мооценки героя-рассказчика, и его визуальное восприятие определяет логику повествования для героя и автора романа. Принятое в юности решение жить как мужчина к концу романа выглядит для читателя уже не так однозначно. Герой приходит к мысли о том, что все, что он считал истинным и правильным, на самом деле зависит от его точки зрения на события собственной жизни. Более подробное исследование обозначенных в романе «мифов о происхождении» Дж. Евгенидис предпринял в следующей работе «Великий эксперимент» (Great Experiment, 2008), где проанализировал спор американских критиков о национальных культурных ценностях. По мнению Я. Атанассакис, в обоих текстах Дж. Евгенидис поднимает вопрос своего отношения к Соединенным Штатам. Его работа - переосмысление «великого эксперимента» под названием Америка, суть которого заключается в том, что в этом мире «когда-то была... американская девочка» Каллиопа. И подобная аномалия, по мнению критика, заставляет читателя задуматься о необычности существования американца греческого происхождения, проживающего в Берлине, т.е. того, в кого в заключительной части романа превращается Калл. Цель Евгенидиса, по убеждению Я. Атанас-сакис, - заставить читателя пересмотреть способы восприятия этнической идентичности американцев в условиях глобализации.
В.М. Кулькина
2013.03.035. СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНОВ ПОЛА ОСТЕРА. (Сводный реферат).
1. ПИКОК Д. Отец во льду: Пол Остер, персонаж и литературная родословная.
PEACOCK J. The father in the ice: Paul Auster, character, and literary ancestry // Critique. - Washington: Heldref publications, 2011. -Vol. 52, N 3. - P. 362-376.
2. УРБИНА E. Сервантовские пародии: «Дон Кихот» в романах «Стеклянный город», «Храм луны», «Книга иллюзий» Пола Остера. URBINA E. Parodias cervantinas: El «Quijote» en tres novelas de Paul Auster («La ciudad de cristal», «El palacio de la luna» y «El libro de las ilusiones») // Revista del Instituto de lengua y cultura española. - Pamplona: Univ. de Navarra, 2007. - Vol. 23, N 1. - P. 245-256.
Преподаватель английской и американской литературы Кильского университета (Великобритания) Джеймс Пикок пере-
сматривает свою оценку творчества американского романиста Пола Остера (р. 1947) в контексте смены писателем литературной направленности его произведений (1). По мнению критика, в автобиографической книге «Изобретение одиночества» (The invention of solitude, 1982) Пол Остер отходит от «постмодернистского нигилизма» и начинает поиск его этической альтернативы. Он отказывается от исповедальной формы повествования и создает нового, посреднического персонажа, третье лицо, которое уже не будет вести рассказ от имени автора. В первой части книги - «Воспоминания невидимки» - утверждается основная проблема произведения: исповедь не способна раскрыть внутренний мир исповедующегося. Любая попытка постичь другого человека обречена на неудачу: во-первых, другой человек всегда непостижим, во-вторых, попытка его понять основывается на собственных суждениях о мире. Исповедь / биография как правило превращается в изучение мира, реалии которого дополняют созданную автором «картину мира». Вторая часть - «Книга памяти» - фокусирует разные философские и литературные лейтмотивы, в своем единстве предоставляющие читателю возможность самостоятельного решения проблемы исповеди. По мнению Дж. Пикока, в романах Остера действительность отходит на задний план, растворяясь в самоанализе читателя, его диалогах с автором, героем, в аллюзиях на упомянутые в тексте книги.
Основываясь на новом, морально назидательном, восприятии стилистики Пола Остера, Дж. Пикок рассматривает процесс чтения его произведений как межличностный опыт (intersubjectivity), исходя из которого люди взаимодействуют между собой в реальном мире. Межличностность достигается за счет выхода за рамки индивидуальности. Другими словами, в центре литературного текста -интерпретации собственного внутреннего мира, а цель - эстетическое выражение человеческой потребности в общении, т.е. «изучение своего одиночества на примерах других людей»1.
1 Auster P. The art of hunger: Essays, prefaces, interviews and the red notebook. -L.: Faber, 1997. - P. 300.
Дж. Пикок подробно анализирует эпизод из второго романа «Нью-йоркской трилогии» П. Остера «Призраки» (1986). Его герой вспоминает заметку в газете о лыжнике, пропавшем в горах много лет назад; его сын, повзрослев, однажды, катаясь на лыжах, наткнулся на тело отца, вмерзшее в лед. Критик рассматривает «встречу» отца и сына как столкновение между читателем и текстом, читателем / писателем и литературным прошлым (antecedent). Герой романа «Призраки» оказывается в ситуации, аналогичной истории столкновения сына и отца-во-льду. Его мучает ощущение различий между собой и отцом, при этом образ отца означает для него связь с прошлым. Пол Остер задается вопросом: «Какое знание вынесет человек из такой встречи? Воспримет ее как возможность определить разницу между собой и "фигурой во льду"? Как воспринимать лед: как окно или как зеркало?» По мнению критика, читателю представлено не миметическое аристотелевское зеркало, а одна из упрощенных версий традиционного видения мира, устраняющая в человеке потребность самопознания.
Автор заставляет сочувствовать желанию персонажа превратиться из наблюдателя в действующее лицо. В результате читатель также должен решить, хочет ли он быть героем романа. По мнению Дж. Пикока, решение этого вопроса достигается автором посредством беллетристической беседы (рассказа повествователя от третьего лица), основанной на сочетании прямой и косвенной речи героев. Такая диалогичность компенсирует разницу между знанием, почерпнутым из текста, и знанием, доступным вне текста, - в результате герои романов Пола Остера предстают перед читателем каждый раз в рамках нового контекста, из-за чего кажутся неспособными «выйти в мир», т.е. лишить себя «роли», выбранной для них автором. При этом автор не только распределяет роли между своими персонажами, но и тщательно выбирает «роль» для читателя, желая видеть его «в одной лодке» с ними. Ретроспектива таких самосозерцательных путешествий в глубины остеровского текста развивает у читателя статическое любопытство, что, с точки зрения критика, и является главной задачей писателя, называющего своим «основным активом» умение сотрудничать с реципиентом.
Профессор Техасского университета Эдуардо Урбина (2) изучает сквозные лейтмотивы: одиночество, голод, случайность, распад личности в романах Пола Остера. Исследуются первый ро-
ман «Нью-йоркской трилогии» «Стеклянный город» (1985), а также романы «Храм луны» (1989) и «Книга иллюзий» (2002). Критик считает, что истоки творчества Остера, как и сфера его интеллектуальных интересов, уходят корнями во Францию (Беккет, Кафка, Пруст). Однако использование писателем сюжетных линий романа Сервантеса «Дон Кихот» носит определяющий для его творчества характер. Остер неоднократно обращается к образу Дон Кихота как в своих художественных, так и в публицистических работах, называет данную книгу «единственной, к которой он всегда возвращается» (цит. по: с. 246).
Первая отсылка к роману Сервантеса сделана Остером в «Стеклянном городе», где появляется альтер-эго писателя, который выдвигает на суд главного героя свое наблюдение об авторстве внутри книги Сервантеса. Согласно герою-Остеру, «Дон Кихот» -произведение, заключающее в себе тайну. В нем четыре автора, один из них - сам Дон Кихот, не полусумасшедший идальго, а создатель «авторского квартета» (Сид Ахмед Бенинхали, Дон Кихот, Санчо Панса, Самсон Карраско). Представив эту теорию на суд главного героя романа Дэниеля Квинна (Д. К.), инициалы которого идентичны донкихотовским, автор-Остер оставляет своего персонажа в воображаемом мире его теорий. В этом новом ракурсе Квинн наглядно демонстрирует зародившееся в нем донкихотство. От действий под фальшивым именем Квинн переходит к придумыванию тайн, беря за основу чужие реальные и выдуманные истории. Случайность превращается в приключение, игра в миссию, вымысел реализуется на практике. Параллели с романом Сервантеса начинают влиять и на главную сюжетную линию (поиски Питера Стиллмена), в развитии которой видно, как главный герой (Д.К.) переходит от поиска правды к отрицанию реальности. Таким образом, история нового Д.К. повторяется в новом же «авторском квартете» (Дэниель Квинн, Пол Остер, Питер Стиллмен и Шервуд Блэк).
Реализация сервантовских мотивов в «Стеклянном городе», по мнению Э. Урбина, становится для Пола Остера экспериментом в поиске баланса между реальностью / вымыслом, чтением / написанием, а также при создании приема онтологического круговорота и оценки воссозданной эпистемологической реальности.
Э. Урбина анализирует, как далеко можно зайти в противопоставлении реальности и вымысла. Критик предполагает, что Полу Остеру свойственно умение придать случайности и непредвиденным обстоятельствам роль сюжетообразующего фактора в постмодернистских «приключениях» героев его романов, отправившихся в путь искать правду и спасение.
В романе «Храм луны» Остер уже осознанно подходит к конструированию пародии на вымысел. Как и Д.К., главный герой этой истории М.С. Фогг оказывается жертвой своего характера. Он зависим от книг, воспринимаемых как объект самопознания (параллель со сценой в библиотеке из романа о Дон Кихоте). В книгах он видит покровителей, способных реорганизовать хаос жизни в гармонию форм. Весь процесс «упорядочивания» жизни сводится у героя романа к трем частям: история главного героя, рукопись некролога Томаса Эффинга, рукопись романа Соломона Барбера. Прочтение книг обеспечивает в сознании героя связь времен.
«Храм луны», считает критик, превращается в постмодернистскую версию рыцарского романа, в котором молодой, больной лунатизмом герой-книголюб, толком не знавший своих отца и мать, начинает поиск себя во враждебном и хаотичном мире, в котором властвует случай. Постоянное чтение героем книг подтверждает то, что в основе истории лежит донкихотовская пародия. В подтверждение своей догадки Э. Урбина приводит мнения критиков о романе, согласно которым главной темой Сервантеса является антитетическая связь между вымыслом и реальностью, литературой и жизнью.
В «Книге иллюзий» история «рыцарского сумасшествия» получает свое продолжение не только в виде Истории, но и в лице ее читателей-персонажей. Герои зачитываются и в процессе прочтения пишут свои воображаемые и реальные истории.
Э. Урбина усматривает в романах Пола Остера связь с классическими произведениями мировой литературы, которая не вписывается в рамки «постмодернистского нигилизма» - именно к нему традиционно относят творчество Остера.
В.М. Кулькина