CC BY
35
словесного уровней. Благодаря обнаруженным кросс-референциям, перекрестным отсылкам во многом обеспечивается восприятие всех произведений, включенных в собрание сочинений, как единого текста. Становится очевидным, что второе ППСС Мережковского в гораздо большей степени, чем первое, представляет собой структурно-семантическое единство.
Заключает издание внушительная Библиография источников, использованных при составлении перечня ППСС, а также работ о Д.С. Мережковском: это - словари, энциклопедии и справочники, книги, диссертации, статьи о писателе, научные исследования на иностранных языках, публикации его эпистолярного наследия (с. 271-334).
Книга снабжена Именным указателем.
А.А. Ревякина
2015.01.005. ПРОБЛЕМЫ ПИСАТЕЛЬСКОЙ БИОГРАФИИ: К 150-ЛЕТИЮ А.П. ЧЕХОВА / Сост. Гитович И.Е. - М.: ИМЛИ РАН, 2013. - 312 с.
Ключевые слова: биография; жизнеописание; А.П. Чехов; автобиография.
В сборнике1 рассматриваются вопросы научного жизнеописания А.П. Чехова - от общеметодологических подходов и принципов источниковедческой работы до анализа конкретных фактов биографии писателя. Издание открывает статья В.В. Полонского (ИМЛИ) «Об основных тенденциях биографического письма в литературе ХХ в.». Исследователь напоминает, что классический новоевропейский тип биографии, представленный английскими жизнеописателями Дж. Босуэллом и С. Джонсоном и характеризующийся строго документированной фактографией, возрос на почве просвещенческого рационализма. В его основе - принцип сведения единичного и индивидуального к универсальным законам развития общества и природы. Подобный тип биографии был широко распространен в России на протяжении всего Х1Х в. («Фон-
1 Издание подготовлено по материалам Международного круглого стола, прошедшего в ИМЛИ РАН (21-22 декабря 2010 г.).
Визин» П.А. Вяземского, «Федор Иванович Тютчев» И.С. Аксакова и др.). В ХХ в. биографический жанр претерпел существенные изменения, и в его развитии обозначились три тенденции: герменев-тико-феноменологическая, беллетристическая и функциональная.
Герменевтико-феноменологическая тенденция, характеризуясь вниманием к осмыслению феноменологии индивидуального, ведет к превращению биографики в самостоятельную гуманитарную дисциплину. Ее возникновению способствовала разработанная на рубеже Х1Х-ХХ вв. В. Дильтеем и его школой «теория (исторического) понимания». Интерес к биографии здесь был постепенно вытеснен интересом к автобиографии в расширительном смысле -как форме исповеди или самоотображения. Биографическая модель подобного рода «ориентирована не на описание, а на реконструкцию истории личности, которая опирается на такие первоосновы индивидуального или критерии идентичности, как слитый в единый "жизненный проект" поступок, и ситуация, воплощающая предзаданность поступка, набор возможных его интерпретаций. Здесь познание индивидуального непременно подразумевает диалогическое к нему отношение» (с. 7). Эта тенденция ярко проявилась в трехтомном исследовании Г. Миша «История автобиографии» (1954-1957), в биографических сочинениях самого Дильтея (жизнеописания Новалиса, Диккенса), но прежде всего - в теоретико-литературных концепциях, в частности, в России - в работах М.М. Бахтина 1920-х годов («К философии поступка», «Автор и герой в эстетической деятельности»).
Беллетристическая тенденция в биографике, воплотившаяся в жанре «романизированной биографии» (основоположником которой считается А. Моруа) характеризуется победой вымысла над фактом и феноменом индивидуального. Произведениям, воплощающим функциональную тенденцию, присуща установка на некоторую внеположную биографии как таковой задачу; в них феномен человеческой индивидуальности редуцирован к определенному комплексу мотиваций и функций. Это - «научные» биографии, среди которых лидируют психоаналитические (биография Леонардо да Винчи, написанная З. Фрейдом, и др.); «пародийные» биографии («Жизнь Чернышевского» в романе «Дар» В.В. Набокова, «Орландо» В. Вулф). К этому типу относятся и биографические
романы Ю.Н. Тынянова, отразившие его научно-литературоведческие изыскания.
Д.М. Магомедова (ИМЛИ) в статье «Модели писательских биографий как литературные универсалии» выделяет три подхода к писательской биографии в современной науке: 1) биография как вспомогательный источник к творческой истории произведения; 2) биография как самостоятельная культурная ценность, что предполагает установление биографических моделей, присущих отдельным эпохам и жанрам (напр., житийный канон); 3) исследование биографической легенды, создаваемой как самим писателем, так и его читателями. Соединение второго и третьего подходов дает возможность рассматривать устойчивые модели писательских биографий как литературные универсалии, полагает Д.М. Магомедова и указывает на три типа биографических легенд, от которых, по ее мнению, берет начало формирование универсальных жизнеописа-тельных моделей.
Одна из таких моделей возникла на основе автобиографических сочинений А.И. Герцена, мемуаров и устных свидетельств о «властителях дум» - о В.Г. Белинском, Н.А. Добролюбове, Н.Г. Чернышевском, которую А.А. Блок иронически называл «интеллигентским лубком». Другую модель можно условно назвать «писатель-самоучка» или «человек из народа»; ее прообраз - биографическая легенда М.В. Ломоносова. В XIX в. - это, в частности, жизнеописания А.В. Кольцова, И.С. Никитина, С.Д. Дрожжина. Рубеж веков значительно разнообразил эту модель: эстетизация унижения у Ф. Сологуба, ницшеанский вариант скитальца у Горького, «вероучитель-самородок» - в биографических легендах отмечает Н.А. Клюева, С.А. Есенина. Третий тип жизнеописательной модели - «мистериальный». Одним из первых опытов воплощения мистериального сюжета стали труды Вл. Соловьёва - «Чтения о Богочеловечестве», «Смысл любви», «Жизненная драма Платона». В докладе А. Блока «О современном состоянии русского символизма», отмечает Д. Магомедова, эта схема кладется в основу собственной биографии, в которой главные события переносятся во внутренний мир художника, в его поэтическое творчество» (с. 16).
В.И. Тюпа (РГГУ) в статье «Нарративные стратегии жизнеописания (на примерах биографий А.П. Чехова)» рассматривает в качестве ключевого аспекта нарративных стратегий жанровую кар-
тину мира и соответствующую форму героя. У истоков биографического жанра, по мнению исследователя, - три типа нарративных стратегий: анекдот, где мир - игровая арена столкновения субъективных воль, а герой является «импульсивным источником самопроявления в непредсказуемой игре случайностей» (с. 25); сказание, где имеет место прецедентная картина мира: происходит только то, что и должно происходить, а герой одержим сверхличной заданностью своего личного бытия; и, наконец, притча, представляющая императивную картину мира, где «герой оказывается в ценностном отношении к нравственному императиву» (с. 23).
Стратегии сказания и притчи контаминированы в евангельских жизнеописаниях Христа, где «происходит только то, что и должно было происходить, но одновременно происходящее является не роковой судьбой, а результатом свободного выбора и притче-вым образцом жизненного поведения для всех христиан» (с. 23). Аналогично происходит и в некоторых биографиях Чехова, например, в книге В.Г. Бердникова «А.П. Чехов: Идейные и творческие искания» (1984), где писатель предстает «бессмертным участником продолжающейся жизни смертных» (с. 24), хотя образцом здесь служили не жития святых, но публицистические биографии отечественных политических вождей.
Взаимодополнительность нарративных стратегий сказания и анекдота, генетически восходящая к мифологеме трикстера, реализуется в «авантюрно-героической» биографии, где «вместо монументальности изложения - авантюрная свобода интерпретации» (с. 25). В чеховиане пример тому - книга С. Сендеровича «Чехов -с глазу на глаз: История одной одержимости А.П. Чехова»1.
Собственно жизнеописание со своей особой нарративной стратегией формируется на рубеже 1-11 вв. н.э. в творчестве Плутарха - автора «Параллельных жизнеописаний», где начинает зарождаться тип героя, являющегося «реализатором самобытного смысла развертывающейся индивидуальной жизни» (с. 27). В предисловиях к своим диадам биографий Плутарх, напоминает исследователь, обосновывал свой выбор сходством либо этоса двух ге-
1 Сендерович С. Чехов - с глазу на глаз: История одной одержимости А.П. Чехова: Опыт феноменологии творчества. - СПб.: Дмитрий Буланин, 1994.
роев, либо их исторической роли, либо жизненных ситуаций, что восходит к нарративным стратегиям притчи, сказания и анекдота. Однако «в заключающем каждую пару биографий синкресисе Плутарх выявляет черты различий между персонажами, что на деле оказывается набросками их личностного облика... Плутарх не сформировал жанр личностной биографии, но, осложнив анекдотическую стратегию индивидуализации характеров притчевым принципом сопоставительного параллелизма, он создал ее зародышевую форму» (там же).
Примером нарративной стратегии, являющей становление и развитие самоопределяющегося субъекта жизни, исследователь называет очерк «Антон Павлович Чехов: Книга для учащихся»1. Представленная в этой книге картина мира «предохраняет от императивной назидательности, но требует от личности постоянного выбора из двух или нескольких возможностей продолжения жизни, требует ответственного самоопределения в каждый очередной момент присутствия в истории» (с. 29). Что, по мнению исследователя, соответствует нарративной стратегии самого Чехова, герои которого «постоянно балансируют в своем жизнесложении на грани анекдота и притчи» (с. 30).
К.А. Баршт (ИРЛИ) в статье «Биография писателя уз. творческое наследие» полагает, что научная биография писателя, в частности Чехова, невозможна, поскольку она должна представить его жизнь «как крупное событие мировой истории», однако это исключает присутствие в составе биографии «безличных фактов, лишенных ответственного и потому субъективного взгляда на них». С другой стороны, «необходимое наличие конкретного ответственного видения жизни Чехова лишает эти факты возможности быть принятыми как научные данные» (с. 35). Вместе с тем, продолжает исследователь, центральная идея изображенного в биографии писателя как литературного персонажа и центральная идея собственно творчества писателя теоретически должны совпасть, хотя на практике это неосуществимо. «Биограф должен отдавать себе отчет, что пытаясь моделировать чеховскую жизнь как поступок, формируя
1 Чудаков А.П. Антон Павлович Чехов: Книга для учащихся. - М.: Просвещение, 1987.
событийность своего дискурса, он вступает в соревнование с объектом своего изображения... Автор биографии вторично - но от противного - выполняет ту же самую задачу, которую в течение жизни выполнял писатель» (с. 39, 40). Вывод о невозможности научной биографии не отменяет, однако, ценности летописи жизни писателя как хронологически последовательного свода документов.
В статье «Итог как новые проблемы: Заметки о чеховских биографиях» И.Е. Гитович (ИМЛИ) констатирует неопределенность биографического жанра и разделяет мнение о невозможности научной биографии, поскольку «любое из жизнеописаний есть только версия прожитой жизни» (с. 53). Со временем меняются представления о человеке, и тот образ писателя, который был создан в биографиях, написанных вскоре после его смерти, может значительно отличаться от того, каким он предстанет в дальнейшем, поскольку каждый раз концепция и метод книги отвечают не столько уровню изученности писателя, сколько «потребностям и конъюнктуре. их времени - его ключевым ценностям» (с. 58). Так, первой полноценной биографией Чехова считается книга А. А. Измайлова1, заложившая основы восприятия его как совести русской интеллигенции. В последующем это издание оказалось вытесненным сочинениями, сосредоточенными исключительно на бытовой стороне жизни писателя. Построенные на документах, «эти биографии обнаруживают недостоверность несомого ими знания. Их содержанием, в сущности, поставлен актуальный для сегодняшнего биографического знания о Чехове вопрос о соотношении в жизнеописаниях документальности и достоверности» (с. 61). И если в прошлом в биографиях Чехова превалировала социальность, в современных жизнеописаниях писателя просматривается явный крен в сторону сексуальности. Этой попытке разрушения знания о писателе, сложившегося за сто лет, может противостоять только новая цельность и достоверность знания. Завершение многотомной «Летописи жизни и творчества А.П. Чехова», работа над которой в настоящее время идет в ИМЛИ, «закрепит за этим жан-
1 Измайлов А.А. Чехов, 1860-1904: Биогр. набросок [Жизнь. Личность. Творчество]. - Москва: Тип. т-ва И. Д. Сытина, 1916.
ром новый содержательный статус - научной биографии в фактах и документах» (с. 71-72).
Сборник включает также статьи А.Н. Варламова (МГУ) «Феномен ненаучной писательской биографии», В.Я. Звиняцковского (Киев) «Творчество как биография. Биография как творчество», Л.Е. Бушканец (Казань) «Мифы о Чехове, спровоцированные им самим», Н.Ф. Ивановой (Великий Новгород) «Михаил Павлович Чехов - первый биограф, первый мифолог», Р.Б. Ахметшина (МГУ) «Что читал Чехов: К вопросу об отраженной традиции», Ф.К. Бесолова (Владикавказ) «А.П. Чехов и журнал Н.Я. Грота "Вопросы философии и психологии"». Публикуются работы, связанные с биографиям Н.В. Гоголя и Вяч.И. Иванова, а также малоизвестные воспоминания о Чехове и чеховская анкета парижской эмигрантской «Иллюстрированной газеты» (1934).
Т.Г. Юрченко
ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ МЕТОДЫ И ЛИТЕРАТУРНЫЕ НАПРАВЛЕНИЯ
2015.01.006. ЛИТЕРАТУРА РУССКОГО ПРЕДРОМАНТИЗМА: МИРОВОЗЗРЕНИЕ, ЭСТЕТИКА, ПОЭТИКА / Федосеева ТВ., Моторин А.В., Разживин А.И., Панкуров А.Н., Петров А.В., Битки-нова В.В., Недашковская Н.И., Дорофеева Ю.Г.; Под ред. Федосеевой Т.В. - Рязань: Ряз. гос. ун-т им. С.А. Есенина, 2012. - 492 с.
Ключевые слова: литературный процесс; религиозно-философские искания; русский предромантизм; жанровая система; поэтика.
Коллективная монография, посвященная доктору филологических наук, профессору МГОУ В.Н. Аношкиной, объединяет усилия российских литературоведов, рассматривающих вопросы мировоззрения, эстетики и поэтики русского предромантизма.
Во Введении составитель и ответственный редактор монографии д-р филологических наук Т.В. Федосеева (доцент Ряз. гос. ун-та) отмечает, что место и значение предромантизма в русской литературе до сих пор не вполне определено, хотя изучение этого феномена имеет собственную историю. В последнее время термин «русский предромантизм» активно разрабатывается, хотя и остает-
