CC BY
12ной, так и формальной компетенции Суд проигнорировал толкование свободы слова, данное ЕСПЧ, и необходимость убрать из действующего законодательства предусмотренное в нем уголовное наказание за оскорбление и клевету.
В связи с этим имеет большое значение принятие Протокола № 16 к Европейской конвенции, предусматривающего возможность высших судов страны обратиться в ЕСПЧ за консультативным заключением относительно толкования или применения прав и свобод, гарантированных Конвенцией. Эта возможность поможет наладить диалог между национальными судами и ЕСПЧ и прояснить европейское понимание прав человека и их защиты для национальных судей [с. 124].
Н.В. Кравчук
2018.03.056. КОСАР Д. СТИМУЛИРУЯ НАЦИОНАЛЬНЫЕ СУДЕБНЫЕ РЕФОРМЫ ИЗ СТРАСБУРГА: КАК ЕВРОПЕЙСКИЙ СУД ПО ПРАВАМ ЧЕЛОВЕКА ФОРМИРУЕТ СТРУКТУРУ НАЦИОНАЛЬНОЙ СУДЕБНОЙ СИСТЕМЫ.
KOSAR D. Nudging domestic judicial reforms from Strasbourg: How the European Court of human rights shapes domestic judicial design // Utrecht law review. - Utrecht, 2017. - Vol. 13, N 1. - P. 112-123.
Ключевые слова: Европейский Суд по правам человека; национальная судебная система; суды; военные суды; судебная реформа; развитые демократии; развивающиеся страны; мягкое право.
Давид Косар, глава Института судебных исследований (Judicial studies institute) и доцент конституционного права Университета Мазарык (Брно), изучает вопрос о том, как Европейскому Суду по правам человека (ЕСПЧ) удалось воздействовать на национальные судебные системы, в каких областях это воздействие было особенно значительным и каковы последствия практики ЕСПЧ в этом контексте.
Автор называет три области, влияние ЕСПЧ на которые особенно показательно: роль комиссаров правительства (commissaires du gouvernment), генеральных адвокатов и иных подобных судебных должностей в суде; юрисдикция и состав военных судов; дисциплинарные производства против судей, и поясняет, что комиссары
правительства, генеральные адвокаты и другие схожие должности успешно существовали во франкофонных странах много лет. В частности, комиссары правительства обеспечивали системность судебной практики, содействовали ее развитию и развитию доктрины в целом, сигнализировали о потенциальной возможности пересмотра прецедента. Свои заключения они излагали в письменной форме, публиковали их и участвовали в совещании судей. Этот институт стал так успешен, что был заимствован другими странами и даже послужил моделью для создания поста Генерального адвоката (Advocate general) Суда ЕС.
Изначально в деле Delcourt vs Belgium, ЕСПЧ посчитал присутствие этого лица не ущемляющим независимость и беспристрастность суда. Однако спустя 20 лет, в деле Borgers vs Belgium, ЕСПЧ установил, что участие в совещании суда Генерального адвоката при отсутствии у заявителя возможности представить свои соображения относительно его аргументов несовместимо с требованиями ст. 6 Европейской конвенции. ЕСПЧ рассмотрел положение подобных должностных лиц в судебных системах Португалии, Франции и Нидерландов. Основные вопросы вызывало их участие в рассмотрении судом дел; тот факт, что заявители не были информированы о выносимом ими заключении заранее и не могли его комментировать; тот факт, что им, в отличие от сторон, предоставлялся проект судебного решения до слушания.
Относительно второго и третьего аргументов ЕСПЧ проявил определенную гибкость. Так, в деле Kress vs France ЕСПЧ установил, что у национальных властей есть определенная сфера усмотрения относительно того, в какой именно форме стороны должны быть уведомлены о заключении Генерального адвоката по делу и могут ответить на него. Изменение позиции ЕСПЧ относительно проекта судебного решения еще более показательно - если в деле Reinhardt and Slimane-Kaid vs France его предоставление Генеральному адвокату было сочтено очевидно несовместимым с нормами Европейской конвенции, то в более поздних делах Kress vs France и Martnie vs France этот вопрос вообще не рассматривался.
Что касается первого аргумента, то здесь позиция ЕСПЧ тверда - присутствие Генерального адвоката при совещании судей является нарушением Конвенции вне зависимости от того, активное ли оно или пассивное. Эта позиция привела к значительным
изменениям в организации и процедуре французской судебной системы. В 2009 г., после 180 лет успешного функционирования, комиссар правительства был переименован в публичного докладчика (rapporteur public) и более не участвует в совещании судей, а стороны могут представлять свои устные комментарии на его заключение по делу. Португалия и Нидерланды сдались ЕСПЧ и изменили свои судебные системы еще раньше.
Вторая категория дел, анализируемая автором, - дела касающиеся военных судов. Позиция ЕСПЧ по поводу совместимости военных судов с требованиями Конвенции также менялась. В деле Engel and others vs Netherlands ЕСПЧ постановил, что большинство военных судей в панели тогдашнего Верховного военного суда Нидерландов (состоявшего из двух гражданских и четырех военных судей) в деле о нарушении военной дисциплины соответствует требованиям ст. 6 Конвенции. Однако в недавних делах о британских военных судах ЕСПЧ пересмотрел свою позицию. В деле Findlay vs UK он указал, что военный суд не соответствует требованиям Конвенции из-за двойственной роли «созывающего офицера» (convening officer), который одновременно играл ключевую роль как обвинитель, назначал членов суда, имел полномочия распустить его и подтверждал решение суда.
Великобритания модифицировала свою систему военных судов соответствующим образом и избавилась от должности «созывающего офицера». Это институциональное изменение, однако, не удовлетворило ЕСПЧ, который в деле Morris vs UK изучил характеристики новой модели суда и постановил, что хотя постоянный председатель суда является «значительной гарантией независимости», а присутствие судьи-адвоката - «важной гарантией», эти и другие гарантии недостаточны для исключения риска внешнего воздействия на членов суда, являющихся обычными офицерами, возникающего из-за того, что они назначаются ad hoc, являются офицерами низкого ранга, не получили юридического образования и остаются объектами военной дисциплины и отчетов. По сути, это заключение означало, что военные суды должны соответствовать тем же требованиям, что и суды гражданские, не только в том случае, если они судят гражданских лиц, но и когда они рассматривают дела военных. Было поставлено под сомнение само существование военных судов.
Чуть позже, рассмотрев дела, касающиеся военно-воздушных и военно-морских судов, ЕСПЧ пришел к выводу о том, что действительные военные офицеры не могут входить в состав военного суда, так как являются подотчетными лицами. В составе суда необходимо присутствие гражданского или постоянного военного судьи, все члены суда должны или иметь юридическое образование, или быть проинструктированы опытным юристом. Таким образом, можно заключить, что ЕСПЧ не только объявил не соответствующей требованиям Конвенции юрисдикцию военных судов над гражданскими лицами в мирное время, а также присутствие военных судей на уголовных делах против гражданских лиц, но и значительно сузил выбор государством структуры военного суда, рассматривающего дела военнослужащих. Все те полномочия, которые не могут теперь быть реализованы военными судами, должны быть переданы в суд общей юрисдикции. Таким образом, военные суды оказались на грани исчезновения. Именно это и произошло в Турции в 2004 г.
И наконец, третья категория дел, рассматриваемых автором, -дела, касающиеся применения мер дисциплинарной ответственности по отношению к судьям. К таким делам ЕСПЧ особенно внимателен, так как дисциплинарные процедуры могут привести к концу карьеры судьи и, таким образом, повлиять на судебную независимость - краеугольный камень верховенства права [с. 117].
Первые дела, касавшиеся пересмотра решений дисциплинарных органов, рассмотренные ЕСПЧ, в том числе дело Pitkevich vs Russia, не касались институционального дизайна, но, тем не менее, важны, так как показывают, что судьи могут в таких случаях ссылаться не только на право на справедливый суд, но и на другие права, гарантированные Европейской конвенцией.
До недавнего времени ЕСПЧ не считал, что дисциплинарное производство против судьи может рассматриваться в рамках гражданско-правового аспекта ст. 6, однако в деле Olujic vs Croata он постановил, что Национальный судебный совет удовлетворял критерию независимого трибунала, созданного на основании закона, и ст. 6 применима к этому делу. Суд установил четыре нарушения -отсутствие объективной беспристрастности трех членов Совета, необоснованный недопуск общественности к рассмотрению дела,
нарушение принципа равенства сторон в процессе и чрезмерную длительность рассмотрения дела.
Необходимо отметить, что не во всех последующих делах ЕСПЧ придерживался этого подхода. Так, в деле Ozpinar vs Turkey он заявил, что критерии ст. 6 не удовлетворены, поскольку Конституция Турции прямо запрещает судебный пересмотр решений Турецкого высшего совета судей и общественных прокуроров (Turkish high council of judges and public prosecutors), и рассмотрел дело по ст. 8 и 13 Конвенции. Таким образом, ЕСПЧ, по сути, сказал, что Высший совет не является органом, подходящим для рассмотрения дисциплинарных дел против судей.
В более позднем деле Volkov vs Ukraine, касавшемся увольнения судьи Верховного суда, ЕСПЧ пошел еще дальше. Первая стадия дисциплинарного производства против судьи проходила в Украинском высшем совете правосудия (Ukrainian High Council of Justice). ЕСПЧ постановил, что эта стадия имеет структурные проблемы: судьи в меньшинстве, они не избираются своими коллегами, только четыре из 20 членов коллегии работают там на постоянной основе, на рассмотрении дел присутствует Генеральный прокурор. Наличие этих структурных проблем привело Суд к выводу о том, что процесс не соответствовал принципам независимости и беспристрастности, закрепленным в ст. 6.
В целом дела, касающиеся дисциплинарных процедур против судей, рассмотренные ЕСПЧ, дают возможность сказать:
- институциональные изменения в этой области спровоцированы самими судьями;
- требуя, чтобы, как минимум, половина членов коллегий, рассматривающих такие дела, были судьями, ЕСПЧ исключает возможность импичмента и других специальных процедур и говорит о том, что дела против судей должны разрешаться только судьями;
- ЕСПЧ рассмотрел вопрос соответствия мягкого права, регулирующего деятельность судебных советов и созданного в основном самими судьями, Европейской конвенции и, таким образом, косвенно поддержал конкретную модель отправления правосудия, а именно - итальянскую модель, навязываемую Европейским союзом и Советом Европы новым членам при их вступлении в эти организации.
Обзор дел, рассмотренных ЕСПЧ, приводит автора к мысли о том, что Суд требует единообразия и обращается с индивидуальными чертами национальных судебных органов чересчур бесцеремонно. Так, многие судьи и ученые отмечали слишком жесткий подход ЕСПЧ к институту комиссара правительства, созданному в 1831 г. и прекрасно работавшему с тех пор. И сам ЕСПЧ отмечал традиционно важную роль этого института в создании судебной практики по административным делам и прояснении зачастую туманных решений Государственного совета. Однако большинство судей ЕСПЧ сочли этот характерный для французской национальной судебной системы институт не соответствующим Конвенции. Однако одно дело - установить нарушение прав человека в отдельном случае, и совсем другое - заявить, что институт, осуществлявший правосудие на протяжении веков, неправилен. 180-летняя деятельность этого органа не может быть аннулирована из-за непонимания его деятельности, чуждой культуре юристов других стран, или из-за того, что она не соответствует пуристской концепции справедливого процесса [с. 121].
В деле Volkov vs Ukraine ЕСПЧ так и не объяснил, почему Украинский высший совет, функционирующий в стране, мучимой коррупцией, затрагивающей не только политическую сферу, должен контролироваться судьями, избранными их коллегами, и почему дела против судей должны рассматриваться именно судьями. Этот подход сомнителен, как сомнительно и то, что профессиональная и коллегиальная ответственность сработает, если коллеги сами коррумпированы. Практика обращения ЕСПЧ к стандартам мягкого права также вызывает опасения. Эти стандарты разрабатываются во многом судьями, а они в этих делах имеют свой интерес, решения принимаются на закрытых сессиях без общественных дискуссий и вклада других ветвей власти. Кроме того, роль таких консультативных органов отлична от роли ЕСПЧ - мнения Венецианской комиссии, Комиссара по правам человека Совета Европы, Европейской хартии о статусе судей являются необязательными и направлены на конкретную страну (причем к развитым и развивающимся странам применяются различные стандарты), в то время как постановления ЕСПЧ носят обязательный характер, а применимые им стандарты едины для всех.
Таким образом, ЕСПЧ всё активнее вмешивается во внутреннее разделение властей. Он поощряет суды общей юрисдикции, состоящие из профессиональных судей. Этот вывод, как отмечает автор, не нов и не удивителен сам по себе. Поражают, однако, масштаб и структура этой работы. ЕСПЧ постепенно очерчивает контуры единой «идеальной судебной власти» - власти с весьма ограниченной ролью или вообще без военных судов и специальных судебных офицеров, управляемой судебным советом, контролируемым судьями, выбранными коллегами. Такая модель, однако, не является демократически легитимной и может угрожать независимости судебной власти [с. 123].
Н.В. Кравчук
2018.03.057. ДРАГИЧИ К. СТРАСБУРГСКИЙ СУД МЕЖДУ ЕВРОПЕЙСКИМ И МЕСТНЫМ КОНСЕНСУСАМИ: АНТИДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ СУД ИЛИ БЛЮСТИТЕЛЬ ДЕМОКРАТИЧЕСКОГО ПРОЦЕССА?
DRAGHICI C. The Strasbourg court between European and local consensus: Anti-democratic or guardian of democratic process? // Public policy. - L., 2017. - N 1. - P. 11-29.
Ключевые слова: Европейский Суд по правам человека; европейский консенсус; местный консенсус; методология; легитимность; возражающее государство; демократические процессы.
Кармен Драгичи, доцент Школы права Сити Университета Лондона (The City law school, University of London), посвятила свою статью вопросу учета европейского консенсуса и одиночной позиции государства Европейским Судом по правам человека (ЕСПЧ). Автор утверждает, что единство практики по какому-либо вопросу в большинстве государств - членов Совета Европы («европейский консенсус») легитимирует эволюцию толкования права, закрепленного в Европейкой конвенции о защите прав человека и основных свобод. Также важна общественная поддержка реформ в области прав человека в отдельном государстве («местный консенсус») при отсутствии единства мнений по этому вопросу на европейском уровне. Обе доктрины подтверждают приверженность Европейской конвенции принципам демократического общества и разделения национальной власти и европейского контроля [с. 11].
