сивной машины. Сам факт существования коррупции в СССР тщательно скрывался, судебные процессы по соответствующим делам проходили в закрытом режиме. Тем не менее победить коррупцию одними лишь репрессивными мерами было невозможно, поскольку сталинское руководство фактически само же и воспроизводило год за годом необходимые предпосылки для ее возникновения. Не способствовали успешной борьбе с коррупцией и такие факторы, как закрытость советской бюрократии, отсутствие по-настоящему действенного общественного контроля (в виде выборных органов власти, свободной прессы и независимого суда), а также строго иерархический характер советского общества с его сложной системой привилегий и льгот для представителей номенклатуры и членов их семей, включая приоритетный доступ к дефицитным товарам и услугам, который предоставлялся вполне официально и коррупцией не считался. Эти же обстоятельства обусловили и дальнейший рост коррупции уже после смерти Сталина.
М.М. Минц
2018.02.021. АХМЕТЗЯНОВ С.Х. РАСКУЛАЧЕННЫЕ - ПЕРВО-СТРОИТЕЛИ МАГНИТОГОРСКА. - Магнитогорск: Магнитогорский Дом печати, 2016. - 197 с.: ил.
Ключевые слова: СССР; строительство Магнитогорска; политика репрессий; спецпоселенцы.
В книге С.Х. Ахметзянова (Магнитогорский филиал Института истории им. Ш. Марджани Академии наук Республики Татарстан) описывается история участия раскулаченных спецпереселенцев в строительстве Магнитогорского металлургического комбината (заглавие книги не вполне удачно, поскольку Магнитогорск был основан в 1929 г., так что спецпереселенцы не могли быть его «пер-востроителями»). Особое внимание автор уделяет вопросу о численности спецпереселенцев, их быту, условиям жизни и труда. Исследование основано на документах городского архива Магнитогорска и государственного архива Челябинской области, также автор использует книги памяти жертв репрессий по Магнитогорску и Республике Татарстан и материалы устной истории (в ходе работы он лично опросил несколько десятков бывших жителей спецпоселков).
Книга состоит из введения, 10 тематических глав и краткого заключения. Текст сопровождается обширным иллюстративным материалом, включая не только фотографии, но и карту расположения спецпоселков на территории Магнитогорска, а также крупномасштабные планы этих поселков - как архивные, так и составленные самим автором. В приложении опубликованы фотоальбом спецпоселка Центральный, составленный, видимо, уже после войны работниками Управления исправительно-трудовыми колониями МВД по Челябинской области, но с использованием снимков, сделанных в 1930-е годы, а также ряд документов, регулировавших положение спецпереселенцев, и рассказы некоторых бывших раскулаченных.
По данным автора, первые спецпереселенцы появились в Магнитогорске «еще в начале 1930 г., но их массовое прибытие началось только в мае 1931 г., с дальнейшей максимальной концентрацией ссыльных на спецпоселках строящегося города к концу того же года» (с. 109). Раскулаченных расселили по четырем спецпоселкам, однако к моменту их прибытия большая часть бараков была еще не достроена, так что многим спецпереселенцам пришлось на протяжении нескольких месяцев ютиться в переполненных палатках, некоторым - до поздней осени.
Из крестьян были 96,7% ссыльных. Автор отмечает, что в большинстве своем это были не кулаки, а зажиточные середняки, не применявшие наемный труд, или даже бедняки, «раскулаченные» по разнарядке. Кроме того, имелось большое число горожан; поводы для их высылки могли быть самыми разными, например, наличие собственной мельницы. Автор выявил среди раскулаченных даже одну семью французского происхождения, ее глава П. Брюэр в 1937 г. предположительно был арестован. Многие семьи, особенно татарские, состояли из нескольких поколений, среди ссыльных были крестьяне, родившиеся крепостными. Самому старому из спецпереселенцев, по данным автора, на момент ссылки было 109 лет; он выдержал все тяготы пути в товарном вагоне, но умер в холодной палатке 15 сентября 1931 г.
Еще одну любопытную деталь быта ссыльных составляет наличие примерно полутора сотен полигамных семей, причем не только мусульманских. Последнее автор связывает с тем, что «после 1917 года в обществе приветствовалась независимость от влия-
ния церкви, а вместе с тем шла массированная антирелигиозная пропаганда. Возможно, православные долгие годы "завидовали" соседям-мусульманам, а революция помогла осуществить чаяния наиболее активным представителям мужского пола» (с. 46). В условиях ссылки, впрочем, институт многоженства довольно быстро себя исчерпал.
Трудоспособные спецпереселенцы были заняты главным образом на строительстве металлургического комбината, в меньшей степени - в сельском хозяйстве и на объектах инфраструктуры. Детей, несмотря на официальные запреты, привлекали к работе на стройках и в производстве с 11-12 лет. Вопреки мнению ряда историков автор подчеркивает, что условия жизни ссыльных кардинально отличались от условий жизни вольнонаемных рабочих, прежде всего из-за систематической дискриминации по целому ряду параметров (избирательные права, жилье, оплата труда и т.д.), не говоря уже о том, что трудпоселенцы были лишены возможности сменить место жительства или работу.
На пике ссылки, 1 октября 1931 г., в Магнитогорске насчитывалось 42 462 спецпереселенца (около 10 тыс. семей), около двух третей из которых прибыли из Татарской АССР. «Доля спецпереселенцев, - отмечает автор, - осенью 1931 г. составляла не менее четверти всех магнитогорских жителей» (с. 25). В дальнейшем приток новых ссыльных упал почти до нуля, и население спецпоселков стало неуклонно сокращаться. Тому было несколько причин, но наиболее важными факторами являлись побеги и высокая смертность. На протяжении 1931-1936 гг. в Магнитогорске умерли, по разным данным, от четверти до трети спецпереселенцев. Магнитогорск был не самым «гибельным» местом крестьянской ссылки, однако «на воле» смертность в те годы была в разы ниже, даже в деревнях.
Что касается побегов, то наибольшее их число приходится на первые три года ссылки. Автор не приводит точных данных именно по Магнитогорску, но в целом по тогдашней Уральской области только в 1932 г. бежали до 20% ссыльных; большинству из них удалось уйти от преследования и, сменив документы, начать новую жизнь. Только в 1934 г. число побегов заметно пошло на убыль. Используя различные методики подсчета, автор приходит к выводу, что к 1 июня 1936 г. в городе проживало уже всего около
22 тыс. ссыльных. Впоследствии многие из них погибли в годы Большого террора и на фронтах Отечественной войны. «Полное восстановление всех спецпереселенцев в политических правах, -отмечается в книге, - произошло в Магнитогорске в марте 1948 г., т.е. общий срок магнитогорской ссылки оказался равным 18 годам» (с. 109).
М.М. Минц
2018.02.022. ДУНАЕВА Ю.В. СТАЛИНСКИЕ РЕПРЕССИВНЫЕ КАМПАНИИ КАК ПРЕДМЕТ ИСТОРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ. (Обзор).
Ключевые слова: СССР; политика репрессий; процесс «Промпартии» 1930 г.; политические кампании; идеологические кампании.
Репрессии, проводимые советской властью в годы сталинизма, с историографической точки зрения представляют собой отдельное исследовательское поле со своей источниковой базой, подходами и ракурсами. В настоящее время это поле активно формируется и развивается. Кроме описания и анализа значительного массива неизученных и неопубликованных материалов разрабатывается и уточняется терминология, реконструируется «внутренняя логика» процессов, анализируются их причины и следствия. Репрессии изучаются в разных масштабах и, если можно так выразиться, на разных фонах и уровнях.
По-прежнему большую роль в заполнении белых пятен в истории сталинизма играют публикации архивных документов и материалов. Поэтому обзор начинается с источниковой публикации, точнее сказать, со статьи, предваряющей книгу «Судебный процесс "Промпартии" 1930 г.: Подготовка, проведение, итоги» (2). В статье дело «Промпартии» рассматривается как один из эпизодов в репрессивных кампаниях «раннего сталинизма», также показано, как это дело использовалось правительством во внутренней и внешней политике. Другое исследование - книга В.В. Тихонова (3) -представляет собой анализ идеологических и научных кампаний и дискуссий периода «позднего сталинизма». И завершается обзор работой А. Кимерлинг (1), в которой автор показывает, что «кампания» как явление была неотъемлемой частью жизни общества в