привлекательным аспектом постмодернистского мышления» [2, с. 159].
Экзистенциальная парадигма Другого при-
сутствует в мыслях исследовательницы постоянно, и это глубоко оправданно. Представляется важным и оригинальным транспонирование представлений о Другом из сферы представлений о гомосексуальности (разговор идёт об О. Уайльде, Ж. Жене [2, с. 316—317]) либо о различных «непристойных» болезнях, наркомании [2 с. 321] — в сферу представлений о романтическом одиночестве и романтическом же эпатаже. В продолжение размышлений Е. Н. Шапинской вспоминается знаменитая формула М. Лермонтова «нет, я не Байрон, я другой»: в духе рассуждений о репрезентации Другого можно утверждать, что в культуре сложилась традиция экзистенциального понимания «другости» как отчуждённости от мира и в духовном, и в физическом смыслах, то есть, по сути, эстетического обоснования романтизма как метода, основанного на отторжении уникальной личности от сферы массового сознания.
И, естественно, замыкая круг рассуждений о Другом как специфическом философском концепте, следует обратить внимание на последовательный анализ Другого как субъекта диалога — представителя субкультур, а не только сексуальных меньшинств [2, с. 253], представителя массы, в которую погружаются изначально элитарные интенции [2, с. 267]. Исследовательница открытым текстом говорит о значимости для современного бытия в культуре стратегии, определяемой словами «стать на позицию Другого» [2, с. 438]. Отсюда следует признание того, насколько важна не просто названная, но развёрнутая в ходе написания книги Е. Н. Шапинской типология Другого, куда входят этнические, гендерные, субкультурные (то есть социально-демографические) [2, с. 387], а также — что естественно — экзистенциальные характеристики человека, явления, произведения.
Диалогичность философского исследования. Диалог с Другими — существенная особенность не просто построения, но хода размышлений Е. Н. Шапинской в книге, представляющей «философию в новом ключе».
Другие для автора книги — многообраз-
ны, это и выдающиеся мыслители прошлого, и современники. Это люди, которые предвосхитили идеи, возделали почву, и люди, с которыми автор продолжает общение «в реальном режиме». Речь не об эрудиции учёного — это, естественно, не является предметом обсуждения в силу само собой разумеющегося, чрезвычайно высокого уровня, связанного, в числе прочего, и с немалым охватом материалов, изданных (и прочитанных, в силу отсутствия иного их качества) на английском языке. Один из крупнейших эстетических авторитетов XX века, к тому же один из основоположников социологии искусства как научной дисциплины, известный особо пристальным вниманием к музыкальной культуре Т. Адор-но — постоянный адресат диалогов Е. Н. Шапинской, которая опирается и ссылается на открытую им формулу «культурная индустрия» [2, с. 72 и др.]. Для исследования, «привязанного» к эпохе господства массовой культуры, такая опора на идею, родившуюся в давние для нас, едва ли не идиллически воспринимаемые времена, — дорогого стоит. не менее пристальное внимание и постоянство в диалогическом обращении демонстрирует Е. н. шапинская в связи с работами П. Бурдье, чьи парадоксальные и тонкие социокультурные наблюдения и суждения питают многие труды современных нам исследователей; автор современной книги наследует у своего предшественника ответственное и последовательное внимание к эмпирической, в том числе художественной основе культурного опыта, опираясь, как и Бурдье, на понимание значимости «культурной компетентности» [2, с. 210], всматриваясь в явления «искусства жизни».
Есть у Е. н. шапинской и избранные для диалога учёные-современники, к которым она обращается эпизодически (К. Разлогов, Н. Хренов) или с углубленным анализом научной позиции (В. Самохвалова [2, с. 121, 127], Н. Киященко [2, с. 229]). Принцип единомыслия определяется прекрасной формулой, согласно которой такой диалогический процесс
заключается не в том, чтобы думать одинаково, а в том, чтобы смотреть в одну сторону.
Так, в одну сторону, как выясняется при «медленном» чтении книги E.H. Шапин-ской, смотрим и мы с нею; причём это видно не только в тех случаях, когда она непосредственно ссылается на мои работы, по-свящённые эстетике режиссёрского или актёрского творчества [2, с. 128, 135, 138, 140]. Наше единомыслие охватывает немалый круг проблем, к которым мы обе ещё будем возвращаться позднее и по другим поводам. В разных аспектах и применительно к разному конкретному материалу культуры, мы обе тяготеем к изучению проблемы творческой личности в широком смысле и проблемы соотношения художественного творчества с патологией; проблемы гендера как источника творчества и его парадоксальной основы; широчайший диапазон бытия классики в культуре мы обе связываем и с проблематикой контекста, и с бытием Другого, и с постмодернистскими тенденциями. Нас обеих волнует проблема рубежей как культурной системы, причём в книге эта проблема даже не артикулирована специально, но присутствует имплицитно, в силу органически присущей ей значимости. Теоретическая проблема взаимодействия текста и контекста, поворачиваясь разными гранями, сопутствует обсуждению многих других вопросов. Наконец, вопрос о функционировании массовой культуры, в том числе как сферы
бытия Другого в разных его ипостасях, буквально пронизывает разные главы и аспекты книги. В качестве своего рода квинтэссенции значимых для каждой из нас проблем, присутствующих в исследовании Е. Н. Ша-пинской, подчеркнём: права в своих наблюдениях и выводах автор книги, выводом из которой становится мысль о том, что в посткультуре контекст оказывается важнее, чем текст, ибо последний имеет тенденцию к фиксации и закоснению, а первый — текуч и разнообразен. Наблюдения E.H. Ша-пинской не только основываются на умении воссоздать живую ткань искусства, будь то европейская опера, американский фильм или индийская мелодрама; эти наблюдения обретают прихотливо-индивидуальную форму, благодаря которой текст (текст научного сочинения) выглядит оригинальным и многослойным, как, например, в таком ключевом суждении: «Изображение истории в опере всегда было условным и передавало не столько репрезентацию аутентичного контекста, сколько представление о нём зрителя» [2, с. 167].
Таким образом, работа Е. Н. Шапинской, которая, как призналась автор, основана «на многолетнем изучении культурных текстов и репрезентаций» [2, с. 7], свободно и убедительно существует в разнообразном, подчас противоречивом жизненном контексте, являя образец работы с текстами культуры, понятыми в их многосмыслии и оригинальности.
Примечания
1. Злотникова Т. С. Вторая ошибка Бога / Министерство образования и науки Российской Федерации, Федеральное агентство по образованию, ГОУ ВПО «Ярославский государственный педагогический университет им. К. Д. Ушинского». Ярославль: ЯГПУ им. К. Д. Ушинского, 2010. 324 с.
2. Шапинская Е. Н. Избранные работы по философии культуры. Философия культуры в новом ключе. — Москва : Согласие, Артем. 2014. 456 с.
References
1. Zlotnikova T. S. Vtoraya oshibka Boga [Second mistake of God]. Yaroslavl, Publishibg house of Yaroslavl State Pedagogical University named after K. D. Ushinsky, 2010. 324 p.
2. Shapinskaya E. N. Chosen works on culture philosophy. Philosophy of culture in a new key. Moscow, Soglasie Publ. 2014. 456 p. (in Russian)
