CC BY
11
административными методами в рамках Большого скачка, что привело к массовому голоду с 30-50 млн. жертв (с. 256). После этой неудачи Пекин взял курс на восстановление сельскохозяйственного производства. Были введены новые культуры, налажено производство минеральных удобрений, что привело к росту сельскохозяйственной продукции на 2,32% в год в 1970-1977 гг. (с. 256).
Настоящий же переход к индустриальной фазе совершился после частичного предоставления коммерческой инициативы крестьянам. Экономическим ростом, таким образом, Китай обязан воссозданию традиционной формы семейного крестьянского хозяйства, частично работающего на рынок.
По мнению Аоки, в современной Восточной Азии действует общая тенденция к воспроизводству доиндустриальных институтов на новой стадии общественного развития. Так, особенности организации сельской общины выявились в трудовых коллективах индустриальной эпохи. В Японии внутригрупповая солидарность была перенесена на отношения внутри корпораций с системой пожизненного найма сотрудников. В Корее высокая мобильность и инициативность крестьян стали предпосылкой повышенной активности молодежи в период экономического роста.
А.А. Новикова
2013.04.053. КИНГСБЕРГ М. ЛЕГИТИМАЦИЯ ИМПЕРИИ, ЛЕГИТИМАЦИЯ ГОСУДАРСТВА: НАУЧНОЕ ИССЛЕДОВАНИЕ НАРКОЗАВИСИМОСТИ В ЯПОНСКОЙ МАНЬЧЖУРИИ. KINGSBERG M. Legitimating empire, legitimating nation: the scientific study of opium addiction in Japanese Manchuria // J. of Jap. studies. - Seattle, 2012. - Vol. 38, N 2. - P. 325-351.
Мириам Кингсберг (доцент университета Колорадо) рассматривает роль опиума в становлении Японской империи. Тогда как центральные власти периода Мэйдзи (1868-1912) строго запрещали наркотики в метрополии, на Японских островах, колониальные власти Тайваня, Кореи, Квантунской арендованной области, Маньчжурии, Китая использовали укоренившуюся привычку опиумокурения среди местного населения для создания прибыльных государственных монополий. Кроме коммерческой роли, опиум функционировал как показатель расового статуса. Позаимствовав на Западе идеи социального дарвинизма, японские мыслители
конца XIX - начала XX в. считали отсутствие пристрастия к опиуму в метрополии признаком расового и культурного превосходства японцев. А потребление наркотиков среди других азиатов они считали проявлением этнической отсталости и неспособности к самоуправлению. Это работало на идеологию экспансионизма, в соответствии с которой японцы брали на себя роль освобождения народов от наркотической зависимости.
В то время как в США и Европе медики рассматривали наркозависимость как серьезный недуг, в Японии до середины 1920-х годов почти не прослеживается научного интереса к проблеме. После поражения в 1918 г. Германии, которая препятствовала контролю за наркотиками, поскольку обладала крупнейшим фармацевтическим производством, великие державы получили возможность усилить международное сотрудничество по ограничению наркотрафика. Для исполнения новых международных требований японская администрация в Маньчжурии приняла Опиумный закон (1924). Теперь утверждалось государственное регулирование наркотрафика, а опиумная политика приобретала медицинское измерение: стали строиться клиники по детоксикации и проводиться исследования наркозависимости.
Современные ученые часто говорят о «колониальной медицине», т.е. политической, научной, медицинской деятельности, связанной с государственным вмешательством в общественное здоровье. Подобно европейским империям, колониальная медицина в Японской Маньчжурии функционировала как легитимация имперского контроля.
Япония эпохи Мэйдзи, стремившаяся как можно быстрее догнать Запад, ухватилась за научную медицину как символ национального прогресса. Здоровое население означало сильное суверенное государство, способное обеспечить благосостояние людей. Институционализация научной медицины была одним из многих способов, используемых правительством для поддержания международного авторитета и укрепления власти внутри империи. Власти Мэйдзи обеспечивали ученых финансированием для обучения в лабораториях Запада. После завершения эпохи Мэйдзи в Японской империи создавались первоклассные исследовательские лаборатории, что позволило имперским ученым говорить с западными коллегами на равных.
Японские власти в метрополии в основном ставили во главе научного сообщества не экспертов, а бюрократов. Молодые выпускники сталкивались с враждебной конкурентной средой, сужающимися карьерными возможностями. Колониальная сфера, наоборот, манила как либеральное убежище профессионального развития. В противоположность колониям Великобритании и Франции, где исследователи были скованы многослойным бюрократическим надзором, колониальные владения Японской империи предоставляли неограниченный простор научных возможностей. Кроме того, исследовательский характер отличал колониальную медицину Японской империи от колониальной медицины западных империй, которые не создавали в колониях исследовательских учреждений такого качества, как в метрополии. Таким образом, резюмирует автор статьи, Япония в большей степени, чем другие колониальные империи, использовала колониальную медицину для легитимации своей власти (с. 333).
В Маньчжурии медицинские исследования развернулись благодаря наследию Гото Симпэй (1857-1929), медика и ведущего колониального чиновника своего времени. Он считал формирование знания важнейшей предпосылкой формирования имперской политики, приносящей выгоду и японцам, и местному населению. Гото руководил Южно-Маньчжурской железной дорогой (ЮМЖД) (Мантэцу) - компанией, аналогичной Британской Ост-Индской компании. Его основной вклад в науку заключается в создании Исследовательского отдела ЮМЖД («Мантэцу Тёса бу»). В исследованиях приняли участие две тысячи ученых, и было издано около 6200 работ по всем темам социальных и естественных наук. ЮМЖД также основала другие исследовательские институты для улучшения местной производственной эффективности и общественного здравоохранения. Наиболее важным научным институтом и исследовательским центром наркозависимости в империалистический период был Маньчжурский медицинский университет (Мансю ика дайгаку).
В течение 1920-х годов усилиями медиков и властей Маньчжурии наркозависимость перестала быть источником стыда и симптомом расовой неполноценности. Передовые изыскания предоставили японским докторам доступ к растущей и престижной глобальной сети исследователей, работающих над наркоманией.
Они были вовлечены в общую мировую систему, действовали в условиях профессионального равенства, придерживались общей методологии и принципов. «В начале XX в. колониальная медицина была не просто внутриимперским сотрудничеством докторов, больных и государства, но и фундаментальным глобальным проектом, в котором знания, выведенные мировым сообществом ученых, легитимируют империю не только на локальном, но и на международном уровне» (с. 327).
После Первой мировой войны в мире приобрела популярность доктрина президента США Вудро Вильсона, предполагавшая подготовку колониальных субъектов к самоуправлению. Хотя западные державы стремились развить научное образование в колониальных владениях в русле этого нового либерализма, но состояние местных учебных заведений оставалось неудовлетворительным. «Колониальные учреждения выделяли техническое знание над теоретическим, а университетская степень, полученная в колонии, приравнивалась чуть ли не к сертификату о среднем образовании, полученном в метрополии» (с. 333). Культурная дистанция между колонизаторами и зависимым местным населением в европейских империях усложняла переход к незнакомой образовательной традиции. Западные ученые зачастую воспринимали непонимание как непригодность, приходя к выводу, что «туземцы» неспособны к логическому мышлению.
Япония, познавшая на своем опыте этот переход от восточной к западной образовательной традиции, была больше приспособлена, нежели другие империи, к продвижению современной науки в колониях. Политики отвечали на веяния либеральной идеологии вильсонизма и требования колонизированного населения об умножении политических и профессиональных возможностей путем расширения доступа к образованию. К концу 1939 г. почти половину врачей с научной степенью в Маньчжурии составляли китайцы. Таким образом, вовлекая колонии в медицинскую модернизацию, Японская империя снова превзошла западные империи в легитимации имперской власти.
В 1930-х годах научные и политические факторы подорвали глобальную сеть исследователей наркомании. В Европе и США многие ученые пришли к рассмотрению наркозависимости как психической проблемы. Японские же ученые в основном остава-
лись преданными физиологическому пониманию наркомании. Методологические разногласия снизили интерес к научному взаимообмену.
Неблагоприятно сказался Мукденский инцидент 1931 г. и создание японского марионеточного государства Маньчжоу-го, которое не было признано Лигой Наций. Следуя курсу новой идеологии паназиатизма, японские доктора переформатировали лабораторные исследования наркозависимости в сообщество автаркических имперских исследований, независимое от глобальной сети, из которой они были вытеснены.
Решение сформировать государство, а не управлять территорией как колонией, было продиктовано уменьшающейся легитимностью империализма, который в годы вильсонизма рассматривался как анахронизм. Правительство Маньчжоу-го компенсировало медикам утрату их международной роли новыми обязанностями хранителей национальной легитимности. «Научное изучение наркозависимости как легитимация империи в 1920-е гг. было обновлено в 1930-е как легитимация национальной государственности» (с. 344-345).
Политические аспекты исследования наркозависимости предопределили поведение и мировоззрение исследователей, сосредоточив усилия на обеспечении легитимности Японской империи и национального государства Маньчжоу-го. Врачи-наркологи в конце концов пали жертвами меняющихся запросов режимов, с которыми они сотрудничали. В своей предсмертной агонии Маньчжоу-го сделала козлами отпущения многих своих горячих сторонников, в том числе лабораторных исследователей. Квантунская армия Японии распределяла их в тюрьмы, войска, или в пресловутый Отряд 731 - подразделение, разрабатывающее биологическое оружие. Научное исследование наркозависимости, как и империя, пришло к постыдному концу.
С.Ю. Крикалова
