CC BY
11
шинство расценивает их как несправедливые. Увеличение прозрачности в трудовой сфере, уверена Эветтс, сделает более обоснованным профессиональный выбор молодежи, придав ей уверенность в собственных силах и усилив ее интернальность. Помимо этого, острая необходимость в управленческих кадрах подталкивает учебные центры к созданию программ по менеджменту в той или иной трудовой сфере. Так, социальным работникам Германии предлагается пройти обучение в магистратуре по специальности, готовящей управленческие кадры в области социальной работы [с. 415-41811.
Дж. Эветтс демонстрирует зарождение нового типа профессионализма как ответ на масштабные социальные трансформации, затронувшие, в том числе, и трудовую сферу многих стран мира. Общественный сектор услуг расширяется до огромных корпораций, успешная деятельность которых напрямую зависит от четких и слаженных действий управленческого персонала компаний. В современных профессиональных сообществах необходимо гармоничное сочетание старых и новых форм организации труда: это должно помочь практикам справиться с возникающими трудностями, а также позволит им максимально использовать открывающиеся возможности, резюмирует Эветтс.
М.А. Ядова
2014.03.003. СТРЕНГЛМЕН Т. КРИЗИС ТРУДОВОЙ ИДЕНТИЧНОСТИ? ПЕРЕОСМЫСЛЕНИЕ ПРОБЛЕМЫ ПРИВЯЗАННОСТЕЙ И УТРАТ, СОПРЯЖЕННЫХ С РАБОТОЙ. STRANGLEMAN T. Work identity in crisis? Rethinking the problem of attachment and loss at work. // Sociology. - Oxford, 2012. - Vol. 46, N 3. - P. 411-425.
Ключевые слова: трудовая идентичность; новый капитализм; моральный порядок; отношения поколений.
Тим Стренглмен (Школа социальной политики, социологии и социальных исследований, Университет Кента, Великобритания)
1 Langer A. Academic qualification programmes for professional management: Managerial expertise as one facet of a new professionalism: Paper presented at the Interim meeting of the ESA research network on «Sociology of professions». - Aarhus, 5-
7 June 2008.
обращается к актуальной для социологии XXI в. теме деформации и размывания трудовой идентичности в эпоху «нового капитализма». Автор не согласен ни с одной из альтернативных трактовок изменившегося характера труда и связанных с ним стилей субъективной самореализации личности, бытующих сегодня в социальном знании. Он считает ошибочной как трактовку происходящих сдвигов в сфере наемного труда (дестабилизация, фрагментация, непредсказуемость и краткосрочность трудовых эпизодов в жизни отдельного индивида) в терминах кризиса, затрагивающего, в том числе, и процессы формирования личностной идентичности, так и изображение ситуации как не претерпевающей радикальных изменений по сравнению с обществом модерна. Избрав фокусом своей статьи качество и содержание трудовой идентичности, Стренглмен предлагает изменить саму формулировку проблемы, взяв за основу понятия интеллигибельного морального порядка и профессиональной организационной культуры. Привлекая ряд современных и классических социологических теорий, связанных с конкретизацией таких понятий, как ностальгия, традиция, отношения поколений, автор намерен показать, что сожаления пожилых работников о «прежних добрых временах, утраченных навсегда» дают ключ к критическому осмыслению морального порядка и организации трудовой деятельности в рамках «нового капитализма». Эмпирическим материалом для иллюстрации гипотез британского социолога послужили данные интервью и автобиографические нарративы, собранные им в рамках трехлетнего проекта по изучению трудовой идентичности разных поколений британцев1.
С конца 1990-х годов, пишет Стренглмен, в социологии набирает силу тенденция к интерпретации современного труда (по крайней мере, в развитых европейских странах и в США) как переживающего глубокий кризис - и в структурно-организационном отношении, и с точки зрения его роли в судьбе отдельного индивида. Если прежде работа считалась (и являлась) стержнем индивиду -альной, групповой и даже классовой биографии, тем фокусом или ориентиром, который направлял и корректировал все жизненные
1 Strangleman T. Work identity and the end of the line? Privatisation and culture change in the UK rail industry. - Basingstoke: Palgrave, 2004; Strangleman T. The nostalgia for permanence at work? The end of work and its commentators // Sociological rev. - Keele, 2007. - Vol. 55, N 1. - P. 81-103.
устремления личности, очерчивая ее жизненные перспективы и горизонты самореализации, то в эпоху нового капитализма труд постепенно утрачивает свои детерминирующие качества. Одним из первых «конец труда» провозгласил Дж. Рифкин1, позднее эта идея получила аргументированное развитие в работах К. Кейси, З. Баумана, У. Бека, А. Горца, Р. Сеннета2. Если в 1960-1970-е годы социологи увлекались анализом кристаллизации личностной идентичности в процессе профессиональной деятельности индивида или в контексте его трудовой биографии, то сегодня многие из них утверждают, что оплачиваемый труд в любых его формах утратил былую социальную первостепенность и прежнее ключевое значение для формирования личности работника.
К. Кейси связывает изменения общественного и личного статуса труда с «корпоративной инструментализацией персонала», лишающей работников крупных компаний пространства для реализации их субъективности. З. Бауман считает, что гарантией идентичности человека, или ее базисом, сегодня служит не то, что он производит собственным трудом, но то, что он потребляет. Оплачиваемая работа по найму лишается своей прежней стабильности, замечает Бауман, понятие пожизненной трудовой карьеры, логически цельной и непрерывной, уходит с исторической сцены. В прошлом остались и такие представления, как «дело жизни» или «работа на всю жизнь», считает У. Бек; на смену приходят фрагментация трудовой деятельности и прерывность профессиональной биографии, складывающейся из кратких, сменяющих друг друга, как в калейдоскопе, трудовых эпизодов. Субъективные последствия трансформации содержания и форм труда в обществе постмодерна описал Р. Сеннет, обозначив происходящее как «коррозию характера». С точки зрения Сеннета, новый капитализм не оставляет места для синхронного развития человека как личности и как профессионального работника; идеалом новой организации
1 Rifkin J. The end of work: The decline of the global labor force and the dawn of the post-market era. - N.Y.: Putnam, 1995.
Casey C. Work, self and society after industrialization. - L.: Routledge, 1995; Bauman Z. Work, consumerism and the new poor. - Buckingham: Open univ. press, 1998; Gorz A. Reclaiming work: Beyond the wage-based society. - Cambridge: Polity, 1999; Beck U. The brave new world of work. - Cambridge: Polity, 2000; Sennet R. The culture of the new capitalism. - New Haven (CT): Yale univ. press, 2006.
трудового процесса становится класс легко приспосабливающихся, «гибких» индивидов, пригодных для кратковременного инструментального функционирования в сфере оплачиваемого труда. В итоге люди не имеют шансов воплотить или выразить себя в работе, как они это делали раньше, и это лишает их возможности формировать идентичность и создавать свой жизненный нарратив, ориентируясь на свою социально значимую трудовую деятельность.
Примечательно, продолжает Стренглмен, что Бауман, Бек, Горц и их последователи убеждены, что позитивные оценки труда как существенного фактора личной идентичности в эпоху «до нового капитализма» являются такой же фикцией, как и сама трудовая идентичность. С этих позиций, современный труд никогда не был стимулом для социального сплочения и интеграции людей, работавших вместе; социальные связи, складывавшиеся между ними, носили абстрактный характер: они просто «помещали» индивидов в контекст совместной работы и производственных отношений, где работники функционировали подобно шестеренкам огромного механизма. Поэтому ностальгия по ценностям прошлого, как среди пожилых работников, так и на страницах академических журналов, в лучшем случае является защитой романтического мифа, в худшем - апологией отчуждения и деградации личности в процессе труда.
Алармистским оценкам труда в эпоху нового капитализма и мрачным прогнозам по поводу эрозии трудовой идентичности автор статьи противопоставляет свое видение происходящего, основанное на толковании ностальгии как сложного эмоционального переживания, не исчерпывающегося сожалениями или воспоминаниями о прошлом. В классическом исследовании ностальгии Ф. Дэвиса1 описано несколько ее типов, имеющих разную социальную направленность: ностальгия I порядка (или просто память о прошлом); рефлексирующая ностальгия (II порядка) и ностальгия интерпретирующая (III порядка). Важнейшим элементом ностальгии II и III порядков Дэвис считает критическую оценку прошлого и настоящего на базе воспоминаний о пережитом опыте. Идея неоднозначного, структурированного содержания ностальгии полу-
1 Davis F. Yearning for yesterday: A sociology of nostalgia. - N.Y.: Free press,
1979.
чила развитие в работах С. Бойм, А. Боннетта и автора настоящей статьи1. Бойм, в частности, предложила различать рефлексивный и реставрационный ее типы (пассивная критическая позиция / чувство вовлеченности и участия в социальных смыслах прошедшего); Стренглмен и Боннетт обратили внимание на диалектическое взаимодействие знания о прошлом и споров о настоящем. Таким образом, ностальгия пожилых работников, которую обычно интерпретируют как признак бесперспективной сентиментальной привязанности к ушедшим ценностям или даже как фальсификацию истории, представляет собой достаточно сложное эмоциональное переживание, обладающее критическим потенциалом в отношении настоящего, резюмирует автор статьи.
Стренглмен ссылается также на работу Т. Уильямса2, в которой ностальгия предстает как процесс, обращенный к поколению Next. Уильямс сравнивает переживание ностальгии с нахождением на эскалаторе, где старшее поколение имеет возможность в любой момент движения оглянуться назад, на уже преодоленный им участок пути, и одновременно наблюдать за движущимся ему навстречу будущим поколением. В интерпретации ностальгии Уильямсом Стренглмена привлекает понятие структуры чувств - возникающих, доминирующих и остаточных. Именно остаточные чувства связаны с идеей оценочных или сравнительных воспоминаний, кристаллизующихся в переживание ностальгии. Это «способ видения и пребывания в мире, точка отсчета для тех, кому этот мир был дорог», - подчеркивает Стренглмен [с. 415]. Наконец, Дж. Томпсон, анализируя связь между традицией и индивидуальным Я, предложил дифференцировать содержательное развитие личностной и коллективной форм идентичности3. В первом случае речь идет об избранной индивидуальной жизненной траектории, во вто-
1 Strangleman T. The nostalgia of organizations and the organization of nostalgia: Past and present in the contemporary railway industry // Sociology. - Oxford, 1999. -Vol. 33, N 4. - P. 725-746; Boym S. The future of nostalgia. - N.Y.: Basic books, 2001; Bonnett A. Left in the past: Radicalism and the politics of nostalgia. - L.: Continuum, 2010.
Williams R. The country and the city. - Oxford: Oxford univ. press, 1973.
3
Thompson J.B. Tradition and self in a mediated world // Detraditionalization: Critical reflections on authority and identity / Ed. by P. Heelas, S. Lash, P. Morris. -Oxford: Blackwell, 1996.
ром - о чувстве принадлежности к коллективной (исторической) судьбе. В обоих случаях существенную роль в формировании идентичности играет традиция как набор культурных ресурсов, создающих и воссоздающих ее содержание. В эпоху модерна традиция перемещается на периферию социальной жизни, однако ее маргинализация не означает, что прошедшее полностью утратило свою силу как средство привнесения смыслов в этот мир и консти-туирования чувства принадлежности к нему.
В совокупности перечисленные теоретические идеи и подходы делают возможным критическое переосмысление социальных функций памяти и воспоминаний, сопряженных с профессиональной трудовой идентичностью пожилых работников, считает автор. В упомянутом выше исследовательском проекте под руководством Стренглмена опросу подлежали три возрастные когорты британцев, представлявших три профессиональные группы (учителя, банковские служащие и железнодорожные рабочие). Для данной статьи автор использовал только материалы интервью и письменные автобиографии железнодорожников (мужчины 50-60 лет и старше, имевшие солидный трудовой стаж в компании «Британские железные дороги» и возможность сопоставить прежний и нынешний характер работы и взаимоотношений на рабочем месте; эпизодически, для сравнения, использовались материалы интервью с молодыми представителями профессии). Цель проекта состояла в «оценке значения для людей их работы сегодня и в прежние времена - с тем, чтобы понять, как трудовая идентичность выражает себя в поступках и жизненных нарративах» [с. 416]. Применительно к настоящей статье британский социолог конкретизировал свою задачу как попытку интерпретации жизненных нарративов пожилых железнодорожных рабочих в рамках проблемы «кризиса трудовой идентичности» современного поколения людей, вовлеченных в трудовую деятельность.
Анализируя собранные данные, Стренглмен выделяет ряд общих тем, в том или ином виде присутствовавших в устных и письменных рассказах участников проекта; дисциплина, взаимное уважение, связь поколений, стремление стать профессионалом, чувство вовлеченности в профессию, неразрывность личной и трудовой биографии. Фокусом нарративов своих респондентов британский социолог считает представление о профессиональной
культуре, которая структурировала их субъективное и социальное самоопределение. Большинство опрошенных начинали свой трудовой путь в 15-16 лет, на рубеже 60-70-х годов прошлого века. Их наставники чаще всего были людьми, прошедшими войну, поэтому важнейшим элементом профессиональной социализации респондентов стала трудовая дисциплина. Дисциплины требовала и специфика работы на железной дороге, предполагающая сменный характер труда, соблюдение графика, четкое выполнение рутинных обязанностей (обходчик, сигнальщик, регулировщик). Еще одну особенность своего приобщения к профессии респонденты усматривали в глубокой личностной связи между учеником и мастером, залогом которой служило взаимное уважение людей, делающих общее дело. Лейтмотивом большинства нарративов пожилых железнодорожников выступали преданность выбранной профессии и личностная вовлеченность. Таким образом, базисом личной и трудовой идентичности опрошенных являлся моральный порядок, встроенный в их профессиональную культуру и обеспечивавший стабильность и предсказуемость их жизненного пути, резюмирует Стренглмен.
Оценивая нынешнюю ситуацию в своей профессии, респонденты с сожалением отмечали прагматизм нынешнего поколения, его незаинтересованность в работе, равнодушие к профессии. Ностальгия участников проекта свидетельствовала об их разочаровании в настоящем, но вместе с тем - и о понимании того, что былые моральные и профессиональные ценности ничего не значат в современном обществе. В терминах концепций Ф. Дэвиса и Дж. Томпсона эмоциональные переживания пожилых респондентов целесообразно рассматривать не столько как констатацию кризиса современной трудовой идентичности, сколько как «критический» и «интерпретирующий» тип ностальгии, который акцентирует маргинализацию и эрозию прежнего морального порядка в сфере труда, способствовавшего коллективной гуманизации работы и служившего гарантом социальной значимости трудовой и личной идентичности.
Е.В. Якимова
