CC BY
102018.03.040. КАРРИНГТОН К., ХОГГ Р., СОЦЦО М. КРИМИНОЛОГИЯ ЮГА.
CARRINGTON K., HOGG R., SOZZO M. Southern criminology // The British journal of criminology. - Oxford, 2016. - Vol. 56, N 1. - P. 120.
Ключевые слова: криминология; борьба с преступностью; «глобальный Юг»; страны глобального Севера; уголовное правосудие.
Авторы статьи: К. Каррингтон, профессор криминологии, директор Школы правосудия факультета права Квинслендского технологического университета (School of justice, Faculty of law, Queensland university of technology) (Австралия), Р. Хогг, профессор криминологии, старший научный сотрудник Центра исследования преступности и правосудия (Crime and justice research center) Квинслендского технологического университета, М. Соццо, приглашенный профессор Школы правосудия факультета права Квинслендского технологического университета. В статье раскрываются характерные для стран «глобального Юга» актуальные криминологические проблемы, оказывающие существенное влияние на выбор научных концепций, теорий и методов. Особенности данных проблем отражаются на построении странами Юга политики в области борьбы с преступностью, их взаимодействии со станами Севера. Криминологические проблемы стран Юга способны влиять на глобальное правосудие и безопасность.
В книге «Южная теория»1 Р. Коннелл анализирует влияние глобального разделения политического, экономического, культурного и военного могущества на производство (научных) знаний и приходит к выводу, что развиваемая в немногочисленных обществах глобального Севера социологическая наука видит себя широко признанной, универсальной, вне времени и пространства. Подобное утверждение можно всецело распространить и на криминологию.
Геополитическое разграничение Юг - Север апеллирует понятиями: страны «центра», «метрополии» - государства Западной Европы и Северной Америки; страны «периферии» - государства
1 ConnellR. Southern theory: The global dynamics of knowledge in social science. - Cambridge, 2007.
Латинской Америки, Африки и Океании, и предлагает набор оснований для их различения1. В иерархии производства знаний странам периферии отведена роль «источника данных» для научного поиска стран метрополий, они служат примерами «примитивных», «характерных для периода до Нового времени» обществ.
Теории стран глобального Севера «импортируются» в страны периферии, основная задача последних - применить эти теории к локальным социальным проблемам, получив эмпирические данные. Построенный подобным образом эпистемологический процесс поддерживает гегемонию Севера, в то время как идеи и теории, имеющие своими корнями историю и опыт обществ Юга, игнорируются. Даже если социальные и криминологические феномены стран периферии и рассматриваются, то только в свете (незавершенности) реализации предлагаемых Севером универсальных теорий и законов развития Юга.
Проблему представляет дефицит признания идей стран периферии, препятствующий их распространению. В то же время теории метрополий оказываются непригодными для концептуализации кровопролитий, деструкций социальных взаимосвязей, произвольных лишений собственности, ставших атрибутами повседневной жизни периферии [с. 2].
В странах Юга, где криминология смогла сформироваться как наука, широко распространены заимствования и адаптации концепций метрополий, что в итоге приводит к закреплению их зависимого положения в производстве знаний. «Самостоятельные» проекты сводятся к переориентации, модификациям и дополнениям. Это препятствует интеллектуальному развитию и жизнеспособности криминологии как в странах Юга, так и глобально.
В большинстве криминологических исследований ориентиром служит высокий уровень социального мира и порядка в пре-зюмируемой стабильной внутригосударственной системе. Правосудие рассматривается как внутринациональное явление, подчиненное локальным и национальным интересам. Таким обра-
1 Авторы оговаривают географическую условность геополитического разграничения Север - Юг, его историческую динамику, метафоричность используемого ими термина «южный», отсылающего, в свете деления на страны «первого», «второго» и «третьего» мира, к таким характеристикам, как «незамечаемый», «подчиненный», «маргинальный» и «исключенный» [с. 4-5].
зом, за пределами изучения остаются такие явления, как историческая роль санкционируемого государством насилия в сплочении нации, практика уголовного преследования при колониальном управлении и ее влияние на постколониальное уголовное правосудие. Не учитывается наличие современных уровня и форм насилия, таких как вооруженные конфликты, войны наркокартелей, этнические чистки, которые широко распространены в странах глобального Юга. Без внимания остается опыт постколониальной детерминированности преступности и виктимизации, обусловливающей более широкую криминализацию и заключение под стражу. Не принимаются в расчет альтернативные формы юстиции - распространившаяся в странах Юга исламизация уголовного правосудия, роль обычая в разрешении конфликтов, проекты правосудия переходного периода (transitional justice).
Социальные теории модернизации привели к появлению в криминологии устойчивой убежденности, что преступления и нарушения общественного порядка обусловлены индустриализацией, что преступность, прежде всего, - урбанистический феномен. Упускаются из виду (изначальное) влияние индустриального капитализма на переустройство сельских, аграрных районов (осуществлявшееся преимущественно насильственными средствами) и появление там особых форм и видов преступной деятельности, исследование которых маргинализируется. В то же время сельские местности менее развитых стран в большей степени подвержены негативным последствиям современных глобальных экономических и социальных изменений. К примеру, в Австралии уровень сельской преступности в среднем заметно выше, чем городской [с. 9].
Особое значение для криминологии Юга имеет изучение влияния на социальные процессы хищнического обращения с природными ресурсами, изменения климата и экономической эксплуатации.
В качестве одного из главных показателей близорукости криминологии метрополий авторы называют концентрацию в странах Юга насильственных преступлений. Несмотря на сокращение с 1990-х годах межгосударственных и гражданских войн в регионах периферии, в них отмечается стремительный рост организованного насилия, его повсеместная пропаганда и «героизация». Сложив-
шиеся условия «циркуляции повторяющегося насилия» (подпитываемые массовой бедностью, различными формами депривации, «нормализацией» открытого завладения чужим имуществом (по праву сильного) и т.п.) уже не могут быть объяснены доминирующей парадигмой социального конфликта. Став благодатной почвой для организованной преступности, данные условия культивируются путем перераспределения доходов от преступной деятельности в пользу институтов политического и общественного управления, воспроизводя, таким образом, самих себя.
Особое значение имеют внешние причины такого положения. Историческая обусловленность понимания государственности странами периферии, импорт идей и социальных институтов метрополий, сыгравший ключевую роль в формировании современных обществ стран Юга, попросту игнорируются. Иными словами, процессы европейского империализма выпадают из анализа.
Индустриальная урбанизация, названная метрополиями «мировой», не повторилась в странах периферии. Напротив, произошло насильственное поглощение периферии в таких формах, как деиндустриализация локальных экономик, экспроприация земли и имущества местного населения, массовое (межконтинентальное) перемещение населения, обращенного в рабство, использование на территориях периферии принудительного труда. Индустриальный капитализм метрополий шел рука об руку со спонсируемым ими «военным капитализмом». Периферии были обращены в поставщиков сырья и дешевой рабочей силы для удовлетворения потребностей метрополий.
Сегодня «миры насилия» также переплетаются, но уже в новых формах, считают авторы. Причинами кровопролитных войн преступных сообществ Латинской Америки являются, по их мнению, потребность метрополий в запрещенных наркотиках и их заинтересованность в торговле оружием со странами Южной Америки [с. 8]. Авторы указывают на парадокс диспропорции доходов от национальных природных достояний стран Юга и «оккупировавших» их транснациональных корпораций.
Другим показателем слабости криминологических теорий стран Севера является игнорирование особого значения преступлений и виктимизации по признаку пола в странах Юга. Общества периферии сохраняют ориентацию на строгие традиционные пат-
риархальные ценности, на институты брака и семьи, в которых женщина занимает особое положение. Интернационализация экономики, в частности перемещение производства в страны Юга, предоставляющие дешевую рабочую силу, привела к массовой миграции населения бедных сельских районов, ищущего возможности заработка. Характерной особенностью демографических изменений стало широкое вовлечение женщин в ориентированные на экспорт индустрии. Предоставление им возможности самостоятельно трудиться не только привело к их экономической и социальной независимости, но и (в свете отрыва от традиционной, привычной среды) сделало их крайне уязвимыми перед распространившимся в странах Юга насилием.
В период между 1993 и 2010 гг. в мексиканском городе Хуа-рес было убито около 878 женщин - преимущественно работниц местных фабрик, мигрировавших в поисках работы из сельских районов. Их ежедневный путь между домом и работой (часто в ночные часы) пролегал через городские кварталы, контролируемые преступными группами. Местным населением они рассматривались как чуждые, публичные женщины. Жертвы широко осуждались за выбор собственной судьбы, таким образом внимание общественности отвлекалось от обусловливающих трагедию социальных проблем.
Авторы указывают на распространившиеся в странах Юга законы исламского фундаментализма, влияющие на виктимизацию женщин, что требует особого внимания криминологии.
Наказание как таковое долгое время являлось в странах Юга инструментом навязывания европейской культуры. В последние годы в странах Севера получил распространение неолиберальный подход к уголовному наказанию, объясняющий расширение карательной функции уголовного правосудия изменением роли государства в экономической и социальной сферах. Конечно, связь между экономической и социальной политикой, с одной стороны, и уголовно-правовой и пенитенциарной политикой - с другой, существует. В то же время, к примеру, в странах Южной Америки на протяжении 1970-1990-х годов показатели динамики роста уголовных наказаний существенно разнятся и между странами, и между периодами доминирования в данных странах тех или иных полити-
ческих взглядов. Связь между моделями политического и экономического управления и системой уголовного наказания сложнее.
Кроме того, страны Юга развили собственные (идеи) формы восстановительного и переходного правосудия, в том числе адаптировали исторические традиционные средства разрешения конфликтов. Некоторые страны Азии достигли значительных успехов в предотвращении преступности (даже в условиях борьбы с «наследием» колониализма, вызовов модернизации и широко распространившейся бедности).
Приведенные примеры привлекают внимание не только к процессам, которые неолиберализм не способен объяснить, но и к необходимости более критической оценки неолиберализма в качестве универсальной политической модели.
В заключение авторы указывают, что их аргументы в пользу криминологии Юга не имеют целью расширение «каталога новых криминологий». Криминология Юга является теоретическим, эмпирическим и политическим проектом, добавляющим новые перспективы в повестку криминологических исследований, направленным на устранение разрыва в глобальном производстве научных знаний.
Т.В. Захаров
2018.02.041. ЕВ. ПИСКУНОВА. КИБЕРТРАВЛЯ: ПОДХОДЫ К ОПРЕДЕЛЕНИЮ И ПРАВОВОМУ РЕГУЛИРОВАНИЮ. (Обзор).
Ключевые слова: кибертравля; Интернет; информационные технологии; насилие; жертва; правовое регулирование.
Понятие кибертравли (травли в сети Интернет) относительно новое и появилось в связи с внедрением компьютерных технологий во все сферы человеческой жизни. Количество зарегистрированных случаев кибертравли за последние десять лет увеличилось в разы [8, с. 381]; опросы показывают, что 20-35% подростков были вовлечены в процесс кибертравли в качестве жертвы, агрессора или обоих [6, с. 675]. Определяя это понятие, ученые отталкиваются от понятия «традиционная травля», под которой понимают намеренное и повторяющееся агрессивное поведение, характеризующееся дисбалансом сил агрессора и жертвы. Формы агрессивного поведения могут быть различными: прямая агрессия, физическая или вер-
