CC BY
38
левая устоявшееся разделение высокого и низкого, художественного и массового, проблематизируя классическую иерархию знаков, оценок и смыслов» (с. 116).
Ю.В. Цветков рассматривает конструкт имплицитного читателя в романе «Империя», отмечая доверие нарратора к читателю. Рассказчик убежден в широком культурологическом кругозоре читателя, о чем свидетельствуют многочисленные отсылки к истории, философии, литературе, музыке, изобразительному искусству и мореплаванию. Кроме того, считает исследователь, «нарратор в своем конструкте читателя надеется на его высокие моральные принципы» (с. 123).
О компаративистских исследованиях прозы Кристиана Крах-та в главе шестой сообщают Ф. Майснер, сопоставляющая роман «Империя» с «Островом Фельзенбург» Й.Г. Шнабеля, немецким «прототипом робинзонады» - утопическим романом XVIII в.; Г.В. Кучумова, которая сравнивает «Ра8ег1ап&» с романом Э.М. Ремарка «Три товарища» (роль «трех товарищей» у Крахта при этом отводится троим однокашникам безымянного героя по интернату - Нигелю, Александру и Ролло); О.В. Тихонова (Воронеж), которую интересует соотношение образа Германии у Крахта и Р. Харриса, а также - восточное направление в его путевых очерках в соотнесении с очерками В. Бюшера, и Ю.Л. Цветков, проводящий параллели между дебютными романами К. Крахта и С. Минаева («Дух1е88») и сопоставляющий образ России у Крахта в романе «Я буду здесь, на солнце и в тени» и у австрийского писателя Даниэля Кельмана (р. 1975) в романе «Измеряя мир». Рассматривается также «музыкальный код» в романах К. Крахта и его товарища по «Поп-культурному квинтету» Б. фон Штукрад-Барре.
В завершение дан обзор основных трудов зарубежных исследователей о творчестве К. Крахта, приведен список отечественной и зарубежной литературы о нем.
Е.В. Соколова
2016.02.008. РОССИЙСКИЕ ИССЛЕДОВАНИЯ ТВОРЧЕСТВА ПОЛА ОСТЕРА: АВТОР, ЖАНР, МЕТАТЕКСТ В ПОСТМОДЕРНИСТСКОМ РОМАНЕ. (Сводный реферат).
1. БРОНИЧ М.К. «Сотворение одиночества» Пола Остера: Вопросы жанра // Вестник ТГГПУ (Филология и культура). - Казань, 2012. -Т. 30, № 4. - С. 182-224.
2. КАРСЛИЕВА Д.К. Своеобразие традиционной формы в «Нью-йоркской трилогии» Пола Остера // Вестник ВолГУ. - Волгоград, 2011. - Сер. 8, Вып. 10. - С. 109-114.
3. ШАМИНА В.Б. Постмодернистская саморефлексия в романе Пола Остера «Стеклянный город» // Ученые записки казанского университета (Гуманитарные науки). - Казань, 2014. - Т. 156, кн. 2. -С. 224-232.
4. ШАМИНА В.Б. Поэтика метатекстуальности в романе Пола Остера «Ночь Оракула» // Вестник ТГГПУ (Филология и культура). -Казань, 2012. - Т. 36, № 2. - С. 221-224.
Ключевые слова: П. Остер; Ж. Бодрийяр; Р. Барт; мета-текст; постмодернизм; реализм; модернизм; автор; жанр; симу-лякр.
Доктор филол. наук М.К. Бронич (проф. НГЛУ им. Н.А. Добролюбова) изучает личностно-субъективную и эстетическую ретроспекцию в мемуаристике американского писателя Пола Остера, парадоксальным образом воплотившуюся в его первом автобиографическом труде «Сотворение одиночества» (1982) (1). Цель этой книги, по мнению ее автора, - «размышление о некоторых общих проблемах, объектом которых является он сам»1. М.К. Бронич относит данный текст к мемуарному жанру, основываясь на особенностях организации текста (ретроспективность, наличие двух временных планов, двойная точка зрения автора на события), и отмечает характерное сочетание в нем «достоверного», «фактографического» и «вымышленного», соотношение которых определяет жанровую принадлежность произведения.
Две части книги, «Портрет невидимки» и «Книга памяти», объединены общей темой одиночества, которая исследуется в различных аспектах. М.К. Бронич выявляет основную мысль произведения - исчезающий объект можно зафиксировать, обратившись к памяти: «... воспоминания Остера об отце превращаются в восстановление образа человека, который при жизни постоянно ускользал от него, умышленно отгораживаясь от родных и друзей» (1, с. 182). Автор статьи делает акцент на том, что «невидимость» трактуется в
1 Аш1ег Р. ТЪе ге<1 по1еЬоок. - Ь.: ГаЬег аМ ГаЬег, 1996. - Р. 106.
книге как «безместность» - отсутствие дома, привязанностей, недостаток страстей, отстраненность от жизни.
П. Остер безуспешно пытается проникнуть в закрытый для него и для других мир человека, который настойчиво на протяжении всей жизни замыкался в одиночестве. В результате своих исследований писатель выстраивает типологию одиночества: 1) как уединение для самопознания и определения своего отношения к миру; 2) как результат насильственной изоляции; 3) как следствие эскапизма, сознательного ухода от реальности.
По мнению М.К. Бронич, писатель постепенно осознает абсурдность задачи восстановить достоверный образ отца, поскольку «невозможно... войти в одиночество другого»1. Автор статьи связывает эту мысль с идеей о том, что непосредственный доступ к внутренней жизни персонажа является отличительной чертой вымысла (1, с. 183). В качестве обоснования невозможности создать достоверный образ человека М.К. Бронич приводит мысль П. Остера о том, что документ (фото, письмо, статья и т.п.) проливает свет на события прошлого и настоящего, устанавливает их последовательность и подсказывает причины тех или иных поступков человека, но доподлинно понять его не поможет. Документ не способен удержать образ человека; единственную надежду на это дает память, загадочной природе которой посвящена вторая часть книги Остера «Сотворение одиночества» - «Книга памяти».
Эта часть написана от третьего лица, что, по замыслу Остера, создает эффект отстраненности, дающей большую свободу автору по отношению к тексту. Изменение трактовки одиночества говорит о переоценке самого понятия как непременного условия творчества. Согласно Остеру, вымысел разрушает стены одиночества, так как «он постулирует существование других людей и знакомит с ними слушателя или читателя, пусть даже только в воображении»2. М. К. Бронич переиначивает фразу писателя, утверждая, что история увиденная есть история памяти, а повторяющиеся события «прокладывают дорогу» к вымыслу (1, с. 184). Потому что «каждая вещь живет двойной жизнью - в реальном мире и нашем созна-
1 Auster P. The invention of solitude. - N.Y.: Pengiun, 2007. - P. 17.
2 Ibid. - P. 151
нии»1, а сознание и «память - это пространство, где события действительно повторяются»2.
По мысли М. К. Бронич, «Книга памяти» - это размышления о структуре памяти и процессе воспоминания, включенные в собственно воспоминания таким образом, чтобы подчеркнуть фрагментарность памяти. В соответствии с этим и выстроена композиция книги, разделенной на неравномерные отрывки. В них воспроизводятся темы и мотивы других книг писателя: одиночество, замкнутое пространство, игра случая, жажда творчества и спасительность вымысла, а также осмысливается принцип зеркальности, определяющий архитектонику всех романов Остера. В заключение М.К. Бронич приходит к выводу, что в метароман воспоминания Остера превращают изучаемая автором в его книгах тема писательства, стягивающая в узел настоящее, прошлое и будущее с отсылками на творчество старых и новых авторов и саморефлексией.
Кандидат филол. наук Д.К. Карслиева (ВолГУ) анализирует своеобразие жанровой формы романа на примере произведения «Нью-йоркская трилогия» (1985-1986) Пола Остера (2). «Трилогия» «выросла» из автобиографического романа «Сотворение одиночества» (1982), оба произведения посвящены проблеме личности. По мнению Д. К. Карслиевой, парадокс в изучении проблемы личности заключается у Остера в выборе жанра: «Сотворение одиночества» подходит к вопросу с точки зрения автобиографической формы, «Трилогия» делает это под маской детектива.
В первой части «Нью-йоркской трилогии» («Стеклянный город») Остер использует изобилующий повествовательными условностями жанр триллера для создания метафизической истории о человеке, уединившемся для самопознания. Во второй части («Призраки») элементы детективного повествования включены в историю персонажа, вынужденного выслеживать самого себя. «Запертая комната» - заключительная часть «Нью-йоркской трилогии» - в некоторой степени автобиографична, но ее главный герой не имеет имени, он - всего лишь друг исчезнувшего литературного гения (Феншо).
1 Auster P. The invention of solitude. - N.Y.: Pengiun, 2007. - P. 152-153.
2 Ibid. - P. 81.
Подлинность личности в «Трилогии» постоянно ставится под сомнение как автором, так и героями, и вопрос о достоверности ее изображения перерастает в вопрос о подлинности реального. Д. К. Карслиева отмечает близость позиций Остера и Бодрийяра в понимании достоверности в той части, где философ объявляет о ложном существовании мира, которое больше не отражает реальность, а вместо этого предлагает понятие симулякра, скрывающего действительность, притворяющегося «реальным», и маскирующим исчезновение реальности. Литературовед видит взаимосвязь Осте-ра и Бодрийяра в симуляции как в спасении действительности посредством маскировки, удерживающей реальность от исчезновения и тем самым сохраняющей идею подлинного. Задачей рассказчика «Сотворения одиночества» становится поиск индивидуальности среди абсурдной действительности, задачей протагонистов «Нью-Йоркской трилогии» - обнаружение такой запутанной личности, размышляющей о сходном абсурде вымышленного мира. По мнению Д.К. Карслиевой, произведение Остера обыгрывает критику понятий симуляции и гиперреальности, исследуя индивидуальность в изменяющемся мире.
Изображение личности в «Трилогии» усложняется ее предрасположенностью к автобиографизму. Акцент в романах ставится на уединении, которое по-разному переживает герой каждой части, напоминая читателю о писательском опыте одиночества, раскрытом в книге «Сотворение одиночества». Остер последовательно рассматривает образ человека, познающего окружающую действительность сквозь призму собственной личности. Однако при обнаружении «пустот и зазоров» в сознании героев сама действительность оказывается дискретной, состоящей из фрагментов пространства и прерывистого времени. Сходство Квинна и других протагонистов «Трилогии» с Остером-писателем означает, по мнению Д.К. Карслиевой, маскарад и неправдоподобие реальности, в то время как сравнение писателя с вымышленным Остером можно рассматривать как ролевую игру. «Факты автобиографии составляют часть мира псевдонимов, подобия вращаются в иллюзиях, перемешивающих личность с реальностью и симулякрами; на краю ухода в никуда индивидуальность просто исчезает» (2, с. 112). По мнению Д. К. Карслиевой, сходство Квинна и других героев-протагонистов «Трилогии» с Остером воплощает идею маскарада и симуляции
реальности, в то время как сравнение писателя с его вымышленным альтер эго можно рассматривать как ролевую игру.
Не только приобретение, но и потеря индивидуальности у Остера происходят за счет симуляции других личностей. Неспособность противостоять симуляции способствует утрате индивидуальности героем «Стеклянного города». Квинн замещается личностями Уилсона, Норка, Блэка, Стиллмена и Остера (как реального автора, так и вымышленного персонажа). Присвоение Квинном различных индивидуальностей демонстрирует потерю им своей собственной личности, достоверность симулякра и симуляции. В итоге, освободившись от всех подобий / иллюзий, Квинн уменьшается до нуля и пропадает со страниц произведения.
В романе «Призраки» симуляции, в свою очередь, выражены путем использования оптических средств (наблюдение с биноклем, отражение в зеркалах). Исчезновение личности во втором романе «Трилогии» характеризуется образом «преследующего зеркала». Зеркальный эффект усиливается по мере того, как Черни все более проявляется как двойник главного героя Синькина. Финальная сцена между ними демонстрирует, что один не может существовать без другого, поскольку оба симулируют друг друга и невозможно определить, кто из них оригинал, а кто подделка.
В заключительном романе «Трилогии» двойничество героев -Феншо и безымянного рассказчика - «помогает мотивировать сюжет», который также связан с удвоением (2, с. 113). Поиск Феншо для протагониста «Запертой комнаты» дает начало крушению его собственной личности, фактическое исчезновение которой происходит в момент столкновения с его двойником, с Феншо. Исчезновение Квинна и Синькина, по мысли Д. К. Карслиевой, также проистекало из утраты соотнесенности героев с их двойниками (Квинна со Стиллменом, Синькина с Беликом / Черни). Герой последней части «Трилогии» остается на страницах романа потому, что в отличие от своих предшественников (героев первой и второй части) принимает существование своего альтер эго в запертой комнате (Феншо): утверждение личности Феншо внутри / снаружи героя означает своего рода авторскую вездесущность
Доктор филол. наук В.Б. Шамина (проф. Казанского федерального университета) ставит целью выявить различные формы авторского присутствия в романе «Стеклянный город» (1985) и
охарактеризовать его через множественность авторских воплощений (3). В.Б. Шамина выделяет четыре основных инкарнации Автора: 1) автор романа (Пол Остер), чье имя стоит на обложке книги; 2) писатель, неожиданно появившийся на страницах книги в середине повествования, который, однако, не может быть автором данного романа, потому что не читал красную тетрадь, заявленную как его основу; 3) Остер-детектив, которого безуспешно разыскивают клиенты Квинна; 4) фальшивый Остер, от лица которого действует Квинн (он проводит расследование и он - автор красной тетради). Кроме того В.Б. Шамина вычленяет еще двух «частичных» Авторов: 1) рассказчик, который появляется в конце книги и не спешит поделиться с читателем своим пониманием происходящего; 2) Стиллмен, человек, следить за которым был нанят Квинн. При этом Пол Остер как герой книги играет роль посредника между протагонистом (Квинном, т.е. четвертым в перечне автором) и рассказчиком, который заканчивает повествование (второй в списке авторов).
В.Б. Шамина утверждает, что эксперимент Стиллмана над сыном (он запирает ребенка в комнате в надежде, что тот заговорит на божественном языке), иллюстрирует, по замыслу П. Остера, известное эссе Ролана Барта о «смерти автора» (существование Квинна в изолированной комнате). Если продолжить логику мысли Р. Барта, то Квинн предстает создателем сюжета, в котором он сначала принимает участие, а затем его записывает.
Вспоминая типы автора в классическом романе, В.Б. Шамина замечает, что Квинн ближе всего к автобиографической модели: его «соавтор» Пол Остер соответствует модели автор-наблюдатель, так как не участвует в развитии действия в романе. Функции рассказчика и всеведущего автора сочетает в себе некий аноним, создающий своего рода метатекст-сценарий, «драматургом» (и двигателем сюжета) которого является Стиллмен.
Таким образом, Автор, с одной стороны, ставит себя в положение несведущего читателя, а с другой - проявляется под разными масками. Множа свои копии, Автор романа демонстрирует, что каждый персонаж - еще одно его воплощение. В совокупности они образуют своего рода коллективного автора, который обладает всей полнотой информации. В.Б. Шамина объясняет механизм
«мультиавторства» на примере рассказа Остера-героя Квинну о своем эссе о Дон Кихоте1.
Пол Остер - писатель, пародирующий различные психологические, лингвистические и литературоведческие теории, создает, по мнению В.Б. Шаминой, роман в романе: об Авторе и его роли в произведении. Этот Автор настолько свободен, что может играть с читателем и с самим собой, по желанию ограничивая собственные функции.
Итак, «Стеклянный город» - постмодернистский текст, порождающий новые тексты, которые могут рассматриваться независимо друг от друга: 1) история Квинна (красная тетрадь), 2) история о Квинне, записанная рассказчиком, 3) эссе Остера-героя о Сервантесе, 4) эссе о романе Сервантеса. Текст, по мысли В.Б. Шаминой, существует внутри метатекстов - мифа о Вавилонской башне, ключевым понятием которого является язык, и эссе с ключевым понятием авторства в «Дон Кихоте». В итоге актуализируется механика создания постмодернистского повествования. Пародийное начало задается образом зеркала, отражающим суть пародии, в которой дробятся и множатся двойники. В.Б. Шамина сравнивает место действия романа - Нью-Йорк - с отражающимся в нем древним Вавилоном - композиционная структура повествования оказывается зеркальным отражением структуры «Дон Кихота». Искусство, подобно зеркалу, отражает не жизнь, а того, кто в него смотрится (О. Уайльд). Поэтому любитель детектива увидит здесь криминальный сюжет; поклонник эзотерики - мистический триллер; искушенный читатель - пародию на постмодерн. Многослойный текст с каждым новым подходом обнаруживает все новые и новые возможности интерпретации, что свидетельствует о крайней живучести «автора».
В другой статье В.Б. Шамина анализирует поэтику метатек-стуальности в творчестве Пола Остера на примере романа «Ночь Оракула» (2004) (4). Если основными темами «Стеклянного города» были идентичность Автора и его место в произведении, то «Ночь Оракула» - произведение о процессе художественного твор-
1 Кулькина В.М. Своеобразие романов Пола Остера. (Сводный реферат) // Социальные и гуманитарные науки. Отечественная и зарубежная литература. Сер. 7. Литературоведение: РЖ / РАН. ИНИОН. Центр гуманит. науч.-информ. исслед. Отдел литературоведения. - М., 2013. - № 3. - С. 210-214.
чества. Его специфика проявляется в авторской рефлексии по поводу самого процесса создания текста и в подчеркивании условной природы творимой художественной реальности (4, с. 223).
В.Б. Шамина отмечает свойственное романному творчеству Остера построение текста по принципу матрешки, в котором один текст вкладывается в другой, становясь его имплицитным комментарием. Метапроза рефлектирует по поводу самой себя, обнажая сам процесс создания текста: формирование «сюжета творения» (описание творческой деятельности героя-писателя), автономного от «творимого сюжета» (развития действий романа) и часто доминирующего над ним; развертывание «условно-творческого» хронотопа; персонификация субъекта творчества в фигуре условного автора; возможность превращения условного автора в центрального персонажа.
Герой романа «Ночь Оракула» Сидни Орр пишет истории в синей тетради, не заканчивая их, как бы демонстрируя принципиальную незавершенность акта творчества, где процесс важнее результата. Все неоконченные истории Орра объединяют две темы: это непредсказуемость происходящего (непознаваемость мира) и предвидение будущего. Недостижимость объективного знания парадоксальным образом сочетается с возможностью увидеть будущее, хотя и без надежды его изменить. Посредником между сферами знания о мире и знания о будущем становится писатель.
Таким образом, творчество Пола Остера отражает развитие романа в эпоху постмодерна с его повышенной метафикциональ-ностью, проявляющейся в самопародии, саморефлексии автора. Стремясь раскрыть смысл постмодернистской художественной системы, автор не чужд постановки глубоких нравственно-философских проблем.
В.М. Кулькина
ЛИТЕРАТУРА И ОБЩЕСТВО
2016.02.009. СМИТ СТ. ВЕРНОСТЬ И КОНФИСКАЦИЯ В ДРЕВНЕАНГЛИЙСКОЙ ПОЭМЕ «GENESIS A». SMITH S.Th. Faith and forfeiture in the Old English «Genesis A» // Modern philology. - Chicago, 2014. - Vol. 111, N 4. - P. 593-615.
