CC BY
18
2017.02.043. МАРШ С. ДВА ВИДА ПЛЮРАЛИЗМА В ТРЕТЬЕМ РИМЕ.
MARSH C. The two pluralisms under the Third Rome // Society. - New Jersey, 2016. - Vol. 53, N 2. - P. 123-130.
Ключевые слова: секуляризация; десекуляризация; религия; Россия; СССР; государственно-религиозные отношения; религиозный плюрализм; П. Бергер.
В статье предпринимается попытка осмысления феномена возрождения религиозности в постсоветской России в контексте концепции десекуляризации и религиозного плюрализма американского социолога религии Питера Бергера. На основании анализа эмпирических данных П. Бергер утверждает, что тезис о секуляризации, согласно которому предполагалось, что возрастающая модернизация обществ будет приводить к упадку религии, является ошибочным. На самом деле современность породила не секуляризацию, а два вида плюрализма, которые выражаются в сосуществовании в рамках одного общества разных религий и в широком взаимодействии религиозного и секулярного дискурса. Плюрализм оказывает огромное влияние на индивидуальную веру, религиозные институты и политику. Самобытную форму процесса десеку-ляризации и религиозного плюрализма можно наблюдать в современной России (с. 123-124).
Автор указывает, что при анализе религиозного плюрализма в России он основывается на двух предпосылках. Первая из них заключается в идее «множественных секулярностей» («multiple secularities»), т.е. представлении о том, что каждое общество имеет свою специфику процесса секуляризации, связанную с историческими, социальными, политическими, культурными особенностями той или иной страны. В этом контексте С. Марш рассматривает семидесятилетний период господства атеистической идеологии в СССР и процессы десекуляризации в России, отмечая, что возрождение религии в постсоветский этап было удивительно быстрым и носило всеобъемлющий характер. Автор считает, что современную Россию нельзя назвать ни религиозным, ни секулярным государством, но скорее ее можно охарактеризовать как «десекуляризован-ное» или «постсекулярное» общество, где продолжаются дискуссии, если не острая полемика, по вопросам баланса между
религиозностью и светскостью (с. 124-125). Вторая предпосылка заключается в том, что исторические особенности процессов секуляризации, например период атеистической пропаганды и борьбы с религией в Советском Союзе, оказывают существенное влияние на все аспекты текущей религиозной ситуации в современной России: государственно-религиозные отношения, соотношение религиозной и национальной идентичности, специфику «постатеистической веры» (с. 124).
Рассматривая отношения церкви и государства, автор выделяет и описывает несколько этапов: «перестройка»; взаимодействие власти и религиозных объединений после распада СССР в условиях массового появления разных духовных традиций и новых религиозных движений; формирование понятия так называемых традиционных религий России (православия, ислама, иудаизма и буддизма), имеющих привилегированный статус, и принятие в 1997 году федерального закона «О свободе совести и о религиозных объединениях»; государственно-конфессиональные отношения в «путинской России». Характеризуя последний этап, С. Марш указывает, что государство и Русская православная церковь в «путинской России» стали ближе, чем когда-либо еще на протяжении истории страны. Несмотря на юридическое признание равенства всех религиозных объединений перед законом и декларирование светскости государства, православию уделяется особое место, в частности Церковь активно сотрудничает с государством по ряду направлений в социальной сфере (семья, воспитание детей, образование, институт капелланов в армии и др.). При этом государство склонно использовать саму Русскую православную церковь в качестве политического инструмента для достижения собственных целей и обоснования собственной легитимности. Отдельно автор останавливается на рассмотрении истории с акцией Pussy Riot в Храме Христа Спасителя и реакцией государства и Церкви на это событие (с. 125-128).
По мнению С. Марша, процесс десекуляризации в российском обществе оказал существенное влияние на формирование национальной идентичности, что видно на примере широкого использования государством православной символики: «Атеисты определяют себя как православных, на территории КГБ находится часовня... священники благословляют начало военных маневров. святой
Серафим Саровский был назван покровителем ядерного арсенала России...» (с. 128). Русская православная церковь, указывает автор, широко сотрудничает с Министерством иностранных дел во имя расширения и консолидации русского мира, важным фактором самоидентификации которого является православие (с. 128-129).
П. Бергер указывает, что с феноменом религиозного плюрализма связаны две политические проблемы: то, как государство определяет свою позицию к религии и как оно регулирует отношения разных религий друг с другом. Подходы к решению этих двух политических задач являются составляющими так называемой «формулы мира». Рассматривая «формулу мира» для России, автор указывает, что в начале «ельцинской эры» была попытка воспроизвести американскую модель «строгого разделения» церкви и государства, однако эта попытка не удалась, поскольку такой подход требует «высокой степени толерантности и приверженности принципам свободы вероисповедания и свободы слова, что российскому обществу еще предстоит достичь» (с. 129). С. Марш отмечает, что в этом контексте России больше бы подошла английская модель государственно-религиозных отношений, в соответствии с которой глава Русской православной церкви находился бы в привилегированном положении. Однако, заключает автор, учитывая большое влияние религиозности на национальную идентичность и особый путь десекуляризации, России предстоит выработать свой самобытный подход к построению государственно-конфессиональных отношений и свою собственную «формулу мира» (с. 129-130).
С.В. Мельник
