CC BY
9
всегда социальны» (с. 68). Следовательно, они могли бы измеряться в терминах социальных обменов (exchanges). Это означало бы, что здесь большее внимание уделяется взаимодействию между агентами, чем отношению между агентом и действием. «Эти социальные обмены могли бы быть центральной темой герменевтики перевода» (с. 69).
Л.А. Боброва
2015.03.033. ГРЕНБЕРГ Дж. ЗАЩИТА КАНТОМ ОБЫДЕННОГО НРАВСТВЕННОГО ОПЫТА: ФЕНОМЕНОЛОГИЧЕСКАЯ КОНЦЕПЦИЯ.
GRENBERG J. Kant's defense of common moral experience: A phe-nomenological account. - Cambridge univ. press, 2013. - 300 p.
Ключевые слова: И. Кант; мораль; нравственный опыт; критика практического разума; философия морали; феноменологический метод.
Монография Дж. Гренберг, преподавателя колледжа св. Ола-фа, штат Миннесота, специализирующейся в области философии И. Канта, представляет оригинальный подход к его теории практического разума, начинающейся и фундаментально зависящей от внимательного созерцания и вдумчивого размышления над тем, что оставляет повседневный, обыденный, первоначально личный опыт. Рассматривая ряд сочинений выдающегося немецкого философа, хотя и не всегда в оригинале, что автор отчасти признает (с. 142143), она утверждает, что Кант признавал эссенциальную роль нравственного знания в обосновании синтетического априорного знания моральных законов и позитивной свободы. По ее взглядам, не нравственная чувственность оправдывает действенность морального закона, но скорее нравственная чувственность предоставляет нам эпистемологический доступ к нашей рациональной природе, а активная деятельность в соответствии с ней оправдывает действенность морального закона, основанного на нашей свободной воле.
Книга состоит из трех частей. В первой, озаглавленной «Феноменологический метод», автор говорит о стремлении Канта обосновать становление практической философии (или философии здравого разума) благодаря эссенциальной роли повседневного,
чувственного, глубоко личного опыта (глава 1) и анализирует интуитивно предугадываемые возражения атрибуции мыслителя из Кеннигсберга. Здесь автор формулирует свою феноменологическую концепцию, касающуюся приобретения практического опыта и кратко формулируемую следующим образом: «Я не могу извлекать феноменологический опыт из опыта другого человека» (с. 19). Она ожидает феноменологический опыт непосредственно из эмпирического, поясняя, что первый более предметен, чем объективный, и что лишь благодаря феноменологическому опыту мы способны заглянуть за пределы самих себя. Основное внимание сосредоточивается на субъективном опыте активного бытия (с. 1617), причем приоритет отдается «изначально личному опыту», что типично для неокантианства. Далее автор обращается к интуитивно предчувствуемым возражениям, касающимся теории атрибутивности Канта и опоры данной концепции на опыт (глава 2) и чувственность (глава 3).
Вторая и третья части монографии содержат авторскую интерпретацию основного сочинения Канта докритического периода -«Всеобщая естественная история и теория неба» - и «Критики практического разума», относящейся ко второму или критическому периоду. Гренберг полагает, что первый трактат содержит неудачную попытку обосновать призывы к свободе и моральным обязательствам посредством внимания к повседневному нравственному опыту. По ее мнению, в данном труде Кант ошибочно отвергает возможности повседневного обыденного опыта в пользу непреложного морального обязательства или категорического императива (глава 4) и в результате получает лишь слабую, нерешительную версию феноменологического метода (глава 5).
Более рациональное и успешное применение данного метода автор находит в «Критике практического разума», оцениваемой ею позитивно (часть III). Гренберг напоминает, что мы, как и Кант, должны позволить испариться своим слепым предрассудкам и научиться ставить во главу угла обычных людей. Она сосредоточивает внимание на «факте причины», который наводит ее и Канта главного героя - Висельника - на размышления и побуждает осознавать собственное положение. Тот приходит к заключению, что должен противостоять собственному сильнейшему желанию удовлетворить свои плотские стремления ради сохранения жизни и спо-
собен преодолеть желание сохранить жизнь, дабы совершить должное, как он сам это понимает (глава 6). При этом причина, толкающая его к размышлениям, рассматривается с нескольких сторон. Вначале склонный следовать своим преимущественно безнравственным наклонностям, которым не в силах противостоять, Висельник сталкивается с двумя гипотетическими сценариями развития событий. Первый, когда он будет повешен в результате и сразу же после удовлетворения своей похоти, и второй, где князь требует немедленной казни, если он не даст свидетельства против уважаемого им человека. Так призывается его нравственная чувственность, глубоко личный повседневный опыт в конфликте между стремлением к счастью и требованиями морали (глава 7). Опыт Висельника - экстремальный случай будничного опыта, «конфликта между нашими склонностями» или «нашей погони за счастьем» и требованиями морали (с. 164, об этом см. глава 7). Фактор причинности, руководимой нами, такого же рода, с которым сталкивается Висельник (глава 8). Но можно и не доводить дело до крайности. Пристального внимания к нашему будничному опыту достаточно для объективного, априорного, синтетического, практического познания морального закона и обретения нравственной свободы (главы 9-11). Конфликт между моралью и любовью к себе становится основой нашего нравственного образования и становления. А полученный из него опыт становится опытом нравственного образования. Признавая нечто нравственным, человек в будущем категорически обязан следовать требованиям, которые сам признал обязательными, или выполнять категорический императив. Нравственные обязательства, последовавшие из глубоко личных ощущений, не относятся к тем, что быстро проходят (с. 218-219). В самой обычной повседневной ситуации автор, остающаяся приверженной ортодоксальной концепции долга или категорического императива, призывает повторять вслед за Кантом: «Я не хочу делать этого, но должен» (с. 238) или «Я способен жить так, как ожидаю от себя самого» (с. 253). Ведущую роль в приобретении знания морали автор приписывает нравственной чувственности, настаивая, что для обычного человека нет иных эпистемологических средств согласиться на подобное вынужденное признание категорического императива (с. 148). В кратком заключении Грен-берг указывает связь между феноменологическим, по ее мнению,
методом Канта и подходами других философов: Р. Декарта, К. Лейбница, Э. Гуссерля и Айрис Мердок (с. 289-293). Причем Гуссерлю придается наибольшее значение.
Автор утверждает так называемую пассивную феноменологию, призывающую пассивно и очень внимательно воспринимать все, что дается. В ее концепции именно нравственная чувственность дает нам доступ к самому нравственному закону (с. 66). Деятельность, по ее взглядам, в восприятии происходящего (с. 185). При этом необычайно важная роль отводится чувственности как основе приобретения повседневного нравственного опыта. Исключительно благодаря вниманию к «ощущению... конфликта между счастьем и моралью» человек узнает, что «категорически обязан нравственному закону и. способен действовать, как того требует закон» (с. 169-170). Объективное практическое знание нравственного закона достигается посредством внимательного осмысления нравственного опыта, следующего из него чувства уважения, которое, по ее мнению, приходит к нам без предварительного знания о нравственном законе (с. 148).
Ведущая роль нравственной чувственности доказывается автором частично текстуально, путем цитирования «Всеобщей естественной истории» и «Критики чистого разума», частично с помощью логики. По ее словам, Кант представляет акт причины познания нравственного закона как нечто «довлеющее над нами», навязываемое нам. Однако навязанный факт должен стать чувственным фактом, чтобы мы его приняли. Когда что-то довлеет над нами, мы пассивны или рецессивны в отношении этого (с. 143). Таким образом и происходит восприятие.
Стоит отдать должное самокритичности Гренберг, признающей, что ее цитирование Канта не всегда является полностью аутентичным (с. 142-143).
И.М. Цибизова
2015.03.034. РАЧЕВА Ц. ДОПЛАТОНОВСКИЕ ПИФАГОРЕЙСКИЕ ДОКТРИНЫ ПОЗНАНИЯ
РАЧЕВА Ц. Предплатонистки пифитагорейски доктрини за позна-нието // Философски алтернативы. - София, 2014. - Г. 23, № 6. -С.134-140.
