CC BY
37
ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
2017.01.001. ГЕРРЬЕН Б. КРАТКАЯ ИСТОРИЯ МАКРОЭКОНОМИКИ И УРОКИ, КОТОРЫЕ МОЖНО ИЗ НЕЕ ИЗВЛЕЧЬ. GUERRIEN B. Une brève histoire de la macroéconomie et les leçons que l'on peut en tirer. - P., 2015. - 28 p. - Mode of access: http://ber nardguerrien.com/BreveHistoireMacro.pdf
Ключевые слова: экономическая мысль; макроэкономические теории; глобальный кризис.
В статье известного французского специалиста в области неоклассической теории рассматриваются этапы и итоги развития макроэкономики в послевоенный период.
Поле постоянных сражений. Автор считает макроэкономику важнейшим направлением экономической науки, устанавливающим основные законы развития экономики как целого, которые, по крайней мере теоретически, служат базой экономической политики государств. Именно поэтому макроэкономика является полем беспощадных сражений между экономистами. Но как любая корпорация, стремящаяся к выживанию, сообщество макроэкономистов заинтересовано в том, чтобы внешнее окружение воспринимало дисциплину как отрасль науки, которая, постепенно накопив знания, совершает «революцию».
Считается, что за почти 60 лет макроэкономика пережила две «революции»: кейнсианскую и рациональных ожиданий. Однако на практике развитие макроэкономики скорее напоминает качание маятника, когда на смену широко признаваемой в определенный момент теории приходит другая, сторонники которой доказывают ошибочность построений предшественников, последние в свою очередь ждут удобного случая (кризис, инфляция и т.д.), чтобы вернуться на сцену. Математическая оболочка теорий каждый раз
усложняется, что заставляет верить в прогресс при сохранении разногласий (с. 2).
Макроэкономика и идеология. Несмотря на веру в рыночный механизм всех представителей доминирующего течения (mainstream economics), они делятся на «тех, кто верит в рынки» и «тех, кто верит в них с оговорками». Об этом разделении, объясняющемся тем, что за математическими символами скрывается идеология тех, кто их использует, необходимо помнить при анализе моделей, определяющих историю макроэкономики. Эта история является полем идеологической борьбы между ортодоксами и инакомыслящими (с. 3).
Учитывая изменение в соотношении сил между двумя основными идеологическими течениями макроэкономики, автор выделяет в развитии макроэкономики после Второй мировой войны несколько периодов, характеризующихся либо почти полной победой одного из течений, либо - их сосуществованием.
1. Послевоенный период: боязнь возвращения кризиса. Этот период отмечен памятью о кризисе 1930-х годов и осознанием необходимости избежать подобного любой ценой, а также страхом перед коммунизмом. Кризис, а затем война спровоцировали масштабное вмешательство государства в экономику, а среди экономистов и правительственных чиновников были широко распространены пессимистические представления о нерегулируемом капитализме.
В этот период были установлены важные макроэкономические зависимости, например, зависимость между доходом и инвестициями через инвестиционный мультипликатор, величина которого определена функцией потребления.
Именно в этот период проявляется идеологическое размежевание между макроэкономистами. Безоговорочные сторонники рынка считают, что для полного использования ресурсов достаточно дать рынку возможность с помощью процентной ставки уравнять сбережения домашних хозяйств и инвестиции фирм. Дж.М. Кейнс считал, что решение о сбережениях и особенно об инвестициях мало зависит от процентной ставки, поскольку для фирм важнее всего будущее рынков. Он полагал, что государство должно снижать неопределенность относительно будущих инвестиций с помощью различных инструментов. Первоначально макро-
экономисты приняли точку зрения Кейнса, отказавшись от положения о том, что корректировка (ajustement) цен может все урегулировать.
Постепенно в базовую модель, основанную на функции потребления, включались новые взаимосвязи, был также поставлен вопрос об эндогенности денег, хотя проблематика денег не была на переднем плане.
2. Период иллюзий. С середины 1950-х годов в условиях устойчивого роста и почти полной занятости страх перед возвращением кризиса и пессимизм относительно будущего капитализма начали постепенно исчезать. Распространялась вера в то, что благодаря новым инструментам вмешательства государства экономика находится под контролем. Быстрое накопление данных и совершенствование методов учета позволили создавать все более крупные модели.
Постепенно озабоченность стала вызывать инфляция. В существовавших моделях отсутствовала связь между изменениями цен и реальной экономикой, что привело к идее дополнить модель IS-LM, считающуюся концентрированным выражением идей Кейнса, кривой Филипса, доказывающей существование отрицательной связи между повышением зарплаты (номинальная переменная) и занятостью («реальная» переменная). В результате была создана модель совокупного спроса и совокупного предложения (aggregate demand-aggregate supply model, AD-AS), рассматривающая макроэкономическое равновесие в условиях меняющихся цен в кратко- и долгосрочном периодах. Несмотря на определенные проблемы, некоторые эксперты видели в этой модели доказательство возможности «точной настройки» (fine tuning) экономики путем воздействия на такие рычаги, как денежная масса, налоги и государственные расходы.
3. Период сомнений. Ситуация начала меняться в начале 1970-х годов с появлением в США не предусмотренного моделью феномена стагфляции. Противники вмешательства государства воспользовались случаем, чтобы ополчиться на кейнсианскую теорию. Наиболее известный из них М. Фридмен еще в 1957 г. предложил теорию перманентного дохода, показывающую, что эффект мультипликатора гораздо слабее, чем ранее предполагалось. По Фридмену, любая помощь домашним хозяйствам, направленная на
стимулирование потребления, почти не оказывает на него влияния, поскольку домашние хозяйства принимают решения о расходах, исходя из своего богатства (дисконтированной стоимости ожидаемых в течение жизни доходов), а не текущих доходов.
В эту перспективу вписывается теория жизненного цикла, предложенная в 1963 г. «кейнсианцами» А. Андо (А. Ando) и Ф. Модильяни (F. Modigliani). Еще дальше пошел Р. Барро (R. Barro), сформулировав в 1974 г. рикардианскую теорему эквивалентности, в соответствии с которой увеличение государственных расходов, финансируемых за счет государственной задолженности, не приведет к увеличению общих расходов, так как домашние хозяйства осознают, что в один «прекрасный день» государство для погашения своего долга увеличит налоги. Постепенно получила распространение идея ограниченности и даже пагубности вмешательства государства в экономику через бюджетную политику.
Фридман полагал, что денежная политика должна проводиться «независимым органом», и Центральный банк (ЦБ) должен предоставлять деньги согласно простому и ясному правилу, а не реагировать, как предлагали кейнсанцы, на конкретные обстоятельства, заставляя экономических агентов пересматривать свои планы. Для Фридмена и монетаристов это не нарушаемое ни при каких обстоятельствах правило сводилось к определению ежегодного увеличения количества денег в обращении. За расхождениями между монетаристами и кейнсианцами стоит раскол между безоговорочными сторонниками рынка и теми, кто верит в него с оговорками.
4. Макроэкономика без (или почти без) теории. Она основывается на тривиальной идее: настоящее полностью или частично зависит от прошлого, которое, напротив, не зависит от настоящего. В макроэкономических моделях делается попытка объяснить уровень современных и будущих переменных их прошлыми значениями. Однако возникает необходимость ограничения количества объясняющих переменных, что без теории невозможно.
Иллюстрацией этого подхода является модель векторной авторегрессии (Vector AutoRegression, VAR). При использовании двух переменных (денежная масса и ВВП) она подтверждает количественную теорию денег. Введение третьей переменной (процентной ставки) показало, что именно ее колебания приводят к измене-
нию ВВП и денежной массы, что подтверждает позицию противников монетаристов. Таким образом, выбор переменных и их количество может влиять на результаты. Другая проблема моделей VAR -исключение взаимодействий между эндогенными переменными.
5. Период чрезмерного оптимизма (рациональные ожидания и репрезентативный агент). В начале 1970-х годов «власть» захватило новое поколение макроэкономистов с хорошей математической подготовкой и знанием микроэкономики. Они решили «навести порядок» в макроэкономике, опираясь на модель общего равновесия. Подобные попытки предпринимались и раньше, но не увенчались успехом, в частности из-за неразрешимой проблемы агрегирования.
Макроэкономисты новой волны, называвшие себя «новыми классиками», свели всех агентов в экономике к нескольким «репрезентативным агентам», стремящимся к максимизации своей целевой функции (как в микроэкономике). Нововведением, вызвавшим «революцию», стала гипотеза «рациональных ожиданий».
Прежде всего «новые классики» выступили с критикой предшественников. Они придали кривой Филлипса форму прямой: строящие рациональные ожидания агенты хорошо понимают, что происходит, и быстро приводят ситуацию к состоянию равновесия.
«Научный» лоск этой истории придает известная модель Р. Лукаса (R. Lucas), из которой был сделан вывод о том, что денежные власти, чтобы не нанести вред экономике, должны ясно и публично объявлять о каждом действии, касающемся предложения денег. В отличие от Фридмена «новые классики» не настаивают на постоянно действующем правиле.
«Новые классики» ополчились также на кейнсианские модели, считая, что они не годятся для прогнозирования, поскольку основываются на данных о прошлом и не могут предсказать будущее поведение агентов, если в политике произойдут изменения.
«Новые классики» во главе с Лукасом противопоставили кейнсианским моделям теорию общего равновесия и модели, основанные на «структурных» параметрах экономики (вкусах потребителей, технике, институтах). Но учитывая ее сложность, «новые классики» ограничили анализ «миром, сведенным к одному репрезентативному агенту», одновременно являющемуся производителем, потребителем, инвестором и т.д. (с. 15). Своего рода апофео-
зом этого подхода является теория реального цикла (real business cycle, RBC), представляющая циклы как результат оптимальной реакции рынков на «шоки», затрагивающие «структурные» или «фундаментальные» характеристики.
6. Чрезмерный оптимизм, смягченный «разногласиями»: робкое возвращение кейнсианцев. Один из основных упреков в адрес моделей RBC состоит в полном игнорировании денег. Некоторые экономисты, не принадлежавшие к безусловным сторонникам рынка, объявили себя «новыми кейнсианцами» (это стало дополнительным источником путаницы), хотя их подход существенно отличался от кейнсианского (с. 17). Они включили в свои модели, сгруппированные под общим названием динамические стохастические модели общего равновесия (dynamic stochastic general equilibrium, DSGE), такие явления, как безработица, инфляция и т.д.
В отличие от кейнсианских моделей, совмещающих большое число переменных и линейных уравнений (поведенческие отношения, разбивка на сектора и т.д.), модели DSGE редко включают более 10 переменных, что связано с самой их природой, предполагающей нелинейную максимизацию, делающую модель чрезвычайно сложной при увеличении количества переменных.
В результате в конце 1990-х - начале 2000-х годов сложилась довольно странная ситуация: новая макроэкономика выиграла идеологическую битву, навязав свое чрезмерно оптимистическое видение рынка академическому сообществу, тогда как на практике крупные государственные и частные организации продолжали пользоваться старыми моделями. Мысль о том, что победоносный капитализм решил свои основные проблемы, поскольку рынки становятся все более эффективными, обеспечила странное сосуществование академического анализа, демонстрировавшего полное презрение к «старому кейнсианству», и практики, продолжавшей работать с кейнсианскими моделями (с. 19-20).
7. Кризис и укрепление «истинного» кейнсианства. Несмотря на отсутствие единого мнения об истоках и причинах кризиса, начавшегося в 2008 г., так же как и кризиса 1929 г., общепризнано, что важную роль в его развитии сыграл пузырь недвижимости в США. Безусловные сторонники рынка связывают кризис с действиями государства, из демагогических или идеологических соображений стимулировавшего приобщение к собственности, в том
числе и людей с очень низкими доходами. Те, кто верит в рынок с оговорками, объясняют кризис несовершенствами капитализма (превалирование финансового сектора, дерегулирование, рост неравенства, избыток сбережений по сравнению с инвестициями и т.д.). Несмотря на расхождения взглядов на причины кризиса, когда финансовая система в конце 2008 г. оказалась на грани краха, все единодушно поддержали мнение о необходимости массированного вмешательства государства, что и было сделано.
Страх катастрофы и воспоминание о кризисе 1929 г. привели к тому, что Кейнс, а не «новые кейнсианцы», опять стал великим человеком. Возродились пессимистические представления о капитализме. Об этом свидетельствует относительный успех сформулированного Л. Саммерсом (L. Summers) тезиса об угрожающей капитализму вековой стагфляции.
В итоге кризис подорвал веру в наивные оптимистические версии макроэкономических моделей (особенно в модель RBC), хотя авторы этих моделей - Р. Лукас, Э. Прескотт (E. Prescott), Ю. Фама (Eu. Fama) - будут цепляться за них до последнего. Полунаивная версия «новых кейнсианцев» сохраняет сторонников, которые надеются интегрировать финансы и системные кризисы в модель репрезентативного агента, хотя эта модель не может избавиться от врожденных изъянов, в частности, объяснить или предсказать наблюдаемые изменения, используя принцип оптимизации. Следовательно, в более или менее отдаленном будущем можно рассчитывать на исчезновение моделей DSGE, а также и моделей IS-LM и AD-AS.
Перспективы. Автор приходит к выводу, что достижения в развитии макроэкономики за 60 лет весьма немногочисленны, особенно когда речь идет о «большой теории» (grande théorie), хотя это и не означает ее скорой гибели. Однако правительства и другие агенты нуждаются в прогнозах и предъявляют спрос на соответствующие разработки, хотя и понимают недостаточную надежность предлагаемых экономистами моделей.
В то же время в течение последних 30 лет наблюдается изменение в соотношении теоретических и эмпирических работ в ведущих изданиях в пользу последних: доля теоретических работ снизилась с 57% в 1980-е годы до менее 20% в настоящее время. Просматривается явная тенденция к изучению частных вопросов,
имеющих большое практическое значение с точки зрения экономической политики. Кроме того, наблюдается возрождение интереса к экономической истории.
И.Ю. Жилина
2017.01.002. ТИРОЛЬ Ж. МОРАЛЬ И РЫНОК. TIROLE J. La Moralité et le marché // Compte-rendu de la conférence lundi 11 janvier 2016, Institut de France. - P., 2016. - 10 p. - Mode of access: http://gesd.free.fr/tirole116.pdf
Ключевые слова: рынок; мораль; экономические теории; философия.
В выступлении во Французской академии моральных и политических наук (Académie des sciences morales et politiques) - одной из пяти национальных академий, входящих в Институт Франции, -Нобелевский лауреат по экономике Ж. Тироль определяет свою позицию в споре экономистов и философов о нравственных границах рынка.
Граждане разных стран, подчеркивает Тироль, по-разному относятся к рыночной экономике. В 2005 г. 61% жителей планеты верили в то, что рыночная экономика является лучшей системой, обеспечивающей их будущее. Это мнение разделяли 65% немцев, 71 американцев и 74% китайцев, но только 43% русских, 42 аргентинцев и 36% французов (с. 4). В академической среде степень доверия к рынку различается в зависимости от научной специальности. Большая часть экономических исследований посвящена выявлению и коррекции несовершенств рынка с помощью государственной политики. В то же время представители других социальных наук часто упрекают экономистов в игнорировании этических проблем и указывают на необходимость определить четкую границу между рыночной и нерыночной сферами. В связи с этим возникает необходимость анализа подобных различий в восприятии рынка.
Многие философы, убежденные в необходимости моральных ограничений для рынка, считают, что если рынок обладает хорошими распределительными свойствами и защищает от целого ряда рисков, то, чтобы воспользоваться его достоинствами, следует отказаться от механизмов «laisser-faire». Центральной фигурой этих
