CC BY
25
2017.01.002. БЕРТО Ф., ПЛЕБАНИ М. ОНТОЛОГИЯ И МЕТАОН-ТОЛОГИЯ: СОВРЕМЕННОЕ РУКОВОДСТВО. BERTO F., PLEBANI M. Ontology and metaontology: A contemporary guide. - London: Bloomsbury, 2015. - 254 p.
Ключевые слова: онтология; метаонтология; Б. Рассел; У. Куайн; П. ван Инваген; плюрализм; Г. Фреге; А. Майнонг; Р. Кар-нап; фикционализм; иерархия.
Книга «Онтология и метаонтология: Современное руководство», написанная двумя молодыми итальянцами, специализирующимися в соответствующей области, представляет собой хорошее введение в предмет и дает общую картину онтологических штудий в современной аналитической философии. Название книги точно передает ее содержание, поскольку речь в ней идет об онтологии, которая есть наука о бытии, а также о метаонтологии, которая есть наука об онтологии. Причем в случае аналитической традиции уместно говорить именно о науке, а не о вопрошании языка1. В чем заключается разница между онтологией и метаонтологией? Онтология, по мысли авторов, исследует сущее, пытаясь представить некий каталог всего, что существует (тезис У. Куайна): «То, чего мы хотим от онтологии, есть некий список всего, что есть, и онтология предоставляет такой список ровно настолько, насколько она не упускает ничего из того, что есть, и не включает ничего из того, что не есть» (с. 1). Здесь же обсуждаются и вопросы методологического характера, касающиеся вопроса о том, каким образом нужно исследовать столь общие вопросы. И если онтологию можно возвести как минимум к Аристотелю, считают авторы, то термин метаонтология является нововведением П. ван Инвагена (род. 1942), который в одноименной статье 1998 г. указывает на то, что если онтология задается вопросом «о том, что есть», то метаонто-логия задается вопросом о том, что мы имеем в виду, когда спрашиваем, «что же собственно есть?» и «какова корректная методо-
1 Авторы несколько раз ссылаются на М. Хайдеггера (с. 19, 49, 59), но, как можно догадаться, делают это с большой опаской и лишь для примера, что, впрочем, неудивительно, ведь аналитическая онтология требует ясности, тогда как немецкий философ к таковой отнюдь не стремился.
логия для онтологии?»1. Иными словами, использование префикса «мета-» означает указание на более высокий уровень рефлексии: мета-Х есть исследование концептов и процедур дисциплины Х
(с. 2).
Книга состоит из трех частей. Первые две посвящены мета-онтологии, куда входят «куайнианская метаонтология» (с. 15-54) и обзор «альтернативных метаонтологий» (с. 55-122); третья часть книги посвящена собственно онтологии и касается уже решения конкретных вопросов, в частности, авторы обсуждают бытие абстрактных объектов (числа, пропозиции, ценности), возможных миров, свойств, событий и др. (с. 123-228).
Авторы начинают с того, что они определяют как мейнстрим аналитической онтологии (с. 9).
Исток основной линии аналитической онтологии авторы связывают с 1905 г., когда Б. Рассел издал свою знаменитую статью «Об обозначении» (с. 15-22). В самом начале XX в. с критикой «предрассудка в пользу реального» выступил австрийский философ А. Майнонг, который полагал ошибочным сводить все к реальному. Он считал, что мы можем говорить как о реальных предметах (вещи), так и об идеальных (число, ценность, равенство и т.п.), а также о чистых предметах (круглый квадрат и т.п.), вследствие чего А. Майнонг вводил в онтологию сущности, статус которых очевидно проблематичен. Б. Рассел поначалу придерживался такой же точки зрения, однако в статье «Об обозначении» он подверг критике позицию А. Майнонга и предложил способ, с помощью которого можно отличать реальные сущности от фиктивных, типа золотой горы или нынешнего короля Франции. Это и стало началом аналитической онтологии (с. 18).
Способ, предложенный Б. Расселом, был достаточно прост, он заключался в следующем: для того чтобы выявить фиктивную сущность, нужно преобразовать имя в дескрипцию, поскольку имя не обязательно указывает на какую-либо сущность; проблема предшествующей философии состояла в том, по мнению Б. Рассела, что она не умела различать имена и сущности, вследствие чего получалось, что за каждым именем (например, кентавр) должна
1 См.: Van Inwagen P. Meta-ontology // Van Inwagen P. Ontology, Identity, and Modality: Essays in Metaphysics. - Cambridge univ. press, 2001. - P. 13-31.
стоять какая-либо сущность, что и приводило к допущению таких объектов, которым ничего в реальности не соответствует. В данном случае нужно обратить внимание на то, что аналитическая онтология начинается с ориентации на вещи, из-за чего все прочее оказывается проблематичным (с. 16-17). Авторы приводят слова Б. Рассела, который в книге «Введение в математическую философию» писал следующее: «Утверждают, к примеру Майнонг, что мы можем говорить о "золотой горе", "круглом квадрате" и т.д.; мы можем делать истинные пропозиции, в которых они будут субъектами; значит, они должны иметь некоего рода логическое бытие, ведь иначе пропозиции, в которых они встречаются, были бы бессмысленными. В таких теориях, как мне кажется, отсутствует то чувство реальности, которое должно сохраняться даже в наиболее абстрактных исследованиях. Логика, следует сказать, должна допускать не более единорогов, чем зоология; ибо логика на самом деле имеет такое же отношение к реальному миру, как и зоология, хотя и с более абстрактными и общими его характеристиками» (цит. по с. 18). Отсюда видно, что основная установка аналитической онтологии состоит в том, чтобы очистить наше представление о реальности от фиктивных сущностей, руководством к чему должны служить естественные науки и логика. Тем не менее вопрос остается: что же существует? Или же так: существует ли что-то помимо вещей, помимо того, что можно потрогать или измерить?
Как замечают Ф. Берто и М. Плебани, имея в виду статью У. Куайна «О том, что есть»: «Для многих авторов, воспитанных в аналитической традиции, 1948-й является годом, когда онтология была (воз) рождена» (с. 23). Они отмечают, что У. Куайн поддерживает и углубляет теоретические установки Рассела. Действительно, он также считает, что с помощью дескрипций можно установить, с какого рода сущностью мы имеем дело, фиктивной или реальной. Причем дескрипцию можно переформулировать в «каноническую нотацию», т.е. язык первопорядковой логики предикатов, что позволит выявить одну важную вещь: соответствует высказывание чему-либо в реальности или же нет. У. Куайн полагает, что быть - значит быть чем-то, т.е. быть тождественным, идентичным чему-то, поскольку быть ничем - значит вовсе не быть. Вместе с тем быть чем-то (т.е. самим собой) - значит экземплифицировать
что-то, т.е. воплощать собой что-то, являть пример чего-то (все просто: Барак Обама экземплифицирует человека, ибо он является человеком). Соответственно, у чего нет примера в реальности, то и не существует. Поэтому сказать, что лошади существуют, значит сказать, что имеется одна или более лошадей, т.е. найти пример в реальности; сказать же, что единорогов не существует, значит сказать, что количество единорогов равняется нулю (с. 25). Отсюда знаменитый тезис У. Куайна: существовать - значит быть значением квантифицированной переменной. Другими словами, существование фиксируется с помощью исчисления (квантификации), а что нельзя посчитать, то и не существует.
Кроме того, У. Куайн говорит о том, что нельзя допускать такие сущности, для которых нет ясных критериев подтверждения. Поэтому принцип перевода высказывания дополняется тезисом: нет сущности без идентичности (с. 41-47). Авторы поясняют: вещи (материальные объекты) тождественны, если занимают одно и то же место в то же самое время: если А и Б материальные объекты, то А тождественно Б если и только если А имеет то же пространственное и временное расположение, что и Б. Классы и множества по Куайну тоже имеют место, поэтому: если А и Б множества, то А тождественно Б если и только если А имеет те же члены, что и Б. Как можно заметить, У. Куайн всякий раз имеет дело с объемами понятий, т.е. с экстенсиональными объектами. Однако дальше этого он не идет. В частности, интенсиональные объекты (т.е. объекты, рассматриваемые не с точки зрения объема, а с точки зрения содержания), по его мнению, лишены ясных критериев идентичности, поэтому на их основе нельзя строить онтологию. Например, свойства указывают на интенсиональное измерение объекта, потому что если А и Б обладают равным объемом, то из этого еще не следует, что они обладают равными свойствами, т.е. тождества объема недостаточно для установления тождества свойств. Это иллюстрируется следующим примером: объем живых существ, у которых есть сердце, совпадает с объемом живых существ, у которых есть почки, однако мы понимаем разницу между этими двумя свойствами: обладать сердцем и обладать почками. Из этого следует, что нет убедительного критерия тождества свойств, а значит, мы не можем определить идентичность такого рода предметов (с. 45).
У. Куайн полагает, что перевод имени в дескрипцию, а затем в формулу не является просто механической процедурой, он есть теоретическая попытка прояснить, какого рода сущности нас окружают, чтобы достичь наиболее приемлемой картины мира. Однако логические средства не могут привести к окончательному результату, ибо внутри куайновской методологии допускаются различные интерпретации, которые нельзя решить в рамках данной методологии (с. 32). Проблема в том, что те онтологические обязательства, которые мы готовы принять, зависят от нашего (метафизического) бэкграунда. Поэтому У. Куайн в конечном итоге оставляет вопрос о существовании в ведении натурализма, который, с его точки зрения, репрезентирует наиболее достоверную научную картину реальности.
Вместе с тем такая методология может приносить и совершенно неожиданные результаты. Например, Питер ван Инваген пришел к выводу, что квантификация подтверждает унивокацию бытия (с. 50). А именно, поскольку число унивокально, т.е. не многозначно и употребляется в одном и том же значении, а существование определяется с помощью квантификации, постольку и бытие оказывается унивокальным понятием. Авторы пишут, что Питер ван Инваген обосновывает это следующим образом (с. 50-51). Едва ли кто-то склонен полагать, что слова-числа, такие как «шесть» или «сорок три» означают различные вещи, когда используются для подсчета различных типов объектов. Само существо применимости арифметики в том, что с помощью чисел можно подсчитать что угодно: если вы написали 13 элегий, а у меня есть 13 кошек, то число ваших элегий есть число моих кошек. Ведь существование тесно связано с числом. Сказать, что единорогов не существует, значит сказать что-то весьма близкое тому, что число единорогов равно 0; сказать, что лошади существуют, значит сказать, что число лошадей равняется 1 или более. Также сказать, что ангелы, или идеи, или натуральные числа существуют, значит сказать, что число ангелов, идей или натуральных чисел больше, чем 0. Униво-кальность числа, вкупе с тесной связью между числом и существованием, должны убедить нас в том, что имеется по меньшей мере весьма надежная причина полагать, что существование унивокально.
Вторая часть, включающая обзор «альтернативных метаон-тологий» (с. 55-122), представляет различные подходы современ-
ной онтологии к своему предмету. В частности, здесь обсуждаются особенности плюралистического, неофрегеанского и майнонгиан-ского подходов к онтологии, затем обсуждается подход Р. Карнапа и его последователей, разные виды фикционализма и, наконец, подход к реальности как к иерархической структуре.
Авторы отмечают, что онтологический плюрализм (с. 56-60), в отличие от позиции У. Куайна или ван Инвагена, предполагает наличие разных способов бытия, т.е. многозначности бытия. Согласно этой точке зрения, стулья и числа существуют различными способами, и корректное описание мира должно принимать это во внимание. Неофрегеанский подход (с. 61-67), в свою очередь, предполагает, что лингвистические категории, например, единичный термин, в определенном смысле концептуально предшествуют категориям онтологическим, таким, например, как объект. Это приводит представителей неофрегеанского направления к определенному взгляду на отношения между языком и реальностью (так называемый «лингвистический поворот» философии XX в.), когда язык оказывается первичен. Вместе с тем это приводит к вопросу о бытии абстрактных объектов, таких как числа и предписания.
В следующем разделе Ф. Берто и М. Плебани касаются онтологии Р. Карнапа и его последователей (с. 69-82). В частности, Р. Карнап полагал, что имеет смысл говорить о бытии только в рамках определенного концептуального и лингвистического каркаса. Полагая в качестве такового материальные вещи, Карнап, например, утверждал, что можно спрашивать о том, существует ли небоскреб, который выше Empire State Building, однако спрашивать, как это часто делают философы, существуют ли материальные вещи в «абсолютном» смысле - значить задавать совершенно иной вопрос. Карнап называет вопросы первого рода внутренними, а вопросы второго рода - внешними. Данное различие, полагают его последователи, предполагает определенный скепсис в отношении онтологии, но вместе с тем служит основанием «кванторной дисперсии», согласно которой нет универсального онтологического языка, нужно всякий раз учитывать о каких выражениях - внутренних или внешних - идет речь. В разделе о фикционализме (с. 8398) поясняется, что с точки зрения этой доктрины утверждения, которые обязывают нас признавать существование столь неоднозначных сущностей, как числа, возможные миры, свойства и др.,
нельзя принимать однозначно. Позиция фикционализма заключается в том, говорят авторы, что такие утверждения могут быть полезными даже без того, чтобы быть истинными (good without being true (с. 94)). Основные усилия представителей этого течения современной онтологии направлены на то, чтобы обосновать этот неоднозначный тезис.
После этого авторы переходят к позиции известного Австрийского философа А. Майнонга и его последователей, что они объединяют титулом (нео)майнонгианские теории (с. 100-112). С точки зрения представителей этого направления, имеет смысл говорить о предметах, которые не существуют - наиболее известный и наиболее превратной толкуемый тезис А. Майнонга. (Нео)май-нонгианцев объединяет допущение, что нужно освободить кванторы от экзистенциального обязательства. Наконец, Ф. Берто и М. Плебани рассматривают подход, согласно которому куайнов-ское понимание квантификации ограничено объяснительной силой онтологических теорий. Представители этого направления рассматривают реальность как иерархическую структуру и полагают, что наиболее важные вопросы относительно вещей определенного рода касаются не их существования, понятного в смысле куайнов-ской квантификации. Скорее, наиболее важная задача для объяснения в онтологии сводится к тому, чтобы объяснить, какое место вещи занимают в общей структуре: являются ли они фундаментальными сущностями или они зависят в своем существовании от сущностей другого рода? И если так, то какого рода последние?
Обсуждению абстрактных сущностей посвящена заключительная, наиболее самостоятельная часть книги. Авторы говорят, что абстрактные объекты, как кажется, сильно отличаются от обычных, таких как стол, стул или протон, однако оказывается крайне сложно определить, что именно делает одни объекты абстрактными, а другие конкретными. Точнее говоря, сложно определить с каким типом объекта мы имеем дело. Если мы спросим, например, существуют ли математические объекты, то платоники ответят утвердительно, номиналисты - отрицательно. Ф. Берто и М. Плебани подробно анализируют оба ответа.
А.М. Гагинский
