CC BY
136
НОВАЯ И НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ
2016.03.021-024. К 200-ЛЕТИЮ ВЕНСКОГО КОНГРЕССА 18141815 гг.: РАЗМЫШЛЕНИЯ О ЕГО НАСЛЕДИИ. (НА СТРАНИЦАХ ЖУРНАЛА «JOURNAL OF MODERN EUROPEAN HISTORY»). (Сводный реферат).
2016.03.021. ГЕРВАС С. Долгая тень Венского конгресса: От всеобщего мира к внутреннему беспорядку.
GHERVAS S. The long shadow of the Congress of Viena: From international peace to domestic disorders // J. of modern european history. -München, 2015. - N 4. - S. 458-463.
2016.03.022. ГРААФ Б. де. Мысль и чувство приходят на континент: Вена 1815 возвращается.
GRAAF B. de. Bringing sense and sensibility to the continent: Vienna 1815 revisited // J. of modern european history. - München, 2015. -N 4. - S. 447-457.
2016.03.023. ДЖАРРЕТТ М. Не лунатики: Мужчины 1814/15 гг. 200 лет размышлений о Венском конгрессе и его наследии. JARRETT M. No sleepwalkers: the men of 1814/15. Bicentennial reflections on the Congress of Vienna and its legacy // J. of modern european history. - München, 2015. - N 4. - S. 429-438.
2016.03.024. ШУЛЬЦ М. Создание культуры мира в постнаполеоновской Европе: Мир через равновесие, закон и новые формы коммуникативного взаимодействия.
SCHULZ M. The construction of a culture of peace in post-Napoleonic Europe: Peace through equilibrium, law and new forms of communicative interaction // J. of modern european history. - München, 2015. -N 4. - S. 464-474.
Ключевые слова: постнаполеоновская Европа; Венский конгресс; Венский конгресс и его наследие.
«Журнал новой европейской истории» в последнем выпуске за 2015 г. в разделе «Форум» опубликовал подборку статей историков из университетов Гарварда, Утрехта, Женевы и Калифорнии, посвященную годовщине Венского конгресса 1814-1815 гг., созданной им системе европейского равновесия и ее оценке в современной литературе.
В годовщину Первой мировой войны Венский конгресс 1814-1815 гг. и его участников нередко сравнивали с деятелями кануна 1914 г. Последних Кристофер Кларк в своем труде о происхождении Первой мировой войны сравнил со «слепцами или лунатиками, бредущими наощупь, одержимыми своими представлениями, но не видящих реальности того ужаса, который они готовы были навязать миру»1. В отличие от них царь Александр I, Каслри, Меттерних, Харденберг, Талейран, Веллингтон были отнюдь не слепы по отношению к ужасам революции и войны (023, с. 429).
Эти представители аристократии, пишет М. Джарретт (Ун-т США-Лафайет, Калифорния) были воспитаны в условиях старого порядка и высоких идеалов Просвещения. Они знали, какой была Европа до Французской революции и испытали на себе как ее первоначальный оптимизм, так и последующий хаос. Они не были праздными аристократами и достигли своего высокого положения благодаря собственным талантам и упорству. Они пережили личные и общественные взлеты и падения - в частности в ходе войны с Наполеоном, где каждому довелось оказаться проигравшей стороной - вспомним Аустерлиц, Ваграм, взятие и пожар Москвы.
Какой опыт вынесли эти люди из пережитых бедствий и лишений? Проявили мстительность и беспощадность по отношению к поверженному врагу? Напротив, считает автор, «чувства реализма и прагматизма, понимание необходимости сотрудничества, контактов, уважение чужого мнения - качества, поддерживавшие союзников в ходе последних битв, были перенесены в мирное время» (023, с. 430).
Задача, стоявшая перед ними, заключалась не в реставрации старого порядка, но в установлении нового. «Деятели 1814 г., победившие Наполеона и развалившие его империю, решали задачу перекроить карту Европы - беспрецедентную в новой истории. Французская революция и Наполеоновские войны разрушили старый порядок; Наполеон, безжалостно уничтожая старые государства, создавал на их месте новые. Участникам Венского конгресса 1814-1815 гг. предстояло начать с определения границ Франции -страны, которая получила приглашение на конгресс, что впослед-
1 Clark C. The sleepwalkers: how Europe went to war in 1914. - N.Y., 2013. -
562 s.
ствии неоднократно ставили в заслугу деятелям 1814 г. Они понимали, что их врагом были Французская революция и Наполеон и, напротив, Луи Бурбон, король Франции, был их естественным союзником» (023, с. 430). М. Джарретт подчеркивает, что отношение союзников к Франции было далеким от «диктата Версальского договора 1919 г. по отношению к побежденной Германии» (там же).
9 июня 1815 г. был подписан заключительный Генеральный акт Венского конгресса. Он предусматривал лишение Франции всех ее завоеваний, Бельгия и Голландия были объединены в Нидерландское королевство, которое вместе с Пруссией и Австрией должно было образовать «барьер» против возможных новых попыток Франции начать войну. Большая часть бывшего Варшавского герцогства, получившая название Королевства (царства) Польского, отошла к России, Познань осталась в составе Пруссии, Галицию сохранила Австрия, Краков был провозглашен «вольным городом». Пруссия получила почти половину территории Саксонии, Рейнскую провинцию и Вестфалию, что усилило ее позиции в Германии. В Италии было восстановлено Сардинское королевство, которому возвратили Савойю и Ниццу. Ломбардия и Венеция отошли к Австрии. Из 19 швейцарских кантонов была образована Швейцарская конфедерация, которой был гарантирован «вечный нейтралитет». Германские государства и часть владений Австрии вошли в Германский союз с обеспечением преобладающего влияния Австрии. Норвегия была отделена от Дании, бывшей союзницы Наполеона, и передана Швеции. За Великобританией, закрепившей и расширившей свое морское, колониальное и торговое преобладание, сохранялась большая часть захваченных ею во время войны территорий, в том числе остров Мальта, Ионические острова, Капская колония (в Южной Африке), остров Цейлон. Одно из приложений к Заключительному акту содержало запрещение работорговли. Венский конгресс 1814-1815 гг. впервые установил единообразие в номенклатуре и старшинстве рангов дипломатических представителей.
Характеризуя в целом позитивно деятельность Венского конгресса, М. Джарретт ставит вопрос о факторах, обеспечивших ее успех и «столетие относительного мира». Одни видят достижения конгресса в установлении новых дипломатических норм, «уважение к договорам и власть закона», призванных покончить с хаосом
предшествующих десятилетий. Другие видят успех конгресса в установлении стабильного равновесия силы: «Каждая из великих держав была удовлетворена не вполне, но не настолько, чтобы обрушить систему и создать новый революционный хаос» (023, с. 438). Новым испытанием системы стало бегство Наполеона с о. Эльбы. Русский и австрийский императоры оказали стойкое сопротивление узурпатору, и после «100 дней» союзные лидеры вновь обратились к мерам безопасности. Франция, куда были введены союзнические войска, понесла новые территориальные потери и была вынуждена платить репарации. Согласно новому договору Четверного союза от 20 ноября 1815 г. его лидеры должны были не допускать революций и периодически проводить конференции. Наконец, царь выдвинул свод моральных принципов, скреплявших «Священный Союз», христианское братство монархов, провозглашенное в сентябре 1815 г. Меттерних добавил к этому идею общеевропейского центра «контрреволюционной безопасности», в чем можно увидеть зачатки современных контр-террористических методов. Если бы система конгрессов, которую автор называет «первой сознательной попыткой создания метода глобального управления, основанного на многостороннем сотрудничестве», выжила, история Европы выглядела бы иначе. Впрочем, она эволюционировала в «европейский концерт» - регулярные дипломатические конференции, разрешавшие конфликты, благодаря чему в течение целого столетия удалось избежать тотальной войны, вовлекавшей все великие державы одновременно» (023, с. 437). В этом плане система обеспечивала мир, что сделало возможным период беспрецедентной интеллектуальной и технологической инновации и глобальной экспансии европейской культуры, нередко жесткими методами, в неевропейских землях (там же).
Другим наследием «системы конгрессов» М. Джарретт называет Лигу наций, а после 1945 г. - Совет Безопасности ООН и практику саммитов - личных встреч глав государств и их министров иностранных дел.
В целом поколение 1814-1815 гг. едва ли можно уподобить «слепцам» 1914 года. Они вполне отдавали себе отчет в том, сколь сложны стоявшие перед ними задачи - вернуть стабильность миру, пережившему крах старого порядка, Французскую революцию и Наполеоновские войны. Как архитекторы нового миропорядка, они
сознавали, что закладывают основы будущего: «Великие военные державы континента, победившие в войне, - писал Каслри русскому царю в ходе Конгресса, - должны сознавать, что они боролись за свои собственные свободы, как и за свободы остальной Европы, а не за расширение своего господства... Если союзные державы взаимодействуют друг с другом и с остальными государствами в духе либерализма, они должны стремиться увенчать славную войну прочным и длительным миром; тогда потомство будет почитать их имена не только за то, что своим оружием они освободили мир от завоевателя и тирана, но и за восстановление своим примером и влиянием норм умеренности и справедливости» (цит. по: 023, с. 438).
Беатриса де Грааф (Утрехтский ун-т) обращает внимание на то, что 200-летняя годовщина Венского конгресса создает достаточную перспективу, чтобы «вспомнить и проанализировать масштабы осуществленных его участниками новых способов обеспечения "культуры безопасности", которая сочетала предреволюционные, наполеоновские и пост-наполеоновские идеи войны, мира и стабильности» (022, с. 447). Существующая литература о «равновесии силы», дипломатии и власти государств после Венского конгресса нуждается в углубленных исследованиях, посвященных как духу времени 1815 года, так и последующим политическим и культурным трансформациям, происходившим в Европе.
Тогда европейские державы не только установили элементарные условия для сохранения статус-кво и для регулирования межгосударственных конфликтов через «политическое равновесие», согласно терминологии тех лет, но также для создания Pax Europeana и европейской культуры безопасности. Последнее, правда, отошло на второй план из-за необходимости борьбы с революционными вспышками (в 1819, 1830, 1848 и 1870 гг.), но это не должно заслонить факта, что средние и малые европейские державы признавали в эти годы взаимную потребность в стабильности и порядке.
Чтобы лучше оценить смысл и значение Венского конгресса, необходимо рассмотреть в историческом контексте идеи и настроения страха, угроз и стремления к безопасности, царившие в обществе того времени и ставшие предметом переговоров в 1815 г. Часть решений Конгресса была принята исключительно в пользу
великих держав и ущемляла этнические и религиозные меньшинства. Либеральные, колониальные и оппозиционные голоса не были слышны, «противники государств-победителей» категорически подавлялись. В то же время 1815 г. позволил с чувством облегчения устремиться к стабильному прочному миру, что отразилось в речах и письменных документах, в общем дипломатическом дискурсе, сочетавшем старые и новые идеи, либеральные и реставрационные инициативы. Изучение путей и способов, посредством которых эмоциональные настроения переводились в политический дискурс, мобилизуя поддержку и укрепление новых систем и порядков, помогает понять суть «равновесия силы» как эмоциональную метафору. Этот концепт был вполне легитимным в 1815 г. и историческая литература должна принимать во внимание, что лишь впоследствии он стал восприниматься в качестве «реакционной политической идеи» (022, с. 457).
Стелла Гервас (Гарвардский ун-т) обращает внимание на то, что идея русского царя о новом европейском порядке материализовалась только после окончательного поражения Наполеона в битве при Ватерлоо. Документ был ратифицирован почти всеми государствами Европы за исключением Великобритании и Святого престола. Это был краткий и необычный документ, написанный в мистическом духе эпохи с христианскими обертонами.
Англо-американские историки обычно рассматривают Венский конгресс как установивший парадигму «всеобщего мира». Однако следует отметить, что монархи, подписавшие договор о «Священном Союзе», вошли в национальные истории европейского континента, особенно во Франции, как тираны и реакционеры. С одной стороны, считает Гервас, следует корректировать «черную легенду» «Священного Союза», т.е. непонимание потомками его первоначальных намерений. С другой стороны, если в целях всеобщего мира деятельность «системы конгрессов» признается успешной, то в плане внутреннего порядка и безопасности в государствах следует учесть объем критических оценок, согласно которым Венская система была провалом. В этом смысле история «европейского концерта» могла бы послужить поучительной притчей: она напоминает нам, что почти невозможно сохранить общественный порядок, не беря в расчет политические требования и не корректируя социальную несправедливость. Действительно, чем больше
великие державы-участницы «системы конгрессов» пытались подавить народные выступления, тем больше баррикад приходилось воздвигать на их пути. Адам Чарторыйский, польский патриот, ранее служивший царю, выразил этот парадокс в емкой формуле: «тогда как вечный мир стал концепцией самых мощных монархов континента, дипломатия исказила его и превратила в яд»1. Цепляясь за политическую доктрину божественной легитимности, монархи обеспечили мир между собой и своими державами, но утратили его в сердцах своих подданных. Примечательно, что солидарность между европейскими монархами пережила революционную бурю 1848 г. и рухнула пятью годами позднее из-за спорного Восточного вопроса, что привело к Крымской войне (021, с. 462).
Если мы готовы пересмотреть некоторые наши стереотипные представления относительно международного порядка, заключает Гервас, то следует обратиться к урокам Венского конгресса. Во-первых, политика безопасности, будучи направлена против собственного населения, может обратиться в свою противоположность и привести к такому беспорядку, причем надолго, что с этим не сможет справиться даже самая великая держава. Напротив, установление условий мира посредством эффективного самоуправления народа и народного представительства, экономического благополучия, искоренения вопиющей социальной несправедливости более эффективно, нежели военные выступления против повстанцев - в особенности если решение принимается (более или менее произвольно) синдикатом великих держав. Сегодня, как и в годы Системы конгрессов, мир сталкивается с подобной проблемой «мир против безопасности», находясь перед выбором между стабильностью и насилием.
Матиас Шульц (Женевский ун-т) обращается к основным моментам «культуры мира» в постнаполеоновской Европе и рассматривает достижения и недостатки «Европейского концерта».
Великие державы постарались ослабить агрессивность Франции и ее неприязнь к новому порядку, сократив ее территориальные притязания и включив ее в число участников Венского конгресса и последующих конференций. Далее система дипломатических конференций в европейских столицах способствовала сохранению ми-
1 СИаЛо^И А. Б88а1 8иг 1а &р1отаИе. - Р., 1864. - Р. 223.
ра в Европе вплоть до Крымской войны; она помогла изолировать войны за объединение Италии и Германии; система продолжала действовать от 1871 г. до Балканских войн 1912-1913 гг. В противовес общим представлениям, она не только покровительствовала амбициям малых государств, но также сдерживала великие державы и решала многочисленные споры и конфликты в пользу слабейшей стороны (например, Греческая война за независимость, первый кризис в Шлезвиг-Гольштейне, Крымская война, Люксембургский кризис). В целом «Европейский концерт» искал примирения, выслушивал заинтересованные стороны и осуществлял посредничество в более чем 40 спорных случаях на протяжении периода 1815-1913 гг. (024, с. 472). Посредничество поддерживалось при необходимости коллективным представительством, угрозами, военной силой ради того, чтобы принудить стороны к урегулированию путем переговоров. Несмотря на соперничество между державами, войн удавалось избежать. Так развивалась культура мира и безопасности, причем в пользу великих держав. Они воспринимали новый порядок как способ возвышения своего статуса, наделявшего их особой ответственностью. Новая культура мира породила собственные парадоксы. Способы урегулирования и институты, созданные в 1814-1815 гг., не способствовали социальной справедливости как основе мира, в нашем сегодняшнем понимании, и не означали распространения гарантии статус кво на малые европейские, а потом и на неевропейские державы.
Тем не менее модернизация мирового порядка, начало которой было положено Венским конгрессом, оказалась значительной. М. Шульц перечисляет ее составляющие - «придание территориальному порядку новых законных форм посредством многостороннего договора; решение проблемы безопасности благодаря тщательно выверенным границам и новым институтам; компромиссы между реставрацией и реформой; преобразование коммуникативного взаимодействия между государствами в регулярные встречи монархов и конференции дипломатов. Благодаря этим мерам, полагает он, длительность обеспеченного венской системой мира превосходила все ранее известные ситуации этого рода» (024, с. 474).
Т.М. Фадеева
