CC BY
15
должает Дж. Смит, постоянно восхищаешься его проницательностью, т.е. способностью проникать сквозь поверхность вещей, что не дается одним лишь наитием. При всех парадоксах своей идейной эволюции критик был и остается в истории «русской Европы» тем «собеседником, спутником и проводником, без которого эту русскую Европу едва ли можно представить» (с. 29).
Заключают издание материалы к библиографии и указатель
имен.
Т.Г. Петрова
2015.02.005. РЕНФРЮ А. ДИАЛЕКТИКА ПАРОДИИ. RENFREW A. The dialectics of parody // Poetics today. - Durham: Duke univ. press, 2012. - Vol. 33, N 3-4. - P. 301-328.
Ключевые слова: пародия; стилизация; диалектика; остра-
нение.
Аластер Ренфрю преподает в университете Дарема, специализируется в областях теории литературы, литературной критики (публикации о Бахтине и русских формалистах), советской литературы 1920-х годов. В данной статье исследователь обращается к теории пародии, выдвинутой в 1920-е годы Ю.Н. Тыняновым. Отправной точкой для автора служит тыняновское понимание литературной эволюции как «борьбы». Тынянов предлагает различать два способа, при помощи которых осуществляется эволюция: пародия и стилизация. И пародия, и стилизация подчеркивают отношение не только между двумя какими-то конкретными текстами, но между «школами, жанрами или периодами» (с. 304). Элементы, позволяющие установить отношения пародии или стилизации между текстами (школами, жанрами), меняются в зависимости от контекста сравнения, в котором рассматриваются пародируемые (стилизуемые) тексты.
Стилизация имеет место тогда, когда автор использует стиль и набор художественных средств своего предшественника для тех же целей, что и он, вследствие чего литературная «борьба» сдерживается. Пародия же возникает, когда художественные средства предшественника использованы для создания противоположного эффекта (например, пародия на трагедию порождает комедию) - и это обозначает возобновление «борьбы».
Таким образом, пародия и стилизация играют противоположные роли в «литературной борьбе». Пародия подвергает трансформации и переоценке литературно-историческую значимость текста-«оригинала», критически переосмысляя контекстуальное поле, в котором он написан, и его отдельные элементы, семантически обесценивая значимые топосы текста при их пародизации (с. 306). Стилизация, напротив, усиливает культурно-историческую значимость текста-«оригинала», «скорее сохраняя, чем разрушая» его топику. Пародия с этой точки зрения ближе к «литературной борьбе», так как «предваряет изменение в историческом осмыслении... произведения» (с. 306). А. Ренфрю особо отмечает, что Тынянов определяет пародию как «диалектическую игру приемом» - положение, по его мнению, доныне не замечаемое литературоведами.
Раскрывая понятие «диалектика», А. Ренфрю в качестве основы использует не теорию диалектики Гегеля, а ее переосмысление современным американским литературоведом Фредериком Джеймисоном. Джеймисон оспаривает гегелевскую триаду «тезис -антитезис - синтез»: он допускает, что оппозиция двух противоположностей предполагает наличие «третьего элемента», выявляемого во взаимоотношении тезиса и антитезиса, однако открыто возражает против «механического поиска синтеза». Джеймисона интересует не столько возможность логического сведения противоположностей к синтезу, сколько возможность выведения нового члена из отношения между членами оппозиции. Этот новый член «триады» не в полной мере отвечает тому, что Гегель вкладывает в понятие синтеза. «Третий член», рождающийся из отношений оппозиции, способен изменить эти отношения, упраздняя, нейтрализуя или сводя на нет члены первоначального противопоставления -иными словами, динамично преобразуя систему диалектического противопоставления. Таким образом, делается возможным осуществление не синтеза, а, скорее, нового противопоставления; такое понимание диалектики сближает ее с разрушением. Как полагает А. Ренфрю, диалектика Джеймисона - сама результат диалектического переосмысления, и единственное намерение ее автора - вписать всю историю литературы и теории литературы (по крайней мере, в XX в.) в понятия «альтернативной» диалектики.
Важность этого отступления от Гегеля в сторону «альтернативной диалектики» обусловлена тем, что автор статьи признает
несостоятельность традиционного диалектического подхода к интерпретации работ Тынянова. А. Ренфрю приходит к убеждению, что «проведение... связей между пародией и диалектической игрой приемом должно быть осуществлено с помощью интерпретации и реконструкции [взглядов Тынянова. - Реф.]» (с. 309).
Выстраивая пары противопоставленных друг другу текстов, Тынянов предлагает в качестве третьего члена оппозиции некий стилизующий или пародирующий текст. При этом, замечает А. Ренфрю, стилизация как результирующая противопоставления может совпадать по характеру с «синтезом» традиционной триады: стилизация является «позитивным» третьим членом, сохраняющим характер отношений между членами первоначальной оппозиции (отношения преемственности, наследования). Пародия же как результирующая оппозиции никоим образом в гегелевскую триаду не вписывается: пародия - «отрицательный» третий член, меняющий знак отношений между членами противопоставления (отношения влияния, предполагавшиеся между двумя противопоставляемыми текстами, превращаются в отношения борьбы). Если стилизация -синтез оппозиции текста-предшественника и текста, за ним следующего, то пародия - отрицание предполагаемого синтеза оппозиции, рождающая новое диалектическое противопоставление (литературная преемственность между текстом-предшественником и текстом, написанным после него, превращается в борьбу).
«Тыняновская диалектика - если вообще таковая существует -так яростно не принимает синтез, что, кажется, усекает само диалектическое движение», выкидывая оттуда синтез, выводящий на новый уровень, и заменяя его новым вторым членом - антитезисом, сохраняющим отношения противоположности (с. 310).
Диалектика Тынянова начинается с противопоставления антитезиса тезису (например, Достоевского - Гоголю). Исходной точкой для описания диалектического процесса становится текст-«субъект» (Достоевский), источник сведений о процессе. Модель Тынянова отмечена двумя отличиями от диалектической модели Гегеля: во-первых, она предполагает «обратный» ход диалектического противопоставления (антитезис - тезис), во-вторых, эта диалектическая модель основывается на текстуальности, присущей элементам диалектической оппозиции. По замечанию автора, литературно-историческая диалектика Тынянова не только подходит
для анализа «смены исторических форм», но и указывает на наличие необходимости в переосмыслении диалектики как таковой вне литературного процесса. Автор полагает, что должен быть найден третий, промежуточный путь осмысления диалектики, лежащий между «исторической пустотой» формализма и «детерминированной, материализованной 'Историей'» диалектического материализма (с. 312).
Предлагаемый А. Ренфрю «альтернативный» путь исследования формалистской диалектики состоит в том, чтобы исследовать соотношение концепта «остранения», выдвинутого формалистами, и собственно диалектического подхода. Он считает родственными диалектический подход и прием остранения: «Материалистская приверженность к материи и остранение могут быть рассмотрены как расходящиеся следствия единой причины, каковой является философия Гегеля» (с. 315).
Остранение также может быть рассмотрено в русле диалектики Джеймисона: в системе терминов американского философа оно совпадает с «разрушением», которому соответствует третий член оппозиций - новый антитезис. В логике Джеймисона, «нема-териализованная диалектика» («non-reifying dialectics») по отношению к диалектике марксистов может быть также уподоблена разрушению - обе эти диалектики выступают как тезис и антитезис, обоюдно аннигилирующие друг друга («каждая в равной степени склонна к разрушению» - с. 317). Избежать их обоюдного уничтожения помогает установленное между ними отношение «остране-ния» - нейтрализующий оппозицию третий член. «Разрушение», которое несет «остранение», есть не что иное, как «теоретический процесс обесценивания терминологий, который, благодаря уточнению терминов, обусловленному природой самого процесса, становится само по себе философией и идеологической системой и сгущается в подобие той системы, которую оно уничтожило» (с. 318).
Диалектическое «разрушение» остранением, по мысли автора, равносильно перекалибровке, пересматриванию момента в процессе диалектического противопоставления, которое достигается только путем «нахождения извне», путем «помещения в историю анализируемого момента». Это сходно с операциями, которые Тынянов осуществляет по отношению к художественному тексту, а Шкловский - по отношению к советской идеологии. Для Тынянова
остранение - побочный продукт развития диалектической мысли. Для Шкловского же остранение - неотъемлемая часть диалектического процесса, его основной движитель. И для Тынянова, и для Шкловского формальный, традиционный синтез диалектической оппозиции несущественен. Это, предполагает А. Ренфрю, наводит на следующую мысль: теоретическая парадигма воззрений формалистов должна быть рассмотрена как особый способ диалектического рассуждения.
Для дальнейшего рассмотрения диалектики пародии Тынянова А. Ренфрю предлагает обратиться к теоретическим разысканиям М.М. Бахтина, в частности, к его работам о Достоевском и о жанре романа. Достоевский - ключевая фигура для исследования философии как Тынянова, так и Бахтина: и Тынянов, и Бахтин, по выражению Ренфрю, видят в произведениях Достоевского «художественную двойственность», которая находит дальнейшую разработку в теории пародии у Тынянова, и в теории «диалогического слова» у Бахтина. Пародия и стилизация, по мнению Бахтина, -разновидности встречи между двумя вербальными сознаниями. В отличие от Тынянова, Бахтин не стремится принципиально различить пародию и стилизацию. Кроме того, Бахтин не рассматривает эти художественные явления как «несоответствие» или «разобщение» между художественными пространствами текста-субъекта и текста-объекта. Для Бахтина пародийные или стилизованные переосмысления более ранних художественных моделей всегда отмечены присутствием двух голосов-субъектов, вступающих в диалог. В логике Тынянова мы должны различать текст-субъект и текст-объект, диалектически относящиеся друг к другу; в логике Бахтина все тексты наделены субъектным статусом, позволяющим им вступить в диалогически диалектические отношения.
В диалектике Тынянова «результатом» диалектической оппозиции, закрепленной в литературно-историческом контексте, является «третий текст» (имплицируемый или эксплицитно выраженный), диалектически противоположный изначальной оппозиции. По Бахтину, сам акт понимания порожден диалектическим взаимодействием субъектов. «Понимание есть уже очень важное отношение (понимание никогда не бывает тавтологией или дублировани-
ем, ибо здесь всегда двое и потенциальный третий)»1. «Потенциальный третий», новый субъект диалектического отношения, не только иная текстово-вербальная сила, вступающая в диалог, но и сила, обуславливающая его. Диалектическое, по Бахтину, выступает единым в своем потенциальном триединстве (участники диалога в диалектическом противопоставлении и «потенциальный третий» как объединяющий их диалектический диалог-высказывание конститутивный момент). Здесь очевиден возврат к традиционной гегелевской диалектике на новом уровне - на уровне диалога. Это -попытка спасти диалектику от фатальной «механистичности» гегелевского синтеза, имманентной ей в момент ее зарождения (с. 324).
А.В. Швец
2015.02.006. ДЕЛЬ ЛУНГО А. ОКНО. СЕМИОТИКА И ИСТОРИЯ ЛИТЕРАТУРНОЙ РЕПРЕЗЕНТАЦИИ.
DEL LUNGO A. La fenêtre. Sémiologie et histoire de la représentation littéraire. - P.: Editions du Seuil, 2014. - 525 p.
Ключевые слова: литературная репрезентация; знак; история; окно.
Окно - реальное, воображаемое или фантастическое - делает доступной человеку бесконечность окружающего мира, через окно литература познает этот мир, утверждает автор монографии Анд-реа Дель Лунго, преподаватель университета Лилль-3, специалист по творчеству Бальзака и по проблемам границ литературного текста. Обращаясь к социокультурной истории окна, исследователь указывает, что функцию просвета, в который направлен взгляд человека, окно получило только в эпоху Ренессанса, в тот момент, когда окна впервые стали располагаться на уровне человеческих глаз. Это оказалось весьма существенной культурной трансформацией, открывшей эпоху взгляда изнутри - наружу, соединения и разделения приватного - и публичного и т.п. Форма окна (круглое, квадратное, прямоугольное, со ставнями, жалюзи и т.п.) играет кардинальную роль в истории культуры, она исторически изменчива. Поэтому для адекватного описания роли окна как знака необходима историзация знака.
1 Бахтин М.М. Из записей 1970-1971 гг. // Эстетика словесного творчества. -М.: Искусство, 1979. - С. 294.
