CC BY
29
ИСТОРИЯ
2016.02.027-028. КИТАЙ В МИРОВОЙ ИСТОРИИ: НОВЕЙШИЕ ТЕНДЕНЦИИ В ИСТОРИОГРАФИИ КНР. (Сводный реферат).
2016.02.027. ZHANG WEIWEI. China in global history from a glober identity in a noncentric and holistic perspective. - Jinan, 2015. - 41 p. -(22 nd Congress of the International committee of historical sciences. -Jinan, China, 2015. - 23-29. - August).
2016.02.028. SHEN CHENCHENG Silk Road - How a «tradition» is constructed and reconstructed in the globalizing society of China. - Jinan, 2015. - 9 р. - (22 nd Congress of the International committee of historical sciences. - Jinan. - China, 2015 - 23-29. - August).
Ключевые слова: всеобщая история; мировая экономическая система; глобализация; КНР, история; Шелковый путь; Великобритания, история Нового времени; Промышленная революция.
Профессор университета Нанкай, г Тяньцзинь (КНР), Чжан Вэйвэй (1) ставит задачу пересмотреть место Китая в мировой истории, изменив для этого господствующую парадигму всемирного исторического процесса. Вместо сино-, востоко-, западо- или европоцентризма предлагается перспектива взаимодействия различных регионов и континентов как основная движущая сила исторического процесса. Такую парадигму Чжан называет «холистской», цело-стно-глобалистской, а свою приверженность ей - «глобалистской идентичностью» (027, с. 1).
В историографическом плане он рассчитывает своим подходом заполнить прежде всего вакуум, образовавшийся в науке КНР между изучением китайской и всеобщей истории вследствие того, что историки Китая, как правило, не знают источников и недостаточно знают литературу по мировой истории, а историки-всеобщники отводят китайской истории маргинальное место.
Другая историографическая проблема заключена в исторических исследованиях на Западе. «Мировая/глобальная история сделалась европоцентристской, потому что ее создали европейцы» (027, с. 3). Хотя современная наука доказала, что Вселенная не имеет центра, западные ученые продолжают придерживаться принципа «центричности» в исторических исследованиях, и центром мировой истории оказываются события и процессы, происходившие в
Европе, начиная с древности. Есть в этой предвзятости и конфессиональная составляющая. Распространение христианства видится важнейшей частью исторического прогресса человечества.
Критика европоцентризма в последний период, в свою очередь, была неудовлетворительной. Неслучайно гарвардский профессор Дэвид Ландес жаловался, что европоцентристскую парадигму стали изображать «наглой и агрессивной». Направление антиевропоцентризма, заявил он, «антиинтеллектуально и противоречит фактам»1. Андре Гундер Франк, подвергший книгу Ландеса сокрушительной критике, сам в письме Чжану признавал свою своего рода антицентричную «центричность». В своем труде «Гло-бальная экономика в Век Азии» он утверждал, что между 1400 и
1800 гг. «вся мировая экономическая система была синоцентрич-" 2 ной»2.
Среди пороков моноцентристской парадигмы исторического процесса одна касается непосредственно Китая - это презумпция, что Китай был «передовым» в древности и стал «отсталым» в Новое время. Презумпция базируется на сравнении Европы с Китаем, но это некорректно. Во-первых, в отличие от Китая Европа представляла собой разнородную совокупность отдельных стран. Во-вторых, для сравнения уровня и характера развития обычно берут лишь Западную Европу, конкретно Англию, а в Китае выделяют центральные долины и особенно Цзяннань3, район нижнего течения Янцзы, в результате вся коллизия всемирной истории превращается в сопоставление Англии и Цзяннани.
Так, Роберт Бреннер и Кристофер Исетт писали: «В дельте Янцзы, подобно средневековой Англии и большей части Европы в начале Нового времени, экономика следовала мальтузианским цик-
1 Landes D.S. The wealth and poverty of nations: Why some are so rich and some are so poor. - N.Y.: Norton, 1998. - P. 513-514.
Frank A.G. ReORIENT: Global economy in the Asian age. - L.: Univ. of California press, 1998. - Р. 117.
Буквально: «к югу от реки» - правобережье нижнего течения Янцзы. Включает части провинций Цзянсу (с Нанкином, Сучжоу, Уси) и Чжэцзян (с Ханчжоу и Нинбо) и r. Шанхай. Расцвета эта историческая область достигла при династии Сун (960-1279), когда в Ханчжоу была перенесена столица империи. С тех пор и до настоящего времени остается одним из наиболее развитых и преуспевающих районов Китая. - Прим. реф.
лам1... Впоследствии английская экономика, фактически единственная в Европе, - и, само собой, по контрасту с долиной Янцзы -достигла повышения продуктивности сельского хозяйства и роста ВВП на душу населения в длительный период между началом XVII в. и 1850 г. и в последующие годы»2.
Но почему Англия оказалась в начале Нового времени исключением? Сравнение с долиной Янцзы (и континентальными странами Европы) ничего не объясняет. Сравниваются совершенно различные части мировой экономической системы, различие траекторий развития которых объясняется отнюдь не их «стартовыми» особенностями, а их функциональной ролью в изменяющемся разделении труда в мировой экономике.
В конечном счете при таком глобальном подходе и «Восток -Запад не являются двумя сопоставимыми цивилизациями, а лишь двумя частями, по-разному функционирующими (functors) в мире, где существует единство многообразия». Что бы ни брать для сравнения, «Англия / Европа / Запад, с одной стороны, и Цзяннань / Китай / Восток, с другой, являются только частями мировой системы, различающимися в разделении труда и функционирующими различно вследствие взаимодействия с другими частями (Америка, Африка, другие части Азии, Океания и другие части Европы помимо Западной Европы)» (027, с. 11).
Характер развития каждой отдельно взятой страны, региона, континента есть результат «взаимодействия всех частей. обусловленного глобальной историей в целом и историей ее частей в отдельности». Поэтому пути отдельных стран являются «неизбежно» различными. Все они «нормальны», и «каждый из них особый» (там же).
Постановка вопроса о «дивергенции» Англии от Китая, Индии, Востока неплодотворна. То была, скорее, «великая конверген-
1 Имеется в виду рост населения, приводящий без увеличения продуктивности аграрной экономики в традиционных обществах к массовому голоду, эпидемиям и пр., что избавляет общество от «лишних ртов», давая начало новому демографическому циклу. - Прим. реф.
2
Brenner R., Isett Ch. England's divergence from China's Yangzi Delta: Property relations, microecоnomics, a. patterns of development // J. of Asian studies. - Ann Arbor, 2002. - Vol. 61, N 2. - P. 650-651.
ция», чем «великая дивергенция»1 (027, с. 13). И она выразилась в слиянии множества факторов.
В глобальном взаимодействии, определяющем развитие отдельной страны или региона, различаются факторы «тянущие (drawing)», «толкающие (pushing)» и «сжимающие (pressing)». Для Англии в начале Нового времени Китай и Индия были «тянущими силами». Они привлекали Англию своей высокой культурой, и она наращивала импорт изделий из шелка, хлопка, фарфора, продукции других кустарных промыслов, а также чая и специй. Неблагоприятный торговый баланс побуждал Англию расширять экспорт и поощрять контрабанду опиума из Индии в Китай. В то же время торговля с Англией стимулировала развитие хлопкоткачества в прибрежных районах Индии и ремесленного производства в Цзян-нани.
Страны мусульманского мира действовали как «толкающие силы». Экспансия Османской империи на запад и контролирование ею сухопутных путей подталкивали европейские страны к освоению морских путей в Индию и Китай, приведшему к открытию Америки и Австралии. В свою очередь, Америка, Африка, позднее Австралия не только поставляли колониальные товары, но и побуждали Англию развивать их обработку, а также производить товары, предназначенные для потребления в колониях.
Европа в целом действовала как «сжимающая сила», побуждающая Англию к конкуренции с Испанией, Голландией, Францией. Борьба с этими странами порой ставила под вопрос само существование страны.
«Маленькая, бедная и слабая Англия», пострадавшая от эпидемии чумы и потерпевшая поражение в Столетней войне с Францией (1337-1453), оказалась «слабейшим звеном» в «цепи глобаль -ного спроса и предложения». Традиционный ход английской истории был сокрушен нарушением равновесия в этой цепи. Англия должна была изменить структуру своей экономики, переключившись на производство шерсти и заморскую экспансию, создав в порядке импортозамещения хлопкоткачество, что повлекло за собой в силу эффекта домино Промышленную революцию. Таким
1 Pomeranz K. The Great divergence: China, Europe, and the making of the Modern world economy. - Princeton: Princeton univ. press, 2000. - 382 p.
образом, «путь Англии оказался уникальным, потому что она оказалась в уникальном положении при возникновении дисбаланса в мировой экономической системе» (027, с. 12-13).
Существует широко распространенное на Западе и на Востоке (включая Китай) мнение, что «возвышению Запада»1 предшествовал «упадок» стран Востока. В качестве поворотной точки берется 1500 г. Чжан оспаривает это мнение: «Большинство стран Востока достигло пика своего развития, относительно или абсолютно, после 1500 г. Например, Османская империя... после захвата Константинополя в 1453 г. поглотила территории Азии, Европы и Африки. Персия была объединена династией Сефевидов... и достигла вершины при Аббасе I (1587-1629), при котором территория страны расширилась, а португальцы были изгнаны с побережья Персидского залива. В Индии Бабуром была основана держава Великих Моголов (1526-1707). Европейские купцы, особенно из британской Ост-Индской компании, способствовали развитию местной промышленности в прибрежных районах субконтинента, и благодаря экспорту хлопчатобумажных изделий Индия надолго обрела положительный баланс в торговле с Западом». И этот подъем Индии «способствовал подъему Британии, стимулировав создание новой хлопчатобумажной промышленности» (027, с. 15).
Правления династий Мин (1368-1644) и Цин (1644-1911) были «золотыми веками китайской истории», сравнимыми с великими эпохами Хань (206 г. до н.э. - 220 г. н.э) и Тан (618-907). Это было время политической стабильности внутри и имперской экспансии на границах, время роста сельскохозяйственного производства, торговли, населения. Вместе с развитием культуры процветание Китая оказало заметное воздействие на Европу, породив со времен Марко Поло подобие культа («китайскую лихорадку»), вплоть до восхищения Поднебесной у классиков Просвещения (Монтескье, Вольтер) (027, с. 15-16).
Поражение в Опиумных войнах произвело впечатление, что Китай «находится в упадке». Однако нельзя судить о стране в це-
1 Вводившая термин «возвышения Запада» как вехи всемирной истории и положившая начало различным мир-системным работам книга канадского историка Уильяма МакНейла впервые была издана в 1963 г. (McNeill W.H. The Rise of the West: A History of the human community. - Chicago: Univ. of Chicago рress, 1963. -820 р.). - Прим. реф.
лом на основании лишь ее успеха или неудачи в войнах. «Передовая и богатая страна гораздо чаще подвергается нападению со стороны более бедной и отсталой». А о развитости Китая по отношению к Англии в середине XIX в. дает представление огромный внешнеторговый дефицит последней: в 1854-1856 гг. британский экспорт равнялся 1,1 млн ф.ст., а импорт превышал 9 млн ф.ст.1 Именно из-за этого дефицита Англия прибегла к контрабанде в Китай опиума, выращенного в ее индийских колониях (027, с. 16).
Контрабанда опиума доказывает слабость и неразвитость Англии в тот период. Это «развитый и богатый Китай помогал Англии», поставляя необходимые ей товары и финансируя ее развитие покупкой опиума. Именно потому, что в экономическом отношении превосходство Китая было столь велико, Англия прибегла к силе оружия. Таким образом, Китай «был разгромлен не из-за своей слабости, а из-за своей развитости, могущества и богатства». Решающим фактором стал упор на военную силу. Англия была на пике своей экспансионистской политики, тогда как Китай пребывал в стабильности и «не был готов к обороне» (027, с. 19).
Поражения нанесли психологическую травму китайскому народу, способствовали краху династии Цин. Но Китай не погрузился в стагнацию. Напротив, последовали беспрецедентные в китайской истории изменения - реформы, революции, прогресс в культуре, нововведения в идеологии и, наконец, создание социалистического государства.
Без сомнения, «возвышение Запада» - исторический факт. Но, во-первых, «возвышение Запада» стимулировала «развитость Востока», а во-вторых «когда Запад "возвышался", Восток, Америка, Африка, Океания тоже "возвышались"... хотя некоторые сравнительно медленно» (027, с. 20).
Почему же Промышленная революция произошла в Англии, а не в Китае? Таким вопросом задался английский ученый Джозеф Нидэм. Высоко оценивая достижения Древнего Китая в науке и тех-
1 Автор не обращает внимание на качественную составляющую внешнеторгового оборота между Англией и Китаем. Основную часть английского импорта составлял чай (больше 5 млн ф.ст.) и шелк (3,7 млн ф.ст.), тогда как Англия экспортировала почти исключительно промышленные изделия, в основном продукцию хлопчатобумажной промышленности, и ее экспорт увеличился с 1 млн ф.ст. в 1849 г. до 1,7 млн ф.ст. в 1857 г. (027, с. 17-18). - Прим. реф.
нологии, он полагал, что Китай и в Новое время должен был оказаться в авангарде научно-технического прогресса. Однако, считает Чжан, нужно вначале задаться вопросом: почему у человечества возникла потребность в индустриализации и почему она острее всего проявилась в Англии в начале Нового времени?
Чжан видит причину в резком изменении характера и масштабов межрегионального торгового обмена в пространстве «Аф-ро-Евразии». Традиционный рынок сбыта индийского текстиля, китайского шелка, фарфора, хлопка резко расширился за счет приобщения к глобальной экономике Америки, Тропической Африки и Океании. Неблагоприятный торговый баланс для европейских стран увеличился, что побудило их перейти к политике меркантилизма. Англия начала запретительными мерами ограничивать экспорт из Индии и Китая.
Одновременно такие страны, как Англия и Голландия, пойдя по пути импортозамещения, стали создавать собственные текстильные мануфактуры и развивать заморскую торговлю. Последовавшие Великие географические открытия европейцев «по мотивам и результатам явились лишь логическим следствием1 так называемого Шелкового пути» (027, с. 24).
Английская экономика испытывала особенно серьезные нагрузки из-за активной торговли с Востоком и, соответственно, наибольшего дефицита, с одной стороны, и необходимости обеспечивать товарами и деньгами свои растущие колониальные владения в Северной Америке, Африке, Австралии - с другой. В то же время Англия имела все предпосылки для индустриализации: огромный внешний рынок, доходы от международной торговли, заимствованную технологию (традиционную индийскую технику хлопкоткачества, усовершенствованную голландскими иммигрантами), дешевые рабочие руки, наследие «огораживания» земли.
Узким местом оставалась низкая производительность труда в условиях отсутствия резервной армии труда. Промышленная революция понадобилась, чтобы победить в конкуренции с дешевым индийским текстилем и в конечном счете - с дешевой рабочей силой Востока.
1 Автор имеет в виду закрытие традиционного канала связи между Европой и Азией вследствие экспансии Османской империи и конфронтации между исламом и христианством. - Прим. реф.
В отличие от больших стран Востока с их неисчерпаемыми трудовыми ресурсами «единственной возможностью для Англии увеличить свою производительность виделось развитие трудосберегающей технологии», что и было достигнуто путем многочисленных изобретений сначала в текстильной промышленности и в применении новых источников энергии, а затем в смежных отраслях промышленности и в инфраструктуре (027, с. 25).
«В глобальном дисбалансе у Англии не было альтернативы развитию трудосберегающей технологии». Таким образом «факторы, подтолкнувшие Англию на путь механизации, очевидно, являются не "английскими", но "глобальными", проистекающими из неравновесности глобального соотношения спроса и предложения... Английская изобретательность и предприимчивость, проявившиеся в Промышленной революции, были скорее вынужденно обретенными, чем прирожденными» (027, с. 26).
Положение Китая в мировой экономической системе было совершенно иным. Китай «обладал огромной территорией, богатыми ресурсами, совершенной структурой производства, искусным административным аппаратом, развитыми технологическими системами в сельском хозяйстве и промыслах, развитой торговой сетью внутри страны и положительным внешнеторговым балансом. Все эти преимущества обеспечивали Китаю стабильное положение в глобальной экономике» (027, с. 26-27). У страны не было конку -рентов в поставке на европейские рынки товаров роскоши и уникальной продукции сельского хозяйства (например, чая).
Китай представлял развитое аграрное общество, в котором доходы центральных и местных властей почти всецело зависели от сельскохозяйственных налогов, что и обусловило политику поддержки аграрной сферы. Принцип «приоритетности сельского хозяйства и сдерживания торговли (2коп%поп% Т1ъкап£)» был впервые выдвинут еще в периоды Весны и Осени (722-481 гг. до н.э.) и Воюющих царств (475-221 гг. до н.э.). Развитие торговли отвлекало ресурсы от сельского хозяйства, а главное - создавало социальные проблемы, угрожая стабильности политического порядка.
Между тем в аграрном обществе политическая стабильность является важнейшим приоритетом для правителей. Сдерживание торговли сделало аграрную экономику Китая обществом мелких крестьян. Идеологическим освещением их преобладания стала ус-
тановка: «беспокойтесь не о бедности, а о неравенстве (Bu Huan Gua Er Huan Bu Jun)». В подобном политическом и культурном контексте становится понятным и то, почему китайские правители мало заботились о развитии внешней торговли, предоставив эту сферу иностранцам (027, с. 27-28).
«В условиях глобального дисбаланса Китай оставался сильным звеном в мировой цепи спроса и предложения», и его положение не было поколеблено резким увеличением мировой торговли в связи с Великими географическими открытиями и поставкой европейскими купцами золота и серебра из Америки. Китайская текстильная промышленность продолжала успешно функционировать на традиционной базе искусного ручного труда. «Противившимся нововведениям и плохим учеником»1 в хлопчатобумажном текстиле Китай сделало отсутствие необходимости улучшения и обучения, ибо не было никакого давления со стороны мирового рынка и не было лучшей технологии, пока в Англии не началась Промышленная революция. А из-за избытка трудовых ресурсов не было никакой необходимости переходить к трудосберегающим технологиям. Потребности внутреннего рынка с легкостью покрывались привлечением дополнительной рабочей силы, а ее привлечение, обусловленное ростом населения, обеспечивалось развитостью земледелия, получавшего два-три урожая в год (027, с. 28).
Итак, нельзя говорить об эпохальном размежевании, о «великой дивергенции». Хотя Восток и Запад, Англия и Китай функционировали по-разному в системе мирового спроса и предложения и развивались каждый своим путем, «их положение и функции в мировой истории были сопряженными (contingent) в общем тренде, нарушившем глобальное равновесие. Они сливались, как реки в море, в явлении Промышленной революции, создавая всеобщую глобальную историю (common global history)» (027, с. 29).
Как составная часть всеобщей истории, китайская история пребывает во взаимозависимости и сопряженности, находясь под влиянием местных, макрорегиональных или глобальных дисбалансов. Вот почему историю Китая следует трактовать и изучать в «хо-листской перспективе мировой истории», с точки зрения «понимания ее как единого целого» (там же).
1 Landes D. Op. cit. - P. 335-336.
Хотя история Китая «обладает относительной независимостью... она неизбежно находилась под влиянием различных уровней дисбаланса», определявших расколы и единство в стране, изменение границ, смену правящих классов и династий». Историю Китая следует изучать «в свете соответствующих уровней дисбаланса» (027, с. 30).
Помимо «загадки Нидэма» другой методологической проблемой является «история с капитализмом». В Китае существовало развитое феодальное общество, в котором рано появились «зародыши капитализма». Однако капитализм вызрел вначале в Европе, хотя города-государства в Италии, Голландия, Англия, где в XV-XVI вв. стал складываться капиталистический способ производства, отнюдь не имели за собой развитого феодализма.
Что же произошло? Казалось бы, с точки зрения марксистской теории смены общественно-экономических формаций (от первобытного общества и рабовладельческого строя через феодализм к капитализму и социализму / коммунизму) развитость одной формации должна была бы обеспечить более ранний переход к другой. Трактуя таким образом марксистскую теорию, ученые в КНР «сознательно или неосознанно» используют историю Европы как стандарт для моделирования китайской истории, «укорачивают китайские ноги, чтобы они подходили для западноевропейских башмаков» (027, с. 30).
Мао Цзэдун считал, что Китай и без влияния иностранного капитализма постепенно стал бы капиталистическим, но он сделался жертвой быстрее развившегося капитализма в Европе. Интервенция развитых капиталистических держав нарушила органичный ход развития Китая, в результате чего страна превратилась в «полуфеодальное и полуколониальное общество» (027, с. 31).
Валлерстайн полагал, что Китай «был обременен имперской политической структурой и "рациональностью" своей системы ценностей, которая становилась преградой для перемен». По мнению Тойнби, «из всех незападных региональных цивилизаций» Восточная Азия меньше всего подходила для того, чтобы влияние «западной цивилизации Нового времени (modern Western civilization) могло нарушить ее ход и подтолкнуть к революционным переменам» (там же).
Все эти подходы, считает Чжан, основаны на представлении о «нормальности» западного пути развития и «ненормальности» китайского. Чтобы оспорить эту позицию, нужно рассматривать развитие отдельных стран и регионов в глобалистской перспективе их взаимодействия.
«Капиталистические отношения производства» или «зародыши капитализма» возникали вследствие «дисбаланса спроса и предложения» и конкуренции между европейскими странами, мак-рорегиональных дисбалансов в «Афро-Евразии» и нарушения глобального равновесия вследствие включения Американского континента, прибрежной Африки и Австралии в мировой рынок. Иначе говоря, возникновение «капиталистических отношений производства» в некоторых странах Европы было «сопряжено (contingent) с тем, что произошло в других частях мира». Феодализм, сохранявшийся в Европе, разнообразные производственные отношения в Азии, первобытные общества в Африке, рабство в Америке - все это было «основанием пирамиды, вершиной которой были новые капиталистические отношения» (027, с. 32-33).
Подобное соотношение между различными частями мира, способствуя развитию капитализма в одних частях, сдерживало его в других. Еще одно заключение, следующее из глобалистского подхода, - сосуществование различных способов производства, из ко -торых один не заменяет другой в развитии отдельных стран. «Так, социализм не является системой, следующей за "капитализмом"1, он параллельно сосуществует с ним».
Точно так же ошибкой являются утверждения об «абсолютной несовместимости социализма и капитализма». Социалистические общества - это часть мировой системы производства. Более того, они «становятся все более и более смешанными по характеру производственных отношений». «Вот почему "передовая социалистическая система" не может утвердиться вначале в развитых капиталистических странах, где родились идеи и теории социализма. Напротив, она должна возникнуть в странах неразвитого капитализма» (027, с. 35).
1 По неназванной причине автор ставит термин «капитализм», в отличие от социализма или феодализма, в кавычки. - Прим. реф.
Китай не мог развиться в капиталистическое общество из-за своей функции в «общем тренде глобального дисбаланса», поскольку этой функцией было «помочь созданию капитализма на Западе». В результате «Китай не имел возможности следовать так называемому европейскому пути, а шел своей дорогой, что было предопределено глобальной историей. "Передовое" положение Китая в глобальной экономике обернулось недостатком, когда выявилось преимущество "новичков (latecomers)", Англии и других западноевропейских стран» (027, с. 35).
В свою очередь, успех стран Западной Европы в капиталистическом развитии имел оборотной стороной неприятие капитализма в Китае. «Китайцы очень натерпелись от капитализма в различных видах эксплуатации, колониализма и империализма. Естественно, что большинство китайского народа отвергло капитализм как не соответствующий мечте об идеальном обществе. В то же время марксистский социализм / коммунизм мог легко ассоциироваться с традиционным китайским идеалом уравнительности» (027, с. 36).
Социалистическое строительство в СССР, с одной стороны, и японская интервенция - с другой, привлекли многих китайцев на сторону КПК. А Гоминдан ассоциировался с капиталистами и помещиками и неспособностью дать отпор агрессорам. Помогло КПК и вмешательство западных держав, вызвавшее неблагоприятную реакцию. «Сочетание всех этих факторов подтолкнуло Китай к социализму, а не к капитализму». Таким образом, «социалистической страной Китай сделался вследствие общего тренда» мировой истории (027, с. 36-37).
Развитие КНР тоже определялось ходом мировой истории: холодной войной, противостоянием социализма и капитализма, наконец, противоречиями с СССР. Приоритет отдавался политике и идеологии: в дискуссиях с руководством КПСС утвердился принцип «лучше быть левым, чем правым в понимании марксизма». Так сформировалось первое поколение руководителей КПК. Имея «богатый опыт политической борьбы», они не были подготовлены к руководству экономикой и попытались использовать методы политической борьбы в этой сфере: «Пренебрегая экономическими законами, действуя в спешке и в отрыве от китайской действительности» (027, с. 37).
Однако не стоит осуждать отдельных китайских руководителей. Все это, вплоть до «культурной революции», следует рассматривать как «нормальную, хотя и чрезмерную реакцию на неблагоприятный общий тренд глобального дисбаланса». Дэн Сяопин говорил: «Революционеры очень легко становятся нетерпеливыми. Наши намерения были хорошими, надеялись поскорее достичь коммунизма. Часто мы пренебрегали хладнокровным анализом субъективных и объективных обстоятельств и действовали вопреки объективным законам. Китай в прошлом совершил ошибку нетер-пения»1 (027, с. 37).
«Культурная революция» выявила многочисленные противоречия и продемонстрировала острую необходимость найти выход из крайностей. Та же необходимость сменить конфронтацию на диалог выявилась под влиянием испытаний в холодной войне. В глобальной перспективе и политика «реформ и открытости» -тоже только «часть общей трансформации, развернувшейся среди ее участников, и дисбаланса глобального политико-экономического порядка» (027, с. 37).
Теория и практика «социализма с китайскими особенностями» отражает изменение положения Китая в мировой экономической системе с превращением страны в XXI в. в мастерскую мира2. Для дальнейшего прогресса Китай нуждается в «мирном и стабильном новом глобальном политико-экономическом порядке». Нужно «мягкое урегулирование» современного глобального дисбаланса. История знает примеры «жесткого урегулирования» вроде мировых войн, от которых страна очень пострадала. Поэтому Китай для своего подъема «должен в полной мере использовать свою новую функцию в мире, чтобы создать благоприятные условия мягкого урегулирования» (027, с. 38).
«Глобальная история неделима, и китайская история - ее неотрывная часть. "Великий скачок", "Великая пролетарская культурная революция" и политика "реформ и открытости" - все в китайской истории должно изучаться в глобальном контексте» (027, с. 38-39). В глобальной перспективе следует отрешиться от нацио-
1 Deng Xiaoping.. Selected works of Deng Xiaoping. Beijing, 1999. - Vol. 3. -P. 139-140. Описано по реф. источнику.
2 Так в XIX в. называли Англию. - Прим. реф.
нальной ограниченности, от идентификации страны с «китайско-стью», «восточностью» или «западностью» и принять всемирную историю как «нашу общую историю». Объективный подход к китайской истории предполагает «глобальную идентичность», ибо наука, заключает Чжан Вэйвэй, «должна быть отстраненной (detached) и беспристрастной» (027, с. 40-41).
Ученый из провинции Шаньси, КНР, Шэнь Чэньчэн (028) ставит задачей показать, как «новое поколение китайских руководителей встраивается в современный процесс глобализации, используя "старую традицию"« (028, с. 1).
Си Цзиньпин, ставший президентом КНР 14 марта 2013 г., один из первых государственных визитов совершил в страны Центральной Азии. Выступая в университете им. Назарбаева в г. Астане 7 сентября того же года, он, в частности, представил проект транспортной магистрали, которая соединит побережье Тихого океана с Балтикой. Напомнив о прошлом, президент КНР подчеркнул, что новый Шелковый путь обеспечит торговыми связями и инвестициями 3 млрд жителей Восточной, Западной и Южной Азии1.
«Открытие» Шелкового пути в Новое время - заслуга европейских ученых и путешественников, начиная с германского геолога Фердинанда фон Рихтгофена и его труда «China. Ergebnisse eigner Reisen und darauf gegründeter Studien» (Berlin, 1877-1883). Этот труд вдохновил дальнейшие исследования, в частности книгу Альберта Херманна «Die alten Seidenstraßen zwischen China und Syrien» (1910), которая и стала первой систематизированной исторической монографией о Шелковом пути. В дальнейшем тема популяризировалась как в академических кругах, так и в европейском обществе, в частности во Франции (книги Рене Груссе и Поля Пел-лио). Отклики были и в Японии. Факел Токийской олимпиады (19б0) путешествовал маршрутом Шелкового пути от Греции в Японию.
Именно из Японии тема Шелкового пути перекочевала в Китай. Произошло это в конце 1970-х годов, когда японские ученые (в частности Нагасава Кадзутоси) были приглашены в КНР.
1Xi suggests China, Central Asia build Silk Road economic belt. Mode of access: http://news.xinhuanet.com/english/china/2013-09/07/c_132700695.htm - Описано по реф. источнику.
В 1980-1981 гг. китайским телевидением совместно с японским был снят документальный фильм. В 1982 г. на китайский язык была переведена книга Люсет Бульнуа «La Route de la soie». В 1993 г. Северо-Западным педагогическим университетом начал издаваться журнал «Шелковый путь», а в конце 1990-х годов среди ученых КНР прошла дискуссия о целесообразности выделения резко увеличившегося числа исследований Шелкового пути в специальную дисциплину.
Если у Рихтгофена, Свена Хедина и Германна Шелковый путь был «строго определенным историко-географическим термином», относящимся к конкретному времени (для Рихтгофена это был период династии Хань) и пространству (028, с. 3), то к концу ХХ в. исследования расширились на смежные отрасли знания: от экономической истории до религиоведения и этнографии. Шелковый путь стал видеться многовековой коммуникацией культур между Востоком и Западом, Азией и Европой, как это констатировал руководитель специального проекта ЮНЕСКО Вадим Елисеев1.
О том, что исследование Шелкового пути превратилось в изучение мировой истории, включающее Евразию, Северную и Восточную Африку, а затем и Америку, с протяженностью в 25 веков, раньше писала и Люсет Бульнуа (028, с. 3-4).
Проникновение понятия Шелкового пути в образовательную систему КНР тоже шло по нарастающей. В школьных учебниках 1950, 1956, 1963 гг. «не было и следа» «экзотического» для Китая термина, хотя упоминалось о взаимовыгодных торговых и взаимо-обогащающих культурных связях между Китайской империей и западными районами, а также Индией при династиях Хань и Тан (028, с. 5).
В 1978 г. термин Шелковый путь появился в исторических учебниках КНР, но в ограниченной трактовке чисто внутрикитай-ского значения. В общей перспективе контактов Китая с соседями в Азии в эпохи Цинь, Хань и Тан некоторые дополнения появились лишь в учебнике 1988 г. Однако в относящемся к этому времени учебном пособии уже содержалась многозначительная фраза: «Во всем мире цивилизации развиваются, взаимодействуя и спо-
1 Elisseeff V. The Silk roads: Highways of culture and commerce. - Oxford; N.Y.: Berghahn Books, 2000. - 352 p.
собствуя совершенствованию друг друга». В 1992 г. упор на международные экономические и культурные связи был усилен, они расценивались как «один из важнейших факторов прогресса в человеческой истории» (028, с. 6).
Все же вплоть до конца 1990-х годов Шелковому пути в учебниках отводилось незначительное место, замыкавшееся отдельной главой, содержание которой было мало связано с общим курсом китайской истории. Сходное положение было и в популярных изданиях на исторические темы.
Итак, некогда экзотический термин «Шелковый путь» «быстро обрел популярность в историческом сознании современного китайского общества как необходимый элемент славного прошлого традиционного Китая». При этом в системе исторического образования был исключен международный контекст, уже раскрытый в научном дискурсе 1980-1990-х годов. Шелковый путь в школьных учебниках выглядел «вдохновляющим, но изолированным концептом», относящимся лишь к истории Китая, но не к всеобщей истории (028, с. 7).
В 2000-х годах в школьном образовании начался пересмотр концепта, выявивший «коллизию между его традиционной ролью в создании образа "традиционного Китая" и потенциальной ролью в воссоздании международного контекста». Так, в учебнике 2011 г. указывалось, что при раскрытии темы «учащиеся должны понять, какую роль играл Шелковый путь в связях Китая с внешним миром». Все же продолжала господствовать тенденция замкнуть учебную тему на истории Китая, ограничив временем правления отдельных династий, как правило Цинь - Хань (221 г. до н.э. -220 г. н.э.).
В учебниках по всемирной истории значение международного контекста постепенно возрастало. Так, в учебнике для средней школы говорилось: «Хотя древние цивилизации были относительно изолированы друг от друга, по мере политико-экономического прогресса транснациональные и межрегиональные коммуникации возрастали в Европе, Азии и Африке. Такие коммуникации включали в
себя как войну, так и мирное взаимодействие в виде торговых и культурных связей»1.
Конкретно говорилось, что Шелковый путь был одним из важнейших межрегиональных сообщений между Древним Римом и Ханьским Китаем и оставался таковым до Великих географических открытий, что этим путем как носители культурного обмена следовали многочисленные путешественники, от арабских пилигримов до Марко Поло, что это был путь распространения буддизма, христианства и ислама.
В то же время сохранялась тенденция представить Шелковый путь в качестве демонстрации достижений китайской цивилизации и средства мобилизации патриотических чувств перед натиском глобализации: «Учащиеся должны понять историческую ценность и современное значение китайской цивилизации». Их патриотизм должен быть усилен, и одновременно их взгляд на мир «должен расшириться». «Они должны понять общую тенденцию всемирной истории»2.
Итак, заключает Шэнь Чэньчэн, Шелковый путь воспринимается все большим числом китайцев как одно из самых выдающихся культурных достижений, оставленных «традиционным Китаем» и «китайской традицией». Не имело никакого значения, что концепт Шелкового пути и не древний, и не китайский по происхождению. Напротив, его «модернистское» и «импортированное» происхождение только усилило его популярность в глобализующемся обществе. Меньше чем за четыре десятилетия неизвестный немецкий термин стал известен «почти всем образованным представителям молодого поколения современного Китая» (028, с. 9).
Изменив традиционную китаецентристскую парадигму контактов Китая с внешним миром, концепт призван способствовать формированию новой идентичности китайского общества перед вызовами глобализации. Это отражение тех глубоких перемен, которые происходили в стране в последние десятилетия ХХ в.
«По мере того как страна включается в процесс глобализации, возникает властная необходимость повысить квалифициро-
1 History сurriculum for rnmpulsory еducation. - Beijing: Beijing normal univ., 2011. - Р. 26. - Описано по реф. источнику.
2 Ibid. - P. 26.
ванность (to cultivate more sophisticated competences), чтобы лучше понимать различные виды транснационального взаимодействия и общий ход глобализации» и чтобы молодое поколение могло лучше адаптироваться к новой роли Китая в мире, примером которого в XXI в. может служить проект «экономического пояса Шелкового пути» (028, с. 9).
Возникновение Шелкового пути как научного термина явилось «типичным следствием глобализации XIX в.». Распространение его в конце XX в. в Китае явилось следствием интеграции страны в процесс глобализации. Тем не менее, как ни парадоксально, в школьных учебниках США международному значению этого концепта уделяется больше места, чем в учебниках КНР (там же).
А.В. Гордон
2016.02.029. ХОЛЬМАН Т.О. СНОВА В ПУТИ: ДИПЛОМАТИЯ И ТОРГОВЛЯ С КИТАЙСКОЙ ТОЧКИ ЗРЕНИЯ. HOLLMANN Th.O. On the road again: Diplomacy and trade from a Chinese perspective // Complexity and interaction along the Eurasian steppe zone in the first millennium C.E. / Bemmann J., Schmauder M. (eds.). - Bonn, 2015. - P. 557-571.
Ключевые слова: Китай; Суй; Тан; дипломатия; конфуцианство.
Автор (Университет Людвига Максимилиана, Мюнхен, ФРГ) на примере династий Суй (589-618) и Тан (618-907) показывает, насколько сформировавшиеся в Китае под влиянием конфуцианства дипломатические и торговые практики расходились с обычаями других стран, что приводило как к простому непониманию, так и к циничному использованию Китая со стороны ловких, однако отнюдь не всегда подлинных делегаций из других стран.
В данный период китайская внешняя политика находилась на пике своего могущества: после уничтожения Восточно-Тюркского каганата (630 г.), разгрома войск Западно-Тюркского каганата (657 г.) и победы над Когурё (668 г.) Китай превратился в мировую сверхдержаву, получавшую дары от целого ряда государств и политических образований - вплоть до Антиохийского патриарха.
Вызывает, однако, интерес то, что складывается двойственное впечатление от данных побед в их историческом развитии - с
