CC BY
29
2015.03.001
6 -
ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ
2015.03.001. ВОСКРЕСЕНСКИЙ А.К. ИНФОРМАЦИЯ И БИБЛИОТЕКА: ГНОСЕОЛОГИЧЕСКИЕ И ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ АСПЕКТЫ. Часть 4.2. Методология библиографии: Библиографическая парадигма. (Аналитический обзор).
Ключевые слова: библиографическая парадигма; онтология и гносеология библиографии; социальные аспекты библиографии; библиография как аспект духовной деятельности; информация и библиография; библиографическое знание.
Парадигмы российской библиографической науки. Закончившийся 2014 год ознаменовался выходом серии совместных статей (см. 5-9) и книги (см. 10) Аркадия Васильевича Соколова и Татьяны Федоровны Берестовой, в которых основательно и убедительно изложены методология и результаты изучения ими парадигм российской библиографической науки. Концепция библиографии как гуманистической инфраструктуры представлена ими на богатейшем материале более чем 60-летнего развития советского и российского библиографоведения и обоснована как смена пара-дигмальных концепций, органично вытекающих как из социально-политического развития нашего общества, так и из технологических изменений в сфере культуры. В первой статье авторами было принято определение: «библиографическая парадигма - выраженные отраслевыми терминами общепризнанные смыслы библиографического социального института в данный период времени» (5, с. 60). Структурными составляющими парадигмы являются смыслы трех родов: 1) кредо профессии, т.е. ее ценности, цели и мифологические образы, направляющие деятельность субъектов библиографического социального института (БСИ); 2) теоретическое ядро, отражающее профессиональное библиографическое мировоззрение и включающее идентифицирующий данную парадигму основной
концепт (категорию); 3) технические средства и организационные решения, применяемые субъектами БСИ в своей практической деятельности.
В зависимости от типизации научной рациональности, которая была обоснована академиком В.С. Степиным, в сфере библиографической науки различаются три парадигмы: основанная на классической рациональности книгоцентристская; соответствующая неклассической рациональности документоцентристская; базирующаяся на постнеклассической рациональности гипотетическая антропоцентристская.
Поскольку большевистская культурная революция была кни-гоцентристской, и главными ее инструментами являлись печать, школа и библиотека, советская парадигма классической библиографии, подобно просветительской парадигме Серебряного века, также относится к книгоцентристским парадигмам: ее структурные составляющие концентрируются вокруг категории «книга». Однако смысловое содержание этих составляющих кардинально различается, советское кредо библиографической профессии перестает соответствовать просветительским идеалам.
В ходе социалистических преобразований социально-культурная библиографическая политика становится производной от партийной политической стратегии и тактики, хотя в библиотечно-библиографической практике, зачастую вопреки официальным директивам, сохранялись как эстетические идеалы, так и просветительский культ книги и бескорыстный альтруизм служения народу. Современные исследователи констатируют, что в рамках этой концепции «простора для развития теории библиографии не было: теоретические проблемы подменялись конкретно-методическими, что соответствовало общей установке - теорию подчинить практике. В итоге концепция "вспомогательности" объективно привела к недооценке теории библиографии в целом и сужению проблематики библиографической науки» (4, с. 381). Хотя книгоцентризм оставался генетической характеристикой советской библиографии, проблематикой сущности книги или тем более сущностью библиографической деятельности не занимался никто: библиография сводилась к практической деятельности и именовалась не наукой, а отраслью знания, отраслью идеологической работы, вспомогательной дисциплиной. Библиограф утратил статус ученого-просвети-
теля и превратился в государственного служащего, а библиография воспринималась в качестве инструмента управления обществом со стороны государственных структур.
Смена парадигм в советской библиографической науке в 1970-х - первой половине 1980-х годов была обусловлена как внешними социально-культурными и научно-технологическими причинами, так и внутриотраслевыми факторами: для советского утопизма этого времени наука представлялась средством решения любых проблем, возникающих в обществе, техника выступала средством гармоничного и всестороннего развития человека, а вопросы нравственности и морали получили опору в моральном кодексе строителя коммунизма. Для библиотечно-библиографического сообщества зримым воплощением становления наукоцентризма стало развитие научной информатики и организационное становление Государственной системы научно-технической информации. «Внутренний фактор документоцентризма заключался в освоении библиографоведами неклассической рациональности и применение ее в библиографической науке» (6, с. 40). Под действием внешних и внутренних факторов в эпоху «брежневского застоя» в советском библиографическом социальном институте произошла научная революция, в результате которой господствующей была признана документоцентристская парадигма. С начала 1970-х годов на страницах журнала «Советская библиография» замелькали непривычные, неклассические термины: восхождение от абстрактного к конкретному, библиографическая информация, системность, сущность библиографии, библиографическое моделирование. На этом пути библиографическая теория «оторвалась, точнее преодолела идеологически декретированную вспомогательность и начала поиск подлинной, естественной сущности библиографии» (6, с. 41). Одновременно в 1975 г. вышли в свет две злободневные, подлинно научные фундаментальные монографии: Барсук А.И. Библиогра-фоведение в системе книговедческих дисциплин; Коршунов О.П. Проблемы общей теории библиографии. Неклассические идеи двух авторов были с энтузиазмом восприняты научно-педагогическим библиографическим сообществом не только вследствие логической силы аргументов и научной эрудиции авторов, но и благодаря про-тестному пафосу, который ощущался заинтересованным и благодарным читателем. В абстрактных, на первый взгляд, рассуждениях
речь шла об общечеловеческих, абсолютных, а не классово ориентированных ценностях; принцип коммунистической партийности не предопределял социальные функции библиографии, а решения последнего партийного съезда не служили критерием истинности выдвигаемых гипотез. Таким образом, копившийся десятилетиями протест получил выход не в библиографической практике, по прежнему надежно охраняемой цензурными рогатками, а в трудно контролируемой сфере теоретической мысли. Результатом общих усилий стало достижение неклассическим библиографоведением статуса нормативной науки, признанной Высшей аттестационной комиссией в качестве академической дисциплины.
В соответствии с принятым определением библиографовед-ческой парадигмы, документоцентристской парадигмой будем считать выраженные отраслевыми терминами общепризнанные смыслы библиографического социального института, сконцентрированные вокруг концепта «документ». Концентрация смыслов библиографического социального института вокруг концепта «документ» означает следующее: кредо профессии (ценности, цели и мифологические образы) воплощено в документальном обслуживании; теоретическое ядро связано с категорией «документ»; практикуемые методы и технологии ориентированы на удовлетворение информационных потребностей индустриального общества. Внутренние трудности документоцентристских воззрений связаны с тем, что парадигма концентрируется не только вокруг концепта «документ», но и вокруг концепта «информация». В силу этого всегда, когда рассматриваются документные потоки или документные фонды, документное обслуживание или спрос на первичные или вторичные документы, - неизменно возникает необходимость анализировать информационные потоки и информационные фонды, говорить об информационном обслуживании и информационных потребностях.
Согласно положениям современной философии науки, научная революция - это «радикальное изменение процесса и содержания научного познания, связанное с переходом к новым теоретическим и методологическим предпосылкам, к новой системе фундаментальных понятий и методов, к новой научной картине мира, с качественными преобразованиями материальных средств наблюдения и экспериментирования, с новыми способами оценки и
интерпретации эмпирических данных, с новыми идеалами объяснения, обоснованности и организации знания» (14, с. 548). Таким образом, научная революция понимается как смена парадигмы, которая проявляется, прежде всего, в пересмотре господствующих теоретических концепций и методологических постулатов. По своему содержанию смена библиографических парадигм, аккумулирующих общепризнанные в данный период времени смыслы библиографического социального института, представляют собой не только достоверную фиксацию движения профессионального библиографического сознания в социальном времени и пространстве, но и теоретическую (научную) революцию в библиографоведении.
Характерная черта документоцентристской парадигмы, наряду с ее мультиконцептуальностью, - разработка библиографической проблематики вне библиографической науки, т.е. исследование библиографических по существу явлений и процессов не в библиографической науке, а в научной информатике1. В середине 1970-х годов для теории научной информации, ищущей признания в научном сообществе, контакты с библиотечно-библиографичес-кой сферой также были небесполезны, но они отнюдь не афишировались. Более того, «лидеры информатики высокомерно обособлялись от библиотечного мира и заявляли, что библиотеки и органы информации - два качественно различных института современного общества, созданные для удовлетворения различных его потребностей» (7, с. 73), так что им противопоказано какое-либо сотрудничество на практике, а информационная наука и библиотечно-библиографические дисциплины не имеют ничего общего. В мировоззренческом плане среди информатиков-инженеров-технократов было немало скептиков, сомневающихся в ценности книжности (как духовности) в век информационных технологий, и интеллек-
1 А.В. Соколов и Т.Ф. Берестова обозначают термином «научная информатика» (первоначально она именовалась «теория научной информации») межнаучное направление в цикле документально-коммуникационных наук, начавшее в начале 1970-х годов активно развивать тесные научно-интеграционные связи с библиографоведением и библиотековедением. «Научную информатику» они отграничивают от концепции «компьютерной информатики», которая конституировалась в Академии наук СССР в 1983 г., когда было принято решение о создании Отделения информатики, вычислительной техники и автоматизации. С этого времени в средних школах нашей страны преподается предмет «Информатика и вычислительная техника».
туалов-нигилистов, склонных к упразднению и библиотек, и книжной культуры.
Хотя принципиально важно, что Государственная система научно-технической информации (ГСНТИ) объединила все органы государственной и научно-вспомогательной библиографии, хотя основной продукцией всесоюзных и отраслевых органов научно-технической информации были реферативные издания и текущие библиографические указатели, хотя библиотечно-библиографичес-кие услуги преобладали во всех информационных службах, однако тон в этих процессах задавали инженеры-информационщики, а никак не библиотекари-библиографы. В своей деятельности «инфор-мационщики» прилежно осваивали зарубежный опыт, активно обращались к языку символической логики и математической лингвистики, к семиотике, эпистемологии, системному анализу и математическому моделированию. При этом они опирались на передовую научную методологию (эпистемологию и философию науки), а не на наследие В. И. Ленина и Н.К. Крупской, которым руководствовались идеологи социалистического библиотековедения и советской библиографии. В информатике господствовал позитивистский принцип научности, а не ленинский принцип партийности, поэтому задачей информационной науки полагалось открытие объективных закономерностей. Занимаясь изучением таких традиционных для библиотечно-библиографических дисциплин предметов, как потоки литературы, библиографический поиск, читательские интересы, информатики тем самым способствовали разработке теоретических направлений, составивших постфактум составные части документоцентристской парадигмы. Именно этот парадоксальный факт авторы называют «перехватом теоретической проблематики» (7, с. 74).
Концепт «документ». На первый взгляд, определить понятийный объем концепта «документ» довольно просто. О.П. Коршунов полагал, что «правомерно и логично» рассматривать в этом качестве все документы, которые могут быть объектом библиографирования (см. 3). Результатом многочисленных исследований других специалистов теоретической библиографии стало понимание того, что библиографирование есть не просто операция производства «вторичной информации», но междисциплинарный многоуровневый процесс сложного отражения духовных смыслов. Тем
самым в документоцентристской парадигме приобрел актуальность вопрос о сущности документов, точнее - о сущностных признаках, которые должны войти в содержание концепта «документ». В роли первооткрывателя проблематики документа в отечественном библиотековедении выступил Юрий Николаевич Столяров со своей книгой 1979 г. «Библиотечные фонды». В его капитальном (итоговом) исследовании 2013 г. присутствует раздел «Сущность документа», где предложена следующая формулировка: «Документ -это информация на материальном носителе, зафиксированная искусственным способом в знаковой форме» (12, с. 125). Главное достижение документолога Ю.Н. Столярова заключается в том, что он усмотрел сущность концепта «документ» не в том, что всякий документ есть носитель информации, а в том, что всякий документ есть разновидность информации. Это теоретическое открытие стало возможным потому, что Ю.Н. Столяров, в отличие от большинства документоведов и библиографоведов, исходит не из обыденного понимания информации как «сведений, известий, новостей, сообщений», а из сущностного определения категории семантической информации.
Предложенную Ю.Н. Столяровым формулировку можно принять за основу при экспликации концепта «документ» в доку-ментоцентристской парадигме библиотековедения, поскольку «информация на материальном носителе, зафиксированная искусственным способом в знаковой форме», несомненно, может служить объектом библиографирования. Более двух десятков лет последовательно занимается исследованием проблемы «документ и книга» Галина Николаевна Швецова-Водка. Особенность ее документо-книговедческой теории заключается в отказе от выработки окончательных и единственных дефиниций, отвечающих на вопросы: «Что есть документ?» или «Что есть книга?». Исследователь пошла по пути «типологического плюрализма», предлагая на выбор не один, а целый спектр ответов. Сама смена книгоцентристской парадигмы документоцентристской парадигмой свидетельствует о потребности библиографической практики и науки в концепте «документ», существенно отличающемся от концепта «книга». Другими словами, сущность «документа» и сущность «книги» оказываются разными сущностями, хотя и взаимосвязанными. Какова эта взаимосвязь? - в библиотечно-библиографическом мире принято
считать, что «книга» - это разновидность «документа». Для того чтобы получить дефиницию концепта «документ», надо осуществить операцию гносеологической редукции: из концепта «книга» следует исключить те признаки, которые присущи только «книге», тогда оставшиеся образуют содержание концепта «документ». Дефиниция концепта «книга», общепринятая в библиографическом контексте, приведена Соколовым и Берестовой в совместной статье 2014 г.: «книга - долговременное портативное хранилище, способ тиражирования и передачи социально ценных духовных смыслов, выраженных системой человеческих знаков» (7, с. 82).
Содержание концепта «документ», как и всякого понятия об искусственно созданных продуктах культуры, предопределяется субстанциональными свойствами, целевым назначением и специфическими особенностями этих изделий. Всякая книга и всякий документ обладают субстанциональной амбивалентностью, т.е. идеально-материальной двойственностью: во-первых, им присуще смысловое содержание (как идеальная субстанция) в виде знаний, умений, эмоций, желаний, фантазий, ибо они являются результатами духовной деятельности их авторов; во-вторых, они обладают способностью сохраняться во времени (как материальная субстанция). При этом совпадает и основное целевое назначение книг и документов как продуктов (артефактов) культуры, которое заключается в свойствах коммуникабельности (передачи смыслов в пространстве) и мемориальности (сохранения смыслов во времени). Для реализации общего целевого назначения нужна еще общность специфических особенностей, отличающих книги и документы от других изделий культуры. Специфика и книг, и документов состоит в том, что смыслы должны быть выражены коммуникабельными знаками, т.е. структурированной системой знаков, предназначенных для передачи смыслов в социальном времени и пространстве.
Книги отличаются от массы документов тем, что являются результатом коллективного труда по воплощению не любых, а социально значимых, социально ценных смыслов. Смысловое содержание книг обладает большей социальной ценностью, чем содержание документов вообще, поскольку литература используется для передачи фундаментальных знаний и верований, эмоций и фантазий, которые адресованы многочисленным современникам и будущим поколениям. Можно сделать вывод о том, что документы пе-
редают любые, а не только социально ценные смыслы, воплощаемые преимущественно в книжной форме. Другие отличительные признаки документов заключаются в следующем: обладая свойством мемориальности, документы могут служить хранилищем не только социальной, но и индивидуальной памяти; книги же элементами индивидуальной памяти быть не могут. Если в книгоцен-тристской парадигме книга мыслится как произведение письменности или печати, образованное человекочитаемыми знаками, соответствующими физическим и умственным параметрам человеческого организма, то в документоцентристской парадигме антропоморфизм утрачивает силу, ибо документы могут быть оформлены машиночитаемыми знаками.
С учетом сказанного получается искомая дефиниция концепта документоцентристской парадигмы: «документ - долговременное хранилище и способ передачи любых смыслов, выраженных любыми коммуникабельными знаками» (7, с. 83). Чтобы связать свою дефиницию с библиографической проблематикой, А.В. Соколов и Т.Ф. Берестова сочли необходимым указать такие ее сущностные коммуникативные функции, как «долговременное хранилище» и «способ передачи смыслов», т.е. функции обеспечения социальной коммуникации во времени (хранение смыслов) и пространстве (трансляция смыслов). Библиография в качестве поисковой инфраструктуры документальной коммуникации призвана осуществлять долговременное хранение и распространение библиографических пособий, несущих библиографическое знание, поэтому в библиографическом концепте «документ» упоминания об этих рабочих процессах нельзя назвать излишними. Кроме того, предложенная дефиниция обеспечивает преемственность с определением концепта «книга», принятым ранее для книгоцентристской парадигмы, что немаловажно для единства библиографической науки. Следует обратить внимание на то, что приведенное определение концепта «документ» включает в свой объем как само понятие, так и его частный случай - «библиографический документ», который получает следующую дефиницию: «библиографический документ - долговременное хранилище и способ передачи библиографического знания, выраженного любыми коммуникабельными знаками» (7, с. 83).
«Ресурс» как концепт библиографической парадигмы.
Констатировав терминологические и содержательно-мировоззренческие расхождения между книгоцентристской и документоцентри-стской парадигмами, рассмотрим формирование новой парадигмы в отечественном библиографоведении, которая концентрируется вокруг концепта «ресурс». Библиотечно-библиографическим и электронным информационным ресурсам посвящают свои публикации А.Б. Антопольский, А.И. Земсков и Я.Л. Шрайберг. Библиографический ресурс - новое слово в библиографической науке. Что оно обозначает и почему потребовалось нынешним библиографоведам? Если документоцентристская парадигма делала основной аспект на библиографических документах, организованных в виде справоч-но-библиографического аппарата, то в настоящее время, помимо традиционных источников библиографической информации, необходимыми средствами «электронно-библиографической деятельности» считаются банки и базы библиографических данных, «электронные средства и технологии», а также кадры, подготовленные соответствующим образом. По аргументации А.В. Соколова и Т.Ф. Берестовой, «основным источником ресурсов в библиографической парадигме наших дней является Интернет, вследствие чего библиографическая деятельность становится "интернетоцентрист-ской"» (8, с. 20). В 2007 г. Эдуард Рубенович Сукиасян опубликовал заметку «От документа - к ресурсу» (см. 16), в которой, исходя из положения, что «наш язык лишь отражает реалии постоянно меняющегося мира», объяснял правомерность появления французского слова «ressource» в библиотечно-библиографическом лексиконе расширением круга объектов, комплектуемых библиотеками, за пределы мира документов. По общему мнению, библиографические ресурсы должны служить источниками библиографической информации, поэтому правомерно считать их разновидностью информационных ресурсов, подобно тому как мы признаем документ разновидностью информации1. Несомненна необходимость разви-
1 Понятие «информационные ресурсы» давно стало общепризнанным, в 1999 г. в Государственном стандарте 7.0-99 «Информационно-библиотечная деятельность, библиография. Термины и определения» была зафиксирована следующая формулировка: «информационные ресурсы: Совокупность данных, организованных для эффективного получения достоверной информации». Позднее в ГОСТе 7.82-2001 «Библиографическая запись. Библиографическое описание элек-
вать информационные ресурсы, что и планируется в государственной программе «Информационное общество (2011-2030)» в формате создания национального библиотечного ресурса с унифицированным сводным каталогом. Если программа будет реализована, то осуществится сплошная и абсолютная информатизация российских библиотек, а библиотечно-библиографические ресурсы трансформируются в машиночитаемые информационные электронные ресурсы. В свете этой перспективы представляется неизбежной и прогнозируемой смена документоцентристской парадигмы, сформировавшейся еще в «доинформационную» эпоху, ресурсоцентри-стской библиографоведческой парадигмой, соответствующей реалиям информационного общества. Однако парадигмы, как известно, не проектируются. Они формируются естественным путем, когда созреют соответствующие условия и предпосылки.
В связи с этим немаловажно уточнить понятие «библиографические ресурсы». Концепт «ресурсы» выступает в ресурсоцен-тристской парадигме библиографоведения в качестве главной цели и ценности (профессионального кредо), основной теоретической категории, ориентира практической деятельности библиографического социального института. О.П. Коршунов в статье 2006 г. «Моя концепция библиографии (документографическая ли она?)» высказал глубокую мысль: «Возьму на себя смелость утверждать, что Интернет - это, в сущности, грандиозный по объему, внутренне сверхсложный электронно-сетевой документ, являющийся важным компонентом современной системы документальных коммуникаций. И все проблемы теории и технологии, специфики библиографических аспектов в Интернете могут вполне успешно разрабатываться в рамках документографического библиографоведения» (3, с. 196-197). Однако если согласиться с О.П. Коршуновым, то теряет смысл разграничение документоцентристской и ресурсоцентри-стской парадигм, ибо вторая становится электронно-сетевой разновидностью первой. Серьезность проблемы заключается в том, что в этом случае понятия «электронная библиография» и «виртуальная библиография» будут характеризовать только технологическую
тронных ресурсов. Общие требования и правила составления» был узаконен термин «электронные ресурсы» как представляющие собой «электронные данные (информацию в виде чисел, букв, символов или их комбинаций), электронные программы...)».
форму, а не сущностное содержание библиографической деятельности.
Возможно, так и должно быть? В самом деле, если электронная (виртуальная) библиография есть библиография, то она должна удовлетворять сущностным системно-функциональным кондициям, в противном случае утрачивается ее библиографическая сущность. Подробно рассмотрев существенное различие между этими концепциями, А.В. Соколов и Т.Ф. Берестова считают, что главная познавательная задача современной библиографической науки заключается в осмыслении проблемы «Библиография в глобальном информационном обществе», поэтому корректное определение сущностного содержания концепта «библиографический ресурс» имеет жизненное значение для библиографического социального института в целом и для развития библиографоведения в частности. Правда, здесь вновь возникает терминологическая неувязка: в ГОСТе 7.0-99 термин «библиотечно-библиографические ресурсы» определен как «информационный, материально-технический и кадровый потенциал, которым располагают библиотеки для осуществления своих функций». Неувязка состоит в том, что это определение соответствует понятию «библиотечные ресурсы», а никак не понятию «библиографические ресурсы»; ведь потенциал библиографических служб вовсе не направлен на осуществление библиотечных функций. Поэтому библиографоведы, развивающие ресур-соцентристскую парадигму, вынуждены собственным умом эксплицировать концепт «библиографические ресурсы». Приведенное выше определение «библиографических документов» в качестве долговременного хранилища и способа передачи библиографического знания, выраженного любыми коммуникабельными знаками, распространяется как на полиграфические, так и на электронные библиографические публикации, включая ресурсы Интернета. Обозначим это определение как «элементное».
Исходя из него, полисемия термина «библиографические ресурсы» разводится следующим образом. Элементное определение: библиографические ресурсы - совокупность библиографических документов, воплощенных в электронной или неэлектронной форме. Системное определение: библиографические ресурсы - человеко-машинная система библиографического социального института, элементами которой являются фонды (массивы) библиографиче-
ских документов, библиографические кадры и материально-техническая база библиографического учреждения. Собственно говоря, эта система представляет собой не что иное, как библиографическое учреждение (службу), в организационном отношении являющуюся или самостоятельным юридическим лицом, или подразделением библиотеки, органа научно-технической информации и т.д.
Библиографические учреждения нельзя назвать специфической особенностью ресурсоцентристской парадигмы, они присутствуют и в книгоцентристской, и в документоцентристской парадигме. Но в последних парадигмах системный подход не был столь всеобъемлющим, поскольку в наши дни материально-техническая база кардинально усложнилась, она включила компьютерное и телекоммуникационное оборудование, обеспечивающее доступ в Интернет. Благодаря этому библиографические ресурсы в виде совокупности библиографических документов пополнились локальными базами данных и информационными ресурсами Интернета с удаленным (онлайновым) доступом. Это существенно важное дополнение, поскольку условием традиционного библиотечно-библиографичес-кого обслуживания было физическое присутствие документов в библиотечном фонде или в справочном аппарате. Следовательно, «именно Интернет является главной особенностью библиографического социального института в контексте ресурсоцентристской парадигмы» (8, с. 24).
Опираясь на уже сказанное, можно приступить к разработке сущностной дефиниции концепта «библиографические ресурсы». Отказ от документоцентристской парадигмы диктовался изменениями в системе социальных коммуникаций, связанными с появлением Интернета и развитием электронных коммуникаций. Эти изменения, как можно прогнозировать, приведут к тому, что со временем все библиографические документы обретут электронную форму и превратятся в библиографические электронные ресурсы, входящие в Интернет. Таким образом, определяя концепт «библиографический ресурс», теперь мы должны учитывать электронную форму библиографического документа и определять его как долговременное хранилище и способ передачи библиографического знания, выраженного электронными машиночитаемыми знаками. Учитывая системную сущность концепта «библиографический ресурс», получаем дефиницию: «электронная человеко-машинная система,
обеспечивающая долговременное хранение и передачу библиографического знания, выраженного электронными машиночитаемыми знаками» (8, с. 26).
В этом определении учтены следующие признаки концепта «библиографический ресурс»: амбивалентная субстанция - материально-идеальное единство, воплощенное в электронной информации, выраженной машиночитаемыми знаками; идеальное содержание - библиографическое знание; социальная ценность - в зависимости от меры содействия решению проблем глобального информационного общества; мемориальность - долговременное хранение библиографических электронных документов в виде стабильных магнитных и оптических записей и в виде динамического контента сайтов Интернета; системность, реализующаяся на двух коммуникационных уровнях: внутриинституционное (внутри библиографического социального института) взаимодействие на уровне «человек» (библиограф, пользователь) - библиографические документы»; межсистемная коммуникация на уровне «библиографические ресурсы - глобальное информационное общество».
Будущее библиографии. Хотя в современной отечественной библиографической науке накоплен ценный опыт эмпирических и теоретических исследований, однако условия с конца прошлого века существенно изменились: теперь перед ресурсоцентристской парадигмой, действующей в условиях глобального информационного общества, встает «экзистенциальный» вопрос: сможет ли библиографический социальный институт выступить в качестве инфраструктуры глобальной информационной системы? Чтобы ответить на этот вопрос, нужно, прежде всего, уточнить метасистему, т.е. коммуникационную структуру, которая должна стать объектом описания, систематизации, обработки, поиска со стороны инфраструктурной службы. В книгоцентристской парадигме роль библиографической метасистемы выполняла издательская продукция; в документоцентристской парадигме эта роль перешла к документным потокам и фондам, а что будет представлять собой метасистема ресурсоцентристской парадигмы, ядром которой, по-видимому, станут электронные ресурсы Интернета, - еще предстоит понять и прочувствовать на своем опыте. Однако уже сейчас понятно, что «этот вопрос является не столько статистическим,
сколько философско-мировоззренческим, соизмеримым с глобальными проблемами информационной цивилизации» (8, с. 27).
В содержании этой проблемы вырисовываются следующие вопросы. В обществоведении накопление информации (как обогащение социальной памяти) считается существенным признаком социального развития и даже общественного прогресса, поэтому внимание исследователей и читателей привлекают шокирующие количественные оценки роста информационных потоков, приводящие к представлениям о кризисе информации, об информационном взрыве и т.п. Фиксируется лавинообразное развитие Интернета; сайты появляются, видоизменяются, бесследно исчезают; стремительно возрастают массивы научных данных в области астрономии, метеорологии, биологии, медицины, космонавтики, ядерной физики, экономики и социологии; большинство стран осуществляют крупномасштабные проекты по оцифровке библиотечных фондов. Глобальная информатизация ставит нас в безвыходное положение: «Мы не можем отказаться от хранения бесконечно растущих информационных электронных ресурсов и вместе с тем не в силах обеспечить их использование во благо человечества. Где в такой коммуникационной структуре место библиографии?» (8, с. 28). Но идея оцифровывать цивилизационные параметры общества абсурдна в принципе, поскольку такие сферы, как нравственность, образованность, правопорядок или техническую вооруженность количественно оценить невозможно. Выражение цивилизационных показателей в битах - результат «вычислительного мышления», предлагающего впечатляющие измерения глобального информационного потопа, угрожающего нашей цивилизации.
В начале XXI в. в дополнение к эмпирическому, теоретическому и вычислительному методам познания пришел новый метод -поиск закономерностей в огромных массивах машиночитаемых цифровых данных, который получил название «четвертая парадигма». «Четвертую парадигму» называют также «наукой управления данными», «наукой, преобразующей огромные объемы данных», «Х-информатикой» и определяют ее как дисциплину, в рамках которой осуществляются описание, поиск, обработка, анализ и синтез разнообразных данных с целью выявления новых научных закономерностей (см. 2). Под данными понимается электронная инфор-
мация в цифровом виде, пригодная для последующей передачи, интерпретации или обработки в виде последовательности двоичных кодов, таблиц чисел, веб-страниц, звуковых записей. Все эти массивы характеризуются тем, что более 95% цифровой среды образуют неструктурированные или слабоструктурированные данные, причем три четверти дублируют друг друга. Основным хранилищем и коммуникационным каналом этого «потока данных» и «потока метаданных» является Интернет.
Структурированные данные и метаданные представляют собой ресурсы современных наук, обобщающие научные факты (явления, тенденции), которые, в свою очередь, непосредственно отражают природные и социальные реалии. Таким образом, на сегодняшний день уже можно констатировать тот факт, что отраслевое знание эмпирических наук разделилось на две части: во-первых, человекочитаемые документные фонды библиотек и архивов; во-вторых, машиночитаемые данные и метаданные, предназначенные не для понимания людьми, а для обработки посредством вычислительной техники с целью генерации моделей теорий, методологий, раскрывающих сущность изучаемых явлений. Каждую часть можно рассматривать как метасистему по отношению к своей поисковой инфраструктуре. Согласно приводившемуся определению библиографии, «человекочитаемые фонды являются метасистемой, а библиография - поисковой инфраструктурой этой метасистемы» (8, с. 29). Машиночитаемое научное знание также нуждается в инфраструктурном обеспечении, но подобной инфраструктуры еще нет ни в отраслевых системах, ни в глобальной информационной системе. Следовательно, дальнейший прогресс науки и культуры в эпоху «четвертой парадигмы» возможен только при условии гарантированной сохранности электронных ресурсов и формирования в рамках глобальной информационной системы эффективной поисковой инфраструктуры, аналогичной библиографии в системе документальной коммуникации ХХ в. В настоящее время эти условия не выполняются. Что же касается интересующей нас поисковой инфраструктуры, то методы ее формирования не осознаны даже на постановочном уровне.
Готова ли нынешняя библиографическая наука к решению столь грандиозной задачи общенаучного и общесоциального масштаба? А.В. Соколов и Т.Ф. Берестова полагают, что не готова, но
и уйти от решения проблем упорядочения массивов человеческого знания библиография не может. Нет другой альтернативы, кроме обновления библиографоведения: разделение документальной коммуникации на электронную и неэлектронную части диктует необходимость реструктуризации библиографического знания. Какие же контуры определяют парадигму библиографоведения, соответствующую реалиям XXI в.? Существование библиографического социального института будет оправданно, если библиография окажется полезной, востребованной, необходимой перед лицом тотальной дегуманизации, поскольку человечество в целом и Россия в частности находятся в зоне риска. Ситуация, когда совесть, стыд, милосердие, альтруизм, интеллигентность старомодны и неактуальны, ситуация кризиса книжного чтения и книжной культуры - проявления дегуманизации российского общества XXI в. При этом никто из зарубежных и российских апологетов информационного общества (информационной цивилизации) не упоминает о гуманистической книжности. Причины «забывчивости» эрудированных теоретиков достаточно очевидны. Они заключаются в недоверии к библиотечно-библиографическому социальному институту и в том, что эти теоретики не замечают книги и библиотеки, взрастившие и сформировавшие их, как не замечают воздух, без которого не могут жить. Так или иначе, но как пессимисты, так и оптимисты признают, что мегатенденции глобализации и информатизации не облегчают, а, напротив, усложняют решение глобальных проблем, угрожающих существованию человечества. Гуманистический путь исходит из постулата, что только гуманизация общественного сознания может спасти людей от гибели.
Технократические взгляды базируются на принципе технологического детерминизма, имеющего репутацию вульгарного, но популярного представления, в соответствии с которым уровень развития техники определяет тип общества, его социальную структуру и уровень потребления. Технократам, вооруженным «вычислительным мышлением», кажется, что обществу, именуемому «информационным», потребуются главным образом услуги, состоящие в оперативном, релевантном, желательно - рентабельном удовлетворении информационных запросов потребителей. Библиотека, вооруженная компьютерной техникой, оцифрованным фондом и доступом в Интернет, трансформируется в информационный су-
пермаркет, предлагающий товары на любой вкус. Отсюда энтузиасты-технократы делают вывод о том, что глобальной информационной цивилизации неинформатизированные библиотеки и библиографические службы не нужны, не интересны и даже обременительны для нее.
Гуманистическая альтернатива технологическому детерминизму базируется на представлении о том, что преодоление культурного и антропологического кризиса, духовное возрождение (или по крайней мере стабилизация) человечества возможны только в том случае, если знания и искусство, идеалы и мудрость, воплощенные в культурном наследии наций, в колоссальной памяти мирового сообщества, будут востребованы, поняты, оценены по достоинству и освоены потомками. При таком подходе книжные фонды библиотек представляют собой не только документные или информационные ресурсы, но еще и гуманистические ресурсы в документной форме - ценнейшую составную часть культурного наследия нации.
Гуманистическая библиография может пониматься двояко: во-первых, в качестве разновидности библиографической деятельности; во-вторых, в качестве совокупности библиографических пособий гуманитарной (гуманистической) тематики. В первом случае действует следующее определение: гуманистическая библиография -библиографическая деятельность (библиографирование и библиографическое обслуживание), руководствующаяся, интуитивно или осознано, гуманистическими целями и ценностями. Во втором случае определение выглядит иначе: гуманистическая библиография -библиографические пособия, отражающие гуманистическую литературу, которая утверждает гуманистические идеалы: свободу познания и свободу творческого самовыражения, права человека и принцип ненасилия, бескорыстный альтруизм и благоговение перед красотой. Изучение библиографической практики и библиографических справочных аппаратов в свете гуманистических критериев - особая проблема, которая никогда не привлекала внимания наших библиографоведов, но приобретает повышенную актуальность в связи с угрозой дегуманизации российского общества. Учитывая системное определение библиографических ресурсов, можно предложить следующую формулировку: ресурсы гуманистической библиографии - это библиографы-гуманисты и
созданные ими фонды (массивы) библиографических документов. Таким образом, «решающую и определяющую роль в гуманистической библиографии играет человеческий фактор - профессиональные библиографы с гуманистическим мировоззрением» (9, с. 50).
Технократическая и гуманистическая альтернативы развития библиографии существенно отличаются друг от друга. Технократическая альтернатива ориентирована на потенциал электронной (цифровой) коммуникации и на прикладные технологические разработки вычислительного библиографоведения, предполагающие тотальную дигитализацию (оцифровывание) библиографических потоков и фондов. Можно сказать, что цифра - это символ электронной библиотеки. Гуманистическая альтернатива ориентирована на человекочитаемые книжные тексты, на раскрытие и использование гуманистического потенциала печатного слова, поэтому символ гуманистической библиографии - буква в качестве элемента концепта «книга». Технократическая альтернатива имеет то преимущество, что она вооружена мощными техническими средствами, а гуманистическая альтернатива ориентируется на субъективные интуитивные решения (которые не столь эффективны и производительны), но зато одухотворена гуманистическим мировоззрением.
Таким образом, в отличие от книгоцентристской и докумен-тоцентристской парадигм, ресурсоцентристская парадигма раздваивается на цифру - цифровую коммуникацию с ресурсами электронной библиографии (машиночитаемые массивы данных) и букву - буквенную документную коммуникацию с ресурсами семантической информации (человекочитаемые книги и документы). Вместе с тем цифра и буква взаимосвязаны по принципу «средство -цель». Поскольку информатизированная ресурсоцентристская парадигма лишена целевой направленности, будем квалифицировать ее как «информационную нуль-миссию». Получаем формулировку: информационная нуль-миссия - профессиональная деятельность библиографического сообщества, осуществляемая сознательно (разумно), свободно (без принуждения), гуманно (толерантно) в соответствии с платежеспособными требованиями читателей и возможностями цифровых технологий. Для нее «главный императив -удовлетворение платежеспособного спроса читателей; гуманистическая педагогика заменяется рыночной экономикой» (9, с. 51).
Информационная нуль-миссия в условиях наступающего технократического информационного общества вызывает озабоченность. Дело в том, что отказ от принципа человечности неизбежно повлечет дегуманизацию библиографической деятельности, сколь бы радушно ни приветствовался клиент информационного супермаркета. Вместо субъект-субъектного диалога, свойственного классическому библиотечно-библиографическому просветительству ХХ в., все более распространяется клиент-ориентированное обслуживание, означающее субъект-объектное отношение, где роль управляющего субъекта играет клиент («который всегда прав»), а библиотекарь-библиограф становится управляемым медиатором, которого в будущем заменит интеллектуальный робот. Сущностный вопрос заключается в том, сможет ли книжность стать оплотом гуманизации в эпоху глобализации? Вопрос этот адресуется библиографам-гуманистам - живому человеческому ресурсу гуманистической библиографии. Именно от них и зависит будущее библиографии и ее место среди социальных институтов.
Противоречия ресурсоцентристской парадигмы предопределены тем фактом, что современная библиография является поисковой инфраструктурой в двух различных родах социальной коммуникации - книжно-документной и электронной. Ресурсы этих коммуникаций выступают в качестве метасистем первично-документального уровня в процессах библиографирования, которые технологически имеют мало общего. Качественно различны концепты библиографоведческого знания - «книга», «документ», «электронный ресурс» и затруднительно найти точки смыслового и ценностного пересечения гуманистического и вычислительного библиографоведения. Несмотря на пессимизм относительно перспектив гуманизма, книги и образованности, эксперты утверждают, что «электронная книга никогда полностью не заменит печатную, но отберет у нее много функций» (1, с. 63). Таким образом, «ресур-соцентристская парадигма, демонстрирующая столкновение противоположных мнений, не дает однозначного ответа на вопрос о будущем книги» (9, с. 53), однако порождает определенную тревогу: не поглотит ли агрессивная электронная коммуникация гуманистическую библиографию? Не придется ли библиографии передать Интернету «ключ» к сокровищнице человеческих знаний? Осторожный, но позитивный ответ подчеркивает, что классическая
книжность обладает особым неотъемлемым ресурсом - магической властью антропоморфной книги, которая всегда будет востребована в условиях техногенной цивилизации. Однако собственно библиография будет вытеснена информационными технологиями в архивные подвалы социальной памяти, если библиографическое знание останется на уровне современного ресурсоцентризма. Для преодоления противоречий ресурсоцентристской парадигмы необходимо найти пути преобразования информационных технологий в средства достижения гуманистических целей. Этот поиск указывает направление движения российской библиографической мысли: от ресурсоцентристской неклассической парадигмы к гуманистической постнеклассической парадигме.
Что должна представлять собой эта парадигма, антропоцен-тристская по своей направленности? Необходимо иметь в виду аксиому: «судьба библиографии в информационном обществе зависит от библиографов» (9, с. 56), поэтому гуманистическая ориентация «библиографического кредо», как структурной составляющей библиографической парадигмы, - жизненно важная задача российского библиографоведения. Библиография необходима для того, чтобы противостоять антропологическому кризису, как и кризису культуры, «порче человеческой сущности». Это, по сути, экзистенциальная задача, т.е. задача выживания. Здравый смысл подсказывает, что библиография понадобится глобальному информационному обществу только в том случае, если она сможет предложить ему существенно важные ценности, которые превышают возможности Интернета и вообще электронной коммуникации. Книжные фонды являются источником ценностей именно такого рода. В то время как Интернет не способен пробудить, или даже поддержать, в своих пользователях бескорыстный альтруизм или этническую толерантность, поскольку он всего лишь поставщик информации к размышлению, книга же обладает магической силой, интеллектуальной убедительностью, и сотворчество автора и читателя может стать не только усилителем интеллекта, но и будильником совести. Теоретическое ядро антропоцентристской парадигмы предопределяется концептом «гуманизм», идентифицирующим данную парадигму. Освоение гуманистической миссии представляет собой существенное преобразование надстройки библиографического социального института (в единстве науки, образования, управления и коммуни-
кации), которое следует расценивать как переход от неклассического библиографоведения к постнеклассическому, который происходит в профессиональном сознании, но не в материальных технологиях, методах и средствах библиографической деятельности.
Сущность библиографии выражает дефиниция: библиография - социальный институт системы документальных коммуникаций, представляющий собой поисковую инфраструктуру (вторично-документальную подсистему), обеспечивающую производство (описание), отбор, систематизацию, хранение библиографического знания (стандартно оформленных фактических данных, документов) с целью оповещения о новых поступлениях и последующего библиографического поиска. Эта сущность остается неизменной для всех парадигм библиографоведения. Поэтому, строго говоря, «никакой "постбиблиографии" быть не может, может быть только "постбиблиографоведение", свидетельствующее о смене парадигм» (9, с. 57). Реализовать гуманистическую альтернативу в условиях техногенного информационного общества очень трудно, поскольку необходимо совместить противоречивые установки: гуманизацию и информатизацию общества. Главная технико-организационная проблема современной библиотечно-информационной системы состоит в использовании информационно-коммуникационных технологий для гуманистического одухотворения технократического информационного общества. Сможет ли библиографоведение достойно ответить на вызов гуманизма? Это главный вопрос антропо-центристской парадигмы, ответа на который мы пока не знаем, притом что актуальной задачей современной библиотечной политики является информатизация гуманизма и гуманизация информатизации.
Наступивший XXI век ассоциируется с тенденциями глобализации и информатизации, ведущими к формированию глобального информационного общества. Фундаментом такого общества считаются информационные ресурсы, служащие для удовлетворения его духовных потребностей. Концепт «информационный ресурс» включает в свой объем: глобальную сеть Интернет, дистанционный доступ к электронным библиотекам, интерактивный диалог в процессе справочно-библиографического обслуживания. При этом новые информационные технологии существенно преобразили библиографическую практику и бросили вызов библиогра-
фической теории, поскольку всемирная сеть стала центральной магистралью глобальной электронной коммуникации. «Интеграционные тенденции библиографической и информационной деятельности позволяют констатировать наступление ресурсоцентристской парадигмы в неклассическом библиографоведении» (10, с. 17).
Анализируя вектор развития библиографического социального института в рамках постнеклассической рациональности, следует учитывать, что «идея науки как гуманистически ориентированная обретает в постнеклассическом рационализме новые гуманистические измерения и новую глубину» (11, с. 206). Гуманизм является вектором перерастания неклассического библиографоведения в постнеклассическую библиографическую теорию, поэтому «насущные приоритеты дальнейшего развития библиографической науки заключаются в изучении не информатизации, а гуманизации БСИ. Задача этого изучения состоит в поиске путей трансформации в библиографической практике информационных ресурсов в средства достижения гуманистических целей» (10, с. 18).
Общеизвестно главное противоречие техногенного информационного общества, которое является причиной глобальных кризисов и конфликтов: это мощь техники в паре с нищетой духовности. В этом аспекте социальные философы дискутируют о мрачных или пессимистических прогнозах человеческой составляющей, в том числе и относительно БСИ. Хотя стандартные аргументы состоят в следующем: архаичная книжно-документная коммуникация вытесняется безбумажной цифровой коммуникацией; на смену книжной культуре приходит информационно-технологическая культура; все же конечная цель теоретика библиографии состоит в том, чтобы «найти гарантии жизнеспособности библиографии и библиографической науки в глобальном информационном обществе. Для этого нужно определить, какую жизненно важную для общества миссию должен взять на себя библиографический социальный институт, чтобы оправдать свое существование» (10, с. 21).
При этом методологической задачей является обоснование и практическое использование новой методологии исследования динамики библиографической мысли - парадигмального подхода. Футурологическая задача - представить вероятные контуры той постнеклассической библиографической парадигмы, которая сможет соответствовать оптимистическим ожиданиям. Сложность та-
кой постановки задачи видна из того, что в различных концепциях информационного общества никогда не упоминается о книжности и библиографии, которые по умолчанию считаются бесперспективными. Принципиальная деструктивность глобальной информатизации обусловлена тем, что она не может противостоять порче человеческой сущности, напротив, она ее усугубляет. «Противостоять "расчеловечиванию" общества будущего способен лишь гуманистический альтруизм интеллигентов-книжников, а никак не корыстный эгоизм частного капитала. Книга человечна, а машина механистична» (10, с. 21). Поэтому вытеснение книжного начала означает распространение бесчеловечного рационализма с его принципом «цель оправдывает средства». А.В. Соколов и Т.Ф. Берестова полагают, что «миссия постнеклассического библиографо-ведения в глобальном информационном обществе должна состоять в том, чтобы противостоять дегуманизации общества путем обеспечения доступа к гуманистическим книжным ресурсам - важнейшему достоянию человеческой культуры» (10, с. 22).
Список литературы
1. Барышева О.В., Гиляревский Р.С. Книга в паутине. - М.: НТИ-КОМПАКТ, 2003. - 304 с.
2. Журавлева Е.Ю. Развитие исследований в области электронных социальных наук // Социологические исследования. - М., 2012. - № 7. - С. 99-107.
3. Коршунов О.П. Моя концепция библиографии: (Документографическая ли она?) // Российское библиографоведение: Итоги и перспективы. - М., 2006. -С. 170-198.
4. Леликова Н.К. Становление и развитие книговедческой и библиографической наук в России в XIX - первой трети XX века. - СПб.: РНБ, 2004. - 415 с.
5. Соколов А.В., Берестова Т.Ф. Библиография как гуманистическая инфраструктура информационного общества: Статья первая // Библиография. - М., 2014. -№ 1. - С. 58-66.
6. Соколов А. В., Берестова Т. Ф. Библиография как гуманистическая инфраструктура информационного общества: Статья вторая // Библиография. - М., 2014. -№ 2. - С. 37-53.
7. Соколов А. В., Берестова Т. Ф. Библиография как гуманистическая инфраструктура информационного общества: Статья третья // Библиография. - М., 2014. -№ 3. - С. 72-88.
8. Соколов А. В., Берестова Т. Ф. Библиография как гуманистическая инфраструктура информационного общества: Статья четвертая // Библиография. - М., 2014. - № 4. - С. 19-32.
2015.03.002-004
9. Соколов А.В., Берестова Т.Ф. Библиография как гуманистическая инфраструктура информационного общества: Статья пятая // Библиография. - М., 2014. -№ 5. - С. 44-57.
10. Соколов А.В., Берестова Т.Ф. Парадигмы библиографоведения: Книга, документ, ресурс: Очерки о прошлом и будущем библиографической науки. - Челябинск: Челябинская государственная академия культуры и искусств, 2014. -489 с.
11. Стёпин В.С. Исторические типы научной рациональности // Стёпин В.С. Цивилизация и культура. - СПб.: СПбГУП, 2011. - С. 163-207.
12. Столяров Ю.Н. Документология: Учебное пособие. - Орёл: Горизонт, 2013. -370 с.
13. Сукиасян Э.Р. От документа - к ресурсу // НТИ. Сер. 1: Организация и методика информационной работы / ВИНИТИ. - М., 2007. - № 7. - С. 28-29.
14. Энциклопедия эпистемологии и философии науки / РАН. Ин-т философии РАН. - М.: Канон+, 2009. - 1248 с.
2015.03.002-004. ФИЛОСОФСКАЯ АНТРОПОЛОГИЯ В СОВРЕМЕННОЙ ИСПАНСКОЙ ФИЛОСОФИИ. (Сводный реферат).
2015.03.002. RAMON AYLLON J. Anthropologia filosofica. - Barcelona: Ariel, 2012. - 309 p.
2015.03.003. MARIAS J. La Jelicidad humana. - Madrid: Alianza Editorial, 2005. - 385 p.
2015.03.004. ARANGUREN J. Anthropologia filosofica. - Madrid: McGraw-Hill Interamericana de España, 2003. - 287 p.
Ключевые слова: философская антропология; сознание, мозг; мышление; язык; испанская философия; счастье; аристотелизм.
Хосе Рамон Аильон в книге «Философская антропология» (002) строит свою концепцию как последовательное рассмотрение различных сторон жизнедеятельности человека, определяемого в соответствии с традицией как «разумное животное» (animal rationale).
Появление жизни на Земле представляет собой подлинный «биологический Большой взрыв» О начале такого взрыва науке известно немногое. В то же время мы вправе констатировать, что жизнь связана с общей тенденцией материи к спонтанной самоорганизации во все более разнообразные системы. Природа продуцирует порядок. Создается впечатление, что вселенная тщательным образом ориентируется на то, чтобы стало возможным появление организованной материи, а затем жизни и в конце концов сознания.
