CC BY
70
2014.01.015. УРИЛОВ ИХ. ИСТОРИЯ РОССИЙСКОЙ СОЦИАЛ-ДЕМОКРАТИИ (МЕНЬШЕВИЗМА) / Науч. ред. Тютюкин С В.; ИВИ РАН, Центр истории мировой социал-демократии. - М.: Собрание, 2013. - Ч. 5: ЗВЕЗДНЫЕ И ТРАГИЧЕСКИЕ ДНИ ПАРТИИ, (ФЕВРАЛЬ 1917 - ЯНВАРЬ 1918 г.) - 464 с.
Ключевые слова: российская социал-демократия; большевики; меньшевики; Февральская революция 1917 г.
Исследование д-ра ист. наук И.Х. Урилова, состоящее из введения, восьми глав и заключения, является продолжением его трудов, посвященных истории российского меньшевизма1. Монография раскрывает внутренние противоречия и различия в политике меньшевиков и большевиков в 1917 г.
История партии меньшевиков России в 1917 г., пишет автор, была сложна и быстротечна. Она складывалась тогда из разделения самой партии на тех, кто стал сотрудничать с коалиционным Временным правительством и вошел в состав одной из правящих партий, и тех, кто выступал с иных позиций. Поэтому для каждого их этих течений меньшевизма были свои этапы, характеризующие их деятельность в феврале - октябре 1917 г. Среди социал-демократов, равно как и среди других течений в социалистическом движении, были разные оценки Февральской революции. Наибольшие расхождения были между теми, кто встретил революцию в России, и теми, кто прибыл на родину из эмиграции.
Получив повторное приглашение от премьера правительства Г. Е. Львова войти в состав правительства, руководство меньшевиков и эсеров решило коалицию создать. Большевики и меньшевики-интернационалисты были против и всякую ответственность за это решение с себя снимали. Единства среди меньшевиков не стало больше и после того, когда меньшевистская партия стала правительственной. Более того - у нее поменялись и лидеры. «Приехавшие из эмиграции Аксельрод и Мартов, а также проживавший в России Потресов на время потеряли прежние руководящие позиции в партии. Изменившаяся политическая обстановка в стране требо-
1 Урилов И.Х. История российской социал-демократии (меньшевизма). -М.: Раритет: Собрание, 2000-2008. - Ч. 1. - 2000. - 286 с.; Ч. 2: Историография. -2001. - 352 с.; Ч. 3: Происхождение меньшевизма. - 2005. - 416 с.; Ч. 4: Становление партии. - 2008. - 368 с.
вала немедленных действий и новых идей, способных увлечь людей, а не проповеди старых программ, не устраивавших активную и нетерпеливую часть населения, жаждущую перемен с помощью или без участия новых властей» (с. 137).
Многие меньшевики были так загипнотизированы неизбежностью повторения буржуазно-капиталистической истории передовых стран, что возможность другого пути считали авантюрой. Среди них были возвратившиеся на родину Г.В. Плеханов и близкие ему Лев Дейч и Вера Засулич, которые выступали тогда на страницах газеты «Единство» с критикой и большевиков, и меньшевиков. Они были за войну до победного конца, создание широкого коалиционного правительства и, по существу, поставили себя вне РСДРП, самоизолировались (с. 107).
Идею создания единых организаций РСДРП до приезда Ленина поддерживали тогда не только меньшевики, но и многие большевистские руководители. «Но каждый из этих лидеров занимал свою позицию и отстаивал ее как условие этого объединения. Сторонником единения революционной демократии в стране от имени меньшевиков тогда особенно активно выступал Церетели. Но процесс объединения был сорван приехавшим в Петроград Лениным и его единомышленниками» (с. 118).
И.Г. Церетели и «революционные оборонцы» видели развитие революции и преодоление кризиса в стране в создании демократического коалиционного правительства, Мартов - однородного, социалистического, Ленин - большевистского, с привлечением согласных с его программой действий (с. 127).
Для Церетели революция была «общенациональной», а коалиция означала «единство живых сил страны» на ее буржуазно-демократическом этапе (с. 126). Мартов избрал путь оппозиционера в своей партии, критикуя политику сторонников коалиции, считая опасной политику поддержки Временного правительства, особенно по вопросам войны и мира. Он полагал важным дальнейшее развитие демократической революции, организацию всенародного движения для заключения всеобщего перемирия на фронтах, консолидацию посредством возрождения Социалистического Интернационала всех сторонников немедленного прекращения войны. Мартов был против политики Ленина и назвал «глупостью» требование Ленина свергнуть Временное правительство, так как был
уверен, что «исторические условия не созрели для перехода власти в наши руки» (с. 121). А.Н. Потресов призывал все меньшевистские фракции к единству действий и был против тенденции максимализма в требованиях отдельных социал-демократов, как и против непоследовательности политики тех, кто поддерживал Временное правительство (с. 137).
Корректировке планов лидеров меньшевиков-оборонцев и сторонников коалиционного правительства способствовал выход на улицы Петрограда 3 июля солдат и рабочих с требованием передачи всей власти в руки Советов. Взгляды на дальнейшее развитие страны у меньшевистского руководства после июльских событий разнились: Церетели, Дан, Потресов были за коалиционное правительство, Мартов оставался приверженцем сильных Советов (с. 212).
П.Б. Аксельрод чувствовал себя не вполне уютно в Петрограде, несмотря на общее уважение коллег, среди которых он считался почетным председателем меньшевистской партии. Он полемизировал с Плехановым, который выступал за войну до победного конца, и не соглашался с Мартовым, отрицавшим необходимость коалиционного правительства, а затем ставшим сторонником его чисто социалистического состава. Аксельрода раздражала сугубо оборонческая позиция Церетели и Дана. Главным для себя в то время он считал восстановление II Интернационала и прекращение войны, а потому возлагал большие надежды на международную конференцию в Стокгольме, куда он отправился 10 августа.
Лидерам меньшевиков и эсеров, полагает автор, было известно задолго до октябрьского переворота о том, что большевики хотят захватить власть и взять на себя ответственность за управление страной. Ленин заявил об этом еще на I съезде Советов. Тогда это было воспринято социалистами, стоящими у власти, как несерьезная шутка. Эта самоуверенность в том, что их власть нерушима, стала одной из причин поражения Керенского и его сторонников. И, на первый взгляд, указывает автор, у них были причины для такого поведения. Единение демократических сил не позволило прийти к власти генералу Л.Г. Корнилову (с. 279).
После участия в разгроме корниловщины и начала большевизации Советов с конца августа лидеры большевиков, по мнению автора, почувствовали себя равноправными в борьбе за власть с
другими социалистическими партиями. Но эти равные возможности вскоре обернулись решительным противостоянием сторон (с. 280).
Руководители меньшевиков и эсеров 24 октября предлагали Керенскому создать коалиционное советское правительство, рекомендовали объявить о проведении ряда радикальных реформ. Но все планы миротворцев быстро рухнули, победили экстремисты и радикалы, агрессивность и нетерпимость. Штурм Зимнего и формирование большевистского правительства стали продолжением процесса размежевания в российском социал-демократическом движении, отголоски которого и далее давали о себе знать в борьбе партий за власть. Но они по мере укрепления власти большевиков, существенного значения уже не имели.
Среди лидеров меньшевизма, отрицательно относившихся к захвату власти большевиками, были те, кто не был готов идти с ними ни на какие соглашения, и те, кто таковые допускал. П.Б. Аксельрод, Г.В. Плеханов, А.Н. Потресов и их сторонники отнеслись к новой власти резко отрицательно. Плеханов, как и Аксельрод, считал Ленина продолжателем идей Бакунина и Нечаева и, как практически все меньшевики, опасался осуществления лозунга Ленина о превращении мировой войны в гражданскую войну в России. Плеханов наряду с Мартовым и его сторонниками не считал возможным участвовать в вооруженном свержении большевистской власти, так как она представляла часть рабочих, поверивших им. Аксельрод, «в отличие от Каутского и Р. Люксембург, не испытывал никаких колебаний по отношению к большевикам и их пребыванию у власти. Он вел против них последовательную разоблачительную борьбу, которая была воспринята далеко не всеми западными социалистами» (с. 343).
Для Потресова большевизм был «контрреволюцией». Он критиковал Мартова и его сторонников за попытку нейтрально относиться к большевикам и по отдельным вопросам сотрудничать с ними. В отличие от Мартова он не фетишизировал идею единства партии, справедливо полагая, что объединение со старой большевистской фракцией при лидерстве Ленина невозможно. Укрепление позиций Мартова на декабрьском съезде РСДРП 1917 г., полагает автор, свидетельствовало о полевении значительной части партии, что и было воспринято Потресовым как капитуляция перед боль-
шевиками. Он счел для себя невозможным поддерживать новую линию меньшевизма.
Левый меньшевизм, возглавляемый Мартовым, ставшим в декабре 1917 г. лидером партии, стремился мирными средствами создать демократическую Россию. «У него было отрицательное отношение к новой партии власти и ее вождю, но он верил, что они с Лениным стоят на "одном классовом базисе", у них одинаковые социалистические цели и расходятся они лишь в средствах ее достижения» (с. 333). К тому же его весьма смущало и то, что за большевиками шла часть пролетариата, а воевать с ними он не мог.
Эти две точки зрения, выраженные Мартовым и Потресовым по отношению к большевистской власти, пишет автор, были главными среди меньшевистского сообщества той поры (с. 352). В итоге Потресов оказался прав, и Мартов пришел к такому же выводу, только позднее.
Среди меньшевиков, отмечается в книге, были и такие как Дан, который был вместе с Мартовым после Февраля, пошел работать в Петроградский Совет, стал «оборонцем», а в дни октябрьских событий снова ушел к Мартову, понимая, что Временное правительство вместе с поддерживавшими его «оборонцами» уступило власть большевикам. По мнению автора, Дан был прагматичен в своих поступках и жаждал реального дела, а не только принципиальной политической борьбы за свои убеждения (с. 355).
Разгон большевиками Учредительного собрания, считает автор, завершил процесс демократизации российского общества, начатый в феврале-марте 1917 г. Политика большевиков, направленная на монополизацию власти в стране, неминуемо привела к конфронтации с другими социалистическими партиями (с. 438).
Кризис власти в декабре 1917 г. - январе 1918 г., связанный с созывом и разгоном Учредительного собрания, превратил в глазах Ленина меньшевиков из оппонентов во «врагов внутри рабочего движения». Хотя умеренные большевики и левые меньшевики продолжали на первых порах сохранять личные отношения и даже сотрудничать по отдельным вопросам (с. 438).
В заключение автор пишет, что меньшевики и большевики в 1917 г. представляли себя сторонниками марксизма и защитниками интересов рабочего класса. «Но в год революционных потрясений их интересы разошлись как никогда. Меньшевики (правые и левые)
продолжали оставаться частью мирового социал-демократического движения и делать все возможное для предотвращения гражданской войны в стране» (с. 461). Только в 1922 г., уже в эмиграции, Мартов определил большевистский режим как «протобонапартист-ское извращение революции». Дан, выступая перед эмигрантами в Париже в марте 1930 г., оправдывал поддержку меньшевиками большевиков после их прихода к власти тем, что тогда они защищали интересы трудящихся. Церетели не был согласен с выводами Дана, заявив, что в советской России «преклоняются не перед трудом, а перед кнутом» (цит. по: с. 459).
В. С. Коновалов
2014.01.016. БУЛДАКОВ В.П. УТОПИЯ, АГРЕССИЯ, ВЛАСТЬ. ПСИХОСОЦИАЛЬНАЯ ДИНАМИКА ПОСТРЕВОЛЮЦИОННОГО ВРЕМЕНИ. РОССИЯ, 1920-1930 гг. - М.: РОССПЭН, 2012. -759 с.
Ключевые слова: советская Россия; нэп; революционная утопия; утопия власти; большевистская диктатура.
Автор реферируемой книги д-р ист. наук В.П. Булдаков объясняет, как и почему большевистский нэп оказался прологом к сталинской деспотии. Преимущество в книге отдается анализу документов личного характера, центральное место среди которых занимают письма, поступавшие непосредственно Сталину. Показано, что фрустрационные процессы не смогли подавить беспорядочных агрессивных импульсов в различных слоях общества. Автор полагает, что острые реакции людей на постреволюционные метания большевиков привели к тому, что революционная утопия выродилась в традиционалистскую «утопию власти» в лице единоличной диктатуры.
В.П. Булдаков пишет, что он «попытался проследить как увядающие революционные грезы трансформируются в нечто противоположное на личностном уровне. Исходная посылка такова: фрустрация посткризисных времен возрождает консервативные утопии; допинг агрессивной доктрины помогает осуществить подмену революционной власти ее исторически апробированным эквивалентом» (с. 7).
