CC BY
32
СОЦИАЛЬНАЯ ПСИХОЛОГИЯ
2017.02.007. ПЕРАКЮЛА А. ОТ НАРЦИССИЗМА - К ЛИЦЕВОЙ РАБОТЕ: ДВЕ ИНТЕРПРЕТАЦИИ Я В КОНТЕКСТЕ СОЦИАЛЬНОГО ВЗАИМОДЕЙСТВИЯ.
PERAKYLA A. From narcissism to face work: Two views on the self in social interaction // American j. of sociology. - Chicago (IL), 2015. -Vol. 121, N 2. - P. 445-474.
Ключевые слова: И. Гофман; психоанализ; нарциссизм; психотерапия; лицевая работа.
В статье Ансси Перакюла (Университет Хельсинки, Финляндия) обсуждается возможная концептуальная связь между социальной драматургией И. Гофмана (практики «сохранения лица» в ритуалах социального взаимодействия) и психоаналитическими толкованиями нарциссизма как нормативной / патологической характеристики личности. Для выявления этой гипотетической связи автор намерен подвергнуть тщательному анализу психологическую составляющую гофмановской модели Я, т.е. ту самую «сжатую и конспективную» психологию личности, которую допускал в своих рассуждениях Гофман и которой пренебрегают его позднейшие интерпретаторы [с. 446]. По мнению Перакюла, трехстороннее (историческое, дифференцирующее и конструктивное) осмысление содержательных параллелей между ритуалами сохранения лица в ходе социальной интеракции и психоанализом нарциссизма как аспекта взаимодействия Я с миром может способствовать обогащению каждой из исследовательских традиций и формированию новых направлений в сфере психотерапии неврозов. Материалом для размышлений автору послужили классическое эссе Гофмана
«О лицевой работе»1, интерпретации нарциссизма влиятельными психоаналитиками прошлого века О. Кернбергом и Х. Кохутом2, а также эмпирические данные, накопленные в рамках собственной практики лечения неврозов и конверсационного анализа повседневных речевых коммуникаций.
Фокусом внимания Перакюла, в соответствии с поставленной им задачей, выступают два понятия - лицо (face) в концепции Гофмана и катексис (cathexis; Besetsung; энергетическая заряжен-ность, удержание) в классическом психоанализе. То, что создатель социальной драматургии именовал лицом, указывает на позитивную социальную ценность, на которую претендует (или приписывает себе) индивид в момент взаимодействия с другими и которая подлежит ратификации его партнерами по интеракции. Лицо, таким образом, оказывается образом, а точнее - имиджем Я, очерченным в терминах социально одобренных атрибутов [с. 452]. При этом, по замечанию Гофмана, при контакте лицом к лицу индивид переживает реактивный эмоциональный опыт: он катектирует свое лицо, привязывая к нему чувства, которые вызывают у него соучастники интеракции.
В то время когда Гофман создавал очерк «О лицевой работе», психоаналитический термин «катексис» уже получил распространения в американской социологии. Т. Парсонс и Э. Шилс классифицировали социальных акторов (в том числе физические и культурные феномены) как возможный объект катексиса для индивидуального актора3. В рамках их социальной теории катексис подразумевал энергетическую заряженность мотиваций актора и его когнитивных и ценностных ориентаций. Между тем Гофман включил в свою концепцию личности понятие катексиса, следуя иной, не социологической интеллектуальной традиции, а именно
1 Goffman E. On face-work: An analysis of ritual elements in social interaction // Goffman E. Interaction ritual: Essays in face-to-face behavior. - Garden City (NY): Doubleday, 1995. - P. 5-45.
Kernberg O. Borderline conditions and pathological narcissism. - Lanham (MD): Rowman & Littlefield, 1975; Kohut H. The analysis of the self: A systematic approach to the psychoanalytic treatment of narcissistic personality disorders. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 1971.
Parsons T., Shils E.A. Towards a general theory of action: Theoretical foundations for the social sciences. - Cambridge (MA): Harvard univ. press, 1951.
эго-психологии Х. Хартманна. Развивая фрейдовскую теорию стадий детской сексуальности, Хартманн сделал объектом катексиса (либидинозной энергетической заряженности) не внешние предметы, а индивидуальное Я. Так возникло понятие Я-катексиса. Нарциссизм (любовь ребенка к самому себе), по Хартманну, есть результат направленности либидо на свое собственное Я. Позднее тезис о либидинозом Я-катексисе как базисе нормативного и патологического нарциссизма получил конкретизацию в работах Керн-берга и Кохута. Для Гофмана, использовавшего в своих тестах понятия «либидо» и «чувства» как взаимозаменяемые, Я-катексис означал чувственные (эмоциональные) инвестиции личности в самое себя: идея своего Я есть то, во что индивид вкладывает свои чувства [с. 448]. Таким образом, замечает Перакюла, очевидно, что социально-драматургическая и психоаналитическая модели оперировали одними и теми же ключевыми категориями.
Однако, как оказалось, толкование этих категорий имеет существенные различия, связанные, в первую очередь, с контекстом формирования Я и его структурной укорененностью. Для Кернбер-га и Кохута Я - это внутрипсихическая структура, формирующаяся на протяжении индивидуальной биографии, отличающаяся относительной устойчивостью на фоне флуктуаций самооценки и чувства собственного достоинства в ответ на оценочные суждения и действия других. Я конституируется путем реальных взаимодействий с другими, а также благодаря воображаемым интеракциям с их ин-тернализованными образами. Для теоретиков психоанализа Я как более или менее стабильная структура - это «множество упорядоченных репрезентаций и сопряженных с ними аффективных диспозиций личности» [с. 444]. Несмотря на некоторые разногласия в отношении генезиса нарциссизма, Кернберг и Кохут единодушны в своем понимании Я-катексиса как процесса, который, разумеется, включает наличные ситуативные взаимодействия с другими, но в основе своей оказывается результатом совокупного жизненного опыта.
В свою очередь, Гофман выдвигает на первый план именно наличную ситуацию взаимодействия лицом к лицу, которое происходит здесь и сейчас. Именно в этих моментальных интеракциях возникает идея, или имидж, Я - как «средоточие лица». Этот имидж также складывается из саморепрезентаций, однако послед-
ние не принадлежат ни внутриличностной, ни внутрипсихической структурам, а «населяют внешний мир взаимодействий». Лицо в данном случае - не атрибут тела, оно имеет «диффузную локализацию в потоке меняющихся интерактивных событий» [с. 455]. Иными словами, Я Гофмана интерсубъективно в самой своей сущности, оно продуцируется и сохраняется в контексте социальных интеракций и благодаря им, подчеркивает автор статьи. Разумеется, Гофман не был первооткрывателем укорененности Я в контексте социальных взаимодействий, продолжает Перакюла. Эта тема обсуждалась ранее в работах У. Джеймса, Дж. Г. Мида, Ч. Кули. Интеллектуальный прорыв социальной драматургии состоял в убедительной демонстрации нестабильности, хрупкости, случайности и подвижности Я, которое Гофман называл ценнейшим приобретением личности, нуждающимся в постоянном внимании. Хрупкость Я связана в том числе с тем, что индивид никогда не чувствует себя в безопасности в момент контактов лицом к лицу.
Резюмируя сказанное, автор статьи подчеркивает, что социальное взаимодействие и саморепрезентации выступают факторами Я-катексиса в рамках обеих теоретических перспектив - психоаналитической и социально-драматургической. Однако способ и контекст этого процесса имеют существенные различия с точки зрения:
а) субстрата (биографический опыт - ситуативные переживания);
б) длительности (относительная устойчивость на протяжении жизненного цикла - одномоментность и случайность); в) структурной укорененности (внутриличностная психологическая структура -организация социального взаимодействия). Последнее различие представляется особенно важным, замечает Перакюла. В психоаналитической модели Я-катексис привязан к индивидуальному развитию личности, структурам ее сознания и биографическому опыту; в социальной драматургии сохранение лица (чувственно-эмоциональная заряженность Я) оказывается реципрокным процессом, обусловленным контактами лицом к лицу, происходящими здесь и сейчас. Тем самым Я-катексис у Гофмана встраивается в организационную структуру социального взаимодействия: индивид тешит себя надеждой, что его социальное лицо есть его личная собственность и гарантия безопасности, тогда как на самом деле оно является «социальным займом» [с. 459].
Переходя к проблеме восстановления связей между двумя теоретическими интерпретациями Я в ситуации социального взаимодействия, автор статьи обращается к своим клиническим записям практикующего психоаналитика. Он анализирует «случай Питера» -молодого человека, страдавшего нарциссическим расстройством личности и посещавшего сеансы психотерапии на протяжении нескольких лет. Патологический нарциссизм проявлялся у Питера попеременно в обеих формах, описанных классическим психоанализом - грандиозность Я (очевидный, или «толстокожий» нарциссизм) и его крайняя уязвимость (завуалированный, или «тонкокожий» нарциссизм). Нарциссическое расстройство личности, как правило, связано со сверхидеализацией одной группы людей (или конкретного индивида), стремлением к идентификации с ними и намеренным пренебрежением другими. Для нарциссической личности также характерны дефицит эмпатии и гипертрофированное чувство обделенности вниманием окружающих на фоне патологического (скрытого или явного) самомнения и завышенной самооценки. Все это в совокупности препятствует позитивной коммуникации с миром и другими людьми.
В случае пациента Ансси Перакюла проблема заключалась в неспособности контактировать с другими лицом к лицу. После переезда в 15-летнем возрасте в другой город подросток начал испытывать сложности в общении со сверстниками, его охватывала непреодолимая застенчивость в момент межличностного контакта, он мучился чувством своей «исключенности», ощущал себя робким неудачником, аутсайдером, который вне стен школы никому не интересен. В компании одноклассников он переживал приступы паники, внезапной физической слабости, в буквальном смысле слова не мог раскрыть рта и маскировал свое состояние имитацией смс-переписки или поглощенности компьютерной игрой. С посту -плением в университет положение усугубилось: к прежним переживаниям добавились навязчивые мечты о славе компьютерного гения; молодой человек купался в лучах воображаемого успеха, упиваясь восхищением окружающих. Эти мечты нередко были более реальными, чем сама действительность, возвращение в которую приносило новые унижения и страх от сознания своей никчемности. Кроме того, Питер был уверен, что те преподаватели,
которые отличали его за математические способности, на самом деле были жертвами его собственных манипуляций.
Интерпретация случая Питера в терминах социальной драматургии, продолжает Перакюла, ясно указывает на то, что причиной страданий пациента являлись «потеря лица» и невозможность вступать в продуктивные социальные интеракции. Гофман описывает потерю лица как краткосрочный опыт эмоционального шока, вызванного ощущением исключенности своего Я из взаимодействия, непризнания за ним социальных качеств, которые требуются в наличном контакте лицом к лицу. Питер раз за разом переживал фиаско Я-катексиса на фоне воображаемого неприятия его другими. Иными словами, в терминах Гофмана проблема Питера заключалась в его неспособности обрести и сохранить социальное лицо, что, однако не было обусловлено тем, что автор социальной драматургии называл стигмой. Питер просто не мог включиться в реци-прокный процесс лицевой работы, необходимой для любого межличностного контакта; в его случае обычные трудности межличностной интеракции (взаимная зависимость партнеров, их обоюдная уязвимость, незащищенность и т.п.) приняли гипертрофированную форму. В то же время молодой человек не был готов принять на веру позитивное впечатление о себе самом, складывающееся у других: он отрицал тот самый потенциал социального одобрения (восхищения), которым были наполнены его фантазии.
Если взглянуть на случай Питера с психоаналитической точки зрения, то, согласно теории Х. Кохута, налицо психологический сбой в целостности его жизненного опыта, а именно не случившаяся вовремя нормативная интеграция детского грандиозного Я в позднейшие, более реалистические представления о себе. Интерпретация Гофмана акцентирует иной, собственно социальный аспект происходящего - так и не преодоленный барьер между имиджем Я (лицом) и публичной работой сохранения этого имиджа в момент интеракции. «Имидж Питера находился в состоянии перманентной разобщенности с практикой и структурой лицевой работы», - замечает его психоаналитик [с. 463]. Тем не менее два толкования нарциссизма не противоречат, а скорее дополняют друг друга; изоляция имиджа Я (лица) от «реального эго» вполне может завершиться изоляцией Я от практики лицевой работы.
Клинические наблюдения (случай Питера) не только демонстрируют эффективность модели Гофмана для изучения невроти-
ческих расстройств, но и выявляют ее недостатки, убежден автор статьи. Первый связан с «внеисторичностью» понимания лицевой работы и собственно лица как средоточия социальных репрезентаций. Социальная драматургия концентрируется на одномоментном негативном опыте эмоционального Я-катексиса в текущей ситуации взаимодействия; в случае Питера налицо длительные, повторяющиеся неудачи вступления в контакт лицом к лицу, подкрепленные прошлыми биографическими событиями и памятью о них. Второй недостаток - игнорирование психологической составляющей происходящего, которое рассматривается как функция (в случае Питера - дисфункция) социальной структурированности взаимодействия. Рассмотренный клинический эпизод как раз указывает на первостепенную роль в процессе интеракции определенной психологической компетентности личности, т.е. наличия / отсутствия у индивида эмоциональных и когнитивных диспозиций для успешной лицевой работы.
В заключительной части статьи Перакюла обсуждает пути интеграции ключевых положений социальной драматургии в контекст современного психоанализа и психотерапии. Наиболее перспективным в этом плане автору представляется концепция американца С. Митчелла, последователя английской психологической школы объектных отношений (М. Кляйн, Д. Винникот). Митчелл полагает, что функциональное различие между патологическим и нормативным нарциссизмом невелико1. Грандиозность Я и идеализация, о которых говорил Кохут, служат источником индивидуальной креативности не только в детстве, но и на более поздних этапах жизненного пути. Разграничение нормы и патологии в этом случае связано с отношением индивида к своим нарциссическим иллюзиям. Если фантазийному Я-имиджу приписывается статус реальности (как это делал Питер), налицо деструктивный нарциссический невроз; если же иллюзии являются элементом игры, они могут стать импульсом к творческому социальному взаимодействию. Таким образом, для Митчелла нарциссическая иллюзия - это способ конституирования отношений Я с другими, поскольку поддержа-
1 Mitchell S.A. The wings of Icarus: Illusion and the problem of narcissism // Relational psychoanalysis: The emergence of a tradition / Ed. by S.A. Mitchell, A. Lewis. - Hillsdale (NJ): Analytic press, 1986; Mitchell S.A. Relationality: From attachment to intersubjectivity. - Hillsdale (NJ): Analytic press, 2000.
ние этой иллюзии (как аспект игры) всегда является итогом совместной работы партнеров по интеракции. Соучастие в игровой деятельности, в том числе в обмене фантазиями, составляющее стержень отношений ребенка и взрослого, сохраняется в более зрелых социальных интеракциях, подчеркивает Митчелл. Следовательно, способность к игровому соучастию образует психологический барьер для развития патологического нарциссизма.
Перакюла, в свою очередь, классифицирует эту способность как психологическое основание для формирования и сохранения той самой (игнорируемой социальной драматургией) психологической компетентности, которая необходима для успешной лицевой работы в ходе социальной интеракции. С его точки зрения, в работах позднего Гофмана можно найти рассуждения, близкие идее игровой иллюзии как момента продуктивного взаимодействия лицом к лицу. Автор статьи имеет в виду пару альтернативных понятий -ролевая поглощенность и ролевая дистанция. Первое указывает на абсолютную ситуативность Я, его «исчезновение» в виртуальном ролевом имидже, которого требует наличная ситуация. Второе подразумевает разделение индивидом своей роли в контексте взаимодействия и его подлинного Я, или, в толковании Перакюла, подразумевает наличие во взаимодействии игрового аспекта. Включение этих понятий Гофмана в современные практики конверсационного анализа повседневных коммуникаций позволит создать общее поле для социальной драматургии и психоаналитической теории, заключает автор. Применительно к задачам психотерапии продуктивным представляется осмысление ее как «специфического институционально оформленного варианта лицевой работы», ориентированной на максимальную оптимизацию игровых составляющих в восприятии пациентом своих нарциссических иллюзий [с. 465].
Е.В. Якимова
2017.02.008. МАЛИЦИЯ П. СТОЛКНОВЕНИЕ ИДЕНТИЧНО-СТЕЙ: САМОИДЕНТИФИКАЦИЯ И ВОСПРИЯТИЕ ДРУГИХ КАК ПОДКРЕПЛЕНИЕ ПРЕДУБЕЖДЕНИЙ И НЕРАВЕНСТВА В «КВАЗИМУЛЬТИЭТНИЧЕСКОМ» ОБЩЕСТВЕ. MALIZIA P. Identità versus identità: Una riflessione sulle identità e sulle rappresentazioni dell'Altro come supporto al pregiudizio e alla
