CC BY
62
Terentano N. 2012: The Enigma of "Catonian Villas" // Roman Republican Villas. Ann Arbor, 69-91.
Volkmann H. 1978: Res publica // KleinePauly. 4, 1381-1384.
Volpe R. 2012: Republican Villas in the Suburbium of Rome // Roman Republican Villas. Ann Arbor, 94-109.
Volpe R. 2014: Il suburbio // Roma antica. Roma; Bari, 183-210.
Wiseman T.P. 1998: Roman Republic, Year One // Greece and Rome. 45, 1, 19-26.
Ziolkowski A. 2000: Storia di Roma. Milano.
OVERTHROW OF TARQUINII
Yu. B. Tsirkin
On the basis of narrative traditions purity (despite some folk details), the article considers the history of the overthrow of Tarquinius and the establishment of the Republic in Rome. The overthrow of the monarchy was the result of a conspiracy in the most "top" of society, and the cause was the strong dissatisfaction of the aristocracy with the sole reign of Tarquinius the Proud. This event fits well into the General direction of the political struggle in the Central Mediterranean.
Key words: Roma, Tarquinii, monarchy, republic, consuls, aristocracy
© 2015 Проблемы истории,
филологии, культуры 2015, №3, с. 47-64
В. А. Квашнин
ПЕРВЫЕ ЗАКОНЫ О РОСКОШИ В СВЕТЕ СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ В III в. до н.э.
В статье предпринимается попытка связать возросшую в годы Ганнибаловой войны законотворческую активность плебейских трибунов, выразившуюся, в частности, в принятии ряда законов о роскоши, с тенденциями социального и политического развития Римской республики на протяжении III в. до н.э. Основным содержанием этого периода является завершение формирования основных институтов римской civitas, совпавшее по времени с успешной военной экспансией Рима в Италии и за ее пределами. Особое внимание при этом уделяется изменениям в правящей элите Рима, отразившим происходившие на протяжении III в. до н.э. перемены в жизни римской гражданской общины.
Ключевые слова: Римская Республика, leges sumptuariae, Ганнибалова война, civitas, плебейский трибунат, сенат, плебисцит
Квашнин Владимир Александрович — кандидат исторических наук, доцент кафедры конституционного, международного права и политологии Вологодского государственного университета. E-mail:kvashninv195@mail.ru
Принято считать, что первые законы о роскоши в Риме были приняты в период Ганнибаловой войны. Это, прежде всего, lex Metilia fullonibus dicta 217 г. до н.э.1 и lex Oppia de sumptu 215 г2. до н.э.3 С теми или иными оговорками к ним также относят lex Publida de cereis 209 г. и lex Cincia de donis et muneribus 204 г.4 Как можно заметить, хронологически они примыкают к lex Claudia 218 г., который некоторые исследователи рассматривают в качестве пробного закона, давшего начало серии законов о роскоши5. В своей совокупности они образуют цикл законов, принятых в период Ганнибаловой войны. При этом обращает на себя внимание, что все пять законопроектов были изданы в форме плебисцита, а законодательная инициатива исходила от плебейских трибунов (табл. I).
Таблица I.
Plebiscitum Rogator Suasor
Claudia de nave senatorum Q. Claudius [Flamen?] C. Flaminius
Metilia fullonibus dicta M. Metilius C. Flaminius
Oppia de sumptu G. Oppius [Q. Fabius Maximus] ?
Publilia de cereis G. Publicius [Bibulus] P. Sempronius Tuditanus
Cincia de donis et muneribus M. Cincius Alimentus Q. Fabius Maximus
Следует отметить, что это совпадает с общей тенденцией периода Ганнибаловой войны, для которого характерно как увеличение количества принимаемых законов, так и возросшая активность плебейских собраний и трибунов6. Если в период с 249 по 225 гг. было издано всего 4 законопроекта (в среднем 1 закон в 6 лет, при том, что в течение 21 из 25 лет законы вообще не принимались либо сведения о них отсутствуют), то с 224 по 200 гг. — уже 43 законопроекта (в среднем 3-4 закона в год), причем после завершения Ганнибаловой войны законотворческая активность начинает снижаться (на период с 199 по 175 гг. приходится 30 законов)7. При этом около 60 % законов, принятых в годы войны, были внесены плебейскими трибунами, в то время как на долю консулов и преторов приходится всего 13 % (при 11% случаев, когда определить статус лица, внесшего законопроект, невозможно или сведения о нем отсутствуют)8. Эти данные отчетливо корреспондируют с активностью плебейских собраний, на которых с 218 по 201 гг. было принято 60% законов9. Законотворческий бум и возросшая активность
1 Lange 1877, 161; Пирогов 1878, 265; Botsford 1909, 338; Rotondi 1912, 98; Bleicken 1955. 32; Fraccaro 1956, 477; Cássola 1962, 214; Sauerwein 1970, 36; Hauri 1976, 430; Develin 1979, 275; Baltrusch 1989, 50; Nadig 1997, 21; Bottiglieri 2002, 67; Aubert 2006, 168-169.
2 Lange 1877, 670; Long 1875, 1077; Botsford 1909, 338; Rotondi 1912, 254; Kübler 1931, 902, Savio 1940, 176; Bleicken 1955, 67; Lippold 1963, 100; Toynbee 1965, 506; Wirszubski 1968, 28; Sauerwein 1970, 40-46; Hauri 1976, 429-431; Crawford 1978, 79; Astin 1978, 26; Clemente 1981, 1-14; Ляпустин 1991, 51; Gruen 1993, 69-70+N.118; Fellmeth 2001, 102; Agati Madeira 2004, 88-99; Kunst 2005, 133-134; Williamson 2005, 26; Aubert 2006, 69; Ñaco del Hoyo 2011, 380; Zanda 2011, 51.
3 Далее все даты, кроме особо оговоренных, — до н.э.
4 Botsford 1909, 338; Wieacker 1940, 47; Kaser 1955, 503; Sauerwein 1970, 50-54; Watson 1971, 165; Baltrusch 1989, 61; Bottiglieri 2002, 108-111.
5 Baltrusch 1989, 39; Bringmann 2003, 320.
6 Stavely 1989, 437; Vishnia 1996, 40, 73, 107; Bringmann 2003, 320.
7 Williamson 2005, 7-8, 12, 35 + Tabl. 1.1.
8 Williamson 2005, 7-8, 35, 47 (Tabl. 1.11), 55 (Tabl. 1.17).
9 Williamson 2005, 16.
плебейских собраний со всей определенностью указывают на важность законотворчества для жизни римской общины, и прежде всего рядовых граждан10. Стоит отметить, что столь интенсивная работа по принятию законов впоследствии наблюдалась только в течение двух лет во время трибуната Г. Гракха в 123-121 гг.
С другой стороны, в этот период возрастает активность сената, который с 218 по 201 гг. так или иначе участвует в принятии 15 из 38 законов («40%), о которых сохранились хоть какие-то сведения. Для сравнения, в период с 350 по 219 гг. сенат принимал участие в законотворческом процессе в 14 случаях из 53 («26,5%), а в период с 200 по 134 гг. — в 14 из 61 («23%)11. В этой связи следует обратить внимание на то, что в годы Ганнибаловой войны меняется и сам сенат, который только между 219 и 215 гг. потерял больше половины своего состава и пополнялся в основном за счет всадников. Закономерным итогом стало то, что к концу войны, как это показал в своем исследовании еще П. Виллемс, значительно возрастает число плебеев, представленных в курии12. Показательно, что большая часть «законодателей» периода Ганнибаловой войны (Квинт Клавдий, Гай Оппий, Марк Метилий, Луций и Спурий Карвилии, Марк Цинций Алимент, Гай Публиций Би-бул и др.) принадлежала к не пользовавшимся влиянием плебейским семьям.
Следует отметить, что обе тенденции (усиление влияния плебейских магистратов и собраний на фоне возрастания роли сената) берут свое начало в событиях конца IV в., связанных с завершением формирования римской civitas. Выдвижение сената на первый план в политической жизни Рима Т. Корнелл датирует периодом Самнитских войн13. Одной из вех этого процесса стало принятие lex Ovinia (ок. 318/312 гг.)14, обозначившего, по словам Т. Моммзена, эмансипацию сената от власти магистратов15. В то же время в рамках указанного периода отчетливо прослеживается группа римских политиков, чья деятельность в исторической ретроспективе обнаруживает признаки преемственности. К ней следует отнести Квинта Публилия Филона, Аппия Клавдия Цека, Гнея Флавия и Гая Фламиния. По-видимому, будучи лидерами «харизматического типа» (отсюда их устойчивая характеристика в античной традиции как демагогов), они представляли определенную часть нобилитета, которая в условиях острой политической конкуренции использовала новые, нетрадиционные методы политической борьбы. Безусловно, центральной фигурой среди деятелей этого типа являлся Аппий Клавдий Цек, выступавший продолжателем политики Квинта Публилия Филона, который провел в 338 г. т.н. «Publiliae Leges», расширявшие не только права плебеев, но и компетенцию сената16. При всех спорных моментах реформы Аппия Клавдия Цека усилили значение тех слоев в составе римской общины, которые до этого находились на периферии политических процессов. В первую очередь это
10 Возможно, одним из факторов, повлиявших на всплеск активности плебейских собраний и на возросшее влияние плебеев в жизни римской общины, стал массовый приток в Рим населения из сельской местности, подвергшейся разорению, или покинувшего место постоянного проживания из-за страха перед войсками Ганнибала (Toynbee 1965, 19-35; Vishnia 1996, 109).
11 Williamson 2005, 15.
12 Willems 1878.
13 Cornell 1989, 393-394.
14 Rotondi 1912, 233-234.
15 Mommsen 1887, 880.
16 Cornell 1989, 394-396.
относится к плебеям, борьба за права которых часто принимала форму борьбы за усиление власти и влияния плебейской знати. В этой связи обращает на себя лакуна в политической истории III в., когда после смерти Аппия Клавдия Цека в 273 г. и до конца 30-х гг., когда начинает свою деятельность Гай Фламиний, отсутствовали яркие политические фигуры, ориентированные на плебейские слои. В то же время в источниках есть упоминание о существовании в этот период различных политических союзов, среди которых Цицерон выделяет некую группу «друзей» (amici). В ее состав входили видные римские политики того времени — Маний Курий Дентат, Гай Фабриций Лусцин и Тиберий Корунканий, которых объединяло как плебейское происхождение, так и принадлежность к муниципальной знати, обусловившие их социальную роль homines novi (Cic.Sen.43; Amic.39)17
Хотя в литературе первые римские законы о роскоши традиционно датируются концом III в., некоторые исследователи относят их появление к более раннему периоду18. Античные источники сообщают о возникновении первых ограничений против роскоши уже в начале III в. Их появление связывается с деятельностью цензора 275 г. Гая Фабриция Лусцина, который изгнал из сената дважды консула и диктатора Публия Корнелия Руфина за то, что тот приобрел серебряные вазы весом в 10 фунтов (3,275 кг), чем подал другим сенаторам пример роскоши19. Цензорская деятельность Гая Фабриция обретает отчетливый смысл в контексте социальных процессов, определявших развитие римской гражданской общины в начале III в. Как отмечалось в литературе, это время до сих пор во многом является «темным веком» для исследователей в связи с мизерным количеством сохранившихся литературных текстов, эпиграфического материала, свидетельств материальной культуры, оставляющих значительные лакуны в наших знаниях о римском обществе того времени20. Эпоха Пунических войн и, особенно, беспрецедентно тяжелой Ганнибаловой войны заслонила от исследователей, «затушевала» социальные конфликты и коллизии, сопровождавшие процесс формирования civitas. Между тем тяжелейшие войны уже первой половины этого столетия — Пиррова и Первая Пуническая — привели к заметному возрастанию роли плебса в жизни римской общины. Как отмечает Е. М. Штаерман, именно в этот период «формируются в среде воинов и крестьян ценности, надолго ставшие основой римской культуры, и именно тогда приобретает особую роль власть цензоров»21. Ту же проблему, хотя и на другом уровне, рассматривает К-Й. Хёлькескамп, который также полагает, что на рубеже IV-III вв. происходит процесс изменения системы ценностей и жизненных ориентиров квиритов. Его причины он связывает с экспансией Рима в Южную Италию, когда начинают особенно цениться личные достижения и успешность магистрата. На первый план в это время выходят личные качества соискателя должностей, а не его происхождение. Как полагает исследователь, после 312 г. сенат становится местом слияния верхушки патрициев и плебеев в новый «политический класс», что могло произойти только при условии
17 Stavely 1989, 443, 449-450.
18 Kubler 1931, 903; Bottiglieri 2002, 67. N.1.
19 Liv.Per.XIV; Dionys.XX.13.1; Flor.I.13.22; Plin.NH.XVIII.39, XXXIII.142; Sen.De vit. beata.21.3; Val.Max. II. 9.4; Gell. XVII.21.39; Plut. Sull.1; Tertull. Apol.6.1; Zonar.VIII.6.9.
20 Curti, Dench, Patterson 1996, 188; Vishnia 1996, 4.
21 Штаерман 1996, 56.
социальной, политической и идеологической интеграции римской и италийских элит в новую политическую общность. Он подчеркивает, что появление «политического класса» в Средней Республике не было просто количественным расширением старой элиты за счет включения менее родовитых семей. Происходит трансформация старой политической системы, когда из закрытой статусной группы формируется новая правящая страта, формально открытая для всех носителей гражданского статуса и представляющий собой политическую и интеллектуальную элиту римской civitas. Как особо отмечает исследователь, новый «политический класс» предполагал невиданную до тех пор степень внутреннего единства, внутригрупповой интеграции и коллективной дисциплины: он базировался на общей идеологии, своде правил и традиций, взглядов и предпочтений, разделяемых как на уровне группы, так и индивидуально22.
Как представляется, К-Й. Хёлькескамп несколько увлекается, рассматривая политическую историю республиканского Рима через призму концепции трансформации элиты. При этом в его работе нет даже намека на то, что изменения в элите отражали более масштабные и глубинные социальные процессы. В этой связи обращает на себя внимание, что к рассматриваемому периоду относится большинство примеров «добродетельной бедности», демонстративного презрения к богатству и осуждения роскоши со стороны первых лиц в римской общине. В современной историографии преобладает скорее скептическое отношение к этому пласту античной традиции23. Между тем сообщения античных авторов эпохи Принципата о государственных деятелях начала III в. хотя и были тенденциозно окрашены стремлением подчеркнуть превосходство «древних» нравов над современными, все же должны были основываться на традиции, отразившей реальные социальные и экономические тенденции того времени. Как отмечает Г. Форсайт, консульские фасты начала III в. показывают процесс проникновения в римскую аристократию лиц непатрицианского и даже неримского происхождения24. За 13 лет, с 293 по 280 гг., в фастах появляются представители 6 семейств, ни разу до этого не добивавшихся консулата: Спурий Карвилий Максим (293 г.), Маний Курий Дентат (290, 275, 274 гг.), Квинт Цедиций Нокт (289 г.), Луций Цецилий Ме-телл (284 г.), Гай Фабриций Лусцин (282 г.) и Тиберий Корунканий (280 г.). В 270-е гг. появляются еще два «новых» консула: Квинт Огульний Галл (269 г.) и Луций Мамилий Витул (265 г.). Из этих 8 «новых» семейств по крайней мере 5 были неримского происхождения: Мамилии и Корункании были родом из Тускула, Цецилии Метеллы и Фабриции — из латинского Пренесте, а Огульнии, видимо, были этрусского происхождения, скорее всего родом из Цере25.
Ещё одной тенденцией, отчетливо проявившей себя в III в., стал необычно высокий даже для древних обществ уровень милитаризации римской общины, что объективно обусловило возрастание значения широких плебейско-крестьян-
22 Hölkeskamp 1993, 22-25, 36-38. Х. Бек в свою очередь отмечает возрастание роли плебеев на уровне руководства в этот период. По его мнению, успех «новых» консулов напрямую был связан с их военными талантами (Beck 2005, 210-211).
23 Ельницкий 1964, 89-90; Harris 1979, 65. Not. 5; Schepens 2000, 357; Wiseman 2004, 119-226; Казаров 2004, 331-336.
24 Forsyte 2006, 343. Как замечает К.-Й. Хёлькескамп, вовсе не случайным является то, что все успешные представители нового «политического класса» были плебеями (Hölkeskamp 1993, 28-29).
25 Forsyte 2006, 344.
ских слоев населения во внутренней жизни Рима в этот период26. По подсчетам К. Хопкинса, в 225-223 гг. примерно 13% всего взрослого мужского населения Рима находилось на армейской службе. Если во время завоевания Италии количество призываемых на военную службу граждан колебалось в промежутке от 9 до 16%, то в отдельные периоды этот показатель достигал 25%27. Максимального значения он достигает в годы Ганнибаловой войны, приближаясь к 30%28. Масштабы рекрутирования населения на армейскую службу в Риме превышали максимальный показатель, достигавшийся в европейских прединдустриальных обществах, таких как Франция при Наполеоне Бонапарте или Пруссия при Фридрихе Великом 29. При этом следует учитывать, что отличительной чертой Лация и прилегающих к нему областей была высокая концентрация свободного крестьянства, годного для службы в армии. Как отмечает П. Брант, к 225 г. до н.э. пропорция свободного сельского населения в Лации и Самнии была значительно выше, чем в соседней Этрурии30. Наиболее высокой была концентрация свободного сельского населения в Лации (40,6 человек на 1 км2), немного ниже она была в Самнии (34,8 человек на 1 км2)31. Это заставляет обратить внимание на социальную структуру римской civitas в начале III в. К 300 г. до н.э. подавляющее большинство населения римской общины составляли мелкие и средние землевладельцы, относившиеся к категории assidui, численно преобладавшие как над более богатыми (всадники и сенаторы), так и более бедными (proletarii) группами населения32. Их общее соотношение с другим социальными группами, показывающее значение земледельческого населения для военной организации Рима, можно оценить как 1:10:2 по формуле equites (включая сенаторов) : assidui : proletarii33. Как можно видеть, к началу III в. в римской общине числено преобладали среднезажиточные граждане — землевладельцы, тогда как категории богатейших и беднейших граждан составляли явное меньшинство34. Как особо отмечает Н. Розенштейн, римских
26 Bang 2007, 25, 42. Показательно, что в рамках рассматриваемого периода, с 350 по 264 гг., Рим не находился в состоянии войны всего 6 лет: в 347, 344, 328, 288-287 и 285 гг. (Harris 1979, 256-257; Oakley 1993, 15-16; Rawling 2007, 47).
27 Hopkins 1978, 35; Cornell 1989, 383.
28 Hoyos 2007, 65. Ср.: Hopkins 1978, 31-35; Rosenstein 2011, 412. Впрочем, по оценке Э. Ло Кашио, в 215 г. на военной службе находилось 9,5% взрослого мужского населения, в 214 г. — 11,8%, в 212 г. — 12,6%. В. Шайдель дает более низкие цифры: 7,5% — в 215 г, 9,4% — в 214 г., 11,9% — в 212 г. (Lo Cascio 2001, 122-137; Scheidel 2008, 38). Однако в любом случае можно говорить о том, что в 215-212 гг. Рим мобилизовал на военную службу от 50 до 75% мужчин в возрасте от 17 до 45 лет (Scheidel 2008, 39).
29 Hopkins 1978, 35. По оценке В. Шайделя этот показатель не был превзойден, по-крайней мере, до середины XIX в. (Scheidel 2008, 39-40).
30 Brunt 1971, 44 f.
31 La Regina 1976, 443, 449-451.
32 Cornell 1995, 179-187.
33 Scheidel 2004, 1-26.
34 В свое время П. Брант высказал предположение, что к 218 г. proletarii составляли не менее половины гражданского коллектива (Brunt 1971, 77). Оно было подвергнуто критике Н. Розенштейном, который исходит из того, что proletarii, не имея возможности нести службу в армии, служили гребцами на флоте. В 214 г., когда на флот было призвано не менее 20 тыс. граждан из числа пролетариев, сенат был вынужден рекрутировать рабов в качестве дополнительных гребцов. При этом, согласно данным П. Бранта, в 214 г. еще около 100 тыс. граждан находилось на армейской службе или погибли в предшествующий период Ганнибаловой войны. В целом соотношение assidui : proletarii может быть выражено как 10 : 2 (Rosenstein 2004, 185).
граждан, входивших в категорию assidui, вопреки расхожему мнению нельзя отнести к бедным и беднейшим слоям населения35. Согласно цензовым критериям римского общества, в конце III в. представители первого класса должны были обладать имуществом, оцениваемым в 100 тыс. и более ассов, второго класса — 75 тыс. ассов, третьего класса — 50 тыс. ассов, четвертого класса — 25 тыс. ассов, пятого класса — от 12 500 до 11 тыс. ассов36.
Выразителями социальных ожиданий, настроений, ценностей данной социальной среды стали представители « новой» знати, связанные по своему происхождению с аграрными регионами Центральной Италии. Следует предположить, что в условиях острой конкурентной борьбы со «старой» патрицианской аристократией их приверженность традиционным формам поведения человека в частной и общественной жизни, которая не могла не вызывать одобрения в самых широких слоях римского общества, неизбежно носила демонстративно показной, даже вызывающий характер, сохранившийся в исторической памяти и через устное предание попавший в римскую историческую традицию. Как справедливо отметила Э. Денч, добродетельная бедность и умеренность не являлись аристократическим идеалом37. Скорее к таковому следует отнести престижные траты и показную роскошь. Уже в период Поздней Республики восприятие скромного и умеренного образа жизни зависело от контекста ситуации. Он мог восприниматься не только как нечто безусловно желаемое и полезное в общественной деятельности, но и имеющее негативный оттенок (как пример неудачной стилизации или просто образа жизни, характерного для выходца из сельской местности, «неотесанной деревенщины» (rusticitas))38. Городской быт скорее требовал от представителя элиты специфических навыков городской жизни, культурной изощренности, ассоциировавшихся с urbanitas. Заимствование отдельных элементов образа жизни, характерного для городского быта высокоразвитой эллинистической цивилизации, раньше всего должно было проявиться в среде римской знати, что и нашло свое отражение в цензорской деятельности Гая Фабриция Лусцина, которая указывает на существование первых ограничений на роскошь уже в первой половине III в39.
35 Rosenstein 2004, 163. Е. М. Штаерман в этой связи обращает внимание на сообщение Ливия о том, что, когда жители Капуи были наказаны за переход на сторону Ганнибала, тем из них, кто был переселен за Тибр, запрещалось иметь более 50 югеров (ок. 12,5 га) пахотной земли (XXVI.34.10). Как она отмечает, «в то время такая площадь считалась небольшим имением» (Штаерман 1996, 58). Действительно, в литературе указывается на значительные размеры земельных наделов, предоставлявшихся колонистам: согласно Ливию (XXXV.9.7-9), только в 193 г им были выделены участки от 20 до 40 югеров (т.е. от 5 до 10 гектаров земли) на человека (Broadhead 2007, 150). Как отмечает Д. Рэтбоун, разброс в размерах участков, предоставлявшихся римским колонистам в конце III — начале II вв., был достаточно велик, составляя от 5 до 50 (и даже 80 в ряде случаев) югеров. К беднейшим исследователь относит хозяйства размером от 5 до 12 югеров (1,3 — 3 га), основанные преимущественно на семейном труде. В хозяйствах среднего размера, от 15 до 25 югеров (4-6 га), использовался тягловый скот, позволявший продавать часть полученного урожая на местном рынке. Наконец, в крупных хозяйствах размером от 30 до 50 югеров (8-13 га) использовался труд нескольких рабов или часть земли сдавалась в аренду, а специализация на определенных сельскохозяйственных культурах позволяла получать устойчивый урожай, значительная часть которого шла на продажу (Ratbone 2008, 308-309, 313, 321).
36 Cornell 1995, 179-181. Ср.: Rich 1983, 305-316.
37 Dench 1998, 123.
38 Ramage 1973, 52 f.
39 Friedlender 1922, 330; Rich 2008, 564.
По всей видимости, они существовали не в виде законов, как плебисциты конца III в. до н.э., а в форме цензорских замечаний (nota censoria) и эдиктов. Ко времени появления первых законов о роскоши они, скорее всего, воспринимались уже как органическая часть традиции (mos maiorum), что позволяло апеллировать к ним законодателям эпохи Ганнибаловой войны.
Обращение к законотворческой деятельности плебейских трибунов в годы Ганнибаловой войны заставляет задуматься над тем, насколько самостоятельными они были в своих действиях. На настоящий день в антиковедении общим местом стал тезис о том, что в римской civitas личность могла себя реализовать лишь в рамках клана, фамилии, профессионального или религиозного объединения, «дружеской» группы, связанной общими интересами, т.е. через принадлежность к большому или малому коллективу. Подобно другим магистратам, плебейские трибуны нуждались в поддержке со стороны влиятельных политических групп или авторитетных лидеров того времени, таких как Гай Фламиний. Трибунат часто был только стартом для начинающего свою карьеру магистрата, и действовать без оглядки на реакцию той или иной группы политической элиты он просто не мог. Как полагает К. Вильямсон, плебейские трибуны были важной частью законотворческого механизма, выполняя функцию медиатора. В условиях того времени закон имел шанс на успех в том случае, если его вносил авторитетный политик, пользующийся влиянием, или плебейский трибун. Именно поэтому сенат часто действовал через плебейских трибунов, продвигая необходимые законы40. В этой связи исследователи неоднократно отмечали необычность ситуации, когда законы о роскоши получали полную поддержку со стороны сенатской аристократии41.
В то же время законы Клавдия и Метилия традиция устойчиво связывает с поздним периодом деятельности Гая Фламиния42. Если связь закона Клавдия с «демократической» политикой Фламиния ещё может вызывать сомнения, то закон Метилия, скорее всего, был инициирован и поддержан группой, сложившейся вокруг этого политика. Как известно, Марку Метилию, помимо lex Metilia de fUlloni-bus dicta, принадлежит еще один закон, lex Metilia de aequando magistri equitum et dictatoris iure, принятый в том же 217 г. Принято считать, что закон, уравнивавший власть диктатора и начальника конницы, был направлен против Квинта Фабия Максима, диктатора 217 г., и, соответственно, был на руку Марку Минуцию Руфу, начальнику конницы. Скорее всего, Х. Скаллард был прав, рассматривая деятельность Гая Фламиния, Марка Минуция Руфа и Гая Теренция Варрона в качестве «народных лидеров»43. Очевидно, что и законы Метилия следует воспринимать в контексте деятельности этой группы римских политиков.
Поворотным пунктом в развитии рассматриваемой нами группы законов является 216/215 гг. После поражений начального периода войны, в которых погибли или были дискредитированы плебейские лидеры, возобладала иная тенденция, связанная с усилением власти сената. При этом следует еще обратить внимание на то, что сенат, функционировавший после 216 г., значительно отличался по своему составу от «довоенного» сената. Как сообщает Ливий, только в сражении под
40 Williamson 2005, 21, 31-32. Ср.: Пирогов 1878, 253; Serrao 1974, 191f.
41 Bleicken 1955, Serrao 1974, 191-192; Astin 1978, 69, Not. 113; Clemente 1981, 8; Baltrusch 1989, 39.
42 Liv. XXI.63.3-4; Plin. NH.XXV.197. Ср.: Botsford 1909, 337.
43 Scullard 1951, 44-55.
Каннами погибло более 80 сенаторов и бывших магистратов, которые должны были пополнить курию (XXII. 49. 15-18). В сражениях первых лет войны было выбито примерно две третьих прежнего состава сената, в результате чего в 216 г. он был пополнен за счет 177 (или 197) всадников, кооптированных в курию (Liv. XXIII. 23. 7; Per. 24). Эти события выдвинули на первый план группу людей, связанных друг с другом более тесно, чем это может показаться на первый взгляд. На фоне неопытности новых членов курии их возраст, авторитет и сплоченность придавали им политический вес, намного превышавший тот объем влияния, на который они могли рассчитывать при старом составе сената. В результате основные направления внешней и внутренней политики переходят под контроль представителей старшего поколения сенаторов, достигших рубежа 50-60 лет, чьи первые консулаты приходятся на 230-е годы. Насколько позволяют судить источники, ключевыми фигурами этой сенатской группы были Квинт Фабий Максим, Квинт Фульвий Флакк и Марк Клавдий Марцелл, в тени которых находились Тит Ман-лий Торкват, Тит Отацилий Красс и Марк Ливий Салинатор44. Все они родились между 280 и 270 гг., получили первый военный опыт на Сицилии во время Первой Пунической войны и участвовали в завоевании северной («галльской») Италии. Кроме того, они входили в одни и те же религиозные коллегии (Фабий, Флакк и Торкват были понтификами, а Марцелл, как и Фабий, — авгуром)45. Без видимого сопротивления эта группа определяла политический курс Рима с 216 г. практически до окончания войны (Марцелл погиб в 208 г., Флакк не упоминается после 205 г., Фабий умер в 203 г.)46.
Таким образом, законотворческая инициатива в Риме с 215 г. переходит под контроль группы влиятельных сенаторов старшего поколения. Однако это не привело к исчезновению законов, ограничивавших проявления богатства в римской общине. Напротив, уже в 215 г. принимается закон Оппия. Как полагает И. Заур-вайн, после того как политика группы Гая Фламиния и Гая Теренция Варрона была дискредитирована неудачными сражениями у Тразименского озера и Канн, сенатская аристократия могла позволить себе жест благородства перед безвредным уже политическим противником47. В то же время она отмечает, что дальнейшие действия сенатского большинства показывают, что им был взят курс на политику согласия, призванную предотвратить возможность крупных социальных конфликтов во время войны. Сложное положение, в которое находился Рим, требовало не только напряжения всех сил, но и внутриполитического и общественного со-гласия48. Поэтому основной задачей законов о роскоши, принимавшихся в Риме в период Ганнибаловой войны, было подавление внешних проявлений богатства и минимизация негативных социальных явлений, ставившие под угрозу «согласие сословий» — состояние социальной стабильности и гражданского мира49. Кроме того, римские власти перекладывают часть военных расходов на наиболее состоя-
44 Vishnia 1996, 101-112. Стоит отметить, что отец Квинта Фульвия Флакка Марк, возможно, был связан с Манием Курием Дентатом и Тиберием Корунканием, с которыми его связывала общая «малая» родина — Тускул (Staveley 1989, 450).
45 Broughton, Patterson 1950, 282-283.
46 Vishnia 1996, 102.
47 Sauerwein 1970, 41.
48 Baltrusch 1989, 55. Ср.: Botsford 1909, 343; Vishnia 1996, 12f.
49 Baltrusch 1989, 55; Williamson 2005, 29.
тельную часть римской общины путем введения литургических повинностей, что особенно ярко проявилось в 214-210 гг50. Показательно, что эти меры исходили не от плебейских трибунов или политиков «демократической» ориентации, а от влиятельных представителей сенатской знати — Квинта Фабия Максима, Марка Клавдия Марцелла и Марка Валерия Левина. В целом законы о роскоши периода Ганнибаловой войны были направлены на решение двух важных задач: 1) социальной, связанной с сохранением внутренней стабильности римской общины; 2) финансовой, направленной на защиту экономических ресурсов общины путем создания режима экономии и изъятия необходимых для продолжения войны средств у крупных собственников51.
Против предложенной схемы развития сумптуарного законодательства в Риме говорит то, что в традиции по крайней мере двум из пяти плебейских трибунов, внесших соответствующие законопроекты, приписываются недружественные действиями против лиц, предположительно инициировавших принятие этих законов: в 217 г. Марк Метилий выступил против Квинта Фабия Максима, а в 209 г. Гай Публиций Бибул — против Марка Клавдия Марцелла. Интересно, что и в том и другом случае речь идет о попытке лишить действующего магистрата империя (abrogatio imperii). Всего за период Ганнибаловой войны известно о трех таких случаях, причем их участниками является один круг лиц: помимо отмеченных выше эпизодов, в 204 г. Квинт Фабий Максим во время обсуждения в сенате преступлений Племиния в Локрах предложил лишить империя Публия Корнелия Сципиона Африканского (Liv.XXIX.19.6; Plut.Fab.26). Во всех трех эпизодах прослеживается некая закономерность: во-первых, никто из магистратов не лишился империя (в случае с Фабием его власть была уравнена с властью magister equitum), и, во-вторых, причиной служило несогласие со стратегией ведения войны конкретного магистрата. Поэтому вполне логичным выглядит звучавшее в литературе мнение о том, что abrogatio imperii применительно к данному периоду следует рассматривать исключительно в военном контексте, а сама процедура лишения магистрата высшей власти использовалась с целью отстранения от ведения военных действий должностных лиц, ставивших под угрозу безопасность Рима52. С другой стороны, восстановление конкретного круга лиц, причастных к принятию первых законов о роскоши, вовсе не предполагает обязательное наличие единой «политической группировки» (сам этот термин достаточно условен из-за современных коннотаций), четко структурированной и связанной общей идеологией и узкогрупповыми интересами. Как отмечалось, было бы ошибкой считать фамильные объединения жесткими, крепко спаянными политическими образованиями, поскольку представители различных семейств в такой группе часто имели связи разного рода с другими фамилиями за пределами их основной «группировки»53. В силу этого выступление Гая Публиция Бибула против Марка Клавдия Марцелла, а Марка Метилия против Квинта Фабия Максима не является определяющим фактором, поскольку и сам Марцелл в 217 г. выступал против стратегии, предложенной Фабием (не говоря уже о том, что как Марк Метилий
50 Квашнин 2013, 92-147.
51 Williamson 2005, 28-29.
52 Vishnia 1996, 82-85.
53 Dorey 1959, 251.
мог быть гипотетически связан через Гая Фламинина с Марцеллом, так и Гай Публиций через Публия Семпрония Тудитана — с Квинтом Фабием Максимом). Точно так же против Марка Клавдия Марцелла в 210 г. выступил в сенате Тит Манлий Торкват, коллега Квинта Фульвия Флакка по цензуре 231 г. (отказались от должности из-за погрешностей при выборах) и консулату 224 г. (Liv.XXVI.32). Следует отметить, что Квинт Фабий Максим в паре с Квинтом Фульвием Флакком был консулом в том же 209 г., а выступление Гая Публиция Бибула не помешало Марку Клавдию Марцеллу стать консулом в следующем, 208 г.
Также следует отметить, что, вопреки устойчивой тенденции в научной литературе рассматривать Фламиния и Фабия в качестве непримиримых антагонистов, далеко не все исследователи придерживаются подобного мнения. Во многом сложившееся мнение основывается на сообщении Цицерона о противодействии аграрной политике Гая Фламиния со стороны Квинта Фабия Максима во время его второго консульства (De sen. IV.11). Однако еще Ф. Кассола отрицал наличие конфликта между Фабием и Фламинием, по крайней мере в той форме, как об этом пишет Цицерон, указывая на наличие ахронизмов в его сообщении. В частности, он обратил внимание на то, что Цицерон перенес на время второго консулата Фабия (228 г.) события, которые могли иметь место только во время его первого консульства (233 г.), поскольку трибунат Фламиния приходится на 232 г.54 Более того, Кассола настаивает на существовании устойчивых связей между двумя политиками, отмечая, что те же избиратели, которые голосовали за избрание Фламиния консулом, после его смерти сделали Фабия диктатором55. В данном случае можно сделать некоторые просопографические наблюдения. Как известно, политическая деятельность Гая Фламиния начинается в 232 г., когда он был избран плебейским трибуном. В 233 г. консулом в первый раз был избран Квинт Фабий Максим. В литературе неоднократно обращалось внимание на ту роль, которую играли консулы, руководившие работой комиций во время выборов магистратов, хотя в источниках и не содержится никаких указаний на то, что поддержка Фабия оказала влияние на политическую карьеру Фламиния. Эта ситуация повторяется несколькими годами спустя: в 228 г. Фабий вторично стал консулом, а в 227 г. Фламиний был избран претором. Однако наиболее весомым аргументом в пользу сотрудничества двух политиков, по мнению Р. Девелина, является сообщение Валерия Максима о том, что Гай Фламиний был назначен Квинтом Фабием Максимом на должность magister equitum, но вынужден был отказаться от должности из-за погрешностей при выборах (I.1.5)56. Как нарративные, так и эпиграфические источники показывают, что Фабий мог получить эту диктатуру в период до 217 г., скорее всего, между 221 и 219 гг., на которые приходится лакуна в фастах (Liv. XXII. 9. 7; CIL.I. 288)57. Среди исследователей нет единства в вопросе о том, имела ли место эта диктатура в реальности и каким временем ее следует датировать. В пользу достоверности сведений Валерия Максима говорит то, что Плутарх
54 Cássola 1962, 343f.
55 Cássola 1962, 296.
56 Val. Max. I.1.5:... occentusque soricis auditus Fabio Maximo dictaturam, C. Flaminio magisterium equitum deponendi causam praebuit (. писк полевки заставил Фабия Максима отказаться от должности диктатора, а Гая Фламиния снять с себя обязанности предводителя всадников).
57 Dorey 1955, 92. Ср.: Stavely 1989, 453+ N. 60.
также сообщает о том, что Гай Фламиний занимал должность magister equitum, но в качестве диктатора он называет Минуция (Marc.5.5). По мнению Т. Р. Броутона, версия Плутарха ошибочна в части имени диктатора, а саму диктатуру он датирует 221 г., поскольку в 220-219 гг. Фламиний занимал должность цензора58. Напротив, Т. А. Дори принимает версию Плутарха, датируя диктатуру Минуция-Фламиния
220 г.59 И. Ян, пытаясь примирить противоречия в источниках, предлагает компромиссный вариант — по его мнению, в 220 или 219 гг. было две диктатуры: в первой участвовали Марк Минуций Руф и Гай Фламиний, во второй Квинт Фабий Максим и неизвестный плебейский трибун60. Однако, как замечает Р. Девелин, в 220-219 гг. Фламиний был цензором, что практически исключает его избрание в качестве начальника конницы. По его мнению, эта диктатура могла иметь место только в 221 г. Ошибку Плутарха он объясняет тем, что Марк Минуций Руф в
221 г. был консулом, поэтому вполне возможно, что в том же году Квинт Фабий Максим был диктатором, но отказался от должности61. Как полагает исследователь, выбор Фабия не был обусловлен субъективными или «партийными» пристрастиями. Скорее всего, он не испытывал личной неприязни к Фламинию, а его «союз» с ним был попыткой использовать управленческие таланты строптивого магистрата, проявившиеся еще во время его претуры на Сицилии62. В целом трудно не согласиться с Р. Девелином в том, что ни один из приведенных аргументов в пользу отсутствия принципиального расхождения во взглядах и политической практике между Фламинием и Фабием не является решающим, однако в своей совокупности они имеют «кумулятивный» эффект63.
С другой стороны, фигура плебейского трибуна Квинта Клавдия64, внесшего на рассмотрение комиций lex Claudia, является возможным указанием на участие
58 Broughton, Patterson 1950, 235. Первым мысль о возможной ошибке Плутарха, скорее всего палеографического характера, высказал Ф. Мюнцер, которому следует Х. Скаллард (Scullard 1951, App. III. P. 3). По версии Мюнцера-Скалларда, Miwuraou Плутарха является искаженным Ма^щои оригинала.
59 Dorey 1955, 92-93.
60 Jahn 1970, 112-115.
61 Develin 1979, 270, 271-273.
62 Cassola 1962, 260f; Develin 1979, 274-275.
63 Develin 1979, 269.
64 Судя по nomen gentilicium, плебейский трибун был связан с gens Claudia и, в силу происхождения, прежде всего с плебейскими ветвями рода. Отсутствие любых подробностей о его личности у Ливия заставляет думать, что либо римский историк ничего о нем не знал, либо это была второстепенная фигура, сведений о которой не сохранилось. Возможен, правда, и третий вариант — Квинт Клавдий скрывается за кем-то из многочисленных Клавдиев, действовавших в Риме в период Ганнибаловой войны. По предположению Ф. Мюнцера, ЗК мог быть внесен Квинтом Клавдием Фламином, претором 208 г (Munzer 1899, 2721). Ф. Кассола высказал сомнения в обоснованности такой идентификации, поскольку когномен Flamen, по его мнению, указывает на патрицианское происхождение претора 208 г (Cassola 1962, 215. N.19; Broughton, Patterson 1950, 294. N.1). На наш взгляд, это обстоятельство не может быть признано решающим, поскольку, помимо трех старших фламинов (flamines maiores) из числа патрициев, были двенадцать младших жрецов (flamines minores), которые выбирались из плебейских родов (Wissowa 1912, 432f). Р. Ф. Вишня также отмечает высокую вероятность того, что трибун 218 г. принадлежал ветви Клавдиев Марцеллов. Однако более правдоподобной ей кажется его связь с Клавдиями Азеллами. В частности, исследовательница обращает внимание на Тиб. Клавдия Азелла, служившего военным трибуном под началом Тиб. Клавдия Нерона в 207 г. Впрочем, она не исключает присутствие в тех событиях двух Клавдиев (Vishnia 1996, 215. N.148). В любом случае не будет большой натяжкой
в этих событиях не только Гая Фламиния, но и Марка Клавдия Марцелла65. По степени значимости и влияния Марцелл, консул 222, 215 (отказался из-за погрешностей при выборах), 214, 210, 208 и претор 216 гг., вполне мог соперничать с Фабием. Видимо, не случайно традиция объединила их, символично обозначив как «щит и меч» Италии66. Характер взаимоотношений двух влиятельнейших политиков Рима второй половины III в. не мог не заинтересовать исследователей. Представление о том, что Квинт Фабий Максим и Марк Клавдий Марцелл были политическими союзниками, достаточно давно утвердилось в историографии67. Оно восходит к работам Ф. Мюнцера, который обратил внимание на то, что Фа-бий и Марцелл были связаны родством через еще одного представителя римской политической элиты, Тита Отацилия Красса, претора 217 и 214 гг. По мнению Мюнцера, Фабии покровительствовали Отацилиям, способствуя их вхождению в «политический класс» Рима68. В пользу своей точки зрения исследователь приводит три аргумента. Во-первых, Фест сообщает о том, что praenomen Numerius, необычный для Фабиев, появился в честь одного из Отацилиев, связанного с Фа-биями браком (174 L). Во-вторых, в источниках присутствует упоминание о консулате 246 г., который связывает Марка Фабия Лициния и Марка Отацилия Красса69. В-третьих, согласно Ливию, Отацилий был женат на дочери сестры Фабия (Liv.XXIV.8.11). Кроме того, Плутарх называет Отацилия братом Марцелла (Plut. Marc. 2)70. Исследователи отмечали, что интересы Марцелла были сосредоточены преимущественно в Сицилии, которую он и его окружение фактически контролировали в 217-212 гг.71 Среди прочих там находился Тит Отацилий Красс, бессменный командующий римским флотом на острове. Именно там, согласно Плутарху, Марцелл спас от гибели Отацилия, прикрыв его щитом и перебив нападавших врагов (Plut.Marc.2). Похоже, что Отацилий играл роль своеобразного посредника между Фабием и Марцеллом. Наиболее четко сотрудничество Отацилия и Фабия по источникам прослеживается после смерти Гая Фламиния. В обстановке паники после поражения римлян при Тразименском озере, в котором погиб Фламиний,
предположить, что Кв. Клавдий приходился близким либо отдаленным родственником М. Клавдию Марцеллу, принадлежавшему к плебейской ветви Клавдиев.
65 При желании можно найти точки соприкосновения между Марком Клавдием Марцеллом и Гаем Фламинием. Прежде всего это их участие в Галльской войне. Кроме того, Плутарх в биографии Марцелла передает не совсем понятную историю, согласно которой тот стал консулом 222 г. после того, как Фламиний отказался от должности (Plut.Marc.6). Кроме того, оба политика принимали участие в строительстве в Риме общественных зданий, которое со второй половины III в. принимает характер настоящего состязания между знатными патрицианскими и плебейскими семействами (Ляпустин 1997, 239-240).
66 Об этом пишет Плутарх со ссылкой на Посидония (Plut.Marc.9)
67 Münzer 1920, 72-73; Scullard 1951, 57-59; Marmorale 1950, 129; Caven 1980, 147; Briscoe 1989, 70-71; Flower 2003, 43.
68 Münzer 1920, 69.
69 Broughton, Patterson 1950, 216.
70 Не совсем понятно, что имеет в виду Плутарх. Возможно, Отацилий был двоюродным братом Марцелла, как полагает М. Л. Гаспаров (Плутарх. Сравнительные жизнеописания. Т. 1. М., 1994. С. 680. Прим.4). С другой стороны, в случае если Отацилий был усыновлен семейством Марцелла, специфика агнатского родства стирала различия в их происхождении от разных отцов. Этому предположению, однако, препятствует отсутствие у Отацилия фамильного прозвища, свидетельствующего об усыновлении, хотя оно встречается далеко не во всех случаях.
71 Трухина 1980, 198.
Фабий получает диктаторские полномочия. В поисках объяснения поражений римлян он указывает на пренебрежительное отношение погибшего консула к обрядам и ауспициям, вызвавшем гнев богов. Для искупления вины сенатом было решено заново исполнить обеты, данные Марсу, провести посвященные Юпитеру Великие игры и построить храмы Венере Эрицинской и божеству Благоразумия (Mens) (Liv.XXII.9.7-10). Обет построить эти храмы дают Фабий и Отацилий. Строительство храмов в Риме того времени не носило исключительно религиозный характер, будучи одним из самых распространенных способов увеличения социального престижа и закрепления своих заслуг перед общиной в исторической памяти римского народа72.
Как сообщает Ливий, храмы были построены по соседству на Капитолии. Фабий и Отацилий были избраны и дуумвирами для их освящения (Liv.XXIII.31.9). По какой-то причине исследователи часто упускают из вида аналогичный эпизод, связывающий Фабия и Марцелла. В 233 г., после войны с лигурами, Фабий дал обет построить храм Чести (Honor), который был возведен у Капенских ворот. Десять лет спустя Марцелл во время войны с галлами дал обет о строительстве храма Чести и Доблести (Honor et Virtus). По всей видимости, обет им не был исполнен, поскольку в 211 г., после взятия Сиракуз, Марцелл его повторяет. Для его исполнения он в 208 г. посвящает божествам храм, построенный Фабием. После вмешательства понтификов Марцелл, восстановив старый храм Чести, пристроил к нему дополнительную часть, посвятив его божеству Доблести. При этом храм был богато украшен скульптурами, вывезенными Марцеллом из Сиракуз. Поскольку в 208 г. Марцелл погибает, храм был освящен уже его сыном в 205 г. (Liv.XXV.40.2-3; XXVII.25.7-9). Интересно поведение в этой ситуации Фабия, который в это время был еще жив, но по какой-то причине не добивается отмены довольно странного на первый взгляд решения Марцелла. Следует учитывать, что Honor и Virtus были военными божествами и храм, посвященный им, являлся символом военных побед конкретного полководца. Можно заподозрить, что Фабий действовал не прямо, а через понтификов, добившись по крайней мере отсрочки освящения храма73. Однако при этом необъяснимым остается само решение Мар-целла сделать символом своих побед храм, построенный Фабием и, соответственно, символизирующий его военные достижения. Поэтому, как нам представляется, данный эпизод заставляет заподозрить, что отношения между ними были куда более тесными и дружественными, чем об этом говорит традиция74.
Попытавшись вписать деятельность плебейских трибунов в пеструю картину римского политического мира периода Ганнибаловой войны, мы видим, что
72 Oakley 1993, 27, Forsyte 2006, 341.
73 Ляпустин 1997, 240. Однако, как отмечает Ф. Сантанджело, решение понтификов не было направлено лично против Марка Клавдия Марцелла; наоборот, оно позволяло ему избежать обвинений в нарушении религиозных предписаний (Santangelo 2013, 758-759).
74 При всей своей соблазнительности идея о союзе Фабия и Марцелла, скрепленном родственными связями, неоднократно подвергалась критике. В 60-е годы ХХ в. была предпринята попытка с помощью статистического анализа опровергнуть на примере взаимоотношений Фабия и Отацилия идею о том, что римская аристократия создавала политические союзы с представителями «новых фамилий», помогая им достигнуть консулата (Pinsent 1964, 18-29). Относительно недавно положение о политическом альянсе двух влиятельных римских политиков вновь было подвергнуто критике в работе М. МакДонелла (McDonell 2006, 223-227). Подробнее см.: Квашнин 2011, 360-370.
на политической арене того времени действовала группа лиц, связанных друг с другом куда более тесно, чем это может показаться на первый взгляд. Известные нам законы периода Ганнибаловой войны были внесены представителями двенадцати родов75. По наблюдению Х. Скалларда, в начале Ганнибаловой войны в Риме наибольшим влиянием пользовалось пять родов — Фабии, Клавдии, Корнелии, Валерии и Эмилии76. Насколько позволяет судить просопографический материал, в той или иной мере все они участвуют в решении проблем, вставших перед Римом с начала войны. В то же время в рамках выделенного периода можно видеть примеры сотрудничества лиц, относимых как традицией, так и современными историками к соперничающим политическим группировкам. По большому счету, практически все упомянутые выше магистраты разнесены исследователями по различным кланово-родовым объединениям, чаще всего враждебным друг другу. Как представляется, такое сотрудничество можно объяснить сложностью возникших проблем, важнейшей из которых была явная недостаточность материальных и финансовых ресурсов для большой войны с таким опасным соперником, как Карфаген, и, как следствие, тем огромным напряжением, с каким приходилось вести широкомасштабные военные действия. В то же время возникает вопрос, насколько те или иные действия отдельных магистратов, а также связи между ними носили системный характер, а не являлись результатом стечения обстоятельств, фактора случайности. Ответ на этот вопрос может дать изучение следующего периода Ганнибаловой войны, который показывает, получили ли свое развитие отмеченные нами тенденции как в области законотворчества, так и способах разрешения возникающих социальных и экономических проблем.
ЛИТЕРАТУРА
Ельницкий Л. А. 1964: Возникновение и развитие рабства в Риме в VIII-III вв. до н.э.
М.
Казаров С.С. 2004: Гай Фабриций Лусцин: образ «идеального римлянина» глазами римской историографии // Исследования по истории и историографии России и зарубежных стран. Ставрополь, 331-336.
Квашнин В.А. 2011: «Щит и меч» Италии: были ли Фабий и Марцелл союзниками? // Древности - 2011, Харьков, 360-370.
Квашнин В.А. 2013: Война, право и финансы в древнем Риме: Римская civitas и вызовы Ганнибаловой войны. Вологда.
Ляпустин Б. С. 1991: Экономическое развитие древнего Рима в свете закона Оппия о роскоши // Из истории античного общества. Н. Новгород, 50-62.
Ляпустин Б. С. 1997: Фамилия и римская civitas в III в. до н. э.: пути развития // Власть, человек, общество в античном мире. М., 234-243.
Пирогов В.Н. 1878: Исследования по римской истории преимущественно в области третьей декады Ливия. СПб.
Трухина Н.Н. 1980: Сципион Африканский и Катон Цензор, их политические программы // Древний Восток и античный мир. М., 196-219.
Штаерман Е.М. 1964: Расцвет рабовладельческих отношений в Римской республике.
М.
75 Williamson 2005, 17, 48. Tabl. 1.12.
76 Scullard 1980, 333.
Штаерман Е.М. 1996: История крестьянства в древнем Риме. М.
Agati Madeira E.M. 2004: La lex Oppia et la condition juridique de la femme dans la Rome républicaine // RIDA. 51, 88-99.
Astin A. E. 1978: Cato the Censor. Oxford.
Aubert J.-J. 2006: The Republican Economy and Roman Law: Regulation, Promotion or Reflection // The Cambridge Companion to the Roman Republic / H. Flower (ed.). Cambridge, 160-178.
Baltrusch E. 1989: Regimen morum: Die Reglamentierung des Privatlebens der Senatoren und Ritter in der römischen Republik und frühen Kaiserzeit. München.
Bang P.F. 2007: Trade and Empire: In Search of Organizing Concepts for the Roman Economy // P&P. 195, 3-54.
Beck H. 2005: Karriere und Hierarchie. Die römische Aristokratie und die Anfänge des cursus honorum in der mittleren Republik. Berlin.
Bleicken J. 1955: Das Volkstribunat der Klassischen Republik: Studien zu seiner Entwicklung zwischen 287 und 138 v.Chr. München.
Botsford G. W. 1909: The Roman Assemblies from their Origin to the End of the Republic. New York.
BottiglieriA. 2002: La legislazione sul lusso nella Roma republicana. Napoli.
Bringmann K. 2003: Zur Überlieferung und zum Entstehungsgrund der lex Claudia de nave senatoris // Klio. 85, 312-321.
Briscoe J. 1989: The Second Punic War // CAH2. T. VIII, 44-80.
Broadhead W. 2007: Colonisation, Land Distribution and Veteran Settlement // A Companion to the Roman Army / P. Erdcamp (ed.). Malden; Oxford; Carlton.
Broughton T. R. S., Patterson M. L. 1950: The Magistrates of the Roman Republic. Vol. I. New York.
Brunt P.A. 1971: Italian Manpower. 225 B.C. — A.D. 14. Oxford.
Cassola F. 1962: I gruppi politici romani nel III secolo a.C. Trieste.
Caven B. 1980: The Punic Wars. London.
Clemente G. 1981: Le leggi sul lusso e la societa romana tra il III e il II secolo a.C. // Societa romana e produzione schiavistica /A. Giardina, A. Schiavone (eds.). T. III, 1-14.
Cornell T. J. 1989: The Conquest of Italy // CAH T. VII. Cambridge.
Cornell T. J. 1995: The Beginnings of Rome: Italy and Rome from the Bronze Age to the Punic Wars (c. 1000-264 B.C). London.
Crawford M. H. 1978: The Roman Republic. New Jersey.
Curti E., Dench E., Patterson J. 1996: The Archaeology of Central and Southern Roman Italy: Recent Trends and Approaches // JRS. 86, 170-189.
Dench E. 1998: Austerity, Excess, Success and Failure in Hellenistic and Early Imperial Italy // Parchments of Gender: Deciphering the Bodies of Antiquity / M. Wyke (ed.). Oxford, 121-146.
Develin R. 1979: The Political Position of C. Flaminius // RhM. 122, 268-277.
Dorey T. A. 1955: The Dictatorship of Minucius // JRS. 45, 92-96.
Dorey T.A. 1959: The Election of 216 B.C. // RhM. 102, 249-252.
Fellmeth U. 2001: Brot und Politik. Ernährung, Tafelluxus und Hunger im antiken Rom. Stuttgart; Weimar.
Flower H. 2003: «Memories» of Marcellus // Formen römischen Geschichtschreibung von den Anfängen bis Livius / U. Eigler (ed.). Darmstadt, 1-17.
Forsyte G. 2006: A Critical History of Early Rome: From Prehistory to the First Punic War. Berkeley; Los Angeles; London.
Fraccaro P. 1956: Ricerche storiche e letterarie sulla censura del 184/183 // Opuscula. T. I. Pavia.
Friedlender L. 1922: Darstellungen der Sittengeschichte Roms in der Zeit von Augustus bis zum Ausgang der Antike. 10. Aufl. Bd.II. Leipzig.
Gruen E.S. 1993: Culture and National Identity in Republican Rome. London.
Harris W. V. 1979: War and Imperialism in Republican Rome, 327-70 B. C. Oxford.
Hauri A. 1976: Une «année de la femme» à Rome, 195 avant J.-C.? // L'Italie préromaine et la Rome républicaine. Vol. I. Roma, 427-436.
Hölkeskamp K.-J. 1993: Conquest, Competition and Consensus: Roman Expansion in Italy and the Rise of the Nobilitas // Historia. 42, 12-39.
Hopkins K. 1978: Conquerors and Slaves: Sociological Studies in Roman History. Cambridge.
Hoyos D. 2007: The Age of Overseas Expansion (264-146 B.C.) // A Companion to the Roman Army / P. Erdcamp (ed.). Malden; Oxford; Carlton.
Jahn I. 1970: Interregnum und Wahldiktatur. Kallmünz.
Kaser M. 1955: Das Römische Privatrecht. Bd. I. München.
Kübler B. 1931: Sumptus // RE.16, 901-908.
Kunst Ch. 2005: Ornamenta Uxoria. Badges of Rank or Jewellery of Roman Wives? // The Medieval History Journal. 8, 127-142.
La Regina A. 1976: Il Samnio // Hellenismus in Mittelitalien. Göttingen.
Lange L. 1877: Römische Alterthümer. Bd. II. Berlin.
Lippold A. 1963: Consules: Untersuchungen zur Geschichte des römischen Konsulates von 264 bis 201 v. Chr. Bonn.
Lo Cascio E. 2001: Recruitment and the Size of the Roman Population from the Third to the First Century BCE // Debating Roman Demography / W. Scheidel (ed.). Leiden, 122-137.
Long G. 1875: Sumptuariae leges // A Dictionary of Greek and Roman Antiquities / W. Smith (ed.). London.
Marmorale E. 1950: Naevius Poeta2. Firenze.
McDonellM. 2006: Roman Manliness. Cambridge.
Mommsen Th. 1887: Römisches Staatrecht. Bd. III. Leipzig.
Münzer F. 1899: Claudius // RE. 6, 2662-2899.
Münzer F. 1920: Römische Adelpartein und Adelsfamilien. Stuttgart.
Ñaco del Hoyo T. 2011: Roman Economy, Finance and Politics in the Second Punic War // A Companion to The Punic Wars / D. Hoyos (ed.). Oxford, 376-392.
Nadig P. 1997: Ardet ambitus: Untersuchungen zum Phänomen der Wahlbestechungen in der Römischen Republik. Frankfurt/M.; New York.
Oakley S. 1993: The Roman Conquest of Italy // War and Society in the Roman World / J. Rich, G. Shipley (eds.). L.; New York, 9-37.
Pinsent J. 1964: Cincius, Fabius and the Otacilii // Phoenix. 18, 18-29.
Ramage E. 1973: Urbanitas: Ancient Sophistication and Refinement. Norman.
Ratbone D. 2008: Poor Peasantry and Silent Shepherds // People, Land, and Politics: Demographic Developments and the Transformation of Roman Italy 300 D.C. — A.D. 14 / L. de Ligt, S. Northwood (eds.). Leiden, 305-332.
Rawling L. 2007: Army and Battle During the Conquest of Italy (350-264 B.C.) // A Companion to the Roman Army / P. Erdcamp (ed.). Malden; Oxford; Carlton.
Rich J. 2008: Lex Licinia, Lex Sempronia: B. G. Niebuhr and the Limitation of Landholding in the Roman Republic // People, Land, and Politics: Demographic Developments and the Transformation of Roman Italy 300 D.C. — A.D. 14 / L. de Ligt, S. Northwood (eds.). Leiden, 519-572.
Rosenstein N. 2004: Rome at War: Farms, Families, and Death in the Middle Republic. Chapel Hill; London.
Rosenstein N. 2011: Italy: Economy and Demography after Hannibal's War // A Companion to the Punic Wars / D. Hoyos (ed.). Oxford, 412-429.
Rotondi G. 1912: Leges publicae populi Romani. Milano.
Santangelo F. 2013: Priestly Auctoritas in the Roman Republic // CQ. 63, 743-763. Sauerwein I. 1970: Die leges sumptuarie als römische Maßnahme gegen den Sittenverfall. Hamburg.
Savio E. 1940: Intorno alle leggi suntuariae romane // Aevum. 14, 174-194. Scheidel W. 2004: Human Mobility in Roman Italy, I: The Free Population // JRS. 94, 1-26. Scheidel W. 2008: Roman Population Size: The Logic of the Debate // People, Land, and Politics: Demographic Developments and the Transformation of Roman Italy 300 D.C. —
A.D. 14 / L. de Ligt, S. Northwood (eds.). Leiden, 17-70.
Schepens G. 2000: Plutarch's View on Ancient Rome: Some Remarks on the Life of Pyrrus // Politics, Administration and Society in the Hellenistic and Roman World / L. de Mooren (ed.). Peeters (Leuven), 349-364.
Scullard H. 1951: Roman Politics, 220-150 B. C. Oxford.
Scullard H. 1980: A History of the Roman World 753 — 146 B. C. London; New York. Serrao F. 1974: Classi, partiti e legge nella repubblica romana. Pisa. Stavely E. S. 1989: Rome and Italy in the Early Third Century // CAH2. VII. Toynbee A.J. 1965: Hannibal's Legacy: The Hannibalic War's Effects on Roman Life. Vol. I. L.; New York; Toronto.
Vishnia R. F. 1996: State, Society and Popular Leaders in Mid-Republican Rome, 241-167
B. C. London.
Wieacker F. 1940: Hausgenossenschaft und Erbeinsetzung. Über die Anfänge des römischen Testaments / Festschr. für H. Silber. Leipzig.
Willems P. 1878: Le sénat de la république romaine. T. I. Louvain. Williamson C. 2005: The Laws of the Roman People: Public Law in the Expansion and Decline of the Roman Republic. Ann Arbor.
Wirszubski Ch. 1968: Libertas as a Political Idea at Rome during the Late Republic and Early Principate. Cambridge.
Wiseman T.P. 2004: The Myths of Rome. Exeter. Wissowa G. 1912: Religion und Kultus der Römer. München.
Zanda E. 2011: Fighting Hydra — like Luxury: Sumptuary Regulation in the Roman Republic. London.
FIRST SUMPTUARY LAWS IN VIEW OF SOCIAL AND POLITICAL EVOLUTION OF ROMAN REPUBLIC IN THE 3rd CENTURY BC
V. A. Kvashnin
The author makes an attempt to link the increased legislative activity concerning the adoption of several laws about luxury of the plebeian tribunes with the social and political changes in the Roman Republic in the 3rd century BC. The main content of this period is the completion of the formation of the basic institutions of the Roman civitas, coincided with a successful military expansion of Rome in Italy and abroad. Special attention is paid to changes in the ruling political class of Rome. The author shows that the transformation of the political elite of Rome was reflected in the laws of that period.
Key words: Roman Republic, leges sumptuariae, Hannibalic War, civitas, plebeian tribunate, Roman senate, plebescitum
