CC BY
54
сона. Спартанский реформатор вынужден был бежать в Египет, а вернувшиеся из изгнания олигархи восстановили дореформенный порядок, тем самым вернув Спарту на путь медленного угасания (с. 366-367).
А.Е. Медовичев
2014.03.013. КВАШНИН В.А. ВОЙНА, ПРАВО И ФИНАНСЫ В ДРЕВНЕМ РИМЕ: РИМСКАЯ CIVITAS И ВЫЗОВЫ ГАННИБАЛОВОЙ ВОЙНЫ / Волог. гос. пед. ун-т. - Вологда, 2013. - 163 с.
Ключевые слова: Древний Рим; право и финансы; законы о роскоши; Вторая Пуническая война.
Монография канд. ист. наук В.А. Квашнина посвящена анализу так называемых законов о роскоши (leges sumptuariae), принятых в Риме в ходе Второй Пунической войны (218-201 гг. до н.э.) и оказавших заметное влияние на правовую, финансовую, социально-политическую и идеологическую сферы, а в конечном счете и на исход самой войны. Книга состоит из введения, двух глав и заключения.
Законы о роскоши, как отмечает во введении автор, не были специфически римским явлением. Но если о греческих законах подобного рода известно мало, то римские законы относительно хорошо освещены в источниках. Всего за период с III в. до н.э. по I в. н. э., по разным оценкам, в Риме было принято от десяти до сорока таких правовых актов. В античном обществе в целом и римском в частности законы о роскоши выполняли важные функции, являясь инструментом социальной консолидации гражданской общины, снижающим остроту внутриполитической борьбы (в том числе и конкуренции в среде нобилитета), а также стабилизации экономического положения римской фамилии (прежде всего, фамилий того же нобилитета).
Первым правовым актом подобного рода традиционно считается закон плебейского трибуна Марка Метилия (lex Metilia fulloni-bus dicta), принятый в 217 г. до н.э. с подачи, как предполагается, консула Гая Фламиния. Попытки ряда исследователей поставить под сомнение датировку и авторство этого закона, как показывает В.А. Квашнин, не имеют под собой достаточных оснований. Закон Метилия ограничивал затраты в суконном производстве, поскольку
слишком сложная и дорогая обработка и отделка тканей вела к их удорожанию и, следовательно, к повышению стоимости одежды. По мнению автора, данный plebiscitum можно рассматривать как исходящую из окружения Гая Фламиния попытку регламентировать стиль одежды сенаторов в «староримском» духе, так как в условиях неудачного для Рима начала войны время для демонстрации роскоши одежды было неподходящим. Следовательно, полагает В.А. Квашнин, lex Metilia не был «классическим» законом о роскоши, наподобие leges sumptuariae II—I вв. до н.э., а скорее мерой военного времени (с. 13-14).
Ограничению внешних проявлений роскоши служил, как считается, и закон трибуна Гая Оппия (lex Oppia de sumptu) 215 г. до н.э., запрещающий римским женщинам иметь больше 0,5 унции золота, носить окрашенную в разные цвета одежду и ездить по Риму в повозках. Однако слишком ничтожный для богатых семей размер «золотого максимума» вызывает сомнения в том, что закон призван был обуздать женскую роскошь. Как показали события 210 г. до н.э., он создавал правовые основания для изъятия того, что выходило за установленные рамки. Закон, таким образом, служил механизмом для организации «добровольно-принудительного» внесения гражданами этих средств в казну (с. 45).
Закон Гая Публиция Бибула 209 г. до н.э. (lex Publicia de cereis) ограничивал размер подарков, подносимых клиентами патронам на Сатурналии, и тем самым защищал экономические интересы плебса, несшего на себе основную тяжесть войны, от чрезмерной алчности знати. Последним в ряду подобных актов стоит закон Марка Цинция Алимента (lex Cincia de donis et muneribus), повторивший и расширивший положения закона Публиция.
Поворотным пунктом в развитии данной категории законов стал 215 г. до н.э. После поражений при Тразименском озере и при Каннах, в которых погибли или были дискредитированы плебейские лидеры Гай Фламиний и Гай Теренций Варрон, законотворческая инициатива переходит в руки иной группы политиков, что, однако, не приводит к прекращению издания законов о роскоши. Но эти меры исходят теперь не от плебейских трибунов и стоявших за ними деятелей «демократической» ориентации, а от наиболее влиятельных представителей сенатской аристократии (Квинт Фа-бий Максим, Марк Клавдий Марцелл, Марк Валерий Левин), осоз-
нававших необходимость политической и моральной консолидации римского общества в том катастрофическом положении, в котором оказался Рим к 215 г. до н.э. Проводником «нового курса» сенатского большинства стал Кв. Фабий Максим, при прямой поддержке которого были приняты законы Оппия, Публиция и Цинция.
Финансовой политике, проводившейся сенатом и высшими магистратами Республики в 214-210 гг. до н.э., посвящена вторая глава. Имеющиеся источники, пишет автор, однозначно свидетельствуют о том, что одной из главных проблем, вставших перед римскими властями с самого начала войны, была хроническая нехватка денег для финансирования военных операций. Такая ситуация была объективно обусловлена тем, что Рим, превратившийся к середине III в. до н.э. в крупную средиземноморскую державу, унаследовал фискальную систему, рассчитанную на функционирование городской общины среднего размера, сложившуюся к началу IV в. до н.э. В условиях беспрецедентной по масштабам войны практически единственным способом преодоления финансового кризиса осталось прямое изъятие средств у населения в форме повинностей литургического типа.
Экстраординарной мерой такого рода стал консульский эдикт 214 г. до н.э., разделивший состоятельных граждан по имущественному признаку на пять категорий, в соответствии с которыми они должны были передать государству для службы на флоте определенное количество рабов (по-видимому, отпускавшихся при этом на свободу) и обеспечить их содержание в течение необходимого срока. Аналогичный способ финансирования флота был применен и в 210 г. до н.э. (с. 97-100).
Условиями острого бюджетного дефицита объясняется также возобновление взимания в 214 г. до н.э. и так называемого «ячменного налога» (aes hordearium). Этот налог уплачивался с имущества сирот, находившихся под опекой, и вдов (к которым причислялись и просто незамужние женщины), являвшихся персонами sui iuris. На данные категории населения не распространялся военный налог -tributum, который платили patres familiarum. Однако к 215 г. до н.э. число таких налогоплательщиков сократилось приблизительно наполовину в связи с постоянными наборами в армию и военными потерями. В то же время, по современным оценкам, женщинам (вдовам) и сиротам принадлежало не менее 35% всей собственно-
сти в Риме (опять же учитывая значительную убыль взрослых мужчин). Взимание с них aes hordearium, таким образом, значительно расширяло круг лиц, подлежащих налогообложению, одновременно перекрывая возможность вывода имущества погибших домовладык из-под фискально-цензового контроля (с. 122-125).
С 215 г. до н. э. берет начало и практика поставок военного снаряжения в кредит, с отсрочкой возмещения затрат на время после окончания войны. В изложении Тита Ливия это выглядит как патриотический порыв публиканов - лиц, ответственных за выполнение государственных подрядов. На самом деле, как показывает автор, такое решение влиятельной корпорации могло быть продиктовано не только патриотическими соображениями, но и страхом подвергнуться цензорскому взысканию, о чем свидетельствуют события 212 г. до н.э., когда часть публиканов была осуждена за мошенничество. Можно, следовательно, полагать, что публиканы были вынуждены вложить в военные поставки огромные по тем временам средства при весьма туманной перспективе их возвращения (с. 143).
В целом, заключает В.А. Квашнин, меры римского правительства 214-210 гг. до н.э. могут рассматриваться как непосредственное продолжение политики, обозначенной законами 218-215 гг. до н.э., и, по мнению автора, с таким же основанием могут быть названы «законами о роскоши» при всей условности самого этого понятия применительно к правовым актам данного периода. Вряд ли роскошь частной жизни гражданина могла стать в III в. до н.э. актуальной проблемой. Вместе с тем очевиден ярко выраженный ограничительно-конфискационный характер законодательства 218210 гг. до н.э., переложившего бремя финансовых проблем преимущественно на наиболее богатую и знатную часть римского общества -сенаторское сословие. То, что такая политика проводилась группой влиятельных сенаторов, может показаться парадоксальным. Однако, пишет автор, здесь необходимо учитывать характерную для полисной идеологии ориентацию не на простое равенство, а на равенство пропорциональное, когда слагаемые богатства и почестей определяли сумму обязанностей перед обществом тем большую, чем выше был социальный статус гражданина (с. 155).
В своей совокупности leges sumptuariae периода Ганнибаловой войны способствовали изъятию части средств, принадлежащих
2014.03.014-015
частным лицам, и направлению их на финансирование боевых действий, а также сокращению разрыва в имущественном положении различных категорий граждан и тем самым укреплению сплоченности гражданской общины перед лицом внешней опасности. Все это позволяет выделить данные правовые акты в особую группу, обозначив ее условно как «военные законы». По своей сути они ближе к эгалитаристским нормам, характерным для архаического социума, чем к классическим leges sumptuariae II в. до н.э. (с. 162).
А. Е. Медовичев
СРЕДНИЕ ВЕКА И РАННЕЕ НОВОЕ ВРЕМЯ
2014.03.014-015. АНГЛИЙСКАЯ ЗНАТЬ ЭПОХИ ПРАВЛЕНИЯ ГЕНРИХА III В СОВРЕМЕННЫХ ИССЛЕДОВАНИЯХ. (Сводный реферат).
2014.03.014. Джобсон А. Первая английская революция: Симон де Монфор, Генрих III и баронская война.
JOBSON A. The first English revolution: Simon de Monfort, Henry III and the Barons' war. - L.; N.Y.: Bloomsbury, 2012. - 240 p.
2014.03.015. Уилкинсон Л. Элеонора де Монфор: Мятежная графиня в средневековой Англии.
WILKINSON L.J. Eleanor de Monfort: A rebel countess in Medieval England. - L., N.Y.: Continuum, 2012. - 214 p.
Ключевые слова: Англия; XIII в.; «баронская война»; «большой нарратив» английской истории; Симон де Монфор; Элеонора де Монфор.
Период правления Генриха III традиционно считается одним из самых значимых в английской истории, как эпоха радикальных политических изменений, а именно передачи значительной части королевских прерогатив и власти новому «корпоративному субъекту», совету элиты. Ничего сравнимого с этими изменениями по глубине и радикальности не происходило в Англии впоследствии до XVII в. Естественно, рассказ о событиях 1240-1270-х годов был важной составной частью «большого нарратива» английской истории, созданного исследователями XIX - первой половины XX в. Во второй половине XX в. интерес историков концентрируется на отдельных частных темах, притом что применение новых методов
