2013. 04. 001. Воскресенский А. К. Информация, информационное общество и библиотеки (по работам А. В. Соколова): часть 1. (аналитический обзор) Текст научной статьи по специальности «СМИ (медиа) и массовые коммуникации»

ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ

2013.04.001. ВОСКРЕСЕНСКИЙ А.К. ИНФОРМАЦИЯ, ИНФОРМАЦИОННОЕ ОБЩЕСТВО И БИБЛИОТЕКИ (ПО РАБОТАМ А.В. СОКОЛОВА): Часть 1. (Аналитический обзор).

Информационное общество представляет собой не социальный факт, а предположение о возможном состоянии грядущего мирового сообщества, - именно основываясь на этой максиме, Аркадий Васильевич Соколов прослеживает зарождение и развитие идеи информационного общества в научной, публицистической и художественной мысли России и за рубежом, анализирует технократические и гуманистические концепции информационного общества, его сущность и тенденции формирования, специфику информационного подхода и определения информации в социокультурной среде, проблематику виртуализации и социализации информационного общества, настоящее состояние и будущее российского библиотечно-библиографического социального института.

Идея информационного общества

Учреждение резолюцией Генеральной Ассамблеи ООН даты 17 мая 2006 г. как Всемирного дня электросвязи и информационного общества (World Télécommunication and Information Society Day) еще не является доказательством существования информационного общества в социальной реальности. Термин «информационное общество» вошел в лексикон международной политической элиты в качестве солидного либерально-демократического штампа, подобного терминам «права человека», «свобода слова», «национальная безопасность». В идеологических текстах энтузиастов информационного социума, а это социальные философы и культурологи, бизнесмены и политические деятели, библиотекари-библиографы и социально-культурные работники, информатизация выступает как

гарант образованности, культурности населения и благотворных социально-экономических преобразований. Закономерно, что критики такого оптимизма отмечают несостоятельность технологического детерминизма, сомневаются в благотворном могуществе информационных технологий, отрицают реальность информационной цивилизации и опасаются нравственной деградации обитателей глобальной «информационной деревни». Анализируя опыт информатизации, ее критики указывают на настораживающие тенденции: рост неквалифицированной занятости в сфере услуг, распространение примитивной массовой культуры, отсутствие роста интеллектуализации масс.

Поскольку содержание мифов, утопий и цивилизационных программ отражает не реальный социальный факт, а виртуальное (в этом смысле желаемое) состояние будущего, «информационное общество в этом случае представляет собой элемент не социальной, а виртуальной реальности, т.е. не сущее, а возможное» (2, с. 9), хотя большинство теоретиков информационного общества не представляют его без компьютерной материально-технической базы и моделируют его как техногенный, а не социогенный виртуальный объект.

Таким образом, налицо дилемма бытия информационного общества: что это социальная реальность, виртуальная реальность или обе реальности одновременно? Приходится анализировать фундаментальную социально-философскую проблему: что представляет собой информационное общество по природе и по существу? Первоначальное знакомство с проблемой выявляет три ответа на вопрос и, соответственно, три типа информационных обществ: 1) социологическая интерпретация: информационное общество -это реально существующая совокупность профессиональных социальных групп, связанных с информационно-коммуникационными технологиями и характеризующаяся субкультурными особенностями; 2) научно-футурологическая интерпретация: информационное общество - это гипотеза о грядущем постиндустриальном состоянии нынешнего индустриального общества, представленная в качестве авторских концепций, обсуждаемых научным сообществом и широкой общественностью; 3) рекламно-идеологическая интерпретация: информационное общество - грядущее высокоин-

форматизированное общество, манящее торжеством просвещения, свободного творчества, социальной справедливости.

Целью исследования А. В. Соколова является не апологетическая реклама, не нигилистическое отрицание информационного общества. Автор формулирует задачу - непредвзято разобраться в факторах, обусловивших возникновение и развитие идеи информационного общества; сделать это в сопоставлении точек зрения технократов и гуманистов, философов, культурологов, социологов, политологов, специалистов-информатиков.

Привлекательность идеи информационного общества в наши дни обусловлена тремя социально-психологическими факторами: футурологической направленностью, связью с авторитетными информационно-кибернетическими науками, оптимистичностью, которая удовлетворяет потребность в самоопределении и самоутверждении социума. Авторство самого термина приписывается профессору Токийского университета Ёнедзе Масуде, опубликовавшему в 1981 г. книгу «Информационное общество как постиндустриальное общество». В этой публикации он наивно надеялся, что информационная техника послужит мощным средством для формирования новой социально-экономической формации, которая будет бесклассовой и бесконфликтной, соответствующей древним сказаниям о прекрасном царстве вечного изобилия. Таким образом, информационная идеология естественно сомкнулась с традиционной социальной мифологией. В силу своей гипотетической природы идея информационного общества относится к массиву футуро-логического знания, т.е. предсказаний, предположений, прогнозов, концепций и теоретических доктрин, посвященных будущему человечества.

Идея информационного общества зародилась в лоне индустриальной цивилизации, которая богата техническими новациями цивилизационного масштаба (транспортная революция, радиоэлектроника, микроэлектроника). Идея построения информационного общества не уступает им ни в значимости, ни в масштабности, и ее позволительно поставить в ряд фундаментальных цивилизацион-ных проектов. «Отличие последней от предыдущих техногенных социокультурных изменений в том, что она представляет собой футурологическую гипотезу, а предыдущие идеи уже социализиро-

ваны, т. е. стали элементом образа жизни современного общества» (2, с. 34).

Зарождение идеи, помимо утопических и научно-фантастических проектов, связано с прогрессом в области социальных коммуникаций: в США, СССР и других развитых странах в ХХ в. образовалась информационная инфраструктура (как отрасль научно-технической информации и как информационный сектор экономики), представляющая собой область занятости профессиональных групп информационных работников (аналитиков, переводчиков, программистов, библиотекарей, патентоведов).

Никита Николаевич Моисеев (1917-2000) исходил из постулата, что информационное общество не сможет утвердиться на планете само по себе, без целенаправленного действия людей, отдавая себе отчет в том, что оно «должно не только опереться на все достижения компьютерной техники и средств связи, но и во многом изменить структуру существующих сейчас социальных институтов» (2, с. 54). Прорыв в информационное общество будет труден -он откроет этап истории с более острой конкуренцией, особенно жесткой для отдельного человека. Смягчение последствий такого прорыва возможно лишь в том случае, если возникнет общепланетарное гражданское общество. Поэтому Н.Н. Моисеев завершает свой проект построения информационного общества призывом: проблемы формирования информационного общества - коллективная забота всего человечества. Хотя свой проект общества, управляемого Коллективным Интеллектом, Н.Н. Моисеев предпочел назвать «информационным», логичнее было бы именовать его «интеллектуальным обществом», поскольку в нем должен доминировать Интеллект, а Информация - обслуживать его гуманистические потребности и обеспечивать стратегию устойчивого развития. Более того, прогнозируемое им утопическое информационное общество правильно будет называть не только «интеллектуальным», но и «гуманистическим», поскольку в нем должен господствовать Гуманистический Интеллект, управляющий информационными технологиями во благо человечества. Поэтому «значение «конструктивной утопии» Н.Н. Моисеева для культивации идеи информационного общества заключается, на мой взгляд, в ее интеллектуализации и гуманизации, т.е. в преодолении одностороннего технократизма» (2, с. 56).

Социализация всякой идеи достигается тогда, когда продукты массовой ее реализации становятся привычными и необходимыми компонентами образа жизни данного общества, когда активная часть населения, в данном случае, идентифицирует себя с информационным обществом; другими словами, когда гипотетическое предположение превращается в социальную реальность.

Говоря образно, человечество покидает Галактику Гутенберга и начинает обживать Галактику Маклюэна, когда существенные трансформации коммуникационной культуры вызывают цивилиза-ционные и, возможно, антропологические изменения, о которых предупреждают пророки и антагонисты информационного общества будущего. Резонно спросить: стало ли информационное общество наших дней социальной реальностью? Насколько подтвердились научно-футурологические гипотезы? Психологи и культурологи обращают внимание на то, что усиление роли аудиовизуальных средств массовой информации отрицательно сказывается на интеллектуальном уровне той части общества, которая привыкла обучаться не по книгам, а по преподносимым ей с экрана картинкам. Несвязность мысли и нелогичность речи, неосмысленность используемых слов и понятий - обычное следствие «телеэфирного» мировоззрения. В результате бездумного восприятия визуальной информации массовая аудитория теряет способность самостоятельно рассуждать по поводу увиденного: типичный телезритель видит, но не понимает, зрит, но не мыслит. В силу исключения книжного чтения он отучается жить в мире слов с их невидимыми обычному глазу значениями и смыслами, и все более погружается в мир самодостаточных, на уровне восприятия, зрительных и звуковых образов. Вместо «сенсорно сбалансированного homo televisionis», о котором мечтал Маклюэн, выращивается новый, духовно и телесно деформированный, антропологический тип. Таким образом, «есть основания подозревать, что властвующую политическую элиту такое положение устраивает, потому что умственно пассивной аудиторией легче манипулировать» (2, с. 76).

К счастью, параллельно с этим высокие информационные технологии открывают необыкновенные возможности для реализации творческого потенциала личности, они развивают ассоциативность и системность мышления, конструктивную интуицию, пространственное воображение и чувство нового, поэтому гражданину

информационного общества для самостоятельной жизнедеятельности существенно необходим Интернет. Следовательно, «именно владение интернет-технологиями целесообразно считать отличительной особенностью информационного социума XXI века» (2, с. 76).

Интернет как самозародившееся, естественно возникшее детище индустриальной цивилизации, представляет собой стихийно растущий информационно-поисковый конгломерат. Подчеркнем, не систему, т.е. не целостность, образованную взаимосвязанными элементами, а именно конгломерат, т.е. беспорядочную смесь, механическое соединение разнородных частей. Идейной основой «Всемирной паутины» является хорошо структурированное математическое обеспечение, сопряженное с территориально распределенной и постоянно обновляющейся компьютерной и телекоммуникационной базой. Эти два системных компонента поддерживают работоспособность Сети. Но ими системность Интернета исчерпывается, поскольку два других информационно-поисковых компонента - информационный массив и лингвистическое обеспечение -системными качествами не обладают. Отсутствие редактирования и безответственная анонимность многих публикаций подрывают доверие к «Всемирной паутине». Особенно удручает слабость поисковых языков, используемых в Сети. Все они ведут поиск по критерию наличия ключевых слов запроса в тексте документа, без учета синонимии, неоднозначности выражения смысла, логических связей и психологических ассоциаций в естественном языке. «Отсюда - колоссальные потери информации, как правило, остающиеся неизвестными пользователю» (2, с. 77).

Поскольку материально-техническая и организационная основа для реализации социологической интерпретации информационного общества налицо, вопрос в том, достаточна ли она для воплощения футурологических ожиданий. Оптимистические настроения 60-х годов были в равной мере присущи и советским, и западным исследователям будущего, хотя они аргументировали их по-разному. Обществоведы-марксисты решительно критиковали взгляды буржуазных идеологов, согласно которым социальные идеалы человечества могут быть достигнуты без радикальных преобразований капиталистического строя, только за счет научно-технического прогресса. Советские ученые настаивали на плодо-

творности соединения достижений научно-технической революции с преимуществами социализма, советские прогнозисты акцентировали решающую роль человеческого фактора в научно-техническом прогрессе и отдавали приоритет не развитию материально-технических мощностей, а совершенствованию человека как главной производительной силы общества.

Можно утверждать, что западные теоретики руководствовались провозглашенным еще Фрэнсисом Бэконом принципом технологического детерминизма, согласно которому главным фактором, определяющим историческое развитие цивилизации, является «технологический императив», действующий спонтанно, независимо от воли людей и определяющий развитие общества. Сравнивая советские и американские оптимистические сценарии, надо признать утопический характер и тех, и других. О научных методологиях ни в том, ни в другом случае говорить не приходится, но гуманистический пафос советских философов представляется более оправданным в исследованиях будущего, чем приземленный «технооптимизм» американских позитивистов, убежденных в том, что техническими средствами можно разрешить все проблемы человечества.

Как общенаучное понятие и как исходная идея, «информационное общество» представлено в широких и узких формулировках, в социологических, экономических, политологических, культурологических версиях, в философских и энциклопедических определениях. Их концептуальный анализ показывает, что существенных отраслевых особенностей не наблюдается, и возможно выработать единое общенаучное понятие информационного общества. При этом следует учитывать: информационное общество - это не фактическое, а будущее состояние человечества; в структуре исторического прогресса информационное общество является постиндустриальным, поскольку хронологически следует за индустриальным обществом ХХ в.; содержание информационного общества определяется информационной деятельностью, поэтому его главной движущей силой является информация (знание). Таким образом, в общенаучном определении информационного общества должны быть учтены три признака: Будущее + Постиндустриальный период + Информация. Словесная формулировка общенаучной дефиниции информационного общества может выглядеть так: «Информаци-

онное общество - будущее постиндустриальное общество, основанное на информационных процессах». В этом определении перечислены существенные признаки информационного общества, но формулировку нельзя считать суждением в философско-логи-ческом смысле, поскольку не обнаруживается явно выраженной идеи информационного общества. В неявном виде искомый предикат заключается в утверждении, что всякое информационное общество - не реальный социальный факт, а предположение о возможном (желаемом) будущем, т.е. гипотеза, подобная прогнозу погоды на завтра. Таким образом, получаем общее, утвердительное и категорическое суждение: «Всякое информационное общество (8) по природе своей есть гипотеза (Р)». В результате можно сформулировать исходную научно-футурологическую идею информационного общества в виде следующего суждения: «Информационное общество есть гипотеза о будущем постиндустриальном обществе, основанном на информационных процессах» (2, с. 95-96).

Всемирная популярность идеи информационного общества в наши дни объясняется тремя социально-психологическими факторами. Во-первых, идея информационного общества относится к массиву футурологического знания, т.е. предсказаний, предположений, прогнозов, концепций и теоретических доктрин, посвященных будущему человечества. Во-вторых, внушают доверие родственные связи с авторитетными информационно-кибернетическими науками. В-третьих, оптимистические версии информационного общества удовлетворяют глубинную, одну из первичных потребностей всякого человеческого социума - потребность в самоопределении и самоутверждении, т.е. в познании смысла своего существования и своей миссии.

Зарождение идеи информационного общества можно отследить в науке Нового времени в связи заинтересованностью просвещенного европейского общества в исчерпывающем сборе, надежном хранении и оперативной передаче научного знания. В ХХ в. документалисты обогатили библиотечно-библиографическое обслуживание науки новациями: было введено в обращение понятие «документ», более широкое, чем понятие «книга» или «печатная продукция». Однако документационная наука и практика оказались не в состоянии совладать с нашествием информации, с ее противоречиями: между объемом текущей научно-технической информа-

ции и физическими возможностями восприятия ее отдельными специалистами; между спросом на информацию и возможностями получения релевантной информации, т.е. с доступом к нужному фрагменту из суммы профессиональных знаний.

Социальные проблемы, которые ставит перед человечеством наступление информации, были ясны теоретикам кибернетического подхода уже с самого начала становления новой науки. В 1950 г. Норберт Винер писал: «Удел информации в типичном американском мире состоит в том, чтобы превратиться в нечто такое, что может быть куплено или продано... Эта точка зрения приводит к неправильному пониманию информации и связанных с ней понятий и к дурному обращению с ними», более того, им утверждалось, что «информация и энтропия в равной мере непригодны для того, чтобы быть товарами» (цит. по: 5, с. 22).

В результате анализа обширного массива публикаций напрашивается вывод, что информационное общество - это гипотеза или миф о грядущем постиндустриальном состоянии нынешнего индустриального общества. Этот тип общества представлен не в виде реально наблюдаемых фактов, а в качестве авторских концепций, обсуждаемых научным сообществом и широкой общественностью. При этом, хотя очевидно, что информационное общество должно основываться на развитых информационно-коммуникационных технологиях, т.е. быть по природе своей техногенным, неясно, сформируется ли оно естественно-историческим образом, т.е. независимо от воли людей, или можно искусственно спроектировать и внедрить информационные конгломераты в индустриальный социум. Также нет единого мнения по поводу вероятной социальной структуры информационного общества.

Информационный подход, информация и информационные реальности

А.В. Соколов полагает, что «место библиотечно-библиогра-фической профессии в обществе будущего, как ни странно, зависит от ответа на вопрос «что такое информация?» (3, с. 6). Современная терминология библиотечного дела и библиографии перегружена «информационными» терминами с неопределенным или обыденным пониманием информации (информация как сведения, сообще-

ния, новости, данные). Надо осознать, что «обыденный язык - ненадежная основа для построения научной терминологической системы, поэтому получают распространение нелепые понятия, дезориентирующие библиотечно-библиографическую мысль» (3, 125).

Анализируя информационные процессы в информационном обществе, необходимо уточнить, какая информация имеется в виду: машинная в системе «человек - машина» или смысловая в системе «человек - человек», или оба типа информации, или ее другие типы? Для технократов-интеллектуалов информация - это электрический сигнал; гуманистически ориентированные ученые, педагоги, литераторы оценивают сущность информации с точки зрения ее содержания, смысла, а не материального оформления. Для них бессмысленное сообщение информацией не является, а инженер или торговец готовы оперировать с любой бессмыслицей, имеющей форму сигнала.

Попытки утилизации, т.е. практической реализации идеи информационного общества, актуализировали не только весьма сложный, но и практически важный вопрос: возможно ли обеспечить взаимопонимание между учеными, носителями информационно-кибернетического стиля мышления, и гуманитариями, мыслящими иными образами и понятиями. Технократический, в том числе информационно-кибернетический, стиль мышления проявляется в склонности оперировать математическими абстракциями и формулами, в то время как авторам гуманитарно-гуманистического стиля ближе наглядные, в том числе художественные, образы и описания. Это явление, которое описал Ч. Сноу, известно как феномен «двух культур». В его интерпретации, две группы в западноевропейской интеллектуальной элите различаются тем, что стиль духовной жизни первых характеризуют четкие и хорошо обоснованные теоретические положения естественных наук и почти полный отказ от эстетических ценностей, за исключением музыки. Гуманитарии презрительно отвергают притязания ученых на владение истиной и тщеславно претендуют на лидерство в культуре, хотя за пределами своей специальности они подчас проявляют удивительное невежество.

«Трагедия состоит в том, что нравственно ограниченные специалисты создали средства для самоуничтожения цивилизации и самого человечества, а гуманные гуманитарии не в состоянии даже

осознать смертоносные угрозы, не говоря о том, чтобы эффективно им противостоять» (5, с. 110). Очевидно, что главная причина утраты способности общения физиков и лириков, невозможности достижения взаимопонимания между ними заключается в несовместимости их языков мышления и коммуникации. Ее стимулировало распространение в западноевропейской науке позитивистского мировоззрения. Основное правило положительного мышления (О. Конт) формулировалось так: «Всякое предложение, которое недоступно точному превращению в простое изъяснение частного или общего факта, не может представлять никакого реального и понятного смысла». Это означало, что «чистое воображение теряет безвозвратно свое былое первенство в области мысли и неизбежно подчиняется наблюдению», т.е. источником познания объявляются эмпирически наблюдаемые факты (цит. по: 5, с. 110).

Хотя философы науки пришли к выводу об ограниченности позитивистской модели познания в конце ХХ в., но эта модель не забыта до сих пор: пресловутый «позитивистский дух» проявляет себя в информационно-кибернетическом мышлении (аналитическая философия) и обнаруживается в шенноновской и сигнальной трактовках информации. При этом понятие семантической информации, введенное в информационную теорию и практику на логико-лингвистическом этапе, нельзя упрекнуть в позитивизме, потому что оно не поддается эмпирическому наблюдению, подобно кибернетическим сигналам, или количественному измерению с помощью шенноновских формул. Символы, смыслы, значения, которыми оперирует концепция семантической информации, - интуитивно постигаемые, метафизические понятия, отвергаемые позитивистским воззрением.

Информационный подход распространился в научном познании тогда, когда, отталкиваясь от обыденной трактовки информации, исследователи подводили под информацию схожие явления, в результате стихийного терминотворчества появились десятки част-нонаучных трактовок информации, приспособленных к нуждам физиологии, психологии, социологии и других частных наук. Важно подчеркнуть, что при этом информационные сущности не открывались заново в результате исследования, а информацией «назывались» уже известные явления, свойства, процессы. Как проницательно заметил Р.С. Гиляревский, «слово "информация"

стало настолько модным, что многие явления и процессы в природе, обществе и мышлении при самой отдаленной схожести с информацией называются ее именем. А это, в свою очередь, порождает много заблуждений технократического толка»1. Подобный стихийный информационный подход - не случайное поветрие в общественном сознании, а привлекательный эпистемологический инструмент. Означает ли «информатизация мира», что информация приобретает вещественность и объективность, свойственные речи, книге, изумрудному колье? Разумеется, нет, информация не существует вне информационного подхода. Установка на анализ именно информационного среза действительности означает, что «информационный подход первичен, информация вторична» (2, с. 100). Главная особенность информационной эпистемологии состоит в том, что исследователь не открывает информацию в реальном мире, как открываются звезды или микробы, ибо информационный подход не оптический прибор. Исследователь всего лишь называет информацией те объекты или явления, которые кажутся ему соответствующими этому названию.

Утилизация идеи информационного общества как ее государственно-коммерческий этап - это время признания полезности идеи государственной властью и структурами бизнеса, когда информационно-коммуникационные технологии компьютерных сетей используются государственными и коммерческими структурами для достижения собственных целей. Здесь вновь следует подчеркнуть, что раскрытие сущности информации имеет «фундаментальное значение для культивации идеи информационного общества, потому что нельзя рассуждать о природе и сущности информационного общества, не уяснив предварительно, что такое информация» (2, с. 65). Теоретическая и практическая деятельность академика Виктора Михайловича Глушкова (1923-1982) показывает, что информационное общество в соответствии с его концепцией - это сетевое кибернетическое общество социалистического типа, а самого В.М. Глушкова можно назвать генеральным конструктором социалистического информационного общества. В сравнении с ним

1 Гиляревский Р.С. Информационная культура в высшей школе // НТИ. Серия 1: Организация и методика информационной работы / ВИНИТИ. - М., 2007. -№ 2. - С. 19.

Билл Гейтс - практик-строитель информационного общества капиталистического типа.

Стихийное распространение информационного подхода в естественных и общественных науках, начавшееся в 60-70-е годы, XX в., несомненно обогащало их понятийно-терминологический словарь и расширяло методологический арсенал. Можно констатировать, что в силу стихийности в этом процессе не обеспечивалась корректность информационного подхода. Главный методологический недостаток заключался в том, что информация априори принималась в качестве объекта реальной действительности. Говоря философским языком, происходила онтологизация (объективизация, опредмечивание) понятия информации. Сигналы, импульсы, рефлексы, тексты, речь, жесты, изображения назывались аудиовизуальной, буквенно-цифровой, текстовой, речевой информацией. «Некорректность заключалась в том, что вместо нового знания о предметах реального мира вводились в оборот новые имена давно известных предметов» (2, с. 101), вследствие чего информация становилась фантомом, призраком, двойником каких-то оригиналов, а не самостоятельным объектом реальной действительности. Некорректный информационный подход практиковали философские концепции информации: атрибутивная концепция отождествляла информацию и отражение в качестве атрибутов материи; функциональные концепции отождествляли информацию и сигнал (поскольку оба представляют собой единство материальной формы и идеального содержания), антропоцентристские концепции отождествили информацию и знание.

Условием корректности информационного подхода является понимание исследователем первичности информационного подхода и вторичности информации. Нужно исходить не из презумпции объективного существования информации, а из методологического подхода к изучению объективной реальности. Информация появляется только в том случае, если берется на вооружение методология информационного подхода, по этой причине информация не существует вне информационного подхода, как скорость не существует вне движения. Оправданием общенаучного распространения (некорректного и корректного) информационного подхода является то, что этот эпистемологический инструмент выполняет практически полезные и познавательные функции: 1) номинативная функ-

ция, когда слово «информация» используется в качестве имени реальных вещей, в рамках произвольной операции именования; 2) использование информации как количественной меры (предложение К. Шеннона); 3) конструктивная функция - для практической реализации информационных систем и технологий; 4) описательно-объяснительная функция, объяснения неизвестного через неизвестное; 5) моделирующая функция, осуществляемая посредством компьютерного моделирования и вычислительного эксперимента; 6) мистификационная функция - для построения псевдонаучных учений теологического толка.

Некорректный информационный подход обнаруживается в капитальных историко-эволюционных обзорах, охватывающих социокультурную динамику человечества: информация (по умолчанию подразумеваемая как семантическая, смысловая) обнаруживается в ритуальных танцах, наскальных рисунках, священных гимнах - и в мобильных телефонах, мультимедиа, электронной почте и сайтах Интернета. Возникает вопрос: если информационные процессы необходимо присущи и первобытным общинам, и средневековым государствам, и постиндустриальным цивилизациям, то почему нельзя считать Римскую империю или Киевскую Русь информационным обществом? Для технократического теоретика ответ понятен: преобразование неинформационного общества в информационное возможно только благодаря компьютерным технологиям и телекоммуникационной технике, которые обеспечивают рост информационного сектора экономики и социума. Такая логика представляется автору странной: «Если собеседники непосредственно обмениваются друг с другом устными репликами, имеет место неинформационный процесс, а если они то же самое делают по телефону, то получается информационная деятельность» (2, с. 109). Где же начинается и где заканчивается гипотетическое информационное общество? Некорректный информационный подход не может убедительно ответить на этот вопрос, потому что он не знает природу и сущность информации.

Критерии «существования» информации, не требующие, чтобы она обладала смыслом, чтобы ее воспринимали и понимали, отождествляют ее с материальным объектом вроде «черной дыры». Такую «информацию» нельзя воспринять, понять, и смысл ее неведом. Предлагаемый автором критерий существования информации

прямо противоположен: «Информация выражает смысл, она предназначена для восприятия и понимания, поэтому она не реальный предмет, а средство выражения данного предмета в реальности определенного типа» (2, с. 110). Этот критерий нужно обосновать. При этом следует отдавать себе отчет, что «общепринятая теория содержательного смысла информации до сих пор не предложена, и это не удастся сделать без предварительного философского анализа места информации среди других атрибутов бытия, без выяснения ее всеобщей природы, т.е. без ее качественного рассмотрения на категориальном уровне»1.

Семантическая информация, понимаемая как смысловые сообщения в процессах познания и коммуникации, получила распространение в различных социальных, технических, психолого-биологических науках, что дало основание для отнесения информации к общенаучным, а может быть даже и к философским категориям. Качественная специфика общенаучных категорий заключается в двух важных свойствах: они принципиально применимы во всех без исключения областях научного знания, но в отличие от категорий философии, не обладают логико-гносеологической универсальностью, не являются необходимыми инструментами человеческого мышления. Общенаучная категория «выступает основой особого, специфического по содержанию (но общенаучного по распространению и значению) подхода к познанию самых различных феноменов действительности»2.

При всей методологической важности введение понятия «общенаучные категории» требует уточнений. Категорическому требованию применимости «во всех без исключения областях научного знания» могут удовлетворить только математика, философия и богословие. При рассмотрении категории информации отечественные философы не разграничивали абстрактно-математические, сигнальные и семантические трактовки информации, в результате общенаучная категория информации превратилась в эклектическую сумму несовместимых определений. «Эта эклектика прикрывалась метафорической формулировкой: информация - ат-

1 Сагатовский В.Н. Вселенная философа. - СПб., 2008. - С. 45.

2

Готт В.С., Семенюк Э.П., Урсул А. Д. Категории современной науки. - М., 1984. - С. 122.

рибут материи, представляющей отраженное разнообразие. Эта формулировка имеет философский смысл, но для частнонаучного знания она непродуктивна» (2, с. 114). Сегодня нельзя утверждать, что категория информации не является «необходимым элементом человеческого познания вообще», не сделалась, подобно философским категориям, «категорией гносеологии и логики». Ни одна из философских категорий, как классических (бытие, материя, количество, качество, пространство, время), так и новых (система, структура, функция), не оказывает столь сильного, поистине завораживающего воздействия на психику современных людей. Информационная картина мира стала господствующей в общественном сознании, радостно предвосхищающем становление информационного общества и информационной цивилизации. Поэтому можно сказать, что понятие информации преодолело те барьеры, которые наши философы поставили на пути вхождения научного знания в философские владения. Какой же категориальный статус можно сегодня присвоить информации? Представляется, что таких статусов два: в области научного знания информация достигла уровня общенаучной категории, а в области философского знания претендует на статус философской категории. Для нас кардинальное значение имеет философская категоризация информации, потому что «именно на философском, а не на общенаучном уровне определяются природа и сущность информации» (2, с. 116).

Многочисленность и разнообразие трактовок информации, обнаружение информационных процессов и явлений практически во всех областях природы, общества и сознания наводят на мысль о том, что информация воплощает какие-то основополагающие начала мироздания. Какова же ее сущность: материальная, идеальная или дуалистичная?

Считать информацию материальной сущностью нельзя, так как она несет идеальное содержание, но и в духовную субстанцию она не вписывается, поскольку нуждается в материальном носителе. Получается, что информация - идеально-материальная сущность - странная амбивалентная мутация Вселенной. Как возможна амбивалентность информации, т.е. двойственность, характеризующаяся одновременным проявлением двух противоположных качеств? С точки зрения А.В. Соколова, решение предлагает философская концепция, разрешающая это противоречие и утверждающая,

что материя и дух всегда интегрированы, всегда дополняют друг друга: материя не существует без духа, а дух без материи (природы). Имеется в виду реалистическая философия, развиваемая школой петербургского философа Валерия Леонидовича Обухова. Это философское направление признает равнозначность материальной и духовной составляющих мира, продолжая традицию диалектического синтеза И. Канта, Ф. Шеллинга, А.И. Герцена. Материя и дух составляют единую субстанцию, при этом принципиальное отличие идеи «дуалистического монизма» от традиционного дуализма состоит в том, что отрицается параллельное сосуществование двух несводимых к единству противоположностей (дух и материя, душа и тело, мышление и протяженность, абстрактное и конкретное), а утверждается неразрывное единство и взаимозависимость противоположных начал. Таким образом, в аргументации В.Л. Обухова, «мир действительно и един, и дуален, т.е. един в противоречии, т.е. подлинно диалектичен» (цит. по: 2, с. 119).

Конкретизируя этот подход применительно к тематике информационного общества, можно включить в ряд бинарных оппозиций устную и письменную речь, изображение и текст, библиотеку и Интернет, коммуникационные и познавательные процессы. Во всех явлениях естественного и искусственного происхождения обнаруживается амбивалентная, т.е. дуальная, двойственная природа. Амбивалентность отчетливо проявляется в современных информационных технологиях, преобразующих индустриальное общество в информационное. Исходя из сказанного, можно сделать вывод, что «природа информации не идеальна и не материальна, а амбивалентна, т.е. представляет собой воплощение дуалистического монизма» (2, с. 120).

Анализ типов реальностей и типов информации позволяет определить реальность в качестве рабочего определения как множество однородных, но не тождественных элементов, движущихся в собственном хронотопе (времени и пространстве). В настоящее время информационный подход практикуется при изучении трех естественных и трех искусственных реальностей: Макрокосм, Биосфера, Микрокосм, Социальная реальность, Духовная реальность и Техносфера.

Макрокосм ученые-материалисты (физикалисты) мыслят как материально единый мир, и склонны видеть в информации ат-

рибут материи, подтверждающий материальное единство мира. Например, академик А.П. Ершов утверждал, что информация -«один из важнейших атрибутов материи, отражающий ее структуру», и отсюда делал вывод, что «понимание единой природы информации вслед за установлением единой природы вещества и энергии стало важным шагом к осознанию материального единства мира»1. Если признать, что другими атрибутами физической реальности служат, во-первых, ее субстрат в форме вещества и энергии, во-вторых, пространственно-временной хронотоп, то получается формула: М (материя) = И (информация) + Субстрат (вещество + энергия) + Хронотоп (время + пространство). Смысл этой формулы не в численных решениях, которых быть не может, а в утверждении фундаментальной значимости информации в материальном Макрокосме: она отражает его структуру. Ясно, что эта информация только тогда может иметь какое-то значение в бытии Макрокосм, если кто-то или что-то ее воспринимает и на нее как-то реагирует. Можно рассматривать механические, тепловые, гравитационные и прочие взаимодействия между материальными телами в качестве информационных процессов в физическом хронотопе и даже моделировать их в виде уравнений. Однако «это будут знания о физической реальности, добытые людьми, а вовсе не атрибут материи, т.е. социальная, а не материальная информация» (2, с. 123). Физикали-сты игнорируют тот факт, что информация должна иметь содержание, нечто отражающее, а вещество и энергия, пространство и время сами по себе никакого содержания не несут. Таким образом, утверждение «информация - атрибут материи» есть плод недоразумения, результат некорректного информационного подхода, который априори постулирует материальную природу информации. В Макрокосме как физической реальности нет объективно данной материальной информации, но возможно моделирование движения и разнообразия вещества, энергии, пространства, времени с помощью аппарата математической теории информации. Из этого вывода следует, что «информация - не естественный атрибут материи, а искусственно созданная математическая модель материи. Она не моделируемый объект, а средство моделирования...» (2, с. 123),

1 Ершов А.П. О предмете информатики // Вестник Академии наук СССР. -М., 1984. - № 2. - С. 113.

которое представляет собой элемент человеческого знания и поэтому относится не к физической реальности, а к научному сознанию и к социальной духовной реальности.

Биологическая реальность, или Биосфера, в философском плане характеризуется как биологическая форма движения материи. В пространстве биосферы специализированной биологической информации нет, но в теориях, изучающих биосферу, категория биологической информации уместна и необходима; эта категория имеет междисциплинарный и метанаучный характер.

Микрокосм - субъективная реальность, субстратом которой является мыслящая телесность как амбивалентное единство идеального и материального начала, проще говоря, Микрокосм - это личность. Кстати, главная методологическая новация когнитивной психологии заключается в использовании информационного подхода в качестве основного методологического инструмента, однако «психическую информацию» в качестве особого типа информации они не постулируют.

Социальная реальность и ее субстрат - социализированный индивид. Необходимым условием существования социальной реальности является социальная коммуникация как движение смыслов в социальном пространстве и времени. В социальной действительности обнаруживается не информация, а знаки, сообщения, смыслы, знания и другие коммуникационные явления, что подтверждает статус информации как научной абстракции, разработанной исследователями для структурирования объектов изучения.

Духовная реальность. В результате коллективного творчества членов общества создается искусственный мир, материально-идеальный универсум, состоящий из духовной культуры и материальной культуры. Духовная и материальная культура неразрывно связаны друг с другом, их развитие взаимообусловлено. Информационно-семиотическая концепция культуры изначально трактовала культуру посредством информационного подхода. В качестве активного пропагандиста этой концепции в 70-е годы активно выступил выдающийся отечественный литературовед и культуролог Юрий Михайлович Лотман. Он определил культуру как «совокупность всей ненаследованной информации, способов ее организации

и хранения»1. Поскольку «ненаследованной информацией» является информация социальная, в отличие от биологической, отсюда вытекает, что культура возможна лишь в такой человеческой совокупности, где люди общаются. Следовательно, информационно-семиотическая концепция культуры отождествляет культурные ценности со знаковыми сообщениями, а культурную деятельность -с информационно-семиотической коммуникацией.

Техносфера имеет искусственное происхождение и амбивалентную природу, поскольку всякий техногенный объект есть единство идеального и материального начала. Отличительной особенностью постиндустриального общества является чрезвычайное развитие информационного сектора техносферы, что и стимулирует зарождение и развитие идеи информационного общества. Материально-техническое воплощение информационного сектора рассматривается в технократических концепциях в качестве главного аргумента, подтверждающего реализацию гипотезы информационного общества.

Шесть перечисленных реальностей правомерно считать самодостаточными, поскольку они «могут служить основой для построения генетической типизации реальностей и онтологической типизации информации» (2, с. 130). Физическая реальность в виде Макрокосма предшествовала всем остальным реальностям и послужила первопричиной и необходимым условием возникновения их элементов, начиная с биологических организмов и кончая техносферой. Анализ типологии информации в связи с типами реальности позволяет выделить три интерпретации сущности информации: «1) философская, соответствующая философской феноменологии; 2) натуралистическая, соответствующая некорректному информационному подходу; 3) фикциональная (от слова "фикция"), или абстрактно-математическая, соответствующая корректному информационному подходу» (2, с. 134). В результате каждой интерпретации получаются различные дефиниции информации.

Философская интерпретация информации как феномена: для осмысления сущности информации наиболее подходящим методологическим руководством является философская дисциплина фе-

1 Лотман Ю.М. Статьи по типологии культуры. - Тарту, 1970. - Вып. 1. -

С. 5-6.

номенология, которая предлагает методологию для выяснения того, как мыслится информация, какой смысл и почему в информацию вкладывается. Популярность феноменологической методологии объясняется тем, что она ставит во главу угла познание не фактов, а сущности вещей и провозглашает своим принципом поиск «стабильных очевидностей», «неопровержимых данных», очищенных от словесных нагромождений.

Суть вещей, а не факты, открывается сознанию исследователя в результате феноменологической редукции (упрощения), когда он наблюдает свой объект незаинтересованно, когда он умеет видеть и интуитивно улавливать универсальное, благодаря которому факт таков, каков он есть (Эдмунд Гуссерль). Интуитивно уловленное универсальное представляет собой не эмпирически наблюдаемый факт (явление сущего), а феномен, т.е. то же явление, но «очищенное» при помощи феноменологической редукции от факультативных, случайных включений, не отражающих сущность явленного объекта. Таким образом, феномен, как категория, обозначает дискретную единицу (атом) мира сознания, мира психической реальности, внутреннего мира субъекта познания. В отличие от предметов внешнего мира, феномен дан сознанию непосредственно и выступает в форме ощущения, перцепции, переживания, «идеи» (эйдоса).

В процессе феноменологической редукции можно отвлечься от конкретного материала носителя информации, но нельзя исключить сам носитель; аналогично можно отвлечься от алфавита, морфологии, синтактики знаков, но нельзя абстрагироваться от обязательного наличия знаковой формы. Отсюда следует, что «феномен информации нужно мыслить не как переживание идеи (эйдоса), а как акт осознания материально-идеального единства, т.е. как амбивалентный феномен» (2, с. 136). Умственные процессы познания, коммуникации, творчества можно интерпретировать (в рамках информационного подхода) как информационные процессы. Семантическую информацию, бытующую в Микрокосме (т.е. личностной субъективной реальности), логично рассматривать как некоторый феномен, сущность которого связана со смыслами (знаниями, переживаниями, устремлениями), включенными в сознание субъекта. Это важно отметить, поскольку семантическая информация представляет собой феномен не только Макрокосма, но и социальной, и

духовной реальности. Из амбивалентной природы семантической информации следует, что амбивалентность - необходимый признак феномена информации как идеально-материального единства. Идеальная сторона этого единства отражает смыслы, которые Э. Гуссерль назвал «переживаниями». Эти смыслы-переживания интен-циональны, т.е. сопряжены с определенными явлениями «жизненного мира», отраженными в их содержании. Из этого следует, что семантической информации свойственна вторичность (производ-ность) содержания.

Информация как акт сознания существует в субъективной реальности, т.е. «без субъекта нет информации. Однако, с другой стороны, и без объекта (интенции) осмысленной информации быть не может (нельзя информировать "ни о чем")». Отсюда следует, что информации присущ конкретный предметный смысл, она имеет содержание, выражающее что-то, сообщающее о чем-то. Значит, информация не может существовать не только без субъекта, но и без объекта. Таким образом, «имеет место причинно-следственная цепочка: Реальные объекты ("жизненный мир") - Отражение -субъективные смыслы (сознание субъекта) - Выражение (как внешнее проявление смыслового содержания сознания субъекта) -Семантическая информация (как коммуникационное сообщение)» (2, с. 137).

Поэтому «семантическая информация есть не идеальное, а выражение идеального, причем не любого идеального явления, а явления осмысленного одухотворенным субъектом» (2, с. 138). Следовательно, осмысленность (подчас трактуемая расширительно как идеальность) является таким же сущностным признаком семантической информации, как амбивалентность и вторичность (интен-циональность). Нетрудно обнаружить еще один сущностный признак информации, тесно связанный с амбивалентностью, вторичностью, осмысленностью, - это знаковость. Обобщая сказанное, «можно сформулировать следующее сущностное определение: семантическая информация - амбивалентный феномен, выражающий духовные смыслы в коммуникабельной знаковой форме» (2, с. 138). Данное определение феномена семантической информации является субстанциональным, потому что в его основе находится амбивалентная (дуалистическая) субстанция всего суще-

го, обусловившая амбивалентность природы информации и ее знаковую форму.

Выходя за пределы Микрокосма, проанализируем такой типичный коммуникационный феномен социальной реальности как книга, которая, подобно живой человеческой памяти, представляет субстанциональный феномен семантической информации. Живая память и продукт книгопроизводства - это два субстанционально и функционально подобных феномена, представляющих семантическую информацию в Микрокосме и социальной реальности. Принадлежность реальностям разных типов обусловливает чувственно воспринимаемые различия между памятью и книгой (разные субстраты, разные хронотопы) при фактической реализации одной и той же сущности семантической информации, которую раскрыл феноменологический анализ.

Для определения специфики машинной информации нужно определить место информационной техники - искусственных устройств, функционирующих с помощью машинной информации - в структуре техносферы. Информационная техника фактически используется в разных сферах, в материальном производстве, на транспорте, в военном деле, но в качестве не основного, а вспомогательного средства. Самостоятельную и все более увеличивающуюся роль информационная техника играет в социальной коммуникации (телефонная связь, книгоиздание, пресса, радиовещание и телевидение, Интернет и электронная коммуникация) и духовном производстве, включая науку, искусство, религию, образование, идеологию.

Идеальное значение и материальная форма присущи как радиотехническим сигналам, так и текстовым базам данных. Однако смысловое содержание и знаковое оформление телемеханической и компьютерной информации различно. Оно обусловлено тем, что в первом случае решается задача автоматического управления, а во втором - задача имитации семантических процессов. Несмотря на внешние различия, все информационные машинные системы оперируют в соответствии с алгоритмическими программами и представляют собой амбивалентное идеально-материальное единство. В этом заключается специфика машинной информации. Принципиальное отличие семантической информации от машинной информации состоит в том, что первая - естественный продукт человече-

ской духовности (разума, эмоций, воли), а вторая - искусственный продукт человеческого мастерства (технологических умений). «Поэтому первая - феномен, т.е. акт сознания, а вторая - артефакт, предназначенный для имитации подобных актов» (2, с. 143).

В относительно завершенном виде философская типизация информации выглядит так:

а) семантическая информация - амбивалентный феномен, выражающий духовные смыслы в форме коммуникабельных социальных знаков;

б) биологическая информация - амбивалентный феномен, выражающий биологические смыслы в форме коммуникабельных биологических знаков;

в) машинная информация - амбивалентный артефакт, осуществляющий телеуправление техническими объектами и имитирующий по алгоритмическим программам семантические процессы (см.: 2, с. 143).

Перечисленные философские типы информации соответствуют следующим эпистемологическим категориям: семантическая информация - общенаучная категория; биологическая информация -междисциплинарная категория, если распространить ее на всю биосферу; машинная информация - междисциплинарная категория в пределах техносферы. Теперь созрели условия для того, чтобы определить, наконец, сущность информации как философской категории. Следуя методологии феноменологической редукции, поступим следующим образом. Примем за основу дефиницию общенаучной категории семантической информации и очистим ее от включений, мешающих распространению за пределы триады «Микрокосм - Социальная реальность - Духовная реальность». Для этого нужно отказаться от привязки к духовным смыслам и социальным знакам, сохранив понятия «смысл» и «знак», чтобы обеспечить включение в содержание сущностной дефиниции информации всех видов смыслов (биологических, химических и пр.) и всех видов знаков. Тогда получается следующая формулировка философской категории информации: «Информация в сущности -амбивалентный феномен, выражающий смыслы в форме коммуникабельных знаков» (2, с. 143).

Натуралистическая интерпретация категории «информация»: «Натуралистический подход представляет собой некорректный

информационный подход, который является главным методологическим инструментом информационных наук и широко применяется во всех отраслях знания. Результатом натуралистического подхода являются разнообразные определения информации, которые несогласованны и несистематизированы» (2, с. 144). Поэтому для построения системы научных категорий информации примем за основу представленную выше философскую типизацию. В научном обиходе философски важные проблемы субстанциональной природы информации не актуализируются, поэтому такое существенное свойство, как амбивалентность, можно не принимать во внимание. Зато важно акцентировать способность информации «быть средством». Остальные же сущностные свойства информации, выявленные в результате феноменологического анализа, сохраняют свое значение. Тогда получается следующий ряд научных категорий:

а) семантическая информация - междисциплинарная категория, охватывающая естественные средства выражения духовных смыслов в сфере коммуникабельных социальных знаков;

б) биологическая информация - междисциплинарная категория, охватывающая естественные средства выражения биологических смыслов в сфере коммуникабельных биологических знаков;

в) машинная информация - междисциплинарная категория, охватывающая артефакты (системы, средства), осуществляющие телеуправление техническими объектами и иимтирующие по алгоритмическим программам семантические процессы.

Таким образом, «научная трактовка информации вообще, обобщающая перечисленные категории, смыкается, даже совпадает с философской дефиницией «информации в сущности» и может быть сформулирована как «средство выражения смыслов в форме коммуникабельных знаков»» (2, с. 144).

Натуралистическое мировоззрение исходит из презумпции объективного существования информации в реальностях разного типа. Если простодушному инженеру-радиотехнику или электронщику задать каверзный философский вопрос «информация - факт или фикция?», он ответит, не задумываясь: конечно, факт! Мы можем уточнить - «артефакт», имея в виду машинную информацию, подлинную «кровеносную систему» электронной информационной техники. Здесь сомневаться не приходится: машинная информация -материально явленный, наблюдаемый и осязаемый объект, став-

ший мощной движущей силой постиндустриальной цивилизации, она, действительно, представлена в техносфере. Но машинная информация - лишь один из типов, а не «информация вообще» (2, с. 144-145).

Информация как научная фикция: Фикционализм - философская концепция, согласно которой познание и человеческая деятельность основаны на фикциях (от латинского «выдумка, вымысел») - представлениях, которым в действительности ничто не соответствует и оправданных лишь с точки зрения их практической применимости. Абстрактно-математические теории информации, начиная с теории Шеннона, - типичный пример научного фикционализма. Они оперируют понятием информации, отражающим вероятностно-статистические абстракции, а не конкретные явления. Отсюда умозрительные трактовки информации как «результат выбора», «мера организации», «уменьшаемая неопределенность» и т.п. Математические теории информации широко применяются при исследовании Макрокосма, биосферы и техносферы, причем используемое ими понятие информации весьма специфично. Оно выражает не натуральные, а искусственные фиктивные смыслы, созданные в научном секторе духовной реальности. Оправданием «фикционального» информационного подхода являются научные и практические достижения, полученные с его помощью. Хотя сочинение научных фикций - занятие увлекательное, но не следует забывать мудрое предостережение классика информационного фикционализма Клода Шеннона: «Здание нашего несколько искусственно созданного благополучия слишком легко может рухнуть, как только в один прекрасный день окажется, что при помощи нескольких магических слов, таких как информация, энтропия, избыточность, нельзя решить все нерешенные проблемы»1.

Итак, необходимо различать три интерпретации сущности информации: философская, раскрывающая сущность информации как философской категории; научно-натуралистическая, показывающая содержание общенаучной и междисциплинарных категорий информации; научно-фикционная, дополняющая натуралистическое познание информационно-теоретическими фикциями.

1 Шеннон К. Работы по теории информации и кибернетике. - М.: Изд. иностр. лит., 1963. - С. 668.

Какую интерпретацию информации целесообразно использовать для раскрытия сущности информационного общества? Поскольку информационное общество связывается с будущим развитием информационно-компьютерных технологий, для него наиболее приемлемым является раскрытие информации и ее типов в научно-натуралистическом аспекте. Получается следующий ряд дефиниций.

Информация вообще - общенаучная категория, обозначающая средства выражения смыслов в форме коммуникабельных знаков, которые в различных реальностях (социальной, духовной, биологической, технической) представляют три типа информации:

а) семантическая информация - междисциплинарная категория, охватывающая естественные средства выражения духовных смыслов в форме коммуникабельных социальных знаков;

б) биологическая информация - междисциплинарная категория, охватывающая естественные средства выражения биологических смыслов в форме коммуникабельных биологических знаков;

в) машинная информация - междисциплинарная категория, охватывающая артефакты (системы, средства), осуществляющие телеуправление техническими объектами и имитирующие по алгоритмическим программам семантические процессы.

Информационная реальность привлекла наше внимание потому, что, «если существует "информационная реальность", то именно она, а вовсе не социальная реальность, должна стать областью бытия информационного общества» (2, с. 338).

Концепции информационного общества. Информационное общество многолико и представлено тремя разными интерпретациями (типами).

Социологическая интерпретация трактует информационное общество как реально существующую совокупность профессиональных и любительских социальных групп, неразрывно связанных с информационно-коммуникационными технологиями и характеризующаяся субкультурными особенностями.

- Научно-футурологическая интерпретация полагает, что информационное общество - это гипотеза о грядущем постиндустриальном состоянии нынешнего индустриального общества.

- Рекламно-идеологическая интерпретация представляет информационное общество как грядущее высокоинформатизиро-ванное общество, манящее торжеством просвещения, свободного

творчества, социальной справедливости, которых так не хватает в современной действительности.

Основное внимание А.В. Соколов сосредоточил на научно-футурологической интерпретации информационного общества: обзор литературных фантазий, утопий и антиутопий показывает, что начиная с пробуждения в XVII в. исследовательского духа Нового времени большинство авторов оптимистически уповали на могущество человеческого разума и научно-технический прогресс. Современные футурологические исследования экстраполируют сегодняшние научно-технические, экономические и социальные тенденции и пытаются предвидеть вероятные сценарии завтрашнего дня. Практический смысл футурологических исследований состоит в том, чтобы, отказавшись от пассивного фатализма, перейти к активному и уверенному участию в построении предпочтительного сценария. Западные теоретики ХХ в. руководствовались провозглашенным еще Фрэнсисом Бэконом принципом технологического детерминизма, согласно которому главным фактором, определяющим историческое развитие цивилизации, является «технологический императив», действующий спонтанно, независимо от воли людей и предопределяющий развитие общества. Для футуроло-гической глобалистики (Римский клуб) очевидно, что под действием неуправляемых геополитических, социальных, технологических, культурных и этнических факторов в мире происходит глобальная революция, последствия которой труднопредсказуемы. В докладах Римского клуба анализ глобальных факторов приводит к выводу, что информатизация - ключ к решению глобальных проблем.

Наблюдательный Фрэнк Уэбстер справедливо заметил: «Читая литературу об информационном обществе, просто диву даешься, сколь велико число авторов, оперирующих неразработанными определениями предмета, о котором пишут. Они все пишут и пишут об особенностях информационного общества, но при этом их собственные операционные критерии остаются непроясненными»1 (цит. по: 5, с. 142). Все многообразие концепций информационного общества можно разделить на историософские, прогностические и гуманистические. Историософские исходят из глобального взгляда

1 Уэбстер Ф. Теории информационного общества. - М.: Аспект Пресс, 2004. - С. 13.

на историю человеческой цивилизации, а прогностические ограничиваются рассмотрением конкретного образа информационного общества.

Гипотеза информационного общества как «чаемого грядущего», несомненно, нуждается в историософском осмыслении: как раздел философского знания историософия связана с постижением смысла и закономерностей исторического процесса. С точки зрения проблематики «Библиотеки в информационном обществе» наиболее значимыми и интересными являются историософские труды Д. Белла, О. Тоффлера, В.Л. Иноземцева и В.С. Стёпина. Общим является акцент на изменении характера труда: в постиндустриальном обществе труд впервые в человеческой истории становится прежде всего межличностной коммуникацией, свободным общением, приносящим работникам удовлетворение трудовой деятельностью.

Роль исходного постулата в теории Даниела Белла выполняет стройная и логичная историософская триада: доиндустриальная -индустриальная - постиндустриальная стадии (эпохи) развития человеческой цивилизации, в которой «все сферы человеческой деятельности неразрывно связаны друг с другом, основной производительной силой становятся инженеры и ученые, а главным социальным ресурсом - информация и знание» (2, с. 171). В отличие от прямолинейно мыслящих коллег, пытающихся как можно точнее предвосхитить реалии виртуального социума, Д. Белл исходит из того, что «понятие индустриального общества является аналитической конструкцией, а не картиной специфического или конкретного общества», неким «идеальным типом» (в смысле М. Вебера), отражающим «различные изменения в обществе»1. Другими словами, вдумчивый теоретик отдает себе отчет в гипотетической природе постиндустриального общества и решительно возражает против рассмотрения его в качестве социальной системы, идущей на смену капитализму или социализму.

О. Тоффлер свою историософскую триаду представил в виде последовательности трех волн человеческой цивилизации. Первая волна - доиндустриальная аграрная цивилизация, эра которой началась около 8 тыс. лет до н.э. и безраздельно господствовала по

1 Белл Д. Грядущее постиндустриальное общество: Опыт социального прогнозирования. - М.: Academia, 1999. - С. 655, 661.

всей Земле примерно до 1650-1750 гг. н.э. Вторая волна - эра индустриальной цивилизации (середина XVII - середина XX в.) -достигла своего пика в США в середине 1950-х годов, когда количество «белых воротничков» и работников сферы обслуживания стало превышать число «синих воротничков». Третья волна - супериндустриальная «цивилизация, рождающаяся среди нас», основанная на «самой передовой технологии и постматериалистической системе ценностей» (2, с. 175).

Постэкономическая концепция Владислава Леонидовича Иноземцева представляет собой талантливо и компетентно выполненную интерпретацию историософской триады в футурологии наших дней. Он утверждает, что история цивилизации подразделяется на три огромные эпохи:

доэкономическую, когда основным занятием людей была предтрудовая активность, позволяющая противостоять природе в борьбе за выживание;

экономическую, основанную на труде как осмысленной деятельности по созданию комфортной и безопасной среды обитания; расцвет и начало кризиса экономической эпохи связаны с формированием мощного индустриального сектора материального производства в ХХ в.;

постэкономическую, соответствующую современности, когда все более весомая часть валового продукта создается благодаря творческой деятельности интеллектно развитых людей. Творчество особенно ярко проявляет себя в информационном секторе хозяйства. Поскольку информация является основой постэкономического общества, правомерно считать последнее информационным обществом.

Для достижения гипотетической постэкономической стадии необходимо осуществить постэкономическую революцию, которая, по мнению В. Л. Иноземцева, должна заключаться в следующих кардинальных преобразованиях:

а) преодоление товарного производства и устранение рыночных механизмов как основных регуляторов общественного производства;

б) ликвидация частной собственности, которая обусловливает отчуждение работника от средств производства; необходимо,

чтобы эти средства принадлежали производителям как личная собственность;

в) исключение эксплуатации, поскольку бескорыстное творческое самовыражение не может быть объектом экономической эксплуатации.

Для публикаций В. Л. Иноземцева (более 600 работ на 2010 год) характерны прогнозируемые автором колоритные изменения в будущих информационных обществах и симулякрах постэкономического мирового сообщества: герой постэкономического сообщества -это личность, обеспечивающая осуществление постэкономической революции, которая по своему характеру является «революцией интеллектуалов». Личностные качества ее субъектов - это высокая интеллектность, т.е. добротное образование и развитые творческие способности. Потребность в интеллектности объясняется тем, что «основным содержанием деятельности постэкономического работника являются восприятие и творческая переработка информации и знания» (2, с. 181). Для героя этой формации существенно важны и приоритетны не материальные богатства и социальная карьера, а потребность в самоактуализации, когда предпочтение отдается творчеству, а не труду. Для Иноземцева «постэкономическое общество возникает там и тогда, где и когда преодолевается труд как деятельность, диктуемая исключительно внешней материальной необходимостью» (цит. по: 2, с. 182). Один из важнейших выводов концепции Иноземцева - интеллектуальный раскол постэкономического (информационного) общества, поскольку доминирующее положение высшей страты в этом обществе обусловлено тем, что его представители контролируют ресурс, который становится важнейшим фактором современного производства - информацию и знание. Социальный конфликт разворачивается не вокруг собственности на средства производства, как в индустриальном обществе, а вследствие неравномерного распределения человеческих сил и способностей, т.е. имеет не экономические, а социально-психологические причины. При этом господствующая высшая страта руководствуется нематериальными мотивами, стремясь к саморегуляции, а не обогащению. В результате такого расклада «поскольку умственное творчество ценится гораздо выше, чем физическое исполнительство, то высшая страта получает от своей деятельности материальные блага, к которым не стремится, а представители

низшей страты, несмотря на все старания, не могут обрести желаемое благополучие» (2, с. 183).

В.Л. Иноземцев приходит к заключению, что «в недрах постэкономической формации изначально заложено антагонистическое противоречие, которое представляется гораздо более фундаментальным, чем противостояние пролетариата и буржуазии» (цит. по: 5, с. 159). Дополнительный драматизм ситуации придает то, что рабочие не имеют шансов присоединиться к высшей страте, потому что интеллектность и образованность достигаются с детского возраста и определяются средой воспитания и генетической наследственностью индивида. Поэтому низшая страта обречена на материальное обнищание и духовную деградацию, а высшая страта постепенно превращается в замкнутую касту, отторгающую пришельцев и воспроизводящую сама себя.

Исторически доктрина Просвещения не отрицает гуманистическое мировоззрение, а обогащает его, акцентируя свободу как условие гуманизации и научно-технический прогресс как инструмент гуманизма. Однако беспокойство исследователей вызывает констатация, что больше всех от информационной революции выиграли крупные корпорации в передовых капиталистических странах. Неизбежен вывод, что «информационное общество - это форма деятельности, в которой выражается неизменная рыночная сущность капитализма» (5, с. 193). Академик Н.Н. Моисеев также предвидел, что либеральная свобода неизбежно будет порождать неравенство как внутри общества, когда лица, не владеющие элементарной компьютерной грамотностью, окажутся на обочине общественной жизни, так и на международной арене, когда народы, не сумевшие овладеть информационными технологиями, неизбежно окажутся на периферии исторического процесса. Значение его «конструктивной утопии» для культивации идеи информационного общества заключается в интенции на интеллектуализацию и гуманизацию, т.е. в преодолении одностороннего технократизма. «К сожалению, во всех сценариях, как технократического, так и гуманистического толка, не предусмотрено место для библиотек и книжной коммуникации» (5, с. 207). Этот пробел можно расценить как проявление ограниченности культурно-исторического кругозора, свойственное не отдельным авторам, но всему научному сообществу. Большинство ученых, связывая перспективы социальной

коммуникации с информационными технологиями, не учитывают потенциал книжной культуры.

Поскольку информатизация страны рассматривалась как необходимое условие социально-экономического прогресса и гарантия национальной безопасности, в конце советского периода начались планомерные и довольно активные работы по разработке и реализации государственных программ построения информационного общества. Вице-президент Е.П. Велихов на Общем собрании АН СССР охарактеризовал информатику как «области, связанные с разработкой, созданием, использованием и материально-техническим обслуживанием систем обработки информации, включая машины, оборудование, математическое обеспечение, организационные аспекты, а также комплекс промышленного, коммерческого, административного, социального и политического воздействия»1. Согласно этой характеристике информатика выглядела отраслью народного хозяйства, но никак не отраслью академической науки, смещение акцентов в выступлении вице-президента произошло потому, что «он руководствовался не интересами научного познания, а доводами политиков, экономистов, юристов и популярных журналистов, которые в 1980-е годы переключились с кибернетической тематики, утратившей актуальность, на тематику информационно-техническую» (5, с. 96).

Если воспользоваться категориями экономики, то информатика в контексте выступления Е.П. Велихова видится как компонент инфраструктуры наряду с транспортом, энергетическим и материально-техническим снабжением, средствами связи. После памятного Общего собрания 1983 г. в Академии наук СССР сложились две трактовки кибернетической информатики. Во-первых, свойственное школе украинских кибернетиков академика В.М. Глушкова понимание информатики как комплексной научной и инженерной дисциплины, изучающей «все аспекты...». Во-вторых, трактовка информатики как науки об информационном моделировании на ЭВМ, которую развивали академики О.М. Белоцерковский, А.П. Ершов и другие исследователи. «Существенное различие между двумя трактовками кибернетической информации заключается

1 Велихов Е.П. Об организации в Академии наук СССР работ по информатике, вычислительной технике и автоматизации // Вестник АН СССР. - М., 1983. -№ 6. - С. 30.

в том, что первая допускает объективизацию (материализацию) информации, а вторая относит понятие информации к модели, а не к оригиналу. Ущербность обеих трактовок состоит, по-моему, в том, что они не заботятся о сущностном прояснении понятия информации, довольствуясь обыденным его пониманием» (5, с. 97).

В 90-е годы конкурировали две точки зрения: одна чисто технократическая, отождествлявшая информатизацию и компьютеризацию, другая полагала информатизацию общества в качестве цели, к которой следует стремиться, а компьютеризацию трактовала как средство достижения этой цели. «Концепция государственной информационной политики», одобренная в конце 1998 г., непосредственно после потрясшего страну дефолта, отразила новое понимание сущности информатизации. Во главу угла теперь ставилась не относительно частная техническая задача конструирования информационного пространства, а «комплексное и системное формирование собственно информационного общества в России как главного условия ее политического и социально-экономического развития (5, с. 101).

Культивация идеи информационного общества, под которой автор понимает подготовку социально-культурной среды к восприятию идеи информационного общества, усложнена тем, что популярность информационной терминологии не способствовала раскрытию сущности информации, а напротив, вуалировала эту сущность различными ассоциациями, метафорами и коннотациями. В результате многолетних дискуссий в конце 1960-х годов были выработаны хрестоматийные дефиниции.

Информатика (первоначально «теория научной информации») - общественная наука, изучающая структуру и общие свойства научной информации, а также закономерности научно-информационной деятельности, ее теорию, историю, методику и организацию. Научная информация - «получаемая в процессе познания логическая информация, которая адекватно отображает явления и законы природы, общества и мышления и используется в общественно-исторической практике» (5, с. 37).

Технократические концепции информационного общества в соответствии с принципом технологического детерминизма исходят из определяющей роли интеллектуальной информационной техники в обществе будущего. Эти концепции опираются на бога-

тые традиции европейской философии и футурологии: Фрэнсиса Бэкона, Клода Анри Сен-Симона, Огюста Конта. В ХХ в. западные интеллектуалы отказались от позитивистского мышления в пользу мышления технократического, с приматом средства над целью, цели над смыслом и общечеловеческими интересами, техники (в том числе и психотехники) над человеком и его ценностями. Опасность технократизма видится в том, что он означает деградацию гуманности и рост бездуховности в сознании интеллектуального общества. В этом плане технократические концепции «выглядят на одно лицо и заняты перечислением и предвосхищением технических средств, обогащающих грядущее информационное общество» (2, с. 189).

Хотя технократические описания информационного общества дают представление о постиндустриальной техносфере, находящейся в распоряжении данного общества, однако эти симулякры нельзя признать сущностным определением информационного общества, потому что они нестабильны и обусловлены арсеналом технических средств, известных их авторам. Особняком стоит здесь концепция «информационального общества» М. Кастельса, следующим образом поясняющего свою терминологию: информация в широком смысле, т.е. передача знаний, имела критическую важность во всех обществах, включая средневековую Европу и другие цивилизации, поэтому «неинформационных» обществ не было в истории человечества. Однако «в последние два десятилетия, - замечает М. Кастельс, - в мире появилась экономика нового типа, которую я называю информациональной и глобальной. Ин-формациональной - так как производительность и конкурентоспособность в этой экономике (будь то фирма, регион или нация) зависят в первую очередь от их способности генерировать, обрабатывать и эффективно использовать информацию, основанную на знаниях»1. При этом переход от индустриализма к инфор-мационализму не является историческим эквивалентом перехода от сельскохозяйственной к индустриальной экономике и также не может приравниваться к возникновению экономики услуг, поскольку изменились не виды деятельности человечества, а техно-

1 Кастельс М. Информационная эпоха: Экономика, общество и культура. -М., 2000. - С. 81.

логическая способность использовать в качестве прямой производительной силы то, что отличает человека от других биологических созданий, а именно способность обрабатывать и понимать символы.

Одним из главных преимуществ информационной эпохи являются сетевые связи людей, институтов и государств, благодаря которым информационный капитализм можно назвать «сетевым обществом», поскольку базовой единицей экономической организации в информатизированном обществе является не индивидуальный или коллективный субъект, а распределенная сеть, состоящая из различных субъектов и организаций, непрестанно варьируемых в зависимости от изменений во внешней среде. Если индустриализм ориентирован на экономический рост, т.е. на максимизацию выпуска, то информационализм ориентирован на технологическое развитие, на накопление знаний и более высокие технологии обработки информации. Специфическим для информационального способа производства является воздействие знания на само знание как главный источник производительности. Господствующей социальной силой в информациональном обществе становятся информационные работники, владеющие знаниями и творческими способностями (топ-менеджеры, системные аналитики, финансисты-инвесторы, рекламщики и т.д.). Перечисленные тенденции М. Кастельс подкрепляет обширными статистическими данными, хорошо согласующимися с выводами других исследователей, например В.Л. Иноземцева.

Гуманистические концепции информационного общества основаны на доктрине Просвещения, сущность которой И. Кант определил как широкое использование человеческого разума для обеспечения социального прогресса. Мысль о перерастании естественно сложившейся социальной духовности в ноосферу (сферу разума) более столетия волнует ученых-гуманистов. Для советских философов-информатиков информационное общество, или инфосфера, представляет собой результат гуманистически ориентированного процесса информатизации в глобальном масштабе, который может реализоваться в первые десятилетия XXI в. Трансгуманизм исходит из постулата, что человечество далеко не исчерпало биологический потенциал своего развития и способно к дальнейшему, возможно, не ограниченному физическому и духовному совершенствованию личности. Суть трансгуманистического мировоззрения

заключается в признании возможности и желательности фундаментальных изменений в организме человека, усиливающих физические, умственные и психологические возможности и исключающих страдания, старение и смерть.

Информационное общество есть гипотеза о будущем постиндустриальном обществе, основанном на информационных процессах. Учитывая локализацию научно-футурологической интерпретации информационного общества в виртуальной реальности, объектами которой являются симулякры социальных реалий, мы можем предикат «гипотеза» заменить предикатом «симулякр». Тогда получаем следующую «виртуальную» формулировку: «Информационное общество есть симулякр постиндустриального интеллектно развитого социума, удовлетворяющего посредством машинных информационных технологий материальные и духовные потребности личности, социальных групп и государства» (2, с. 165).

Виртуализация и социализация информационного общества

Как соотносятся виртуализация и информатизация общества? Автор показывает, что объемы понятий «информационное общество» и «виртуальная реальность» находятся в отношении пересечения и, следовательно, образуются три логические области, в которых обнаруживаются уже известные нам три интерпретации (три типа) информационных обществ, а именно: а) информационные сообщества, не являющиеся виртуальными, такие, как социально-профессиональные группы информационных специалистов (программисты, веб-дизайнеры и пр.); б) социогенные и психогенные виртуальные явления, не охваченные информационным подходом, например все виды искусства, мифы, реклама; в) научно-футуро-логические гипотезы информационного общества представляют (симулируют) вероятные, возможные, но актуально не существующие социальные реалии.

Социализация идеи информационного общества представляет собой переход ее из виртуальной реальности в реальность социальную. Концепции информационного общества представляют собой научно-футурологические разработки, т.е. культивацию идеи информационного общества в экономическом, социальном, поли-

тическом, технологическом, культурологическом аспектах. Все они представляют собой типичные симулякры, т.е., как выражался Жан Бодрийяр, «знаки, которые скрывают, что ничего и нет». В самом деле, информационное общество как таковое сейчас отсутствует, и вместо него мы имеем тексты, симулирующие будущий социум как один из «возможных миров». Ж. Бодрийяр определял симулякр (simulacre) как «постреальность, построенную посредством симуляции, выдающей отсутствие за присутствие, стирающей различия между реальным и воображаемым, сочетающей мнимость и истинность» (цит. по: 2, с. 231). Симулякры - это элементы социогенной виртуальной реальности, сконструированной творческим воображением ее автора.

Анализ концептуальных симулякров показывает, что фактически все исследователи будущего признают те существенные (необходимые) признаки грядущего информационного общества, которые включены в «виртуальную» формулировку. Что же касается способа социализации виртуального симулякра, то как зарубежные, так и отечественные теоретики шли двумя противоположными путями: 1) технократический путь, когда суть цивилизационного прогресса усматривалась в глобальном распространении цифровых и сетевых информационно-коммуникационных технологий, символами которой являются Всемирная паутина Интернет и сотовая телефония; в связи с этим будущее общество называлось не только «информационным», но и «цифровым», «сетевым», «мобильным»; 2) гуманистический путь, когда приоритет отдавался не технологическому прогрессу инфосферы, а коренным преобразованиям общественного бытия и сознания, формированию информационной культуры как сердцевины информационного общества.

Российские программы построения информационного

общества

Социализация идеи информационного общества в России происходит не спонтанно, не естественно-историческим путем, обусловливающим информатизацию, интернетизацию, дигитализа-цию, электронизацию общества, а методом целенаправленного и планомерного социального конструирования. Существуют мощнейшие факторы, обрекающие россиян XXI в. жить в информаци-

онном обществе. Во-первых, Россия не может остаться в стороне от всемирных тенденций глобализации; во-вторых, существуют государственные программы построения информационного общества с достаточно щедрым финансированием; в-третьих, быстро растут социально-профессиональные группы информационных работников, осознающих себя полноценными гражданами информационного общества.

Сама идея зародилась в научной среде в 80-е годы; тогда в марте 1983 г. Общее собрание Академии наук СССР приняло решение об организации в ее структуре Отделения информатики, вычислительной техники и автоматизации и учреждения академического Института проблем информатики (см. об этом выше). Тот факт, что Президиум Академии наук СССР, отдавший приоритет технократическим трактовкам информатики, руководствовался не столько логикой научного познания, сколько заказом со стороны руководства страны, стал вполне очевиден в период горбачёвской перестройки второй половины 80-х годов. Уместно заметить, что традиция следования в русле государственной политики сохранилась в Академии наук и в постсоветское время. Отделение информатики, вычислительной техники и автоматизации РАН просуществовало до марта 2003 г., когда было преобразовано в Отделение информационных технологий и вычислительных систем. Парадоксальным образом из названия академического органа исчезло название научной дисциплины - «информатика». Дальнейшая технизация информационной проблематики в структуре РАН произошла в декабре 2007 г., когда бывшее Отделение информатики было перепрофилировано в Отделение нанотехнологий и информационных технологий.

В 1995 г. была принята фундаментальная «Концепция формирования и развития единого информационного пространства России и соответствующих государственных информационных ресурсов». В понимании сущности информатизации во главу угла теперь ставится не относительно частная техническая задача конструирования информационного пространства (хотя она вовсе не снималась с повестки дня), а комплексное и системное формирование собственно информационного общества в России как «главного условия ее политического и социально-экономического движения вперед и сохранения статуса мировой державы». 1990-е годы за-

вершаются пессимистической констатацией: «проблемы подготовки общества к жизни в информационном мире лежат в глубинных социально-культурных пластах, и их решение займет десятилетия» (цит. по: 2, с. 275).

Утилизация идеи информационного общества продолжается в 2000-е годы: в «Концепции формирования информационного общества в России», одобренной в 1999 г., на роль активного инициатора и катализатора информационных преобразований позиционируется государство, а российскому обществу отводится роль пассивного объекта, ведомого верховной властью. Важной отличительной особенностью 2000-х годов стало международное признание идеи информационного общества, что зафиксировано в том числе в Федеральной целевой программе «Электронная Россия (2002-2010)».

В течение последних 20 лет в России принято на государственном уровне около десяти концепций, проектов, федеральных законов, стратегий, целевых программ, направленных на построение информационного общества. Государственная программа «Информационное общество (2011-2020») предусматривает следующие, ставшие уже стандартными, направления: создание электронного правительства, повышение качества жизни граждан, преодоление цифрового неравенства, обеспечение безопасности в информационном обществе, сохранение культурного наследия и развитие рынка ИКТ. Цель Программы сформулирована многообещающе: получение гражданами и организациями преимуществ от применения информационных и телекоммуникационных технологий за счет обеспечения равного доступа к информационным ресурсам, развития цифрового контента, применения инновационных технологий, радикального повышения эффективности государственного управления при обеспечении безопасности в информационном обществе. В том числе развитие цифрового контента и сохранение культурного наследия предполагает оцифровку объектов культурного наследия, включая архивные фонды, и предоставление удаленного доступа к цифровому контенту. На построение информационного общества планируется направить заметную долю государственных средств - не менее одного процента! Главными исполнителями и распорядителями кредитов являются два министерства: Министерство связи и массовых коммуникаций и

Министерство экономического развития РФ. Однако «поскольку среди соисполнителей преобладают бюрократические ведомства, и нет представителей гуманитарной науки или социально-культурной сферы, то не приходится сомневаться в технократическом подходе к пониманию содержания Программы. Технократы предпочитают количество, а не качество, поэтому пользуются приоритетом легко исчисляемые материальные показатели (информационные технологии, базы и банки данных, телекоммуникационные сети и т.п.), а глубинные гуманитарные факторы (социальная психология, национальная российская специфика, культурное наследие и др.) отодвинуты на периферию. Цитированные задачи -типичный продукт технократического мышления» (2, с. 283). Напрашивается вывод, что в построении информационного общества кровно заинтересованы государство и торгующий информацией бизнес, но никак не народные массы.

Анализ цивилизационной историософии показывает нелепость технократического замысла «информационной цивилизации», поскольку в семейство естественно-исторически сложившихся цивилизаций информационная цивилизация никоим образом не вписывается. «Информационную цивилизацию» нельзя назвать культурно-историческим типом в смысле Данилевского, потому что она не обладает свойственными нациям единством языка и территории, политической независимостью и общностью экономической жизни. Однако идея построения «информационного общества» в качестве национальной идеи не столь абсурдна, как «информационная цивилизация», ведь «общество» и «цивилизация» вещи разные. Во всяком случае, можно использовать в качестве критерия информатизации степень приобщения населения ко Всемирной сети Интернет, поскольку Интернет сущностно необходим гражданам грядущего мира информации для самостоятельной жизнедеятельности. Другими словами, «информационное общество -это общество людей, владеющих навыками работы в сети Интернет» (2, с. 295).

Западные исследователи следующим образом характеризуют сетевое поколение. Вместо того чтобы пассивно поглощать продукты массовой культуры, проводя вечера и свободное время у телевизора, представители сетевого поколения проводят время в поиске, чтении, исследовании, идентификации, сотрудничестве. Они

даже не могут представить себе жизнь, в которой люди не имеют инструментов для критического осмысления, обмена точками зрения, уточнения, идентификации или разоблачения обмана. Это -поколение исследователей. Они более скептичны по отношению к авторитетам, так как способны мгновенно просеивать информацию, самостоятельно либо с помощью соратников и соседей по Сети. Они уверены в себе больше, чем предыдущие поколения, но они все равно беспокоятся о своем будущем. Это поколение склонно ценить права личности, включая право на личную жизнь и выражение своей точки зрения. Вырастая, они обычно начинают противодействовать цензуре правительства и собственных родителей. Все эти преимущества информационного общества позволяют неизмеримо более широким кругам проявлять гражданскую активность, участвовать в социальных проектах, демонстрировать лидерские качества.

Распространение субкультуры Интернета и мобильных коммуникаций провоцирует мысль о возможности преобразования национальной культуры в культуру информационную. Хотя «Интернет и другие электронные масс-медиа являются элементами культуры социума, но это не означает преобразования национальной культуры в информационную культуру общества. Социальная информационная культура - такой же фантом, как и информационная реальность и информационная цивилизация». Характерно, что проведенные исследования, опросы студентов показывают отсутствие признаков духовной деформации у молодого поколения, выросшего в «сетевой среде». Мы в России тоже не имеем оснований для жалоб на умственную инфантильность наших студентов. «Значит, обвинение homo informaticus в трагическом самоуничтожении человечества безосновательны» (2, с. 315). В определении homo informaticus нет национальной привязки, ибо Интернет, как и техносфера в целом - явление общечеловеческое. Информатизация -процесс интернациональный, он может стимулировать развитие социального интеллекта, но не может воздействовать на морально-этические ориентации общества и предопределять национальную ментальность в целом. Поэтому «информационное общество, субстратом которого является homo informaticus, не может обладать ни русской, ни американской, ни какой-либо другой национальной "душой". Поэтому на вопрос, что же, в конце концов, представляет

собой российское информационное общество в его социальной сущности, приходим к выводу, что возможны два содержательно несовместимых, но в равной мере убедительных ответа. Налицо антиномия, требующая особого рассмотрения» (2, с. 316). Антиномия идеи информационного общества заключается в несовместимости объяснений способа его существования: «1) информационное общество - общество, основанное на машинных информационных технологиях; 2) информационное общество - общество, основанное на Коллективном интеллекте. Первое объяснение свойственно технократическому мировоззрению, опирающемуся на эмпирические факты и утилитарные интересы. Второе объяснение ближе гуманистическому мышлению, утверждающему гегемонию естественного, а не искусственного интеллекта» (2, с. 316).

Используя классическое философское исследование Алексея Федоровича Лосева1, можно дать определение: «Информационное общество есть социальный миф о глобальном постиндустриальном интеллектно развитом социуме, удовлетворяющем посредством машинных информационных технологий материальные и духовные потребности личности, социальных групп и государства» (2, с. 328). Социальная мифология, в случае идеи информационного общества, является носителем технократической правды, отражая достижения научно-технического прогресса, и поэтому является источником истинного знания. «В антиномическом единстве технократической правды и гуманистической правды заключается секрет обаяния мифологемы информационного общества. Как и всякий миф, она по конечной сути своей является обманом, но обманом, нас возвышающим» (2, с. 329).

Социально-мифологический статус идеи информационного общества позволил ей занять пустующую нишу в российском общественном сознании, в результате чего она фактически «стала мировоззренческой универсалией - универсалией культуры» (2, с. 329). Мифологема информационного общества может представлять гуманистический или технократический социальный идеал; в силу своей мифологической природы она не оставляет безучастными народные массы. Волнующая привлекательность идеи информационного общества заключается в том, что, раскрывая сце-

1 Лосев А.Ф. Диалектика мифа. - М.: Наука, 2001. - С. 212.

нарии будущего, она удовлетворяет потребности личности и общества в самосознании и самореализации, т.е. в понимании смысла своего существования и своей жизненной миссии. Именно поэтому идею информационного общества необходимо включить в состав универсалий культуры. Собственно говоря, «упорные усилия ученых и философов по культивации, утилизации и социализации идеи информационного общества обусловлены необходимостью заполнить лакуну социальной идентификации постсоветского российского общества» (2, с. 330).

Виртуальная реальность как область существования информационного общества - одна из центральных тем исследования А.В. Соколова. Виртуализация современного социума происходит столь же интенсивно, как и его информатизация, причем эти процессы зачастую оказываются взаимосвязаны. «Информационное общество есть симулякр глобального постиндустриального ин-теллектно развитого социума, удовлетворяющего посредством машинных информационных технологий материальные и духовные потребности личности, социальных групп и государства» (2, с. 342). Поскольку различие между симулякром и мифом заключается в том, что симулякр - это «знак, скрывающий, что ничего нет», а миф - это «знак, раскрывающий, что что-то есть» - на уровне социально-мифологического обличия «Информационное общество есть социальный миф о глобальном постиндустриальном интеллектно развитом социуме, удовлетворяющем посредством машинных информационных технологий материальные и духовные потребности личности, социальных групп и государства» (2, с. 348).

В конечном итоге вырисоваются два ответа: «1. Узкосоциологический: Информационное общество - это любительские субкультурные объединения и профессиональные социальные группы, занятые производством, совершенствованием, эксплуатацией информационной техники и предоставлением всем членам общества информационных услуг. 2. Научно-футурологический: Информационное общество - миф современной культуры о глобальном постиндустриальном интеллектно развитом социуме, удовлетворяющем посредством машинных информационных технологий материальные и духовные потребности личности, социальных групп и государства» (2, с. 349).

Рекламно-идеологические трактовки информационного общества, красочно описывающие блага и достоинства информатизации общественной жизни, остаются за пределами рассмотрения, потому что они преследуют корыстные коммерческие и манипуля-ционные цели, не имеющие ничего общего с научным поиском.

Утилизация идеи информационного общества осуществляется тогда, когда «информационно-коммуникационные технологии компьютерных сетей используются государственными и коммерческими структурами для достижения собственных целей» (5, с. 76). При этом государственная утилизация свойственна социалистическому плановому хозяйству, и была представлена в нашей стране проектом ОГАС - Общегосударственной автоматизированной системы учета и обработки информации. Инициатором и главным идеологом ОГАС был Виктор Михайлович Глушков (1923-1982), всемирно признанный лидером кибернетики в 1970-е годы. Многогранная научно-практическая деятельность академика, Героя Социалистического труда, лауреата Ленинской премии интересна в двух аспектах: аспект культурации (научно-исследовательской разработки) идеи информационного общества и аспект утилизации (практической реализации) этой идеи. Вооружение пользователей средствами вычислительной техники - необходимый шаг на пути к утилизации идеи информационного общества, но этого шага недостаточно: В.М. Глушков осознавал, что нужно сделать следующий шаг - наладить сетевое взаимодействие между территориально удаленными центрами. ОГАС могла бы стать ядром информационного общества в СССР, но этого не произошло. «Помешали этому некомпетентность высшего руководства страны, саботаж среднего бюрократического звена, отсутствие подготовленных кадров, несовершенство существовавших в то время технических средств, непонимание, а то и противодействие ученых-экономистов новым методам управления» (5, с. 80). Подытоживая сказанное, можно сделать вывод, что информационное общество в сопоставлении с концепцией академика Глушкова - это сетевое кибернетическое общество социалистического типа.

Социализация - завершающий этап развития идеи информационного общества, когда информационные инновации, реализованные на предыдущем этапе утилизации (персональные компьютеры, компьютерные сети, мобильные телефоны, электронная

почта, Интернет), становятся привычными и необходимыми компонентами образа жизни данного социума. Можно согласиться, что виртуализация социальных институтов первична, ибо началась задолго до изобретения персональных компьютеров и формирования Всемирной паутины (достаточно вспомнить о бумажных деньгах и ценных бумагах). Но постиндустриальная сеть Интернет не симу-лякр, а мультимедийное средство социальной коммуникации, которое возникло независимо от виртуальной реальности и, следовательно, не может считаться вторичной по отношению к социогенной виртуализации. Поэтому утверждение «виртуализация общества компьютеризирует жизнь» неверно, скорее справедливо суждение о том, что компьютеризация, точнее - информатизация жизни способствует виртуализации общества.

Как и всякая идея, идея информационного общества способна социализироваться, т.е. из виртуальной реальности перейти в социальную реальность. Разумеется, при условии, что энергичные и интеллектно развитые люди целенаправленно обеспечат этот переход. В принципе такой переход может произойти в России, если технократические программы построения информационного общества, принятые государственной властью, удастся очистить от рек-ламно-идеологических интерпретаций и наполнить гуманистическим содержанием. При этом из одной концепции в другую, из одной программы в другую повторяются одни и те же аргументы в пользу построения информационного общества, называются одни и те же стратегические цели и оптимистически прогнозируются одни и те же конечные результаты.

Конкретизируя тему исследования, все проблемы библиотеч-но-библиографического обслуживания предполагается разрешить путем создания национального библиотечного ресурса с унифицированным каталогом на базе оцифрованных фондов Российской государственной библиотеки, Российской национальной библиотеки, Президентской библиотеки имени Б.Н. Ельцина, библиотек государственных академий наук Российской Федерации.

Имеющийся опыт убедительно показывает, что Интернет совершенно необходим гражданам грядущего мира информации для самостоятельной жизнедеятельности. Другими словами, «информационное общество - это общество людей, владеющих навыками работы в сети Интернет» (5, с. 267). Однако революционную зна-

чимость Интернета в технологии коммуникации может оценить только узкий круг специалистов, а никак не народные массы. Общество в целом реагирует на кардинальные новации в техносфере тогда, когда эти новации начинают воздействовать на социальную и духовную реальность. Если Интернет вызовет серьезные преобразования в социальном образе жизни и мировоззрении общества, то появится повод для констатации перехода России в качественно новое состояние - состояние информационного общества. Статистические же показатели информационной грамотности - простейшая внешняя примета социальной информатизации, усваиваемая через подражание, а не органически. Вспомним крещение Руси -выйдя из вод Днепра, киевляне крестились, но в душе своей оставались теми же язычниками, что и до омовения в реке. «Потребовалось два века для того, чтобы христианство укрепилось на Руси как исконная, подлинная религия. Мне кажется, что между процессами христианизации язычников и информатизации индустриального общества существует не только внешнее подобие» (5, с. 270).

Социология Интернета

С точки зрения владения информационными технологиями социальную структуру пользователей Сети можно представить в виде четырех классов. Класс К - высококвалифицированная интеллектуальная элита, управляющая научно-техническим развитием. Класс У - профессионалы информационных технологий, свободно ориентирующиеся в Сети и способные вносить частные усовершенствования Сети и осуществлять утилизацию идеи информационного общества. Класс Н - фанаты, использующие возможности и ресурсы Сети для индивидуального самовыражения. Интернет способен стать жизненно необходимым для своих клиентов, т.е. поработить их. Класс С - пользователи, представляющие различные слои гражданского социума и обращающиеся к ресурсам Интернета для решения своих производственных или образовательных задач, получения справочной информации, это многочисленный рядовой состав армии Интернета, который предопределяет социализацию идеи информационного общества. Классы К и У - это интеллект-ное ядро информационного общества, первоначально нацеленное не на максимизацию прибыли, а на максимизацию творческого са-

мовыражения. Однако очень скоро рынок положил конец свободному творчеству. «Вступил в силу экономический закон Галактики Маклюэна, который звучит так: информация - товар, коммуникация - область вложения капитала, информационная культура - способ управления массовыми аудиториями и удовлетворения их платежеспособного спроса» (5, с. 272). Этот закон означает стремительное обогащение интернетовской элиты и крах интеллигентской иллюзии, что миссией Интернета будет просвещение и одухотворение человечества, а не служение корыстным интересам политиканов или олигархов. Теперь главной заботой транснациональных компаний и государственной власти стало расширение класса С. Ради этого была пущена в ход рекламно-идеологическая мифология информационного общества, которая приносит свои плоды. При этом в российских программах информатизации акцентируются техническая и экономическая стороны техносферы и упускается из виду модернизация социальной деятельности и духовной реальности. Информационная техника этически нейтральна. Она может служить для распространения коммерческой массовой культуры и манипуляции сознанием массовых аудиторий, для корпоративных и международных информационных войн, а может использоваться членами общества для межличностной коммуникации и творческой индивидуализации.

Трудно представить, что технократические идеологи всерьез верят в то, что мобильная телефония, персональные компьютеры с выходом в сеть Интернет, многоканальное цифровое телевидение, короче - информатизация всей страны - волшебным образом положат конец затянувшемуся системному кризису и станут гарантами конкурентоспособности и национальной безопасности страны. Трудно поверить в подобную наивность. Технократическая неправда, похоже, предназначена для успокоения обездоленных народных масс симулякрами грядущего информационного общества, которые напоминают древние легенды об утопических «праведных землях».

Традиционная гуманистическая правда, основанная на принципе «человек - высшая ценность общества», все более резко противопоставляется прогрессирующему технократическому мировоззрению, распространение аморального технократизма среди молодежи представляет угрозу будущему человечества. В свете

этих технократических угроз постиндустриальное общество представляется как тупиковая ветвь социального развития. Ввиду этих угроз спасителями страны могут быть только гуманисты, обладающие творческим потенциалом и готовые использовать его во благо стране, миру, самим себе и нашим потомкам. Это обычные учителя и врачи, библиотекари и компьютерщики, обладающие чувством профессиональной гордости и социальной ответственностью, способные к социальным действиям, а не только к болтовне на кухнях. Нестареющая гуманистическая правда, вдохновляющая некоторых идеологов информационного общества, пленяет благородством и бескорыстием, но она имеет врожденный порок: утопизм. Многовековые попытки построения идеального общества неизменно заканчивались ложью и кровавыми трагедиями. Таким образом, «идея информационного общества оказывается антиномией с двумя противоположными решениями: технократическим и гуманистическим» (5, с. 287).

Идея информационного общества как социальный миф и культурная универсалия

Правда гуманистов начинается там, где технократы впадают в заблуждение, и наоборот - правда технократии торжествует там, где дезориентируется гуманизм. Причем и те и другие трактовки представляют собой не достоверные факты, а симулякры, т.е. «знаки, которые скрывают, что ничего и нет». Получилось так, что идея информационного общества сделалась средоточием антиномичного единства гуманизма и технократизма, оптимизма утопистов и скепсиса антиутопистов, недоверия высокомерной академической науки и небескорыстной заинтересованности корпоративного капитала и политической элиты, наконец, воплощением простодушной веры гуманитарной интеллигенции и интеллектуалов-технократов в грядущее торжество общества информации и знания.

Несмотря на международные совещания, декларации и хартии, «технократическая версия информационного общества постепенно становится социальной реальностью, а гуманистическая версия по-прежнему остается рекламно-идеологическим мифом». При этом социально-мифологический статус идеи информационного общества позволил ей занять пустующую нишу в российском об-

щественном сознании. «Она фактически стала мировоззренческой универсалией - универсалией культуры» (5, с. 290).

Список литературы

1. Соколов А.В. Диалоги с постсоветской гуманитарной интеллигенцией. -СПб.: Библиотека РАН, 2006. - 584 с.

2. Соколов А.В. Информационное общество в виртуальной и социальной реальности. - СПб.: Алетейя, 2012. - 352 с.

3. Соколов А. В. Науки об информации и библиотекарь: Профессионально-мировоззренческое пособие. - М.: Литера, 2010. - 144 с.

4. Соколов А.В. Постсоветские библиотекари: Социально-психологические очерки. - СПб.: КОСТА, 2008. - 296 с.

5. Соколов А.В. Российские библиотеки в информационном обществе: Профессионально-мировоззренческое пособие. - М.: Литера, 2012. - 400 с.

2013.04.002. БРАГ Р. ГУМАНИЗМ (И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО) НА ПУТИ К ИСЧЕЗНОВЕНИЮ?

BRAGUE R. L'umanesimo (e l'umanità) in via d'estizione? // Vita e pensiero. - Milano, 2012. - Anno 45, N 2. - P. 34-40.

Перед лицом возможности исчезновения рода человеческого в результате атомной войны или экологической катастрофы выдвигается тезис, предлагающий сознательный интеллектуальный выбор - не размножаться (Ф. Шопенгауэр, Сиоран). Профессор философии парижского университета Париж-I Пантеон Сорбонна и университета Людвига Максимилиана в Монако Реми Браг считает, что пора защитить легитимность существования человечества.

Под термином «гуманизм» автор понимает здесь не вызывающие его восторг классические изыскания, а лишь учение о важности человека, зафиксированное Цицероном и Авлом Геллием в латинских формулах humaniora или studia gumanitatis как переводе греческого термина paideia, сосредотачиваясь, в первую очередь, на интересе к человеческому (гуманному) в человеке, к углублению, а возможно, и защите того, что делает человека таковым (с. 34).

В развитии гуманитарной идеи мыслитель выделяет следующие четыре этапа.

1. На первом человек понимается как вид, выделяющийся среди других благодаря исключительным качествам. Данная стадия начинается с далекого прошлого, когда представления о богах либо