CC BY
49
в том, какое значение придается образу Григория Просветителя1, ощущается влияние армянской традиции. В иконографической программе, подчеркивает автор, отразилась также непростая конфессиональная ситуация рубежа ХП-ХШ вв. В частности, в ней присутствует тема армяно-грузинской общности, призванная продемонстрировать близость армяно-халкидонитской и грузинской церквей. Большое внимание уделяется также теме единства всех христианских церквей.
Глава третья посвящена анализу стилистики и манеры создателей росписи. Как показывает А.М. Лидов, «в работе принимали участие восемь мастеров, принадлежавших не только к разным художественным направлениям, но и к разным традициям» (с. 232). Два ведущих художника, расписавших наиболее важные части храма были, скорее всего, армянами-халкидонитами, но оба сложились как художники в Византии. Вместе с ними работали грузинские мастера, но также принадлежавшие к двум разным школам.
В заключении автор делает вывод о том, что «росписи Ахта-лы не могут быть отождествлены с какой-либо одной художественной традицией, армянской, грузинской или византийской» (с. 233). Они представляют собой пример своеобразного синтеза элементов этих традиций, сложившегося в силу исторических причин.
З.Ю. Метлицкая
ИСТОРИЯ РОССИИ, СССР И ГОСУДАРСТВ ПОСТСОВЕТСКОГО ПРОСТРАНСТВА
2016.01.010. ВОЛОДИХИН Д.М. РУССКИЙ ВОЕВОДСКИЙ КОРПУС ОТ ОПРИЧНИНЫ ДО СЕМИБОЯРЩИНЫ. - М.: РИСИ, 2015. - 148 с.
Ключевые слова: Московское государство; XVI в.; русская военная элита; опричнина; Семибоярщина.
В монографии док. ист. н. Д.М. Володихина, состоящей из вступления, четырех глав и заключения, анализируется социальный
1 Григорий Просветитель (ок. 252-326) - просветитель Армении и первый Католикос всех армян. - Прим. реф.
состав русской военной элиты Московского государства на протяжении полустолетия: от опричнины до царя Василия Шуйского.
В XVI столетии, пишет автор, Московское государство постоянно прикладывало колоссальные усилия к поддержанию высокой обороноспособности. Россия воевала постоянно, а если даже выпадал мирный год - на оборонительный рубеж по течению реки Оки выставлялось многотысячное полевое соединение, призванное отбивать неожиданные нападения крымцев или ногайцев. Необходимо учесть, что страна не являлась густонаселенной. Кроме того, целый ряд стратегических товаров (в том числе некоторые виды вооружения и снаряжения, драгоценные металлы) приходилось импортировать. Следовательно, отмечается в книге, не располагая прочной экономической базой и мощным демографическим ресурсом, России было сложно создать сплоченные, хорошо организованные, высокомобильные вооруженные силы (с. 5).
Кадровый состав руководства российскими войсками являлся на протяжении XVI в. одним из главных вопросов государственного администрирования. Особенное значение он приобрел в середине столетия, когда масштаб военных усилий Московского государства значительно вырос. Именно в этот период России покорились Казанское и Астраханское ханства, долгое время не прекращалась напряженная борьба с Крымом и началась одна из крупнейших войн всего европейского Средневековья - Ливонская.
С середины 30-х по начало 60-х годов XVI столетия социальный состав командования вооруженными силами Московского государства имел ту же структуру, которая сложилась в правление Василия III. Поскольку полевые соединения в XVI в. не имели постоянного состава и каждый раз формировались заново, то не существовало и раз и навсегда утвержденных воеводских должностей для действующей армии. На эти руководящие должности Разрядный приказ (высшее военное учреждение Московского государства) назначал новых людей. Что касается городов и крепостей, туда воеводы назначались чаще всего на год или два, а потом заменялись новыми командирами.
Ключевые воинские посты занимают представители двух социальных слоев - старомосковского боярства, т.е. нетитулованной знати, связанной с московскими государями традициями долгой родовой службы, а также «княжата» - в основном «гедеминовичи»,
выходцы из литовской знати, относительно недавно оказавшиеся на московской службе, утратившие прежнее независимое или почти независимое положение.
Фактически комплектования высшего командного состава основывались на местнических принципах, что приводило к значительным затруднениям во время боевых операций. Служилый аристократ мог не принять воеводских «списков», считая, что задета его родовая честь, либо отказать во взаимодействии другому полководцу в период вооруженных столкновений с неприятелем - из тех же соображений. Такое поведение время от времени приводило к срыву крупных военных операций. Кроме того, опытный и искусный военачальник в целом ряде случаев не мог быть поставлен на высокую воеводскую должность в силу своего относительно низкого положения в системе местнических «счетов». Вместо него на первую позицию в подобной ситуации назначался весьма знатный аристократ, а более даровитый полководец шел к нему вторым или третьим воеводой - своего рода помощником.
При всех указанных недостатках на протяжении XVI в. система местничества играла положительную роль. Она позволяла русской аристократии решать возникающие в ее среде противоречия в судебном порядке, посредством рассмотрения «тяжеб», а не с оружием в руках. Местничество снимало значительную часть напряжения в высшем эшелоне военно-служилого класса - весьма пестрого, многочисленного и лишь совсем недавно консолидировавшегося вокруг Москвы как общерусского центра. Это сберегло для «государевой службы» десятки видных военачальников, которые могли бы погибнуть в ходе междоусобных столкновений (с. 17).
Старинные московские боярские семейства находились в близких отношениях с правящей династией благодаря тому, что служили ей на протяжении многих поколений. Однако их роль как поставщиков высших военных кадров при Иване IV постоянно менялась. Так, в первой трети XVI в. позиции титулованной аристократии в воинском командовании постепенно укрепляются, а в 3040-х годах столетия «княжата» добиваются полного доминирования в русской воинской иерархии. Сокращение возможностей занять главные командные посты в армии вызвало недовольство в боярской среде и стало источником серьезной социальной напряженности внутри военно-служилого класса.
С 1547 г., как полагает автор, вероятно в связи с заключением брака между Иваном IV и Анастасией Захарьиной-Юрьевой, происходившей из старомосковского боярского рода, на короткое время установился баланс между старинной ростово-суздальской знатью, потомками литовских княжат и старомосковским боярством.
Вся вторая половина 1560-х годов проходит под знаком «боярского реванша» над высшими родами «княжья». Выходцы из нетитулованной знати обретают господствующее положение в опричной армии, став главной опорой Ивана IV при ее учреждении и в первые годы ее существования. Кроме того, под влиянием опричных порядков, княжеская аристократия делает представителям московского боярства значительные уступки и в земской армии: здесь они получают более широкие возможности для карьерного продвижения, нежели это было до опричнины. Ни одного военачальника, принадлежащего к среде высшей титулованной аристократии, «княжат», до 1570-х годов на воеводские должности в опричнину привлечено не было (к примеру, тот же князь Ф.М. Трубецкой начал выдвигаться в опричнине на высшие армейские посты не ранее мая 1570 г.).
Что же касается дворянских родов, не дотягивающих до положения аристократии, то выходцы из них исключительно редко получали высокие воеводские должности даже в период опричнины, а уж после нее - лишь в виде исключения. Да и то, как правило, это были воеводские назначения тех служильцев, кто по статусу приближался к знати, в малые, «тактические» армии.
Иван IV в 1570 г. (после Новгородского «изменного дела») разочаровался в самой возможности опираться преимущественно на эту социальную среду. Ключевые фигуры опричнины как минимум не поддержали план карательной экспедиции на земли Северной Руси и даже сопротивлялись ему. Это было воспринято как нелояльность. С расформированием опричной военной системы в 1571 г. и отменой опричнины в целом в 1572 г. «княжата» заметно улучшили свои позиции в армии по сравнению с периодом опричнины. Фактически они вновь доминируют на высших командных постах. Но это уже далеко не то абсолютное господство, которым пользовалась титулованная служилая аристократия в 30-40-е годы XVI столетия.
Автор отмечает еще один социальный результат опричнины: ключевые посты в войсках гораздо чаще стали занимать персоны, не имеющие отношения к русской служилой аристократии. Во второй половине царствования Иван IV стал привлекать на высокие воеводские должности представителей крещеной нечингисидской знати, которая получала, как правило, весьма высокий местнический статус. Реальную тактическую работу они выполняли наряду с собственно русскими военачальниками. Однако Василий IV Шуйский прервал эту практику (с. 44).
В годы правления Федора Ивановича и Годуновых московские боярские семейства, связанные с могущественной придворной группировкой Годуновых - Сабуровых, получили больше возможностей осуществлять свои карьерные планы в сфере военного командования. Но в целом система рекрутирования военачальников на ключевые воеводские посты из среды служилой аристократии не претерпела при Годуновых системных трансформаций.
Однако победа партии Годуновых не вызвала у других аристократических кланов ни смирения, ни поддержки. Годуновым приходилось создавать и поддерживать «живую крепость» из союзников, родственников и брачных свойственников, которые должны были защитить своих «патронов», а также проводить их волю в военной сфере (с. 75). Как ни старались Годуновы вырастить в воеводском корпусе «домен влияния» и контроля, однако результатом их деятельности стал рост социального напряжения внутри русской военной элиты.
Ситуация усугублялась тем, что сами Годуновы, пусть и близкая родня знатнейшим Сабуровым, стояли в местнической иерархии относительно невысоко. Их семейство было аристократией второго сорта - не чета Мстиславским, Шуйским, Трубецким, Голицыным, и Романовым, а также десятку-другому иных знатных семейств. Многим «худость чести» Годуновых давала повод усомниться в справедливости и законности восшествия на престол государя Бориса Федоровича. Между тем от его воли зависела судьба местнических тяжеб. А в этой тонкой сфере каждый неверный шаг задевал интересы множества влиятельных людей - придворных вельмож, воевод, ведущих администраторов.
Так, например, В.В. Голицын и П.Ф. Басманов, затаив тяжелую обиду за «поруху» местнической чести, из сторонников Году-
нова превратились в его противников. Подобные «кадровые проколы» стоили Годунову дорого: заговор в правительственных войсках уничтожил возможность достойного сопротивления Самозванцу, семейство Годуновых потеряло престол, юный государь Федор Борисович погиб. А главными фигурами заговора как раз и были князь В.В. Голицын с П.Ф. Басмановым (с. 77).
При Лжедмитрии лояльные Годуновым военачальники ушли в тень или вовсе оказались в опале. На первый план выдвинулись явные сторонники Самозванца. Но схема формирования военной элиты в целом не претерпела сколько-нибудь заметных трансформаций.
Краткое царствование Василия Ивановича Шуйского резко прервало сложившуюся к тому времени традицию в отношении кадрового подбора воевод, отвечавших за руководство самостоятельных соединений и полков в составе этих соединений. Время правления царя Василия Шуйского, считает автор, в этом смысле не похоже ни на времена правления Федора Ивановича и Бориса Федоровича, ни на вторую половину царствования Ивана IV. Аналогии, по мнению автора, можно провести лишь с периодом детства и молодости Ивана IV.
Главной особенностью социального состава воеводской элиты при Василии IV, полагает автор, было абсолютное господство титулованной знати среди командиров самостоятельных полевых соединений и очень высокий процент представителей царствующего семейства, его родственников и свойственников на ключевых воеводских должностях. Вероятно, первое продиктовано социальной принадлежностью самого рода Шуйских, второе - экстремальными обстоятельствами Смутного времени.
После свержения Василия IV летом 1610 г. происходит полный слом давно сложившегося механизма кадровой политики в отношении высших воеводских постов. Со второй половины 1610 г. по середину 1613 г. эта сфера военного дела находится в состоянии хаоса (в 1611 г. происходит даже временная приостановка местнической иерархии в земских освободительных армиях, хотя прежде местничество и являлось столпом, на который опиралась вся организация воеводского корпуса). Затем при Михаиле Федоровиче она реконструируется. Однако состав семейств, питающих военную элиту, уже совсем другой. В сущности, преемство между времена-
ми последних Рюриковичей и первых Романовых по данной линии государственного строительства относительно невелико. Изменилось многое, начался принципиально новый период в истории русского воеводского корпуса (с. 94).
В. С. Коновалов
2016.01.011. НАУМОВ В.П. ЦАРЕВНА СОФЬЯ. - М.: Молодая гвардия, 2015. - 367 с.
Ключевые слова: Россия; вторая половина XVIIв.; царевна Софья; биография.
В книге ведущего специалиста Государственного архива Российской Федерации, канд. ист. н. В.П. Наумова исследуется биография царевны Софьи (1657-1704), «опередившей свое время и вознесшейся на вершину власти в патриархальной стране, где публичная деятельность женщины была явлением новым и почти немыслимым...» (с. 7). Монография, написанная на основе неопубликованных архивных материалов (РГАДА) и опубликованных источников, состоит из предисловия, шести глав, послесловия и библиографии.
Автор подчеркивает, что в официальных документах о царевне Софье сообщается весьма кратко, поэтому для исследователей основное значение имеют дневники, мемуары, публицистические произведения, записки и донесения иностранных дипломатов. Ценные сведения о времени правления Софьи Алексеевны содержатся в мемуарно-публицистических сочинениях дипломата А.А. Матвеева, просветителя С.А. Медведева, дипломата и военного Б.И. Куракина, в «Дневнике» находившегося на русской службе шотландца Патрика Гордона, мемуарах сподвижника Петра I Франца Лефорта, «Записке о Московии» француза Фуа де ла Не-вилля, в донесениях в Копенгаген датского посла в России Гиль-дебранда фон Горна.
Царевна Софья была шестым ребенком в браке царя Алексея Михайловича с Марией Ильиничной Милославской. Она родилась 17 сентября 1657 г., а 4 октября в Успенском соборе Московского Кремля состоялось крещение новорожденной. По мнению автора, свои основные личные качества Софья унаследовала от родителей и деда по материнской линии. Дед царевны, Илья Данилович Ми-
