и домашние инструменты (ножницы, гвозди, крепежные приспособления), медную, керамическую и стеклянную посуду. К деталям одежды можно отнести поясные пряжки, пуговицы, обувные подковки. Имеется также небольшое количество предметов православного культа (фрагменты энколпиона, кресты, иконки и миниатюрные иконки-подвески). Нумизматическая коллекция включает 25 русских монет XVI - начала XVII в., отчеканенных в эпоху правления Ивана IV, Федора Ивановича, Бориса Федоровича (Годунова), Дмитрия Ивановича (Лжедмитрия I) и Василия Ивановича (Шуйского).
В целом, отмечает О.В. Двуреченский, по общему соотношению предметов близкой аналогией коллекции В. А. Политковского может служить комплекс предметов, собранный на месте сражения под Берестечком в 1651 г. (с. 50).
Представленную работу, отмечает в заключение автор, следует рассматривать лишь как публикацию самих предметов и их предварительную атрибуцию. Однако для целостного изучения материальной культуры Тушинского лагеря предстоит еще решить ряд важных задач. В частности, необходимо осуществить натурное обследование его территории с целью более точного установления места происхождения коллекции, на основании архивных данных ГИМ следует выяснить историю формирования коллекции В.А. Политковского, а также провести комплексное изучение корпуса исторических источников (письменных и изобразительных), характеризующих жизнь, быт и устройство Тушинского лагеря (с. 51).
В книге публикуется каталог коллекции (с. 55-88), а также альбом иллюстраций (с. 89-193).
А.Е. Медовичев
ЭТНОЛОГИЯ И АНТРОПОЛОГИЯ
2018.04.032. РУССКИЕ НАЧАЛА XXI в.: ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ, САМОСОЗНАНИЕ, КУЛЬТУРА / Отв. ред. Буганов А.В. -М: ИЭА РАН, 2017. - 260 с.
Ключевые слова: русские; историческая память; самосознание; культура; религиозность.
В сборник вошли публикации с результатами исследований по проекту с тем же названием. Основная часть работ выполнена сотрудниками Отдела русского народа Института этнологии и антропологии РАН. Статьи сборника написаны с использованием новых полевых материалов, многие из которых вводятся в оборот впервые и «позволяют не только фиксировать современное состояние, но и делать выводы относительно трансформации духовной культуры на протяжении второй половины XX в. и вплоть до наших дней» (с. 4). Книга состоит из предисловия и восьми статей.
Для статьи Т.А. Листовой «Приоритеты и национальные особенности современной религиозности русских. Итоги этнографических исследований в XXI в.», как обращает внимание автор, главным источником стали размышления жителей небольших городов и сельских поселений по поводу различных вопросов религиозного характера. Многообразие религиозных проявлений относится к числу сложных для объективного анализа тем, хотя, считает исследователь, «не подлежит сомнению, что православие, сформировав в течение веков общую канву мировоззренческих и этических установок, не только было, но и остается основной религией русских, сохранив эти позиции в годы воинствующего атеизма» (с. 15-16).
Современная Россия переживает новый этап воспитания религиозной грамотности, во всяком случае в школах с разной степенью успешности вводят предмет «Основы православной культуры» (ОПК), о котором много говорят и спорят. Практика показывает, что чаще всего курс знакомит с материальными объектами - экскурсии в храмы как памятники культуры, обычно в контексте краеведения - и некоторыми этическими моментами без соединения их с мистикой христианства.
Вместе с тем такой полевой материал, как многочисленные беседы со священниками в провинции, показывает, что у них могут быть разные взгляды на пути укрепления веры среди населения, разные возможности активной миссионерской деятельности при общем понимании сложности религиозной ситуации.
Народное православие, как это отмечали еще дореволюционные авторы, существенно отличается от канонической его формы. Такие различия церковь обычно относит к числу суеверий, а этнографы характеризуют как народные верования. Значительная их
часть связана с иррациональными представлениями о смерти и загробном мире.
Традиционно-общественный характер современной религиозности проявляется в сохранении церковных ритуалов, праздновании в сельских храмах престольных праздников, почитании святынь, участии в массовых паломничествах. Местные церкви и население зачастую отдают предпочтение почитанию местных святых и икон Богородицы - Одигитрии Смоленской; Людиновской Калужской, Курской Коренной. Центры почитания икон Богородицы сохранились в Белоруссии и на Украине (Жировицкая и Поча-евская обители). Самой «сильной» в разрешении любых житейских проблем в современных представлениях считают Казанскую икону Богородицы (с. 51).
Тем не менее процесс воцерковления населения не получает распространения, поскольку сам храм психологически ассоциируется с определенным контингентом людей, в первую очередь стариками. «Судя по опросам в разных регионах России, - заключает автор, - люди, даже при крайне слабо выраженной религиозности, считают себя православными, причем не только по крещению, но и "по рождению" как наследники многих поколений православных предков» (с. 64). Хотя специфика этноконфессионального самосознания русских несомненно существует и отчасти способствует сохранению чувства этнической идентичности, приходится признать, что активные проявления православной религиозности чаще носят окказиональный характер и у большинства русских отсутствует сопряженность веры и повседневной жизни.
С.С. Крюкова в статье «Правовые представления и предпочтения в контексте соционормативных коммуникаций русской деревни XIX-XXI вв.» сравнивает правовой опыт современного сельского населения России с реконструкцией правовой жизни русской деревни во второй половине XIX в., эпоху Великих реформ, воспроизвести которую позволяет комплекс архивных и литературных источников.
С.С. Савоскул в статье «Локальное самосознание современных россиян (на примере городов Центральной России)» анализирует особый вид локальной (местной) идентичности как «многокомпонентное социально-историческое и социально-культурное
явление, включающее в себя то или иное самоотождествление личности с локальным (городским или сельским) сообществом на территории его местонахождения, с которой связана сейчас (или была связана в прошлом) ее жизнедеятельность» (с. 98). Основной задачей работы является выявление главных черт образа своего края в локальном массовом сознании, а также основных факторов его формирования, среди которых важную роль играет местная краеведческая деятельность. Материалом исследования послужили данные опросов, проведенных в 2003-2004 гг. в г. Переславль-Залесский (Ярославская область), двух районных центров Липецкой области - Ельца и Грязей, самого Липецка (исследования 2007 г.), Малоярославца - районного центра Калужской области (2010) и Мурома - районного центра Владимирской области (2013).
Соотношение составляющих самосознания оказалось несколько различным в разных городах. Жители Ельца и Малоярославца первое место по значимости отдали гражданской идентичности, российской; русская (этническая) оказалась менее важной, а локальная идентичность указывалась на третьем месте. Жители Переславля на первое место поставили русскую идентичность, а на второе - гражданскую российскую. Для жителей Мурома наиболее важной оказалась локальная идентичность при равнозначности этнической и гражданской. Вместе с тем автор подчеркивает, что первый вид идентичности преобладает у старшего поколения (50 лет и старше), в более молодых возрастных группах этническая составляющая все больше уступает гражданской, достигая максимума в группе до 30 лет.
В символическом образе Переславля как настоящего русского города жители в равной мере выделяют как местные культурно-исторические достопримечательности, так и природное окружение. Аналогичные показатели были характерны и для Мурома. В обоих городах значительную часть исторического наследия составляют храмы и монастыри. Одним из важных факторов формирования локального самосознания является представление о «местных героях» - широко известных в данном сообществе или в общенациональном масштабе исторических персонажах и знаменитых современниках.
В формировании историко-культурного облика края важную роль играет краеведческое сообщество, деятельность которого автор рассматривает на примере Переславля-Залесского, в котором, как и в стране в целом, наиболее продуктивным периодом краеведческой деятельности стали 1920-е годы (с. 120). В этот период усилиями создателя местного краеведческого музея М.И. Смирнова были собраны обширные коллекции предметов традиционного быта, материалов фольклора, фиксировавших локальный вариант народной культуры в музейных и частных собраниях. Большой вклад в углубленное изучение массовой духовной культуры русского города внес сын переславского священника С.Е. Елховский, во многом опередивший отечественную фольклорно-этнографическую науку начала XX в., но уже к началу 1930-х годов вынужденный прекратить свою собирательскую и научную деятельность.
В статье А.В. Фроловой «Праздники русских в начале XXI в.: Пути трансформации» анализируются постсоветские изменения гражданских или светских праздников. Традиционные для советского периода основные календарные праздники были дополнены значительным числом праздников историко-мемориального характера, как общероссийских, так и местных. К их числу относятся День Бородина, День славянской письменности и культуры: статус всесоюзного он получил в 1990 г., в постсоветской России стал государственным.
Получают распространение так называемые литературные праздники, многие из них, появляясь как локальные, в результате инициативы местных жителей - почитателей таланта своих земляков - становятся общероссийскими. Такими стали Пушкинский и Лермонтовский праздники поэзии, Толстовский праздник в Ясной Поляне, Шолоховские весны на Дону, Дни Шукшина на его родине на Алтае.
Многие фольклорные праздники, фестивали - смотры художественной самодеятельности, праздники мастеров декоративно-прикладного и народного искусства часто устраивают в дни православных праздников. Эти процессы не имеют завершенной формы, они отражают как общие тенденции, так и региональные отличия формирования современной праздничной культуры из разнородных элементов светского и религиозного характера (с. 149).
В статье «О некоторых аспектах идентичности русских начала XXI в.» А.В. Буганов анализирует процесс поисков новой идентичности взамен уходящей советской, что стало важной частью современного нациестроительства. Источниковой базой исследования стали различного рода этносоциологические опросы и пространные интервью, полученные в течение двух последний десятилетий, а также данные, полученные в ходе совместного с «Радио России» проекта «Русские XXI века», который был осуществлен с августа 2010 г. по август 2011 г.
Важное место в самосознании русских продолжает сохранять историческая память. На рубеже XX-XXI столетий, особенно в 1990-е годы, апелляция к отечественному историческому наследию не случайно была весьма интенсивной, поскольку в героическом прошлом большинство русских видело основу для национального самоуважения, особенно на фоне отсутствия положительных достижений последних 30 лет. «Фактически в каждом регионе местная история переплетается в сознании людей с общегосударственной, личная и групповая память вписываются в контекст истории страны, так называемой Большой истории» (с. 173).
Современным русским чрезвычайно важным представляется сохранение русского языка - родного языка для подавляющего большинства русского населения Российской Федерации. По данным переписи 2010 г., владение русским языком указало 138 млн человек (99,4% из числа ответивших на вопрос о владении русским языком). У большинства опрошенных присутствует понимание того, что язык формирует нацию в единое целое. Более того, именно русский язык как язык общения объединяет всю российскую нацию в единое целое.
Хотя в современном российском обществе доминируют светские нормы культуры, тем не менее основная часть русских стала идентифицировать себя с православием. «Православие выступило базой формирования одной из коллективных идентичностей современных русских, и в общественном сознании чаще всего воспринимается как традиционная религия русского народа и Российского государства» (с. 175). Основную массу современных русских людей можно определить как неверующих православных, пишет автор. Для многих православная вера со свойственной ей этикой, эстети-
кой, гуманистическим зарядом является главной альтернативой порокам и недостаткам сегодняшнего дня.
В дореволюционный период исторически длительное проживание моноэтничной и в основном единой в конфессиональном отношении массы русских на территории единого государства обусловили неразделимость восприятия православия, этнического самосознания, чувства национального патриотизма.
В советское время была осуществлена попытка создания новой исторической общности - советского народа. «Соответственно, то что тогда называлось и многими воспринималось как "русификация", на самом деле было "советизацией", которая, создавая и воспевая надэтничность, одновременно подрывала русские, этнические (традиционные) формы жизни» (с. 181).
Новое качество консолидации общества Советского Союза, ставшей одним из факторов победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., стало очевидным достижением высокого уровня гражданского единства многонационального населения страны. Понятие «советский народ», закрепленное в Программе КПСС 1961 г., использовалось для характеристики граждан СССР как политического целого, идея советского патриотизма соотносилась с национальной лояльностью, пишет автор. Ко времени распада Советского Союза от 60 до 80% населения разных республик называли своей родиной СССР.
В наши дни термину россияне придается преимущественно (а по сути исключительно) территориально-государственное значение. «Реконтекстуализацию этого термина, несомненно, следует рассматривать как утверждение общегражданской идентичности. Тем не менее с повестки дня не снимается задача поиска оптимального механизма взаимодействия русскости и российскости, при котором они бы дополняли и поддерживали друг друга. Взаимосвязь, по сути синонимичность понятий "русский", "российский" и "православный", столь характерная для дореволюционной отечественной истории, для многих русских существует и сегодня» (с. 182).
Опросы показали, что в начале нового тысячелетия большинство в вопросе самоидентификации на первое место ставит этническую принадлежность, затем конфессиональную. Среди молодежи
более быстрыми темпами растет значимость общегражданской идентичности. Отсутствие в современной России общей национальной идеи автор связывает с тем, что она может быть создана не властью, а интеллектуальной элитой - национально ориентированной интеллигенцией.
Толерантность и политкорректность - не самые популярные идеи русского массового сознания. В нем по-прежнему присутствуют фобии и образы врагов. На рубеже XX-XXI вв. из общественной жизни уходит антисемитизм, а вакантное место врага заняли «лица кавказской национальности» и «вреднющие хохлы». «Русские любят выдумывать себе врагов. Порой это переходит в агрессивные и малопродуктивные поиски» (с. 189). От такого отношения к «чужим» может спасти лишь чувство собственного национального достоинства, заключает автор. Современное самосознание русского народа, несмотря на изменения и трансформации, опирается на выработанные столетиями традиционные ценности, на историческую память.
В сборник вошли статьи, в которых представлен взгляд на Россию из зарубежья: М.Г. Вандалковская «Россия в размышлениях эмигрантов (XX - начало XXI в.)», Л.А. Сидорова «Образ советской России в восприятии российской эмиграции "третьей волны"».
А.Д. Соколова в статье «Политика и смерть: Стратегии репрезентации внеобрядовых контекстов через похоронный обряд» анализирует одну из наиболее устойчивых практик традиционной культуры, сохраняющуюся в форме общепринятого ритуала и в современном обществе - похоронно-поминальный обряд. Внимание автора уделено особым случаям спонтанной публичной мемориали-зации людей, погибших трагически или при особенных обстоятельствах, делающих событие резонансным. Создание спонтанных мемориалов становится особым средством, которое общество использует для коммуникации с государством и / или для того, чтобы выразить протест или несогласие по тому или иному острому социальному вопросу. «Этот канал коммуникации становится особо востребованным в периоды общественного кризиса, когда стандартные пути общения с властью (такие как медиа, электоральный цикл, возможность публичных выступлений) теряют свою
эффективность», а роль мемориальных практик как средства политической коммуникации возрастает (с. 170).
Т.Б. Уварова
2018.04.033. ГРОМОВ Д.В. НЕМЦОВ МОСТ: СТИХИЙНАЯ МЕМОРИАЛИЗАЦИЯ. - М.: Институт этнологии и антропологии РАН, 2017. - 230 с.
Ключевые слова: убийство Б.Е. Немцова; актуальное политическое событие; «народный мемориал».
Книга д-ра ист. наук Д.В. Громова посвящена «народному мемориалу», спонтанно возникшему на месте убийства политика Б. Е. Немцова и поддерживаемому добровольцами до настоящего времени, несмотря на противодействие со стороны властей и политических оппонентов. Работа, характеризующая актуальное политическое событие, имеет не публицистический, но аналитический научный характер. Событие рассматривается как социально-антропологическое явление на пересечении двух дискурсов: политического акционизма и поминальной обрядности. При проведении исследования применялись методики этнографического исследования: включенное наблюдение, интервью (опрошено около 40 человек), визуальная фиксация и контент-анализ сообщений в СМИ и социальных сетях Интернета. Предварительное обсуждение текста проводилось с активистами мемориала в Сети до публикации. Материал структурирован в пяти главах и обширных Приложениях.
Глава первая «История мемориала» содержит своего рода дневник событий с 28 февраля до ноября 2015 г., восстановленный по воспоминаниям непосредственных участников. Это были люди, услышавшие сообщение о произошедшем из сообщений СМИ: сообщение об убийстве политика на Большом Москворецком мосту в 23:31 (27 февраля) прозвучало на радиостанции «Эхо Москвы» уже через час. Первые цветы появились еще до снятия оцепления, а 28 февраля «здесь была уже гора цветов, а также в большом количестве фотографии погибшего, плакаты, иконы, лампадки, российские флаги с траурными лентами. Мемориал протянулся на более чем 120 метров (во всю длину парапета в сторону Васильевского спуска); многие не могли протиснуться сквозь толпу и оставляли