CC BY
18
на средства правителей (как, например, перевод «Естественной истории» Плиния, сделанный К. Ландино по заказу неаполитанского короля). При этом и делали, и оплачивали переводы уже совсем не те люди, которые их впоследствии читали. Переводы стали инструментом борьбы за национальный престиж, используясь в качестве подарка сопредельным властителям или будучи проявлением межгосударственного соперничества. В то же время возникла своего рода мода на перевод, и он стал выполнять функции изящного литературного обоснования для создания полуоригинального или полностью самостоятельного произведения, как в случае «Влюбленного Орландо» Боярдо или «Императорской истории» феррар-ского автора Риккобальдо. В любом случае на новом этапе своего существования перевод на народные языки перестал служить средством приобщения необразованных слоев к классической культуре.
Е.В. Лозинская
ЛИТЕРАТУРА XVII-XVIII вв.
2014.04.014. БЕРТЕН-ЭЛИЗАБЕТ С. ПИКАРО, ГЕРОЙ В ЗАТРУДНИТЕЛЬНОМ ПОЛОЖЕНИИ И ФИГУРА РАЗРЫВА. BERTIN-ELISABETH C. Le picaro, héros en tension et figure de la rupture // Babel. - Toulon-Ver, 2012. - N 26. - P. 65-85.
Сесиль Бертен-Элизабет - преподаватель Антильского университета, ставит проблему пикаро как маргинального персонажа испанской романной прозы.
Плутовские романы XVI-XVII вв. неоднократно становились предметом литературоведческого анализа, при этом пикаро чаще всего трактовались как своего рода антигерои, жизненный крах которых утверждает незыблемость социально-политической, этической и религиозной норм испанского общества. С. Бертен-Элизабет рассматривает героев пикарески в ином ракурсе - как фигуры разрыва с нормой. Плутовское повествование, по ее мнению, предполагает особую идеологию и аксиологию. Уточняя понятие «разрыва (rupture)», она обращается к словарю А. Рея, выделяющего
следующие его формы: прерывистость (discontinuité), перелом (cassure) и разделение (séparation)1.
Плутовские романы фиксируют разные типы разрыва с традицией. Прежде всего, это разрыв идеологический. Пикаро ведет рассказ от первого лица, как если бы он не был персонажем-маргиналом, центр повествования смещается, главным героем романа становится не героическая личность, обладающая разного рода достоинствами, а деклассированный персонаж, испытывающий жажду и голод не только в символическом, но и в буквальном смысле. Уже первая фраза Ласарильо (из анонимного романа «Жизнь Ласарильо с Тормеса», 1554) устанавливает дистанцию между рассказчиком и другими людьми и отстаивает его право быть непохожим на них.
Пикаро стремится освободиться от детерминизма обстоятельств, среды, что объясняет его многочисленные перемещения. В глазах одних это - беспорядок, для других - это способ поставить под сомнение дряхлеющий общественный порядок, жажда перерождения. Напряженное положение пикаро между центром и маргинальностью - один из секретов популярности плутовских романов, считает С. Бертен-Элизабет. Это расширяет круг читателей: ими могут быть и «благовоспитанные люди» и «простолюдины». Расчет на широкий круг читателей виден в прологе к роману М. Алемана «Гусман де Альфараче» (1599), где на первом плане -новые читатели из «вульгарного слоя», а затем - традиционная благородная читательская среда. В определенном смысле такая позиция означает конец концепции читателей как избранной публики и сомнение в ценности врожденного благородства.
Стремление авторов плутовских романов использовать социолект доминирующей в обществе группы людей создает не резко агрессивное, а более сдержанное письмо и свидетельствует о том, что разрыв общественных связей у авторов - не абсолютен, они скорее стремятся воспользоваться образовавшейся брешью в строении общества, чем порвать с ним полностью.
С. Бертран-Элизабет задается вопросом, идет ли в пикареске речь о трансгрессивном или о субверсивном дискурсе, и приходит к выводу, что в данном случае, скорее, имеет место разрыв-брешь
1 Rey A. Dictionnaire de la langue française. - P.: Le Robert, 2000. - P. 1990.
(rupture-brèche), т.е. подспудный и постепенный переход от одной нормы к другой, чем разрыв-перелом (rupture-cassure), когда фундаментальные основы существующей нормы резко и внезапно ставятся под сомнение. Герои пикаресок, в отличие от персонажей рыцарских романов, обращают взгляд не в героическое прошлое, но в будущее, их повествование порой принимает профетический тон. Это значит, что авторы таких произведений утопически желают иной политической системы, но их маргинальные персонажи не стремятся радикально разрушить существующий социум, они жаждут занять в этом социуме центральное место. С. Бертен-Элизабет, ссылаясь на П. Рикёра, уточняет, что утопическое начало пикаре-ски связано с представлением о том, что утопия - это не тот социальный проект, который является принципиально нереализуемым, но тот, который является желанным, но еще не реализованным проектом1.
Если вести речь об эстетическом, формальном разрыве, то плутовские романы порывают с эпическими повествованиями, их идеальными героями и рассказом от третьего лица. Пикаро выступает в функции фигуры общества, в котором назрела необходимость определенных сдвигов, но при этом персонаж-плут предпочитает не порывать с косной и закрытой социальной структурой, а приспосабливаться, маскироваться, чтобы встроиться в нее. Очевиден конфликт внутри общества, желание изменений, расшатанность социальных связей, дающие свободу быть собой, быть разным. Поиск свободы всегда связан с утопией, а это предполагает политическое измерение текста пикарески. Утопия подразумевает определенный социальный проект, и это обусловливает динамику жанра плутовского романа, использование маски и смеха делает разрыв менее непосредственно ощутимым. Большинство пикаресок содержит буффонную форму смеха.
Анализ качества смеха в пикареске Ф. Кеведо «История жизни пройдохи по имени Паблос» (1626) позволяет продемонстрировать опасность плутовских романов для доминирующей общественной идеологии. Кеведо понимал, что носителями утопии обычно являются высшие слои общества. Поэтому дискурс его ро-
1 Ricoeur P. L'idéologie et utopie. - P.: Seuil, 1997. - P. 11.
мана строится на гротеске. Автор сам ощущал себя маргинализи-рованной или, точнее, децентрализованной фигурой, поскольку у него был личный конфликт с центром социума, и его желанием было выстроить иной тип центра. Ироническая деконструкция нормы не означает полного разрыва с ней. Разрушительное и циничное измерение кеведовского дискурса противостоит иронии. Цинизм Кеведо стремится к другой этико-социальной норме и другой идеологической ориентации. Без участия читательской публики новая идеология не могла бы состояться. Ирония же, будучи формой конформизма, принадлежит «стратегии обхода».
В этом смысле поэтика романа Кеведо отличается от поэтики других плутовских произведений, она включает онтологический уровень. Циническая форма письма, избранная автором «Пройдохи Паблоса», в отличие от иронической формы «Гусмана де Альфараче», «Плутовки Хустины» (1605) и др., противостоит политической корректности, кеведовский роман идет дальше других пикаресок в отрицании существующей этико-идеологической нормы. Такое письмо стремится не только превзойти или изменить эту норму, но разрушить ее. Стилистически оформленный в духе консептизма роман Кеведо включает две фигуры пикаро - Паблоса и дона Диего, при этом один из героев (дон Диего) преуспевает, другой же только надеется на преуспеяние (Паблос).
Если считать, что плутовские романы не критикуют, а принимают доминирующую идеологию, то их можно считать «классическими произведениями», а в них, по определению П. Рикёра1, «автор и читатель принадлежат одному миру и имеют общую точку зрения на все явления действительности». И все же выбор формы повествования (псевдоавтобиография, использование рассказа от первого лица) акцентируют момент разрыва с предшествующей идеологической и поэтологической традицией, даже если этот разрыв не абсолютен, ограничен желанием быть прочитанными, снискать читательскую популярность.
Утопическое желание социально-политического признания наличествует и у Кеведо. Для него это способ порвать с господствующей идеологией, предложить две формы разрыва-перелома -
1 Ricoeur P. L'idéologie et utopie. - P.: Seuil, 1997. - P. 98.
и с позицией центра, защищающего ценность благородного рождения, и с позицией маргиналов, отстаивающих ценность денег, богатства. Однако такая попытка противостоять одновременно двум тенденциям - центральной и маргинальной - отмечена тем же утопизмом, который содержится в других образцах жанра пикарески.
Между доминирующей и нарождающейся идеологиями, между центром и «обочинами» общества, порядком и беспорядком, непрерывностью и прерывистостью существует постоянное напряжение, которое и обусловливает рождение нового плутовского жанра, делает вывод автор статьи. Испанские пикарески, написанные как прямое или косвенное выражение идеи разрыва с существующей этико-идеологической нормой, представляют собой своего рода «письмо-сейсмограф», улавливающий подспудные социальные изменения и предлагающий обществу возможные модели общественной трансформации.
Н.Т. Пахсарьян
2014.01.015. ШАРТЬЕ П. ЖИЗНИ ДИДРО: ПОРТРЕТ ФИЛОСОФА КАК МИСТИФИКАТОРА.
CHARTIER P. Vies de Diderot. Portrait du philosophe en mystificateur. -P.: Hermann éditeurs, 2012. - Vol. 1-3. - Vol. 1. - 620 p.; Vol. 2. -584 p.; Vol. 3. - 635 p.
Профессор Ун-та «Париж-Дидро», президент Общества Дидро Пьер Шартье выпустил трехтомную монографию к 300-летию писателя. Наследие французского просветителя, энциклопедиста чаще всего рассматривается с точки зрения его философского содержания, своеобразия идей мыслителя, поэтому автор монографии делает акцент на эстетико-художественных аспектах творчества Дидро, в частности на формах и функции разнообразных форм литературной мистификации.
В первом томе, «Школа зубоскальства (persiflage)», автор обращает внимание на то, что обычное представление о XVIII столетии как только о «веке философии», воплощающем сухую рациональность, является иллюзией. Во всяком случае, серьезность Просвещения выявилась не ранее 1770-1780-х годов, тогда как до этого важную роль играл появившийся в 1730-е годы неологизм «persiflage». Он выражал стремление новых мыслителей к ироническому осмыслению устоявшихся идей и привычек, к насмешке,
