CC BY
39
1930 г. по своей стилистике мало отличались от документов времен Кавказской войны. Очередной всплеск вооруженного насилия в регионе на рубеже 1920-1930-х годов лишь укрепил эти предубеждения, что, по мнению автора, можно рассматривать как одну из предпосылок к массовым депортациям кавказских народов в годы Второй мировой войны.
Список литературы
1. Жупикова Е.Ф. Повстанческое движение на Северном Кавказе в 1920-1925 гг. -М.: Новый хронограф, 2016. - 423 с.
2. Матвеев В. А. Националистическая вандея и проявления устойчивости российской интеграции на Северном Кавказе в кризисных условиях 1917-1921 гг. -Ростов н/Д: Изд-во Южного федерального университета, 2016. - 170 с.
3. Perovic J. Highland rebels: the North Caucasus during the Stalinist collectivization campaign // J. of contemporary history. - 2016. - Vol. 51, N 2. - P. 234-260. -DOI: 10.1177/0022009414562821
2018.02.019. КУРЁНЫШЕВ А.А. СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИЯ И ВЛАСТЬ В ЭПОХУ СТАЛИНИЗМА. 19221950-е годы. - М.: Политическая энциклопедия, 2017. - 238 с.
Ключевые слова: СССР, 1922-1950-е годы; сельское хозяйство; сельскохозяйственная интеллигенция и советская власть; сельскохозяйственная наука; «классическая генетика» и «мичуринская агробиология».
Книга д-ра ист. наук А.А. Куренышева посвящена взаимоотношениям советской власти и сельскохозяйственной интеллигенции начиная с введения нэпа и вплоть до 1950-х годов.
В работе показаны попытки воздействия сельскохозяйственной интеллигенции на советскую власть с целью формирования определенной политики в различных сферах и направлениях развития сельского хозяйства страны. Рассматривается борьба научных школ и направлений в сельскохозяйственной науке периода «сталинизма», включая борьбу «классической генетики» и так называемой «мичуринской агробиологии».
По мнению автора, до 1917 г. российская интеллектуальная элита в большинстве своем была подчинена единой цели служения простому народу. Она составляла объединенную научными, идеологическими и порой даже родственными связями группу, нахо-
дившуюся в явной оппозиции самодержавно-бюрократическому строю, а впоследствии и советской власти, противостоя им не революционно, а реформаторски (с. 5).
Не отделяя сельскохозяйственную интеллигенцию ни от земской, ни от так называемой «сельскохозяйственной общественности», автор подчеркивает, что весь этот слой, хотя и был связан с гуманитарной интеллигенцией, защищал свои профессиональные «корпоративные» интересы.
Политическую ориентацию большинства представителей сельскохозяйственной интеллигенции автор определяет как близкую к кадетской, т.е. республиканско-демократическую, или, применяя классовые термины, либерально-буржуазную. Были, однако, среди них и социалисты, в основном правые, близкие к народным социалистам.
Сельскохозяйственная интеллигенция, по мнению Курёны-шева, и до октября 1917 г. не была сплоченным социальным образованием, поэтому и оппозиция большевикам была разрозненной и состояла из различных группировок. И до сих пор остаются открытыми вопросы об уровне их организованности, степени враждебности к советской власти, способах и методах реализации политических планов и, конечно, связях с заграничными центрами борьбы с большевиками.
Эта часть интеллигенции, будучи частью демократической оппозиции, в течение непродолжительного времени побывав во власти, в том числе во Временном правительстве, после Октября 1917 г. считала большевистскую диктатуру разновидностью самодержавия. И предпочла борьбу с ней по тому же сценарию, что и до 1917 г., выражавшуюся в формуле «не мытьем, так катаньем», иначе говоря - «обволакивать» власть, расшатывать ее устои и добиваться своего (с. 38). Впрочем, сельскохозяйственная интеллигенция, пишет автор, высоко оценивая свою роль и значение в преимущественно крестьянской стране, где основной отраслью экономики продолжало оставаться сельское хозяйство, рассчитывала на то, что коммунистическая власть не сможет без нее обойтись, и она, получив возможность влиять на принятие решений коммунистическими чиновниками, сумеет постепенно повернуть социально-экономическое развитие страны в нужном в ее представлении направлении. А затем, под влиянием объективных экономических факторов -
восстановления хотя бы в квазиформе частной собственности на землю, реанимации рыночных товарно-денежных отношений, усиления экономического и политического давления извне, со стороны западных демократий - возможно преобразование и политической системы СССР. К власти придут мягкие, уступчивые большевики, многие из которых были когда-то товарищами по гимназии или университету, и Россия эволюционным путем превратится в демократию европейского типа (с. 13). Поэтому значительная часть этой интеллигенции с большим подъемом принималась за работу в разных областях советской системы, уверенная в том, что такой режим долго не продержится.
После введения нэпа многие представители этого социального слоя посчитали, что партия большевиков, вводя нэп, признала свое полное идейное и политическое банкротство и в соответствии с демократическими нормами должна уйти, отказаться от власти, передав ее тем политическим силам, у которых они отобрали ее в октябре 1917 г.
Однако для специалистов, в том числе сельскохозяйственных, очень скоро стало ясно, что без какого-то организованного сопротивления подобные расчеты могут оказаться невыполнимыми. Однако дальше создания «групп по интересам» дело не пошло.
Некоторые группы были связаны с деятельностью Московского общества сельского хозяйства (МОСХ), Петровской (Тимирязевской) сельскохозяйственной академии, различных кооперативных и научных учреждений. Одна из таких групп, объединенная МОСХ, имела, считает автор, немалый опыт борьбы с самодержавием. Однако деятели МОСХ и кругов, близких к ним, были принципиальными противниками вооруженной борьбы и разного рода насильственных действий, причем как над природой, так и над отдельными общественными слоями, группами и индивидами.
При всем своем относительном идейном единстве сельскохозяйственная интеллигенция ориентировалась на разные модели развития аграрного сектора экономики страны. Объединяла большинство из них приверженность курсу на сохранение и развитие индивидуальных крестьянских хозяйств.
Какая-то часть сельскохозяйственной интеллигенции вдохновлялась взглядами видного эсера и кооператора С.С. Маслова -создателя (1920) и руководителя Трудовой крестьянской партии.
В 1921 г. эта партия была возрождена уже за рубежом, а в 1927 г. была преобразована в партию «Крестьянская Россия - Трудовая крестьянская партия» (ТКП). Особо привлекал аграриев лозунг Маслова, провозглашенный в 1922 г., - «Россия будет либо крестьянской державой, либо ее вовсе не будет». Использование С.С. Масловым и другими представителями республиканско-демократического лагеря определения «крестьянская», «крестьянский» в отношении создаваемых ими организаций было в значительной степени условным. Никаких крестьян большинство из этих организаций в свой состав не включало. Вместе с тем автор отмечает и такой факт, что «верхи» и «низы» ТКП (находящейся в СССР) весьма значительно отличались по своему положению в системе социально-экономических и политических отношений, сложившейся в стране в конце 1920-х - начале 1930-х годов. Н.Д. Кондратьев, А.В. Чаянов, В.Г. Громан, Л.Н. Юровский были высокопоставленными советскими чиновниками, «генералами» и светилами науки. Масса рядовых участников ТКП принадлежала к провинциальным агрономам, селекционерам, кооператорам. «Вольности» настроений и надежд автор объясняет тем, что пока нэп давал надежды на перерождение власти, многие партийные и советские руководители считали дело построения социализма в СССР безнадежным и стремились к тому, чтобы смягчить падение режима, сделать откат к капитализму цивилизованным и организованным (с. 68).
Какие бы грандиозные планы ни строили интеллектуалы-аграрники, считает автор, объективных предпосылок для нового «Февраля» в конце 1920-х - начале 1930-х годов в стране не существовало. Крестьянство получило землю и если не полную волю, то немалую ее часть. Большевики осуществили большинство пунктов эсеровской, а точнее говоря, неонароднической аграрной программы. Они постоянно стремились использовать общинные традиции, опереться на них в процессе взаимоотношений с крестьянством. Вместе с тем они никогда до конца не отказывались и от «классового подхода» - от политики раскола деревни, «внесения классовой борьбы» и т.п. По мнению автора, сила советской власти как раз и заключалась в умелом и гибком сочетании этих, на первый взгляд, разнонаправленных стратегий.
По данным автора, до начала 1930-х годов никаких массовых репрессий против спецов (исключением может служить «Шахтин-ское дело») не было. Но это не значит, пишет автор, что советская власть не вела агентурно-информационную работу среди интеллигенции. В большинстве полулегально и нелегально действовавших интеллектуальных объединений работали секретные сотрудники-осведомители, завербованные из среды той же интеллигенции.
С окончанием нэпа, пишет автор, наступил и конец иллюзиям аграриев. Были раскрыты «антисоветские» группы специалистов, однако борьба идей внутри сельскохозяйственной интеллигенции не прекратилась. Это проявилось в различных версиях противостояния идей в биологической науке, развернувшейся в 1930-1940-х годах.
Не вдаваясь в детали этой сложной самой по себе и весьма запутанной исследователями и публицистами проблемы, автор считает, что вопреки внедренному в массовое сознание представлению о том, что Н.И. Вавилов, Н.В. Тимофеев-Ресовский и некоторые другие генетики, противники Т.Д. Лысенко, пострадали исключительно вследствие ненависти последнего к «классической генетике» и по причине явного предпочтения, которое отдавалось «народному академику» и его работам И.В. Сталиным, реальность была несколько другой (с. 89).
«Вавиловцы» и «лысенковцы», убежден автор, до поры до времени мирно уживались в одних и тех же научно-исследовательских институтах. Кроме того, отмечает автор, противостояние внутри сельскохозяйственной науки шло не только по линии борьбы вейсманистов с мичуринцами. Не исчерпало, например, себя противоборство старых кадров с новыми выдвиженцами советского времени.
Что касается Т.Д. Лысенко, то, считает автор, он, как и его противники, были плоть от плоти системы, как ее ни называй: советское общество, советская цивилизация, «сталинизм» или «тоталитаризм». Борьба направлений в биологической науке выходила далеко за рамки чисто научных проблем. Споры переходили, с одной стороны, в плоскость философско-мировоззренческих, а следовательно, идеологических и политических вопросов, а с другой -были неотделимы от важнейших задач развития сельского хозяйства страны.
Автор напоминает, что ни в 1930-е, ни в конце 1940-х годов классическая генетика математически точной наукой не была. Даже сейчас, в период существования генной инженерии, т.е. практического применения теории, которую развивали вейсманисты-морганисты 1930-1940-х годов, ученые-генетики не могут с математической точностью прогнозировать результаты и последствия своей деятельности.
В борьбе вейсманистов-морганистов с мичуринцами было больше политики и идеологического противостояния, нежели подлинно научной полемики. За спорами о генах, наследовании приобретенных признаков и т.п. стояли более серьезные проблемы, связанные со взаимоотношениями СССР с Западом в целом и его научным сообществом в частности (с. 97).
Автор убежден, что полный диктат одного, мичуринского направления, монополия на истину в биологической науке Т.Д. Лысенко не существовали никогда. Определенный зажим классической генетики, подавление инакомыслия в сельскохозяйственных науках в конце 1940-х - в 1950-х годах были связаны с началом жестокого противоборства двух систем в ходе холодной войны, а не только с конкурентной борьбой двух школ, двух направлений в биологии (с. 222).
В. С. Коновалов
2018.02.020. ХАЙНЦЕН Дж. ИСКУССТВО ВЗЯТКИ: КОРРУПЦИЯ ПРИ СТАЛИНЕ, 1943-1953.
HEINZEN J. The art of the bribe: corruption under Stalin, 1943-1953. -New Haven; L.: Yale univ. press, 2016. - X, 406 p.: ill.
Ключевые слова: СССР; поздний сталинизм; коррупция; взяточничество.
Джеймс Хайнцен - профессор Университета Роуэна (Гласс-боро, Нью-Джерси, США), специалист по истории СССР в сталинские годы.
Монография посвящена коррупции в СССР в период послевоенного сталинизма и является продолжением ряда статей, опубликованных автором ранее. Наибольшее внимание уделяется взяточничеству (отсюда заглавие книги), однако вместе с тем подробно рассматриваются и другие проявления коррупции. Как
