CC BY
51
ПАЛЕОСЛАВИСТИКА
2017.03.029. БИБЛИЯ В СЛАВЯНСКОЙ ТРАДИЦИИ.
The Bible in slavic tradition / Ed. by Kulik A., MacRobert C.M. et al. -
Leiden; Boston: Brill, 2016. - 576 p. - (Studia judaeoslavica; 9).
Ключевые слова: переводы Библии на старославянский язык; славянские апокрифы; кирилло-мефодиевские традиции.
Сборник - результат международной научной конференции, организированной в рамках совместного проекта между Еврейским университетом в Иерусалиме и Кирилло-Мефодиевским научным центром Болгарской академии наук. Авторами статей являются исследователи из Австрии, Бельгии, Болгарии, Германии, Великобритании, Израиля, Италии и США.
Сборник состоит из двух частей. Тематика первой части («Славянская Библия») связана с разными аспектами перевода Библии в славянской глаголической и кириллической традиции, которые до сих пор не были исследованы или им не уделялось достаточного внимания - как в канонических текстах Ветхого и Нового Заветов, так и в апокрифах и псевдоапокрифах. Самое важное место отводится переводу библейских книг с греческого на славянский, сделанному в IX в. св. Кириллом и Мефодием, а также развитию этого перевода в Средних веках. Обращается внимание и на более поздние переводы (XIII-XIV вв.), сделанные не только с греческого, но и с еврейского массоретского текста.
В статье «Еврейская Библия или Септуагинта: Более поздние предпочтения и позиция зарождающегося христианства» («Hebrew Bible or Septuagint: Later preferences and the stance of the nascent christianity») Серж Рузер ставит некоторые теоретические вопросы, связанные с достоинствами еврейского и греческого текстов. С одной стороны, в статье анализируются высказывания по этой проблеме Филона Александрийского (I в. н.э.), писателей-раввинистов и
христианских авторов II-V вв. - периода, в котором различия между древнееврейскими и греческими вариантами Священного Писания постепенно накладывают свой отпечаток на различия между иудаизмом и христианством. С другой стороны, С. Рузер показывает, что эта проблематика никоим образом не затрагивается в текстах Ветхого Завета и высказывает предположения о причинах подобного «умалчивания», характерного для раннехристианской традиции.
Следующие две работы посвящены чрезвычайно ценному источнику изучения ранней истории славянской письменности -Псалтири Дмитрия Алтарника, одной из древних глаголических рукописей, найденных в 1975 г. в монастыре святой Екатерины на Синае. В статье «Предварительные наблюдения над церковнославянской Psalterium Demetrii Sinaitici» («Preliminary remarks on the old church Slavonic Psalterium Demetrii Sinaitici») Хайнц Миклас, Мелани Гау и Дана Хюрнер проводят детальный кодикологиче-ский, палеографический, лингвистический и текстологический виды анализа рукописи. Это позволяет им прийти к заключению, что вероятнее всего Псалтирь Дмитрия написана на Синае в третьей четверти XI в. Специфические параллели между этой рукописью и глаголической Синайской псалтирью указывают на то, что некоторые из их копиистов происходят из одного и того же места и пользовались одним антиграфом. Исследование доказывает, что в Синайском монастыре работали славяне из разных регионов - из восточных и западных Балкан, а возможно, и из Моравии и Панно-нии, что, без сомнения, превращает монастырь в крупный центр христианства и славянской книжности. Поскольку не все копиисты в одинаковой степени владели глаголическим письмом, можно предположить, что монастырь действовал и как школа. Видимо, некоторые книжники были на Синае довольно долго, например Дмитрий провел там несколько лет. Очень важен и вывод авторов о том, что на Синае славяне работали совместно с итало-греческими и латинскими книжниками, так как имена некоторых их них сохранились в рукописях.
Своеобразным продолжением начатой темы является исследование Кэтрин Мэри МакРоберт «Место Псалтири Дмитрия (Sin. Slav. 3 N) в раннем распространении церковнославянской псалтири» («The place of Dimitri's psalter (Sin. Slav. 3 N) in the early transmission of the church Slavonic Psalter»). На основе детального
текстологического сопоставления Псалтири Дмитрия с текстом других ранних глаголических и кириллических псалтирей, относящихся к 1-й и 11-й редакциям этой библейской книги (как Синайская, Григоровичева, Дечанская, Болонская, Погодинская, Парижская, Гарвардская, Белградская и др.), автор систематизирует разночтения разного типа, что дает возможность сделать наблюдения о распространении псалтирного текста. Они показывают, что, с одной стороны, в отношении языка Псалтирь Дмитрия довольно консервативна и содержит ряд общих чтений с Синайской псалтирью и толковыми псалтирями, с другой - содержит сведения о значительной плавности в ранней традиции текста.
В статье «Заглавия в южнославянских списках Книги Исход» («The headings in South Slavonic copies of the Book of Exodus») Веселка Желязкова указывает на то, что деление текста библейских книг на более мелкие единицы при помощи толковых заглавий вторично, т.е. оно возникло на более позднем этапе рукописной традиции. Заглавия охарактеризованы по трем признакам - графическое оформление, тип (из нескольких слов или целое предложение) и способ группировки материала. Без сомнения, они восходят к разным традициям и четко разделяют сохранившиеся южнославянские списки на две группы (западноболгарская и валахо-молдавская, отражающая тырновскую традицию), что поддерживается и рядом языковых и лексических особенностей рукописей. Анализ деления текста Книги Исход при помощи толковых заглавий и сравнение со славянским профетологием показывает, что подобное разделение текста, как правило, не указывает на начало па-ремейных чтений и не может быть использовано как доказательство эвентуальной литургической роли библейских рукописей четьего типа.
В статье «Значение славянской версии Книги пророка Иеремии для изучения ее первоначальной структуры в Ветхом Завете» («The importance of the Slavonic version of the Book of the Prophet Jeremiah to the study of its original structure in the Old Testament») Татяна Мострова обращает внимание на факт, что несмотря на довольно широкое распространение пророчества Иеремии в славянской рукописной традиции, первая часть книги (1:1-24:14) до сих пор не обнаружена в ее толковой версии. Чтобы выяснить причины отсутствия полного преславского перевода, Т. Мострова рассмат-
ривает в сравнительном плане структуру Книги пророка Иеремии в староеврейском каноне и в Септуагинте в качестве основы для древнеболгарского перевода первой четверти Х в. Особое внимание она уделяет анализу последней части 13-го стиха 25-й главы, который еще в еврейской библейской традиции выполнял связующую функцию между первой и второй частями книги. Присутствие этого стиха в некоторых из греческих рукописей предполагает такой греческий протограф древнеболгарского перевода, который был связан со второй расширенной редакцией еврейского текста. В данном случае вполне возможно, что преславские книжники перевели только тот блок из Септуагинты, который представляет собой вторую часть в структуре текста и обособлен стилистически и тематически.
Фрэнсис Томсон в статье «Три славянских перевода греческой катены на Иова. С примечаниями об авторстве первого пролога в первом переводе: Полихроний или Фотий?» («The three Slavonic translation of the Greek Catena on Job. With an appendix on the author of the first prologue to the first translation: Polychronius or Photius?») обращает внимание на все еще не изученную область палеославистики - катены на книги Ветхого Завета. После краткой характеристики особенностей, редакций и изданий греческой кате-ны, автор останавливается на славянских переводах. Язык первого перевода демонстрирует близость с языком Евангелия и Псалтири, текст содержит и глаголические следы. Это говорит о том, что первый перевод был сделан в Моравии, позднее в Преславе к нему были добавлены толкования; именно тогда в основной текст проникли и преславизмы. В начале XV в. были сделаны два новых перевода катены - один в Хиландарском монастыре сербским книжником, и другой - в Рильском монастыре в Болгарии. Переводы восходят к разным редакциям греческого текста. Ф. Томсон ставит вопрос об авторстве предисловия в первом переводе и делает вывод, что предисловие не является частью первоначального содержания катены. Оно принадлежит Полихронию, а только потом патриарх Фотий присоединил его к катене.
В статье «Книга Притчей Соломоновых в рукописи Vilnius 262» («The Book of Proverbs in Vilnius 262») Моше Таубе останавливает свое внимание на уникальном восточнославянском кодексе XVI в., который раньше принадлежал Супрасльскому монастырю,
а в настоящее время хранится в Библиотеке Литовской академии наук в Вильнюсе. Кодекс содержит девять ветхозаветных книг, при этом Притчи Соломоновы, Руфь, Екклезиаст, Плач Иеремии, Иов и Есфирь полностью переведены на древнерусский язык с еврейского масоретского текста. Обстоятельства, при которых появился этот перевод, а также и причины, из-за которых разные тексты собраны в одном кодексе, остаются неразгаданными. Лингвистический анализ книги Притчей Соломоновых показывает, что она имеет ряд общих лексических особенностей с другими текстами, переведенными с еврейского языка, и отражает традиционную еврейскую экзегезу. Транслитерация собственных имен и букв алфавита наводит на мысль, что еврей (возможно, он принял христианство), который участвовал в переводе изучаемой библейской книги, был не из среды ашкеназов, а из среды романиотов.
В статье Искры Христовой «София, премудрость Божья. Согласно Притче 9:1-11 в славянской традиции слова и изображения» («Sophia, the wisdom of God. According to proverbs 9:1-11 in the Slavic tradition of word and image») содержание паремии из Притч 9:1-7, которая читается на Рождество Богородицы, проанализировано в контексте пары София - Мария. Сопоставление славянских переводов этой паремии в разных источниках показывает, что она существует в трех традициях: паремейной, библейской и минейной. Автор ставит вопрос о том, существует ли редактированный вариант паремии, который был бы общим для миней после введения Иерусалимского устава и можно ли в этом случае говорить о ново-изводных минеях. Вторая часть статьи описывает традицию изображения Божьей премудрости в храмах в случаях, когда иллюстрируется эта паремия.
Маргарет Димитрова исследует «Библейские цитаты в поздней южнославянской традиции катены В2, с комментариями на Песню Песней» («Biblical quotations in the late South Slavonic translation of Catena B2, with commentaries on the Song of Songs»). Вероятно, в начале XV в. (или еще в конце XIV в.) в южнославянской среде переведена катена с комментариями Феодорита Кирско-го, Григория Ниссийского, Нила Синайского, Максима Исповедника и Михаила Псела на Песню Песней. М. Димитрова высказывает предположение, что переводчиком этой катены является Константин Костенеческий, а сам перевод осуществлен на Афоне или в
Тырнове. До нас дошла только одна рукопись, содержащая полный перевод катены, - это рукопись 2/24 из собрания Рильского монастыря. В статье сравнивается перевод новозаветных цитат в этой катене с разными текстовыми разновидностями Евангелия и Апостола, так как перевод в Рильской рукописи стоит ближе всего к афонской редакции этой книги в целом. На основе сопоставления материала с десятью рукописями XIV-XV вв., относящимися к Афонской редакции, автор устанавливает, какие чтения в переводе цитат в Рильской рукописи связаны с уже существующими редакциями Евангелия и Апостола и какие введены переводчиком кате-ны. Напрашивается вывод, что даже в случаях, когда книжник предлагает индивидуальные решения, его перевод вполне в духе Афонской реформы.
В статье «Композиция и структура древнейшего славянского перевода Книги Премудрости Иисуса сына Сирахова» («The composition and structure of the Book of Ben Syra in the oldest Slavonic translation») Светлина Николова обращается к мало исследованному ветхозаветному тексту, славянский перевод которого был сделан еще в IX в. первоучителем Мефодием. Она обращает внимание на факт, что разделение текста при помощи заглавий и толкований не совпадает с делением в критическом издании греческого текста, но зато некоторые из них встречаются в еврейском тексте. Существуют многочисленные исследования структуры еврейского текста Книги Иисуса сына Сирахова, раскрывающие его метрическую организацию. Анализ древнеболгарского текста Премудрости Иисуса сына Сирахова показывает, что славянские книжники осознавали метрическую и строфическую структуру книги и старались передать ее. Текст не расположен стихометрически, поскольку это нехарактерно для славянской рукописной традиции, но отдельные колоны разграничены при помощи точек, а объединенные в один колон обычно начинаются прописной буквой, которая часто написана киноварью. Имея в виду эту структуру славянского текста книги, Св. Николова высказывает мнение, что Мефодиев-ский перевод сделан не на основе Лукиановской редакции Септуа-гинты, а на основе самого старого греческого текста, а это означает, что он очень близок к первоначальному еврейскому тексту. По этой причине славянский перевод является важным не только для славистов.
В центре внимания следующих двух работ находятся текстологические проблемы евангельского текста. В статье «Отличительные особенности Евангелия от Матфея в Добрейшевом Евангелии» («Distinguishing features of the Dobrejso Gospel's Book of Matthew») Синтия Вакарелийска обращает внимание на замечательный сред-неболгарский памятник XIII в., содержащий западноболгарские языковые черты. Добрейшево Евангелие вместе с Банишким и Евангелием лорда Керзона образуют единственную известную до сих пор текстологическую группу болгарских тетроевангелий. Проведенное сравнение показывает, что в то время как Евангелия от Марка, Луки и Иоанна восходят к первоначальному архетипу (условно обозначенному как DBC), то версия Евангелия от Матфея связана с другим источником, сохранившемся в Банишком Евангелии и первой части текста Евангелия лорда Керзона. В этом смысле список Добрейшева Евангелия является особенно важным, так как воспроизводит общий первоисточник DBC и, следовательно, является единственным свидетельством лингвистических и текстологических особенностей архетипного текста Матфея 1-15. Его орфографические и лингвистические особенности могут считаться специфическими как для Добрейшева Евангелия в целом, так и для архетипа DBC.
Эти же три ценные рукописи привлекают внимание и Албер-то Алберти. В статье «Банишкое, Добрейшево и Керзоново Евангелия в свете греческого текста» («The Banica, Dobrejso and Gurson Gospels in light of the Greek text») он обращает внимание на факт, что несмотря на богатый материал, который дают нам исследования евангельских текстов, 100 лет после издания Г. А. Воскресенского в научном обиходе все еще находятся введенные им терминология и группировка текстов. Причины этого разные. На первом месте - большой корпус источников и постепенное развитие местных редакций, что часто мешает точному определению и классификации разных текстовых форм. Согласно мнению А. Алберти, основной методологической помехой является непризнание неоднородного статуса текстовых и лексических разночтений и факт, что ученые занимаются прежде всего лексическими вариантами, в результате чего редакции славянских евангелий продолжают обосновываться прежде всего при помощи лексического критерия. На основе узловых текстологических разночтений, полученных для
греческой версии Евангелия в Мюнстерском институте новозаветных текстологических исследований, А. Алберти определяет место балканской традиции XIII-XV вв. в развитии славянского евангельского текста.
Статья Татьяны Илиевой «Названия библейских книг в древ-неболгарской литературе» («The names of the books from the biblical corpus in old Bulgarian literature») состоит из двух частей. В первой -приводится большое количество примеров из разных литературных источников и делается обзор лексем, которые используются для наименования Библии в целом и для обозначения отдельных книг Священного Писания. Особое внимание уделяется произведениям, созданным в Преславском литературном кругу. Во второй части статьи проводится детальный лингвистический анализ выявленных лексем. Проанализировано их соотношение с греческим текстом (прямые заимстования, свободный перевод, калькирование, метонимические переносы), детально описаны орфографические и морфологические дублеты, лексические синонимы. Среди последних особого внимания заслуживают слова и выражения, которые стали синонимами в процессе функционирования текста.
Вопрос о распространении апокрифических библейских текстов рассматривается в статье Сергея Минова «Исламские параллели к славянской апокрифической литературе: Случай со сказанием о том, как Бог создал Адама» («Muslim parallels to Slavonic apocryphal literature: The case of the narration of how God created Adam»). Автор останавливается на двух случаях, в которых необычные предания об Адаме в указанном славянском тексте имеют очень ранние параллели в исламской литературе, а именно на связь Адама с западной частью Аравийского полуострова и этиологию собаки. Вопрос о том, как эти легенды из арабской и персидской культур перешли в славянскую, до настоящего времени полностью не исследован. По мнению С. Минова, маловероятно, что эти предания были частью арабских текстов, пришедших на Русь в период XVI-XVII вв. посредством греческих, латинских или еврейских переводов, так как следов рассматриваемых мотивов в письменных источниках данных культур не обнаруживается. Скорее всего они распространились при помощи устной традиции, но вопрос заслуживает дальнейших исследований.
В статье «Мелхиседек среди русских святых. История Мел-хиседека между евреями и славянами» («Melchizedek among Russian saints. The history of Melchizedek between Jews and Slavs») Кристфрид Бьотрих обращается к известному, но мало изученному апокрифу, который первоначально был написан на греческом языке, а затем распространился в других христианских литературах, в том числе и в славянской. Апокриф дошел до нас в двух редакциях. В византийской литературе первая редакция сохранилась в трудах Афанасия Александрийского, вторая является частью Исторической палеи. К. Бьодрих обосновывает гипотезу о том, что сказание о Мелхиседеке является еврейским апокрифом, созданным в I—III в. н.э., приводя в доказательство литературные, текстологические и богословские источники. Автор рассматривает и славянские переводы сказания, восходящие к первой и второй греческим редакциям. Интересно, что на славянской почве на основе этих двух независимых переводов создается краткая версия, которая распространяется в славянском прологе под 22 мая, становится частью великих ми-ней-четьих, а также и таких сборников как «Измарагд», «Златая цепь» и др.
Вторая часть сборника называется «Кирилло-Мефодиевские традиции» и включает несколько исследований, посвященных развитию ранних библейских переводов у славян в Средние века, а также основным источникам о жизни и деятельности славянских первоучителей Кирилла и Мефодия.
В статье «Объем произведений св. Мефодия: Синтаксические наблюдения» («The extent of the works of St. Methodius: Syntactic observations») Йоханес Райнхарт указывает, что сегодня в палео-славистике с известной долей уверенности с именем Мефодия связывают Ветхий Завет без Псалтири и Маккавейских книг, Номоканон, Анонимную гомилию, а также Канон Димитрию Солунскому. Поскольку такие исследователи, как Х.Ф. Шмид, Х. Папастатис, Г. Подскальский, К.А. Максимович и др. в своих исследованиях подтверждают гипотезу о том, что Закон судный людям также принадлежит перу Мефодия, автор анализирует аргументы, поддерживающие или опровергающие подобную версию. Он описывает совпадения и различия между этими произведениями на уровне синтаксиса. Рассматривая материал и анализируя ошибки, семантические кальки, русизмы, синтаксические кальки, совпадения и
различия в функционировании падежей и использованные синтаксические дублеты, Й. Райнхарт обосновывает методику, которая может установить, возможно ли, чтобы все перечисленные произведения принадлежали одному и тому же автору.
В статье Майи Ивановой «Употребление слов 'июдеи', 'жи-дове', 'евреи' в Пространном житии св. Константину-Кириллу» («Use of the words 'июдеи', 'жидове', 'евреи' in the Long Vita of Constantine-Cyril the Philosopher») представлена целостная текстологическая картина употребления указанных лексем во всей рукописной традиции Пространного жития Константина-Кирилла по 54 из существующих 57 списков жития, а примеры взяты из VIII, IX, X, XI, XIII, XV, XVI и XVII глав. Эта частная проблема до настоящего момента не была объектом самостоятельного исследования, поэтому ее довольно трудно найти в критическом аппарате изданий. Главная особенность, однако, не только в разграничивании этих трех лексем, а в их одновременном употреблении. М. Иванова указывает, что имея в виду, что в течение многолетних исследований жития, его лексика рассматривается как один из основных критериев группировки рукописного материала, проведенные ею конкретные наблюдения вносят свой вклад в этом отношении и могут быть использованы при исследовании лексики рукописной традиции и других древнеболгарских произведений этой эпохи. В заключении автор делает вывод, что в отношении текстологической традиции жития можно сказать, что во время возникновения самых ранних сохранившихся списков лексическая картина была довольно сложной и, вероятно, не отражает хронологических этапов появления и употребления (как и отмирания активности) конкретных слов.
В двух следующих статьях излагаются результаты многолетней работы итальянских палеославистов Марио Капальдо и Кри-стиано Дидди над изданием Пространного жития Константина-Кирилла Философа. В первой из них - «К вопросу о критическом издании Vita Constantini» («Towards the critical edition of the Vita Constantini») - М. Капальдо останавливается на основных критериях издания этого основного кирилло-мефодиевского источника. Поскольку рукописную традицию жития нельзя определить ни как вполне открытую, ни как абсолютно закрытую, в работе нужно использовать как основные методы критики текста, т.е. очистить
текст от механических ошибок и восстановить архетип, так и методы текстологии, т.е. показать новые явления и задокументировать различные этапы развития текста. Автор подчеркивает необходимость полного сравнения всей рукописной традиции жития, а также расширения знаний о происхождении и развитии сборников, в которые житие включено. В статье описываются три этапа обнародования списков жития Кирилла, и дается полный перечень дошедших до нас списков.
В статье «К вопросу о критическом издании Vita Constantini: южнославянская традиция, русские списки февральской четьей-минеи и русские сборники» («Towards a critical edition of the Vita Constantini: The South Slavonic tradition, and Russian copies of the Menologium for February and the Russian Miscellanies») Кристиано Дидди подчеркивает, что критическому изданию должно предшествовать исследование и издание отдельных групп жития на основе всех известных списков, что в конечном счете приведет к восстановлению первоначального архетипа. Последовательно автор дает обобщенную характеристику и аккуратную классификацию южнославянских списков, а также русских списков, находящихся в ме-нологии и в разных сборниках смешанного содержания. Он высказывает предположения о месте написания некоторых списков, анализирует отношение между южнославянскими и русскими списками и приводит детальную стемму рукописной традиции жития.
В статье «О "второй" славянской службе Кириллу Философу» («On the "second" service for St. Cyril the Philosopher») Бойка Мирчева указывает, что в истории почитания Константина-Кирилла Философа в славянской гимнографии выделяются четыре текста. Первый (канон и стихиры по Студийскому уставу) отражает самый распространенный в средневековых славянских литературах вариант, и его оригинальный характер не подлежит сомнению, в то время как оригинальность текста Службы (канон и стихиры тоже по студийскому уставу), сохраненной до наших дней в двух списках (праздничные минеи из собраний монастыря св. Екатерины № 25 и Научного архива Болгарской академии наук № 23), все еще не может считаться доказанной. Б. Мирчева подчеркивает, что между этими двумя службами существует несомненная связь, о чем свидетельствуют некоторые другие списки данного типа. Помимо упомянутых двух служб науке известны также Служба Кириллу в
списке из Баварской национальной библиотеки (является переработкой службы Иоанна Златоуста с каноном Феофану по Иерусалимскому уставу) и переработка службы Константину-Кириллу, сохраненная в сборнике из собрания М. Погодина в Российской национальной библиотеке в Санкт-Петербурге, в которой содержится оригинальный канон из службы Кириллу, но с включением многих стихир из службы Иоанну Златоусту. В таком случае 'второй службой' можно считать только текст в первых двух упомянутых рукописях. Если текст 'второй службы' окажется оригинальным, то это произведение надо включить в список славянских источников о жизни и деятельности Кирилла и Мефодия и их учеников.
В статье «Канонические и апокрифические библейские тексты в календарных минейных сборниках (по материалам Biblio-theca Hagiographica Balcano-Slavica)» («Canonical and apocryphal texts from the Bible in Balkan calendrical miscellanies (Based on material from Bibliotheca Hagiographica Balcano-Slavica)» Климен-тина Иванова обращает внимание на некоторые канонические тексты из Ветхого и Нового Заветов. Тринадцатая глава из Книги пророка Даниила (рассказ о Сусанне, старцах и мудром суде пророка), которая читается под датой 17 декабря, расмотрена в перспективе единства славяно-византийской традиции. Начиная с XIV в. этот текст входит в южнославянские новоизводные панегирики и ми-неи-четьи. При этом известные до сих пор списки восходят к одному переводу. Из книг Нового Завета в календарных сборниках присутствует только Апокалипсис. В византийских дометафрастовых календарных сборниках он помещается под 26 сентября (день Успения св. Иоанна Богослова), а в новоизводных южнославянских панегириках и минеях-четьих - под 8 мая. Шесть списков восходят к одному переводу, вероятно, X в., и только один содержит другую версию произведения. Кл. Иванова подчеркивает, что в календарные сборники включаются не только канонические тексты, но и апокрифические произведения. Среди переводных апокрифических текстов в староизводных сборниках выделены «Паралипоменон», или «"Плач" пророка Иеремии», «Видение Исайи», «Завет Авраама», а также «Слово праведного Иова». В статье рассматривается и славянский апокриф болгарского пресвитера Иеремии (X в.) «По-
весть о крестном дереве», известный только по одному списку, находящемуся в сербской минеи-четьей на сентябрь.
В центре исследовательского интереса Цветомиры Дановой находятся «Библейские цитаты в Слове о Рождестве Богородицы Иоанна Дамаскина в двух среднеболгарских переводах» («Biblical quotations in the oration for the nativity of the Theotokos by St. John Damascene in two Middle Bulgarian translations»). Первый перевод засвидетельствован в группе текстов, восходящих к известному Зографскому сборнику - минейному панегирику 80-х годов XIV в., созданному вероятнее всего на Афоне или в Тырнове. Этот перевод более строго придерживается библейского текста. Второй перевод слова находится в рукописи из собрания Народной библиотеки им. Кирилла и Мефодия в Софии - это сборник житий и слов XIV в., созданный в Восточной Болгарии. Лексический и текстологический анализы двух переводов, как и их сопоставление со славянским библейским текстом, не позволяют сделать выводы о принадлежности к определенной текстовой традиции соответствующей библейской книги. Различия и совпадения с текстом какого-то списка можно объяснить индивидуальными предпочтениями переводчика. Анализ некоторых лексем и грамматических форм вне их употребления в цитатах тоже подтверждает факт, что в Зографском сборнике наблюдается большее единообразие и стандартизация лексики, в то время как в сборнике из НБКМ книжник относится к переводу более свободно.
В статье «Царь Давид и царское покаяние в средневековой Болгарии в 1Х-Х веках» («King David and royal penance in Medieval Bulgaria during the ninth and tenth centuries») Десислава Найденова на основе анализа сведений о применении публичного покаяния (paenitentia publica) в болгарском государстве в 1Х-Х вв., содержащихся в Фульденских аналах (1Х в.), Ответах папы Николая I (1Х в.), на основе состава славянского Требника, а также в контексте средневекового понимания нарушения общественного порядка и идеи царского священства рассмотрен мотив о кающемся владетеле, который следует примеру проклятого, покаявшегося и получившего прощение царя Давида. Сравнения с примерами из истории Византии и Каролингской империи расскрывают своеобразную модель поиска «правовой ответственности» владетеля и возможного наказания. Одна из основных обязанностей управляющего - со-
блюдать закон, который сам он сотворил по Божьей воле. Нарушая его, он теряет regia dignita. В большинстве случаев, поскольку поведение управляющего распространяется на все общество, он должен быть подвергнут публичному покаянию.
Статья Ангела Николова «Convocato omni regno: собор 893 г. и его "отражения" в современной историографии» («Convocato omni regno: The council of 893 and its "reflections" in contemporary historiography») посвящена интерпретациям краткого и неясного сообщения Регино из Прюма о событиях, сопутствующих свержению князя Владимира Расате и вступлению на престол князя Симеона I в 893 г. В 20-х годах XX в. известный болгарский историк Ва-сил Златарский выдвинул гипотезу о том, что во время собора, созванного в связи выдвижением Симеона, торжественно были приняты некоторые очень важные для судьбы Болгарии решения: перенесение столицы в Преслав и объявление славяноболгарского языка официальным в государстве и в богослужебной практике. В современной медиевистике гипотезу Златарского редко подвергают серьезной критике, напротив в последнее время некоторые болгарские исследователи (Й. Андреев, И. Добрев, А. Калоянов) попытались дополнить ее рядом новых деталей. Критический анализ доступных сегодня источников, однако, показывает, что привязка подобных гипотез к сообщению сведением Регино ведет к спекулятивным и несостоятельным предположениям, которые сильно упрощают и деформируют наше представление о сложной и неоднозначной картине внутриполитической жизни и культурной ситуации в Болгарии в конце IX в.
В. Желязкова
2017.03.030. СИМЕОНОВ СБОРНИК: (По списку Святослава 1073 г.)
Симеонов сборник: (По Светославовия препис от 1073 г.). - София: Изд-во на БАН «Проф. Марин Дринов», 2015. - Т. 3: Гръцки изво-ри / Гръцки текст и изслед.: Янева П.; Славян. текст прегледан и сверен допълнително: Минчева А., Ралева Цв., Досева Ц., Янева П. -1242 с.
