CC BY
23
2020.01.024. МАЛЫГИНА Н.М. АНДРЕЙ ПЛАТОНОВ И ЛИТЕРАТУРНАЯ МОСКВА: А.К. Воронский, А.М. Горький, Б.А. Пильняк, Б.Л. Пастернак, Артём Весёлый, С.Ф. Буданцев, В.С. Гроссман. - М.; СПб.: Нестор-История, 2018. - 592 с.
Ключевые слова: литературная Москва; А.П. Платонов; поэтика; реминисценции; взаимосвязи; творческие переклички; А.К. Воронский; А.М. Горький; Б.А. Пильняк; Б.Л. Пастернак; Артём Весёлый; С.Ф. Буданцев; В.С. Гроссман.
Доктор филол. наук, профессор Н.М. Малыгина1 (ИМЛИ) рассматривает взаимоотношения А.П. Платонова с его писательским окружением в контексте литературной жизни Москвы 19201940-х годов. Анализируя творческий диалог Платонова с писателями-современниками, исследовательница опирается на опубликованные воспоминания, письма, дневники, записные книжки, а также документы РГАЛИ, Архива А.М. Горького при ИМЛИ РАН, Рукописного отдела ИРЛИ РАН, Отдела рукописей Гос. лит. музея и др. российских архивов. Ранее неизвестные архивные документы вводятся в научный оборот; прослеживается поэтика прозы Платонова, творческие переклички и типологические схождения с современными ему писателями.
Книга состоит из пяти глав. В первой из них говорится о встречах Платонова с А.К. Воронским в 1923 и 1927 гг., А.М. Горьким и Б. Пильняком в 1928 г. Н.М. Малыгина выявляет, что присутствие критика А.К. Воронского в жизни Б. Пильняка, Б. Пастернака, А. Весёлого, А. Платонова и В. Гроссмана было гораздо более существенным, чем признавала официальная советская критика, ожесточенно ниспровергавшая Воронского начиная с 1930 г. Нападки на него усилились в 1932 г., после ликвидации литературной группы «Перевал».
Творческие контакты «Кузницы» с Воронским, по мнению Н.М. Малыгиной, предопределили интерес Платонова к личности критика, журналу «Красная новь» и литературе попутчиков.
Говоря о творческих перекличках Платонова и Пильняка, Н.М. Малыгина выявляет общий принцип монтажа в их прозе. От-
1 См.: Малыгина Н.М. Эстетика Андрея Платонова. - Иркутск, 1985; Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платонова. - М., 1995; Малыгина Н.М. Андрей Платонов: Поэтика возвращения. - М., 2005.
сутствие границ между отдельными произведениями проявилось уже в ранней прозе Платонова: «... он перемещал из одного произведения в другое большие фрагменты текста, включал в свои рассказы и повести отрывки чужих вещей»; у обоих писателей «прослеживаются принципы экспрессионистского мировидения» -«неразрывная связь с Вечностью», попытки «прорваться сквозь пелену непознанного», для их героев было характерно стремление к «запредельному», «к глубинной сущности явлений» (с. 181, 182). Так, рассказ «О многих интересных вещах» (1923) позволил заметить, что Платонов использовал опыт автора романа «Голый год» (1921). «Противоречивость позиции Платонова в 1923 г. состояла в том, что он отвергал мировоззрение Пильняка, но осваивал его творческий опыт» (с. 182). Общим в этих произведениях Пильняка и Платонова был и мотив Апокалипсиса. Оба писателя находились в «поэтической школе» Блока: образ метели стал символом стихийности революции.
Сам Платонов подтверждал, что в 1929 г. встречался с перевальцами у Пильняка, а позднее посещал заседания кружка «30-е годы», где состоял В. Гроссман, в письмах которого сказано, какое значение имело для него мнение Воронского о его рассказе «В городе Бердичеве», переданное ему И. Катаевым и Н. Зарудиным. Это свидетельствует о том, что «в писательской среде Воронский сохранил высокий авторитет», а в истории публикации повести Гроссмана «Глюкауф» (1934) прояснилось влияние перевальцев на Горького, изменившего мнение о начинающем писателе (с. 12). В книге рассматриваются не только история отношений Платонова и Горького, но и контакты с Горьким (Воронского, Пильняка, Пастернака, Артёма Весёлого, Буданцева, Гроссмана).
Перелом в судьбе Платонова произошел после вызвавших гнев И. Сталина публикаций писателя 1929 и 1931 гг. Имя автора рассказа «Усомнившийся Макар» и повести «Впрок» на долгие годы было вычеркнуто из литературной жизни.
Представление Платонова о роли писателя в новом обществе, отмечает Н.М. Малыгина, сформировалось под влиянием А. Богданова, для которого литература была частью «всеобщей организационной науки»; ей принадлежала функция моделирования проектов «организации» природы в планетарных и вселенских масштабах. Писатель верил, что главная роль в строительстве нового мира
принадлежит инженеру-организатору, производственнику. Автор «Котлована» (1930) хотел быть писателем особого склада, для которого главной была профессия инженера, а литературное творчество - обобщением практического опыта, приобретенного на производстве.
Характер эстетических взглядов Платонова, по мнению Н.М. Малыгиной, позволяет определить терминология Н.Ф. Фёдорова. Основу их составляла «проективность». Если Хлебников мечтал о превращении поэтов в изобретателей, то Платонов таким изобретателем был. Его убеждения в том, что «искусство - форма переустройства мира, соответствовали его жизненному поведению»: Платонов многие годы совмещал писательство с профессиональной инженерной работой, а это давало ему возможность сохранять определенную независимость от литературного окружения (с. 20). Воздействие авангардной эстетики на творчество Платонова «распространялось на все уровни художественной системы писателя»; свое литературное творчество он «воспринимал как проект реального жизнестроения» (с. 23).
Концепция писателя нового типа, способного передать размах социалистического строительства, отвечала запросу эпохи на новое содержание литературы, что было осознано в начале 1930-х годов ведущими аналитиками литературного процесса А.К. Ворон-ским и В. П. Полонским. Уникальным и неповторимым художником Платонов, по мысли Н.М. Малыгиной, стал потому, что усвоил эстетические принципы теории пролетарской литературы, но смог их преодолеть. «Теперь, век спустя, ясно, что только один настоящий художник явился оправданием и результатом проекта пролетарской культуры. Андрей Платонов - пролетарский писатель, убежденный в том, что ему не нужно становиться профессиональным литератором, стал гениальным мастером русской литературы XX в.» (с. 25).
Во второй главе объектом анализа становятся знакомство, общение, контакты Платонова и Пастернака. Реконструкция их отношений позволила исследовательнице восстановить неизвестные эпизоды творческой биографии писателей и увидеть, что они одновременно принимали участие в одних и тех же событиях литературной жизни 1930-х годов: были вовлечены в дискуссию о форма-
лизме (1936), противопоставлялись в статьях критиков, упоминались в партийных постановлениях.
В романе «Доктор Живаго» (1957) Пастернак вступил в полемику с ключевым мотивом платоновского творчества - мотивом «любви к дальнему». Герои Платонова в ситуации выбора между личным счастьем и служением человечеству часто жертвовали не только частными интересами, но и самой жизнью. Авторская позиция писателя была ясно выражена в рассказах «Фро» и «Бессмертие» (1936). «Жертва во имя будущего, по мысли писателя, есть залог его будущего бессмертия» (с. 321). Однако платоновский идеал «высшего» человека, его проповедь жертвенности и подвижничества в этих рассказах не были поняты современниками. В романе «Доктор Живаго» Пастернак ставил проблему жертвенности участников Гражданской войны, убежденных, что они воюют за светлое будущее. Героем такого типа в романе был муж Лары Павел Антипов. Противоречивость трагического образа Антипова-Стрельникова раскрывается во второй книге романа. Он мучительно тоскует по жене и дочери, но запрещает себе встречаться с ними, уверенный, что должен до конца довести свое дело борьбы за победу большевиков. Стрельников покончил с собой в Варыкине, так и не встретившись с родными людьми.
Сквозным мотивом второй книги романа «становится полемика с платоновским убеждением, что человек не имеет права на отдельное счастье, когда мир рушится» (с. 322). Девятая часть романа, «Варыкино», посвящена рассказу о счастье семьи Живаго вдали от голодающей Москвы, в уральской провинции, где жизнь шла по другим законам. Повествование о судьбе Тани Безочередо-вой, дочери Лары и Юрия Живаго, «связано с ключевыми образами и мотивами прозы Платонова»: «образ осиротевшей Тани, которая росла под чужим именем, близок галерее образов платоновских сирот» (с. 324). Особенно заметны переклички судьбы Тани с судьбами девочек-сирот из повести Платонова «Котлован», рассказа «На заре туманной юности» и романа «Счастливая Москва» (1933). Н.М. Малыгина отмечает также совпадение жанровых признаков «Чевенгура» (1928; впервые на рус. яз. был опубл. в Париже в 1972 г.) и «Доктора Живаго».
Оба романа являлись одновременно автобиографическими и историческими. Главные герои были ровесниками авторов. Хроно-
логически романы охватывали те исторические события, которые выпало пережить авторам и их героям. В главном романе Пастернака «выявляется множество реминисценций из прозы Платонова, подтверждающих, что произведения Платонова оставили глубокий след в творческом сознании автора "Доктора Живаго"» (с. 327).
В третьей главе книги речь идет о пересечении судеб и творческом диалоге Платонова и Артёма Весёлого. В 1927-1928 гг. произведения писателей печатались в журналах «Молодая гвардия» и «Новый мир», где они могли познакомиться. Оба писателя в эти годы находились в поле зрения ведущего литературного критика и редактора журнала «Новый мир» Вяч. Полонского. В 1929 г., почти одновременно, был нанесен удар по репутации партийца Артёма Весёлого и разрушена репутация пролетарского писателя Андрея Платонова. Их рассказы «Босая правда» и «Усомнившийся Макар» вызвали гнев И. Сталина. «Общей чертой этих произведений был протест против бесчеловечного отношения чиновников, государственных органов власти к людям из народа, участникам революции и Гражданской войны» (с. 348). В 1931 г. Вяч. Полонский зафиксировал историю расправы с Платоновым за публикацию повести «Впрок» в журнале «Красная новь», где был редактором А. Фадеев. Полонский избежал падения, отказавшись напечатать «бедняцкую хронику» в «Новом мире», но был отстранен от должности редактора журнала за публикацию крамольного отрывка из романа Артёма Весёлого «Россия, кровью умытая» (1929 - частично; 1932 - полностью). Оба произведения были объявлены контрреволюционными.
Повесть «Впрок» (1931) стала откликом на статьи Сталина «Головокружение от успехов» и «Ответ товарищам колхозникам». В «бедняцкой хронике» ставилась проблема искривлений генеральной линии партии в ходе коллективизации. Платонов отвечал Сталину, высказывая крамольную мысль о том, что организаторы колхозов могли избежать «перегибов» на местах, если бы имели право самостоятельно принимать решения. «Цитаты из статьи Сталина в пересказе Платонова воспринимались как пародия, хотя писатель, вероятно, не ставил такой задачи» (с. 371).
Общая черта поэтики Артёма Весёлого и Платонова, по мнению Н.М. Малыгиной, - интерес к слову, к формальному эксперименту - «определялась их увлечением эстетикой литературного
авангарда, и прежде всего - творчеством Велимира Хлебникова» (с. 408). Семантические созвучия в поэтике Артёма Весёлого и Платонова присутствуют и в выявленных исследовательницей перекличках их романов «Страна родная» (1926) и «Чевенгур», а также повестей «Реки огненные» (1923) и «Сокровенный человек» (1927).
Отношения Платонова с Сергеем Буданцевым рассматриваются в четвертой главе. Реконструкция творческого пути забытого писателя С.Ф. Буданцева, как отмечает Н.М. Малыгина, стала возможна во многом благодаря тому, что он был связан с Пастернаком, Пильняком и Платоновым. Здесь приведены архивные документы о судьбе писателя, впервые раскрыт реальный прототип главного героя романа «Мятеж».
Истории дружбы и творческому диалогу Платонова и Вас. Гроссмана посвящена последняя, пятая глава, в которой впервые установлено, что писатели познакомились в начале 1930-х годов, выявлено, что пьеса «Высокое напряжение» (1931) Платонова и роман Гроссмана «Глюкауф» параллельно рассматривались в горь-ковском альманахе «Год семнадцатый». В этом альманахе Платонов пытался опубликовать и повесть «Ювенильное море», однако она была возвращена автору без отзывов членов редколлегии. История отношений писателей позволяет понять, почему в творчестве Гроссмана встречается множество реминисценций из прозы Платонова. Н. М. Малыгина рассматривает еврейскую тему в прозе писателей, впервые устанавливает влияние творчества Платонова на роман «Жизнь и судьба», раскрывает участие Платонова в работе над «Черной книгой» - об уничтожении евреев на оккупированных нацистами территориях СССР, составителями которой были И. Эренбург и Вас. Гроссман. Документы об участии Платонова в работе над «Черной книгой» и его связях с ЕАК (Еврейским антифашистским комитетом) проясняют подлинную причину травли писателя в 1946-1950-х годах.
Т.Г. Петрова
