CC BY
36
Подводя итоги, отметим, что сегодня социология молодежи -одна из наиболее динамично развивающихся областей социологической науки. Стремительность социальных трансформаций, необходимость преодоления глобальных угроз требуют от обществоведов выработки новых исследовательских подходов к изучению молодежных проблем и процессов социализации в изменяющихся условиях. Несмотря на то что представленная подборка рефератов не позволяет оценить всю широту проблемно-тематического диапазона социологических исследований молодежи, надеемся, что нам удалось дать читателям хотя бы некоторое представление о вопросах, обсуждаемых в современной западной социологии молодежи.
2016.03.001. ЭЛИАСОН СР., МОРТИМЕР Дж.Т., ВУОЛО М. ВЗРОСЛЕНИЕ КАК ПЕРЕХОДНЫЙ ПЕРИОД: СТРУКТУРЫ ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА И ИХ СУБЪЕКТИВНОЕ ВОСПРИЯТИЕ. ELIAS ON S.R., MORTIMER J.T., VUOLO M. The transition to adulthood: Life course structures and subjective perceptions // Social psychology quart. - L., 2015. - Vol. 78, N 3. - P. 205-227.
Ключевые слова: жизненный цикл; юность и взросление; субъективные перцепции процесса взросления; возрастные нормы.
Группа американских социологов - Скотт Элиасон (Университет шт. Аризона, г. Тусон), Джейлан Мортимер (Университет шт. Миннесота, г. Миннеаполис) и Майк Вуоло (Университет шт. Огайо, г. Колумбус) - анализирует процесс взросления в рамках сложившейся социально-психологической традиции изучения жизненного цикла1 и классической социологической концепции струк-
1 Hogan D.P. The variable order of events in the life course // American sociological rev. - Thousand Oaks (CA), 1978. - Vol. 43, N 4. - P. 573-586; Marini M.M. Age and sequencing norms in the transition to adulthood // Social forces. - Oxford, 1984. - Vol 63, N 1. - P. 229-243; Mouw T. Sequences in early adult transitions: A look at variability and consequences // On the frontier of adulthood: Theory, research and public policy / Ed. by R.A. Settersten, F.F. Furstenberg, jr., R. Rumbaut. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 2005. - P. 256-291.
туры и личности1. Опираясь на существующие теоретические наработки и эмпирические исследования, касающиеся перехода от юности к взрослости, авторы предлагают свою методику количественного изучения этого феномена в новом ракурсе. Фокусом их внимания становится связь между объективными (санкционированными обществом) структурами жизненного пути в годы взросления и субъективным (личностным) восприятием происходящего в качестве той или иной временной цепочки социальных ролей, типов деятельности и практик, ассоциированных со статусом взрослого. Статья посвящена памяти Скотта Элиасона, разработавшего (в соавторстве с Р. Макмилланом) концептуальную модель жизненного цикла, которую его коллеги использовали в данном эмпирическом проекте, опубликовав результаты уже после смерти автора. Макмиллан и Элиасон предложили рассматривать жизненный цикл как тот или иной набор социальных ролей в соответствии с их возрастным ранжированием и воплощением в самых разных (социально одобренных) конфигурациях, выполняющих, в свою очередь, функцию единой (возрастной и ролевой) схемы реализации конкретного жизненного пути индивида2.
Элиасон, Мортимер и Вуоло обращают внимание на два основных направления в социологическом и социально-психологическом осмыслении феномена жизненного цикла, включая этап взросления. В одном случае предметом анализа являются объективные параметры жизненного курса и их количественные измерения, т. е. возрастная градация и последовательность социальных ролей (школьник / студент; соискатель на рынке труда; экономически независимый профессионал, имеющий стабильный доход и полную занятость; партнер, супруг, родитель и т.п.). Соответственно, основным предметом внимания оказываются временные цепочки (расписание, порядок) сменяющих друг друга на жизненном поприще ролей и достижений, значимых для приобретения и
1 Stryker Sh., Burke P.J. The past, present and future of an identity theory // Social psychology quart. - L., 2000. - Vol. 63, N 4. - P. 284-297.
Macmillan R., Eliason S.R. Characterizing the life course as role configurations and pathways: A latent structure approach // Handbook of the life course / Ed. by J.T. Mortimer, M.J. Shanahan. - N.Y.: Kluwer academic publishers, 2003. - P. 329354.
поддержания статуса взрослого. В другом случае анализу подлежат субъективно-личностные перцепции «маркеров взрослости» - собственная интерпретация и оценка молодым человеком своих новых ролей и типов социального опыта в контексте индивидуальной жизненной траектории. Здесь на первый план выходят те роли и практики, которые воспринимаются взрослеющим индивидом в качестве свидетельств его собственной взрослости, а также субъективное представление о временной последовательности этих свидетельств как возникающих «вовремя», «слишком рано», «критично поздно» и т.д.
По мнению авторов статьи, важнейшими характеристиками субъективной перцепции временного порядка социальных ролей в период взросления служат их многоаспектность и вероятная синхронность (студент и / или соискатель на рынке труда; партнер или супруг без стабильного заработка и собственного жилья). При этом для индивидов, вступающих в самостоятельную жизнь, субъективная оценка самого «расписания» тех или иных ролей, ассоциированных со взрослостью, часто приобретает первостепенное значение и определяет траекторию их жизненного пути в дальнейшем. Как свидетельствуют результаты различных эмпирических исследований1, для современной молодежи значимыми маркерами взрослости все чаще становятся создание собственной семьи и / или рождение ребенка, тогда как приобретение профессии или университетского диплома таковыми признаются не всегда. Это обстоятельство требует самого пристального внимания социальных аналитиков, замечают авторы статьи, в особенности в современном западном контексте диверсификации жизненных траекторий молодежи, их индивидуализации, вариативности и «растяжимости» во времени и социальном пространстве. В эпоху постмодерна молодежь чаще нарушает линейную последовательность ролей и прак-
1 Arnett J.J Emerging adulthood: A theory of development from the late teens through the twenties // American psychologist. - Wash., 2000. - Vol. 55, N 5. - P. 469480; Subjective age identity and the transition to adulthood: When do adolescents become adults? / Shanahan M.J., E.J. Porfeli E.J., Mortimer J.T., Erickson L.D. // On the frontier of adulthood: Theory, research and public policy / Ed. by R.A. Settersten, F.F. Furstenberg, jr., R. Rumbaut. - Chicago (IL): Univ. of Chicago press, 2005. -P. 225-255.
тик, чем следует ей, совмещая и чередуя учебу и работу, жизнь в родительском доме и самостоятельную организацию быта и т.д.
В сложившейся ситуации, продолжают авторы статьи, закономерным будет вопрос о том, сохраняются ли в современном западном мире какие-либо институциализированные общезначимые варианты жизненного пути в юности, и, если таковые имеются, в какой мере можно говорить об их нормативности [с. 207]? Размышляя на эту тему, американские социологи обращаются к эмпирическим исследованиям, посвященным нормативности временных градаций жизненного пути и последовательности социальных ролей на пороге взрослости. Уже в ранних работах Б. Нойгартен ставилась задача выявления того самого временного режима (жизненного расписания), который индивид считает «правильным» с точки зрения адекватного движения к статусу взрослого (применительно к самому себе и другим)1. Иначе говоря, речь шла об идентификации возрастных норм, ассоциирующихся с тем или иным маркером взрослости (окончание обучения, приобретение профессии, выход на рынок труда, вступление в брак, рождение детей). Как показали более поздние опросы, понятие роле-временной адекватности (применительно к статусу взрослого и соответствующей этому статусу идентичности) варьируется в зависимости от классовой принадлежности и исходного (либо желаемого) уровня образования респондентов2. Так, молодые люди с высшим образованием (средний класс) изначально закладывали в свое жизненное расписание более поздние сроки вступления в брак и рождения детей (либо отказывались от этих ролей вовсе), чем их сверстники из низших классов, довольствующиеся рабочими специальностями. Поэтому, резюмируют авторы статьи, корректнее ставить вопрос не о соци-
1 Neugarten B.L., Moore J.W., Lowe J.C. Age norms, age constraints and adult socialization // American j. of sociology. - Chicago (IL), 1965. - Vol. 70, N 6. - P. 710717; Neugarten B.L. Continuities and discontinuities of psychological issues into adult life // Human development. - Basel, 1969. - Vol. 12, N 2. - P. 121-130.
Shanahan M.J. Pathways to adulthood in changing societies: Variability and mechanisms in life course perspectives // Annual rev. of sociology. - Palo Alto (CA), 2000. - Vol. 26. - P. 667-692; Arnett J.J. Conceptions of the transition to adulthood among emerging adults in American ethnic groups // New directions for child and adolescent development. - Hoboken (NJ), 2003. - N 100. - P. 63-75.
ально санкционированных - легитимных и общезначимых - возрастных нормативах в контексте жизненных траекторий, а о вариативности социальных ролей и практик, привязанных к тем или иным цепочкам возрастных градаций.
Специфическим недостатком большинства эмпирических исследований, касающихся реальных возрастных норм и их соблюдения / несоблюдения в обществе позднего модерна, авторы статьи считают абстрактность вопросов, которые предлагаются респондентам. Участников интервью редко спрашивают об их собственном понимании временной «уместности / неуместности», или «своевременности» той или иной взрослой роли или типа деятельности, предлагая взамен решать проблему применительно к «людям вообще». Между тем определяющим для траектории взросления очень часто становится личная оценка или интерпретация ролевого поведения как случившегося «рано», «как раз вовремя», «поздновато», «у крайней черты» или «не случившегося вовсе».
С учетом сказанного авторам представляется перспективной и релевантной задачам их собственного проекта модель субъективной возрастной идентификации Р. Сеттерстена1. Создатель этой модели предложил анализировать соотношение объективных и субъективных параметров взросления с точки зрения «идентичности молодого человека как взрослого». Элиасон и его коллеги согласны с Сеттерстеном в том, что для изучения связей между жизненными траекториями индивида, находящегося на пути к взрослости, и его итоговой идентичностью недостаточно иметь представление о тех субъективных маркерах взрослости, которые выбрал для себя молодой человек; ключевое значение здесь приобретает конкретный возрастной момент реализации им этих маркеров в жизненном опыте. Данный подход укладывается в более широкую аналитическую схему жизненного цикла, разработанную Гленом Элдером2, где обсуждаются общие принципы «жизненного
1 Settersten R.A., jr. Lives in time and place: The problems and promises of developmental science. - Amityville (NY): Baywood, 1999; Settersten R.A., Ray B. Not quite adults. - N.Y.: Bantam books, 2010.
Elder G.H., Johnson M.K., Crosnoe R. The emergence and development of life course theory // Handbook of the life course / Ed. by J.T. Mortimer, M.J. Shanahan. -N.Y.: Kluwer academic publishers, 2003. - P. 3-19.
расписания», в том числе совпадение / несовпадение взрослых ролей (родитель, супруг, партнер, кормилец) с прочими параметрами идентичности взрослого члена общества (финансовая самостоятельность, наличие своего дома, умение принимать решения и отвечать за них и пр.).
Таким образом, объективные временные нормативы взросления в современном обществе должны рассматриваться через призму их субъективного (ролевозрастного) преломления в индивидуальных перцепциях процесса взросления, заключают авторы статьи. Идентичность взрослого может выстраиваться в соответствии с легитимным (с позиций общества) ролевозрастным порядком либо формироваться вразрез с общепринятым жизненным расписанием или смещаться в том или ином направлении в рамках возрастного диапазона, открытого для реализации субъективных маркеров взрослости [с. 208]. К сожалению, замечают авторы статьи, в литературе имеется крайне мало эмпирических исследований, позволяющих судить о практической стороне поставленной проблемы. Элиасон, Мортимер и Вуоло надеются отчасти восполнить этот пробел применительно к конкретной возрастной когорте, отрезку исторического времени и месту.
Учитывая существенные изменения в характере жизненных траекторий молодого поколения на рубеже XX-XXI столетий, о которых говорилось выше, нельзя исключить появления в ближайшие десятилетия совершенно иных типов организации жизненных событий и практик в процессе взросления и, соответственно, новых концептуальных моделей жизненного цикла, считают авторы. Именно эта гипотеза о привязанности паттернов взросления, их «расписания» и ролевого содержания к историческому контексту их реализации той или иной молодежной когортой стала отправным теоретическим пунктом эмпирической работы Элиасона и его коллег [с. 209-210]. Эмпирические данные были собраны в ходе лонгитюдного исследования молодежи (Youth development study, YDS) в штате Миннесота (США). Выборка была случайной и включала 1010 человек, которые в 1987 г. являлись первокурсниками высших учебных заведений Миннесоты. На протяжении тринадцати лет (1992-2004) организаторы исследования получали от участников проекта письменные отчеты, отражавшие помесячно все их жизненные достижения и неудачи, а также события личной
жизни (дальнейшая учеба по окончании высшей школы или возвращение к ней, если курс не был окончен; карьерный рост; выход на рынок труда; полная или частичная занятость; потеря работы; уход из родительского дома; совместная жизнь с партнером; вступление в брак; рождение ребенка; возвращение под крыло родителей). В эти отчеты включались и субъективные оценки респондентами своего Я и идентичности в качестве взрослого человека. В 2004 г., когда участники достигли возраста 30-31 года, в проекте остался 71% респондентов от исходной выборки.
Методика изучения субъективной перцепции процесса взросления, которую использовали авторы проекта, предполагала предварительное вероятностное моделирование латентных жизненных путей (применительно к данной когорте и на основании данных, предоставленных респондентами в их отчетах). Были сконструированы пять основных типов взросления с учетом той или иной ролевой конфигурации и ее возрастной реализации индивидом в его собственной биографии (приоритет раннего родитель-ства; карьерный рост, экономическая самостоятельность с партнером или без него, отложенный брак, отказ от рождения детей и т. п.). В рамках того или иного типа жизненной траектории были вычленены и описаны разные варианты и возрастные периоды реализации / отказа от реализации тех или иных объективных маркеров взрослости. Затем количественному анализу подлежали связи между типом латентного жизненного пути в период взросления и субъективным расписанием его этапов. Для моделирования типов жизненных траекторий использовались демографические переменные, связанные с учебой, работой, созданием семьи и наличием собственного жилья. В период достижения респондентами возраста 25-26 лет им были предложены вопросы, касавшиеся своевременности наступления / отсутствия в их жизни тех или иных событий и перемен, которые они сами ассоциировали с идентичностью взрослого. Принимались во внимание и субъективные предпочтения молодых людей (выбор в пользу экономической независимости либо, напротив, приоритет роли родителя сразу по окончании высшей школы и т.п.).
Конкретные содержательные показатели жизненного пути участников проекта и выбранных ими ролевых конфигураций (с учетом временного момента практической реализации той или
иной роли), а также степень стабильности ощущения себя взрослым на разных этапах воплощения в опыте субъективных маркеров взрослости нашли отражение в сводных таблицах. Анализ результатов исследования позволил авторам сделать вывод о том, что понимание своего Я в период взросления существенным образом связано как с субъективным расписанием и картированием структур жизненного пути, так и с последовательностью объективных ролей и их конфигураций в процессе перехода в состояние взрослости [с. 220]. Полученные данные в целом подтвердили исходный тезис Элиасона, Мортимер и Вуоло о том, что жизненный путь молодежи в период перехода к статусу взрослого члена общества определяется не только социально заданной возрастной градацией ролей, но и их личным восприятием происходящего в терминах его своевременности. Наибольшего внимания заслуживает тот факт, что в данной возрастной когорте стойкая ассоциация с идентичностью взрослого по преимуществу возникала в отношении ролей и практик, связанных с созданием семьи и рождением детей, но не с карьерой или стабильной занятостью на рынке труда. Как показало настоящее исследование, идентичность взрослого формируется или хотя бы приобретает относительную стабильность в возрасте 2526 лет; при наличии вполне определенных комбинаций социально значимых ролей: чаще всего называли себя «вполне взрослыми» те участники проекта, кто в этом возрасте уже имел стабильную работу, семью и детей. В этих случаях «объективная» идентичность взрослого совпадала с субъективными перцепциями респондентами своевременности всех происходящих событий. Тем не менее молодые матери, не вступавшие в брак, чаще воспринимали себя «не вполне зрелыми» и даже «опаздывающими» по ряду прочих значимых маркеров взрослости, в отличие, например, от тех респондентов, которые сознательно предпочли карьеру семье.
В заключение авторы еще раз подчеркивают, что полученные ими свидетельства тесной связи между объективными и субъективными параметрами жизненного цикла в период взросления не могут рассматриваться как устойчивая тенденция или социально-психологическая закономерность. Простое сравнение участников настоящего лонгитюдного проекта с молодыми людьми, родившимися на 12 лет позднее (еще один проект, осуществленный в рамках YDS), демонстрирует совершенно новую тенденцию - отло-
женный во времени момент принятия на себя взрослых ролей (и соответствующей идентичности) в полном объеме и намерение как можно дольше не покидать родительский дом [с. 223]. Очевидно, что наблюдающийся сдвиг в субъективных перцепциях взрослости в данном случае связан с изменившейся экономической ситуацией, диктующей иные правила построения жизненных траекторий в процессе взросления, резюмируют авторы.
Е.В. Якимова
2016.03.002. ДЮБЕШО П. САМОСТОЯТЕЛЬНОСТЬ КАК ОЖИДАЕМАЯ НОРМА (КОГДА НЕЗАВИСИМОСТЬ НЕВОЗМОЖНА).
DUBÉCHOT P. L'autonomie comme norme attendue, mais une indépendance impossible // Vie sociale. - P., 2015. - N 4. - P. 11-28.
Ключевые слова: молодежь; самостоятельность; независимость; атрибуты взрослости; социальная нестабильность.
В статье социолога и демографа Патрика Дюбешо (Центр исследований социальной поддержки, Высшая школа социальной работы, Париж, Франция) рассматривается трансформация традиционных этапов перехода молодежи к взрослому возрасту (их удлинение и стирание четких границ между ними), а также социальные последствия подобных изменений (бедность, зависимость от родителей и т.п.). Автор анализирует требования независимости и самостоятельности, которые современное общество предъявляет молодым людям на пороге взросления, и трудности, связанные с их реализацией, а также механизм «проектов», обеспечивающих структурирование перехода к взрослости.
Существенные изменения в этапах перехода к взрослому возрасту, которые опосредуют приобретение социального статуса и легитимности - завершение обучения, первая постоянная работа, уход из родительского дома, начало совместной жизни с партнером, рождение первого ребенка - исследователи наблюдают с середины 1980-х годов. Уже тогда имела место тенденция к сдвигу этих этапов на более поздний возрастной период, а также их временное удлинение и усложнение всего процесса взросления. С тех пор социально-экономическая ситуация усугубила неустойчивость в сфере занятости, сложности, сопряженные с приобретением соб-
