CC BY
20
понизить коллективный интеллект сообщества людей. Большие группы зачастую могут быть эффективными в решении проблем определенного типа, но они же станут неуправляемыми и беспомощными в обстоятельствах иного рода. Наоборот, малые группы обладают преимуществом лучшей управляемости, но подвержены риску недостаточной разнородности и склонности участников соглашаться друг с другом» (с. 17).
Эти аспекты теории «мудрости толпы» - только азы, раскрывающиеся исследователям постепенно. Самое главное, человечеству необходимо помнить, что системы коллективного разума могут и должны постоянно развиваться, обнаруживая между людьми единую, интегральную сеть взаимосвязей самых разных уровней. Если относиться к этой природной данности ответственно, она может изменить нашу жизнь действительно к демократии и мечте о всеобщем благе, привести к развитию сотрудничества между людьми и сообществами и, конечно, сделать нас всех мудрее. Эта книга о мире, каким он может стать. На наше благо, объем исследований и современной литературы о путях функционирования социальных сетей постоянно растет. Великолепный обзор результатов в области принятия решений малыми группами, поляризации групп, материал по иррациональному поведению, ценности различных мнений и логистика компаний взяты из подробнейших отчетов, ссылки на которые указываются автором в специальном примечании. Полная библиография доступна на веб-сайтах www.wisdomofcrowds.com и www.surowiecki.com.
Л. Супряга
2014.04.010. КАННИНГЕМ Дж. ИЗГНАННЫЙ ПРАКСИС: ГЕРБЕРТ МАРКУЗЕ И ОДНОМЕРНЫЙ УНИВЕРСИТЕТ. CUNNINGHAM J. Praxis exiled: Herbert Marcuse and the one dimensional university // Journal of philosophy of education. - Salisbury, 2013. - Vol. 47, N. 4. - P. 537-547.
Ключевые слова: Маркузе Г.; праксис; университет; одномерность; образование.
В статье рассматриваются основные понятия критической теории Г. Маркузе (одномерность, праксис) в их проекции на проблемы современного состояния и перспективы развития высшего
образования. Особое внимание уделено анализу того, как процессы коммодификации знания, корпоративизации и коммерциализации высшего образования приводят к вытеснению из образования и университетской среды праксиса как творческой самосозидающей деятельности, посредством которой человек изменяет свой мир и реализует свободу. Одномерность становится доминирующей идеологией в жизни современного университета, а студенчество утрачивает тот критический потенциал, который давал Маркузе основания рассматривать студенческую молодежь как революционных субъектов.
В работах Маркузе, несмотря на пессимистичные оценки капиталистического и технологического общества, пульсировала надежда, и связана она была с верой в студенчество как социальную силу, способную изменить общество развитого капитализма. Эта вера обусловливалась рядом причин. Во-первых, студенты были наиболее активными участниками контркультурного движения 1960-х годов. Это движение, временно защищенное от «умиротворяющих» (Маркузе) тенденций, характерных для труда в условиях развитого капитализма, восприняло философию левых, особенно такие ее версии, в которых современная действительность подвергалась серьезной критике. Во-вторых, тексты Маркузе часто были композиционно и риторически сложными, и студенты представляли собой наиболее приемлемую аудиторию для философской и критической программы Маркузе. Независимо от мотивации, революционный потенциал студентов казался неоспоримым, и именно этот потенциал служил источником веры Маркузе.
К сожалению, революционный потенциал студентов 60-х мог бы быть отнесен, по мнению автора статьи, к разряду миазмов капитала. Маркузе напишет о неудачах новых левых, но даже его критический ум не мог предсказать измену студенческого движения. Их знания и энергия, составляющие критического мышления студентов как таковых, окостенеют и затвердеют, чтобы стать интеллектуальным топливом для двигателей постмодерного капитализма. «Разновидность одномерности, представленная корпоративи-зацией высшего образования и ее многочисленными подтекстами, проникла в университеты. Теория, прежде источник жизненной силы практики, ныне отторгается, изолируется и коммодифициру-ется с целью, чтобы студенты стали более восприимчивы к потре-
бительскому менталитету, гарантирующему существование капитализма» (с. 538). Эту тенденцию коммодификации образования автор, ссылаясь на мнение Д. Нобля, характеризует как «управляемую капиталистами деградацию образовательного процесса, которая предполагает разрушение фундаментального образовательного процесса, дезинтеграцию и разделение образовательного опыта на дискретные, в конечном итоге продаваемые вещи или упаковки вещей» (с. 538). Колледж - и как форма подготовки для рынка труда, и как пространство, изобилующее социализированным потреблением, - функционирует как подлинная не терроризирующая, но всеобъемлющая форма капиталистического контроля, который Маркузе столь продуктивно анализировал несколькими десятилетиями ранее. Обращение к этой трансформации университетов позволяет понять актуальность теории Маркузе. По мысли автора, работы Маркузе о развитом капитализме сегодня получают более верное прочтение, чем во времена их создания. Хотя сегодня, в отличие от 60-х годов, эти теории изгнаны из критического ландшафта колледжа (это теории «без дома»), нивелированного теперь капиталистической идеологией и ростом корпоративного университета (с. 528).
Как представитель франкфуртской школы Маркузе стоял в авангарде критической теории, соединившей неомарксизм с другими философскими и психологическими учениями, включая такие, как философия Хайдеггера и Фрейда. Но теория Маркузе вышла за рамки исключительно эзотерических областей и, таким образом, представила критическую теорию как трансформируемую в практику. Маркузе в большей степени обращался к проблемам бытия, чем другие представители франкфуртской школы. В своей самой знаменитой работе - «Одномерный человек» - Маркузе сужает предмет критики, отступая от Марксовой тенденции к обобщающей категоризации с целью обстоятельного анализа того, как глубоко проникло влияние развитого капитализма. Маркузе не только критикует американский образ существования, но и обращается к американскому культурному наследию индивидуализма.
Это способствовало тому, что теория Маркузе укоренилась в студенческом движении 60-х. Преподавая в университете Калифорнии в Сан-Диего, Маркузе как известный автор мог оказывать влияние на студентов, мобилизуя их энергию на антивоенные про-
тесты. Маркузе также привлекал внимание возникающих оппозиционных социальных движений той эпохи (феминистские, экологические, сексуальных меньшинств), и его работы, лекции и политические выступления стали частью истории того времени. Маркузе понимал студенчество как такой революционный субъект, который не вытеснит полностью рабочий класс, хотя несомненно будет необходимым элементом в революционном проекте. Автор утверждает, что студенты обладали неким привилегированным статусом, который дал возможность расцвести их радикальному движению, «поскольку студенты были устранены из большой культуры, коренившейся в процессах массового потребления и производства» (с. 539).
Этот момент обусловливал как возможность, так и требование для Маркузе бороться за развитие студенческого движения. Действительно, студенты были в определенном смысле защищены от влияния капитала. К тому же в прежней структуре высшего образования критические составляющие социального движения могли быть легко объединены и «собраны». Молодые люди в большом числе, соединенные социальными и образовательными целями, могли объединяться для целей политических. Не только студенты имели доступ к текстам авторов критической теории, но и сами представители критической теории подобно Маркузе часто преподавали в университетах.
Однако несмотря на это Маркузе оказался довольно непреклонен в вопросе о выходе студенческих политической теории и действия за стены кампуса. В своей лекции 1968 г. в Бруклинском колледже Маркузе утверждал, что «по своей внутренней динамике образование ведет за пределы аудитории, за пределы университета в политическое измерение и в моральное, инстинктивное измерение» (с. 540, курсив Маркузе). Здесь Маркузе обозначает траекторию студенческого движения, которое начинается в аудитории и выходит вовне, но это движение есть не только физическое, но также и теоретическое. Преодолевая институциональные ограничения, студенческое движение функционирует как осуществленный праксис, гармонично объединяя критическую теорию и критическое действие.
Критика Г. Маркузе капитализма, ставшая основой его теории одномерности, является одной из наиболее диалектичных из
когда-либо предложенных. Как считает автор статьи, Маркузе никогда не удовлетворялся тем, чтобы характеризовать только негативные черты капитализма - неравенство, эксплуатация, манипулирование трудом, а постоянно связывал их с позитивными сторонами этой системы - технологическое развитие, возрастание производства, возможности комфортабельного существования. В статье приводится цитата из эссе Маркузе «От онтологии к технологии»: «Любой прогресс, любой рост производительности сопровождается прогрессирующим подавлением и разрушением производства. Общественное разделение труда порождает эту фатальную диалектику, в результате которой... каждое обретение свободы содержит новую форму рабства, и любое производство содержит ограничения, которые являются одинаково эффективными» (с. 540). На стадии развитого капитализма, который Маркузе характеризует как «все более и более неистовую спираль прогресса и разрушения», это драматическое взаимодействие кодируется и проникает в саму ткань повседневного существования.
Теория Маркса была недостаточна для описания угнетающих тенденций развитого капитализма, которые простираются за пределы рабочего места в социальную жизнь граждан. Маркузе показал, что благодаря технологии капитализм уже не нуждается в применении физической силы или террора для того, чтобы достичь уступчивости индивида. Вместо этого бесконечный поток товаров (и ложная потребность в них), как отмечал Маркузе в «Одномерном человеке», «формируют предписываемые отношения и привычки, устойчивые интеллектуальные и эмоциональные реакции, которые привязывают потребителей посредством доставляемого им большего или меньшего удовольствия к производителям и через этих последних - к целому». Маркузе, считает автор, представил онтологизированную критику капитализма, в условиях которого «наступление на подлинность (аутентичность) индивида теперь становится решающим вопросом повестки дня» (с. 541).
Такой постановкой вопроса Маркузе обязан своему бывшему учителю М. Хайдеггеру, чьи работы восстановили значение онтологии в философском дискурсе. Онтология Хайдеггера не была критической или материалистической, но она дала Маркузе возможность рассмотреть принципы марксизма сквозь призму идеи индивида. Одномерность - это отрицание критической теории.
В эпоху дисциплинарного механизма, в эпоху мышления, сфокусированного на потреблении, одномерность есть условие отказа общества от сложностей критического мышления в пользу соглашения с общим направлением развития капитализма.
Критика Маркузе относится не только к капитализму как системе, но и к технологическому обществу. В своей трактовке технологического общества Маркузе, считает автор, вновь демонстрирует идейную связь с Хайдеггером: развитая технология мыслится средством, сужающим наше восприятие до технологического мировоззрения. Автор в связи с этим приводит мнение С. Ароно-вица о том, что «технологическая рациональность... проникает в ткань социального бытия; не только отрицание стало немыслимым, но либеральный капитализм. устанавливает ограничения так, что альтернативы, которые не способствуют систематическому воспроизводству, замалчиваются» (с. 541). Диалектическая связь капитализма и технологии давно обсуждалась в ряде марксистских дискуссий. Значение подхода Маркузе в том, что он описывает общество потребления как прямое порождение систематической манипуляции технологией, которая заставила замолчать индивида и сделала его апатичным или враждебным к идее несогласия.
Автор подчеркивает, что в конечном итоге «Одномерный человек» оценивается как каноническая работа в критической теории потому, что позволяет объединить различные критические конструкции и смыслы в одно целое и в этом контексте рассматривать множество ситуаций (с. 541). Так, анализируя проблему языка, Маркузе показывает, что в одномерном обществе язык постепенно лишают его критической функции, и он превращается в «функцио-нализированный, сокращенный и унифицированный язык. одномерного мышления». Автор приводит цитату из «Одномерного человека» Маркузе: «Если язык политики проявляет тенденцию к тому, чтобы стать языком рекламы, тем самым преодолевая расстояние между двумя прежде далеко отстоящими друг от друга общественными сферами, то такая тенденция, по-видимому, выражает степень слияния в технологическом обществе господства и администрирования, ранее бывших отдельными и независимыми функциями» (с. 542).
Одномерность есть продукт сложного сплава капитализма, технологии и инструментальной рациональности, которые глубоко
затрагивают мысль, язык и действие в обществе. Утрата критичности дополняется расширением потребления по мере того как массовая стандартизация и унификация осеняют всю общедоступную культуру. Анализируя способы возрождения критической модальности общества, Маркузе будет рассматривать высшее образование, бывшее основой его теории. Вовлеченность Маркузе в студенческое движение и его вера в революционный потенциал студенчества отражают центральный принцип философии образования Маркузе - образование должно стать моделью освобождения (а не базовым инструктированием, как это было раньше).
Образование, по Маркузе, может выступать средством как освобождения, так и угнетения. Такое противоречие отражает то, что Маркузе называл «диалектикой образования» в обществе, в котором образование может эффективно руководить политическими процессами, но одновременно служит в качестве институционализированной рациональности, которая «сдерживает знание», с тем чтобы защищать это общество от радикальных изменений (с. 542). С точки зрения Маркузе, образование должно быть единым целым с критической теорией. Образование, ориентированное на идею праксиса, могло бы стать способом избавления общества от одномерности. В качестве иллюстрации приводятся слова Маркузе о «новом» смысле образования из работы «Освобождение от общества изобилия»: «Будучи как теорией, так и практикой, политической практикой, образование сегодня является большим, чем дискуссия, преподавание, обучение и академическое письмо. мы должны видеть, что мы можем генерировать инстинктивное и интеллектуальное отвращение к ценностям изобилия / богатства, которые распространяют агрессивность и подавление в мире» (с. 543).
Революционный потенциал, заключенный в образовании, будет разблокирован, если коренным образом изменится само образование. На основе полного переосмысления образования должна появиться его новая концепция - представление о своего рода «негативном» образовании, которое не будет направленным на получение прибыли. Новое понимание образования, по словам Маркузе, «потребует развенчания любого героизма на службе бесчеловечности, спорта и развлечений на службе жестокости и глупости, веры в необходимость борьбы за существование для надобностей бизнеса» (с. 543). Образование как критическая теория будет служить ком-
плексному переосмыслению онтологического и эпистемологического базиса общества, а также позволит вновь объединить теорию и практику для осуществления такого видения. Хотя такое понимание образования было, без сомнения, радикальным, оно еще служило эффективной мобилизующей силой для студенческих движений и имело место в университетской среде. Постепенно оно станет маргинальным по мере того (что и предвидел Маркузе) как корпоративизация и коммерциализация будут изгонять критическую мысль из высшего образования, замещая праксис методом обучения, облегчающего интеграцию в одномерное общество.
Характеризуя сегодняшнюю тенденцию возрастания одномерности высшего образования, автор показывает, что корпорации стремятся не только формировать университеты в соответствии со своими собственными интересами, но и маргинализировать тех, кто протестует против корпоративной гегемонии. Для этого университетская культура должна быть коммодифицирована (превращена в товар), и логика капитала должна быть воспринята университетской администрацией. Автор подчеркивает, что связь университета и капиталистического предпринимательства не всегда была такой гармоничной. В начале XX в. представители капитала видели в университете набор ключевых ценностей и административного стиля, прямо противоположных их собственным. В этот период замкнутое академическое сообщество, имеющее дело с не приносящими выгоды свободными искусствами, представляло для развивающейся индустриализации США растрату человеческого капитала. Однако этот конфликт постепенно разрешится сам собой во многом благодаря экономическим возможностям, предоставленным университетами, а также постепенному сближению колледжей с рынками труда.
Сегодня культура колледжа, некогда «прибежище» для критической теории, отражает коммерческие требования с тревожащей точностью. «Риторика и ментальность корпораций актуализируются в университетских претензиях на рыночное «совершенство» (ехсе11епсе), в потребительском, все допускающем учебном плане, во все возрастающей в массовом сознании надежде на университетский диплом как на защиту от морального износа в глобальной экономике» (с. 544). Настоящие оковы консьюмеризма, который Маркузе критиковал в «Одномерном человеке», сковали сегодняш-
них студентов. Их опыт в сфере коммерческого рынка и их уверенность потребителей позволяют им занимать такую же позицию в отношении образования. Потребительское отношение к образованию имеет много импликаций, которые разъедают жизнь колледжей и разрушают видение Маркузе критической теории и практики. Одним из следствий, по мнению автора, является непрерывное возрастание количества онлайн-курсов, что подтверждает обоснованность озабоченности Маркузе коммодификацией знания, технологической агрессивностью и социальным сознанием, узурпированным институционализированной стандартизацией. В статье приводится точка зрения современного исследователя (Juli A. Jones), характеризующего онлайн-образование в духе Маркузе: «Одним из наиболее значимых трендов в движении навстречу требованиям потребителя является сдвиг в сторону развития дистанционного/онлайн-образования. Этот формат позволяет колледжам делать больше за меньшие деньги. Эффективность может быть достигнута посредством технологии, малого штата преподавателей и опоры на адъюнктов» (с. 544).
Обоюдная связь технологии и консьюмеризма порождает среду, в которой критическая мысль подавлена стандартизированным цифровым учебным планом, а возможности праксиса трансформированы дистанцией и удобствами потребителя. Как утверждает С. Ароновиц, дистанционное обучение «является скорее следованием американскому культурному идеалу собственнического индивидуализма». Онлайн-образование было разработано с учетом явных рыночных принципов, и для Маркузе эти принципы почти всегда находятся в оппозиции к критической мысли и действию. Дистанционное образование является приложением возрастающего эпистемологического движения в высшем образовании: коммодификации знания. Это движение выступает прямой инверсией представлений Маркузе об образовании, по мере того как базовые компоненты и функции образования переосмысливаются в связи с понимаем знания как предмета потребления.
Делая выводы, автор констатирует, что прогноз Маркузе не был реализован, а его критическая теория изгнана из пространства университетов. Во многих колледжах США изучается критическая теория, но ирония в том, что оторванные от праксиса и часто передаваемые на расстояние через онлайн-средства, сами такие обу-
чающие усилия свидетельствуют об актуальности идей Маркузе. Культура потребителя и культура кампуса сегодня неразличимы; идеи Маркузе «расфасованы» и превращены в товар для некритического потребления. Студенческое движение 60-х можно рассматривать только ностальгически, так как оно более не существует. Не стоит утверждать, что студенчество не обладает более революционным потенциалом или не использует модели праксиса с целью изменить общество. Протесты «Occupy Movement» (международные протесты против социального и экономического неравенства, например «Захвати Уолл-стрит» в США. - Прим. Т. Сохраняевой) были движимы отчасти студентами, многие из которых были знакомы с текстами Маркузе, и оно представляет только одно из ряда движений, организованных молодыми людьми, настроенными оппозиционно к капиталистическому обществу. Тем не менее, когда Маркузе утверждал, что истинное образование должно выходить за пределы университета, основы такого праксиса возникали и укреплялись в той университетской среде. Деятельность Маркузе и как ученого, и как профессора являлась интеллектуальным и организующим началом, которое содействовало студенческому движению. Однако более значительные конкурирующие силы элиминировали возможности студенческого праксиса. Культура колледжей олицетворяет теперь одномерность, объединяя студенческое сообщество непрерывным стремлением потреблять, тогда как сам колледж управляется капиталистической рациональностью - все это создает атмосферу, противостоящую критической мысли и контркультурному движению.
Т. В. Сохраняева
