CC BY
23
манипулирования письмом, может быть назван «литературным пиратом». Он заимствует факты, описания, сюжеты в других сочинениях - например, в «Британии» (1586) У. Кэмдена, у него можно найти аллюзии на тексты Дж. Лиланда, У. Дагдейла, Р. Плота, Кла-рендона, Гоббса, компиляции из различных ранее опубликованных сочинений. Кроме того, он стирает границы между подлинным и сочиненным, смешивает рассказы о реальных пиратах с придуманными историями. Иными словами, у Дефо пират - одновременно и объект, и субъект письма. Цель автора пиратских романов и жизнеописаний, утверждает Э. Перальдо, - сделать историю доступной, открытой широкой публике. Это обусловливает смешение в подобных текстах исторического и вымышленного, публичного и приватного, образов «мелких» пиратов и пиратов-знаменитостей, взаимодействие разных уровней истории. Независимо от избранного жанра, романного или «хроникального», Дефо использует литературные приемы, акцентирует литературность своих произведений. Тем самым даже в «документальном» сочинении (например, во «Всеобщей истории пиратства») писателю удается превратить историю в легенды и мифы. Дефо, обращаясь к теме пиратства, пишет историю народа, судьбы его пиратов не существуют вне большой Истории, но, участвуя в историческом пространстве, эти герои отстаивают свою маргинальность. Такая точка зрения на Историю была непривычна читателю XVIII в., но именно в этом и состояло новаторство сочинений английского писателя.
Н.Т. Пахсарьян
2013.01.018. СЛОЖЕНИКИНА Ю.В., РАСТЯГАЕВ А.В. «ЖИТИЕ КАНЦЛЕРА ФРАНЦИСКА БАКОНА»: БИОГРАФИЯ Ф. БЭКОНА В УНИКАЛЬНОМ ПЕРЕВОДЕ ВАСИЛИЯ ТРЕДИАКОВСКОГО (1760); В.К. ТРЕДИАКОВСКИЙ КАК МЫСЛИТЕЛЬ И ПЕРЕВОДЧИК. - М.: Книжный дом ЛИБРОКОМ, 2012. - 232 с.
Авторы монографии - доктор филологических наук, профессор Самарского государственного технического университета Ю.В. Сложеникина и доктор филологических наук, заведующий кафедрой массовых коммуникаций Самарского филиала Московского городского педагогического университета А.В. Растягаев.
Обращение к жизни и творчеству первого русского светского поэта, первого отечественного профессора и первого русского фи-
лолога (теоретика, критика, историка литературы, реформатора стихосложения и орфографии) - уникальное явление в современной науке. «Доказательство тому - всего два (но замечательных!) монографических исследования творчества русского писателя: "В.К. Тредиаковский-переводчик" А. А. Дерюгина (1985) и "Вокруг Тредиаковского" Б.А. Успенского (2008)», - замечают авторы в Предисловии (с. 4)1. Творчество писателя «не было оценено по достоинству ни в царский, ни в советский, ни в "демократический" периоды развития отечественного литературоведения» прежде всего по ряду внефилологических, социальных причин. В сословный период - это презрение дворянства к отпрыску дьячка провинциальной церквушки; в советский - первенство, отданное крестьянину-помору Михайле Ломоносову; в демократический - отсутствие научного интереса к фундаментальным теоретическим исследованиям» (с. 4).
Смысловым центром книги стало «Житие канцлера Франциска Бакона» В.К. Тредиаковского2 (М., 1760). Значительная часть деятельности писателя осуществлялась по заданиям Академии наук, но «Житие...» появилось в результате личного выбора и глубокой заинтересованности автора. Книга представляет собой перевод с перевода3, однако весьма оригинальный и достаточно субъективи-зированный, поскольку перипетии судьбы писателя наложили отпечаток на выбор тем и расстановку авторских акцентов в осмыслении жизни, общественной деятельности и творчества Ф. Бэкона.
1 См. также: Тредиаковский В.К. Лирика. «Тилемахида» и другие сочинения. - Астрахань, 2007. - 624 с.; Тредиаковский В.К. Сочинения и переводы как стихами, так и прозою / Подгот. Алексеевой Н.Ю. - СПб., 2009. - 667 с.
Житие канцлера Фрэнсиса Бакона перевел с французского на российский Василий Тредиаковский, профессор и член Санктпетербургской Императорской Академии наук. - М.: Печатано при Императорском Московском университете,
1760.
з
Автором первоисточника «Жития...» был довольно известный в свое время французский литератор и общественный деятель Александр Делейр (Alex. Deleyre), который, в свою очередь, заимствовал биографию философа у английского автора - Д. Моллета (D. Mallet) (с. 159). См. об этом: Лакшин В.Я. О деятельности В.К. Тредиаковского - просветителя // XVIII век. - Л., 1962. - Сб. 5 -С. 223-248.
Структура монографии двухчастна: в первой части воспроизводится перевод В.К. Тредиаковского; вторую часть представляет собственно монографическое исследование, в котором авторы -Ю.В. Сложеникина, А.В. Растягаев - ставят и решают ряд научных задач:
- декодируется осмысление русским профессором фактов собственной биографии; реконструируется тип писательского поведения, заданный принципом imitatio Christi (лат. - подражание Христу);
- прослеживается эволюция переводческой доктрины писателя;
- выявляются особенности поэтики, композиции и жанровой трансформации «Жития Бакона» как контаминации античной, христианской и просветительской традиций жизнеописания человека;
- рассматривается поэтика чудесного через призму просветительской направленности;
- исследуется языковая практика писателя, его роль в становлении и развитии русского литературного языка, механизмы словотворчества и языкового строительства, отношение к Слову как к Божественному Логосу (с. 5-6).
Монография начинается с параграфа «Nomen est omen: (Тре-диаковский: Имя и судьба)». В его основе - гипотеза, основанная на версии о происхождении фамилии писателя. По мнению авторов, фамилия «Тредиаковский» восходит к итальянской морфеми-ке: tre - три, diácono - диакон; и буквально это может обозначать: «третий в роду дьяконов; принадлежащий к третьему роду дьяконов» (с. 208). Придуманная фамилия связывалась русским писателем с авторским «я» - неким интроспективным образом, который ассоциировался для него с его собственной творческой субъективностью. Поскольку Тредиаковский с первых шагов творчества претендовал на первенство, то и фамилия должна была придавать авторитетность всем его научным и литературным начинаниям.
Ю.В. Сложеникина и А.В. Растягаев полагают, что роль православного священника, начертанная происхождением, трансформировалась в форму апостольского служения русской науке и культуре.
«Авторская интенция, сознательное имятворчество во многом определили жизненный путь ее носителя» (с. 95). Этот тезис
раскрывается во втором параграфе монографии: «"...Чтоб сим сугубым примером добра и зла, научить живущих и зделать их лучшими": (Imitatio Christi как тип писательского поведения Тредиа-ковского)». Явленный писателем тип поведения представляет собой один из вариантов аскезы - такова точка зрения литературоведов. Русский писатель, сознательно приспосабливаясь к внешним обстоятельствам, выстраивал свою жизнь в духе imitatio Christi, совмещая типы поведения мученика, просветителя народов и юродивого. Именно Тредиаковский во многом начал печальную российскую традицию, охарактеризованную А.М. Панченко такими словами: «.нигде так не мучают поэтов при жизни и так не чтут после смерти, как в России» (цит. по: с. 108). В России поэт всегда пророк. «Пророческая миссия, - отмечают авторы, - удалась Тре-диаковскому не в полной мере. Он и боялся, и льстил, и лицемерил. Однако в памяти потомков он, безусловно, останется трудолюбивым филологом, который свою жизнь посвятил "созиданию и насаждению" отечественной словесности, где по праву будет всегда первым» (с. 8).
С оценкой роли Тредиаковского в развитии русского литературного языка Нового времени связаны третий параграф «"Автор положил многия слова в знаменовании новом и особливом": (Языковое строительство Тредиаковского)», шестой - «"Своя есть честь и начатию.": (Тредиаковский - теоретик российского языка "от Петровых лет")» и седьмой - «".Наш природный язык": (Писательская практика Тредиаковского)». Исследователи отмечают характерную черту ученого: будучи теоретиком-реформатором во многих разделах филологии, он всегда подкреплял свои изыскания приложением образцов произведений. В монографии проводится анализ лексического состава «Жития канцлера Франциска Бакона», в результате которого авторы приходят к выводу: «Тредиаковский актуализировал на русской почве многие словообразовательные модели. Основной вектор его словотворчества был направлен в сторону создания абстрактной лексики и переосмысления конкретной семантики» (с. 119). Именно он «запустил» современную машину русского словообразования, отобрав в предшествующих традициях - церковно-славянской и древнерусской - номинации моделей, актуальных до настоящего времени.
Языковое строительство Тредиаковского рассматривается в более широкой социальной парадигме, поскольку интеллигенция Нового времени параллельно с процессом сотворения метаязыка зарождающейся отечественной науки занималась созиданием нового культурного дискурса.
Теоретические умозаключения Тредиаковского о русском литературном языке и его языковую писательскую практику авторы монографии рассматривают с учетом четырех предпосылок: во-первых, в их цельности и единстве; во-вторых, в контексте языковой ситуации Нового времени; в-третьих, в связи с понятием «тип писательского поведения»; в-четвертых, в соотнесении с идеями национального самоопределения (с. 135). Приспосабливаясь к реалиям времени, Тредиаковский три раза в течение жизни менял свою социальную роль и тип писательского поведения и, как следствие, менял взгляды на основания русского национального языка.
Начальный период его творческой деятельности прошел под знаком французской модели, рассчитанной на эпатаж, авантюру, отрицание сковывающих рамок условности, ориентацию на живые природные чувства. Художественным артефактом, вписанным во французскую модель, стала «Езда в остров любви» (1730). Здесь Тредиаковский заявил о себе как о стороннике «новых» в споре с «древними». Возвратившись из Франции в Россию, начинающий писатель предпринял сознательную попытку сближения русского литературного языка с речью светского общества. Однако стремление перенести французскую языковую ситуацию на русскую почву было изначально обречено на неудачу, поскольку русское культурное развитие имело радикальные отличия от западноевропейской литературной и языковой ситуации.
В 1733 г., после утверждения в должности в Академии наук, Тредиаковский ориентируется на немецкую традицию. Если раньше под «лучшим обществом», язык которого должен стать нормой, Тредиаковский понимал салонное словоупотребление искусных и образованных людей, то во второй период деятельности образцом языковой нормы Тредиаковский называет речь двора, министров, академиков, членов Синода.
Авторы полагают, что третий этап эволюции языковой и писательской доктрины обусловила история с кабинет-министром Артемием Волынским в феврале 1740 г.; деятельность этого преоб-
разователя, предложившего «генеральный проект» об улучшении в государственном управлении, завершилась его осуждением и казнью за намерение якобы произвести переворот в государстве. В сознании Тредиаковского утвердилась мысль о ничтожестве социального статуса поэта и ученого при российском дворе. Теперь свою новую писательскую установку и практику он видел в том, чтобы стать ученым - наставником народа.
В четвертом параграфе «"Автор предприял тут наставлять токмо своего читателя, а увеселять его оставил другим": (Эволюция переводческой доктрины Тредиаковского)» отмечается, что если в 1730 г. писатель допускал принцип неуважения переводчика к исходному тексту, то в теоретическом предисловии «К Читателю» (1752) он предлагал несколько иную теорию: переводчик обязан верно передавать не только «разум» каждого стиха, но и сохранять его «силу», соблюдать языковые нормы и не допускать самостоятельных поэтических вольностей.
Авторы монографии констатируют: «История переводческого труда Тредиаковского отражает процесс стилистического и эстетического освоения переводной литературы. Продолжая утвержденный Петром I принцип (гатШю Тредиаковский распространяет его на целый пласт европейской культуры» (с. 124). Исследователи находят в эстетических установках Тредиаковского отличительные черты индивидуального стиля автора, определяют вариативность и соположение конфликтных начал в качестве основы экспериментальной по своей сути поэтики большинства произведений писателя XVIII в.: «Первенство Тредиаковского во многом определялось его новаторством, которое соединяло на первый взгляд не согласующиеся между собой предметы и понятия» (с. 120).
В 1734 г. в послесловии к «Оде на взятие Гданска» Тредиа-ковский в качестве высокого жанрового образца назвал Псалтирь. Это утверждение фиксирует начало программного поворота в сторону церковнославянского языка и древнерусской культурной традиции, осуществление которого Тредиаковский начнет со второй половины 40-х годов. Данный тезис раскрывается в пятом параграфе монографии «". Сей есть славный Монах Бакон": (Теологическая концепция поэтического творчества Тредиаковского)». Чтобы разобраться в особом типе поведения писателя, исследователи об-
ращаются к его пониманию природы поэтического творчества: поэзия изначально представляет собой Божественный дар, а задача поэта - славить величие Бога. Писатель-переводчик выстраивает собственную теогенную теорию происхождения поэзии: «Поэзия была священнейшей и первейшей философией, которая с начала веков образу жития научала, путь показывала к добродетелям, и провождала по нем; а особливо, прославляла Бога, и его Величие и свойства». Задачу литератора он видел «в просвещении народа и наставлении правящего монарха. Если просвещенный монарх -центр социальной гармонии, то поэт - его помощник в возвращении к "золотому веку" человеческой истории» (с. 135).
Восьмой параграф - «"...Видели мы Милорда Бакона... воз-веденнаго на театр света": ("Житие канцлера Франциска Бакона" в контексте социального творчества Тредиаковского)». Сопоставление русского, французского и английского текстов позволило авторам увидеть существенные напластования, возникшие в результате двукратного творческого перевода. Рассказывая историю жизни Фрэнсиса Бэкона, повествователь фокусирует внимание читателя на основных вехах биографии английского канцлера. При этом практически все эпизоды соотносятся Тредиаковским с собственной судьбой. Перевод «Жизни Бакона» оценивается авторами монографии с учетом целого ряда контекстов - лично-биографического, историко-культурного, специально-литературного, языкового. Тредиаковский продолжает общий для всего его литературного и социального творчества принцип вариативности: авторский произвол в выборе героя жизнеописания уравновешивается свободой читательского восприятия (с. 162).
В целом писатель следовал агиографической топике. Однако начиная с пятой страницы «Жития Бакона» повествование выстраивается по принципу обратной перспективы. Биографический сюжет не всегда развертывается согласно биографическому времени: «Повествователь зачастую забегает вперед или, напротив, обращается ко времени более раннему. Риторический сюжет всегда подчинен обратной перспективе, где точка отсчета - время создания перевода» (с. 163).
С композиционной точки зрения Тредиаковский воссоздает общую схему английского просветительского романа, в котором принцип нанизывания биографий становился жанровой доминан-
той. Жизнеописание английского канцлера, воссозданное стараниями русского переводчика, ни формально, ни по существу не повторяет ни одной известной европейской модели биографии. Вывод исследователей таков: «Тредиаковский выступает новатором в жанрообразовании. Контаминация и трансформация античной, христианской и просветительской традиций жизнеописания человека во многом предвосхищает появление русского воспитательного романа, различных жанровых форм биографической и автобиографической прозы русской литературы Нового времени» (с. 178).
В девятом параграфе «"Басни и сновидения взяли место у смысла и разума.": (Крылатое слово Тредиаковского)» устанавливается первенство писателя в употреблении фразеологизма «крылатое слово». Однако этот параграф далеко выходит за рамки собственно лингвистического исследования. Авторы труда связывают современный термин с исторической памятью эллинизма, определяют, что его исконное значение мотивировано либо мифологическим образом птицы-неба, либо образом крылатой богини Оссы (Молвы): в древней традиции под крылатым словом мыслилась фраза, слово-действие. Крылатым было слово, истинность и ценность которого подтверждалась присутствием богов или богоравных царей; оно летело в сакральном пространстве.
Далее авторы предполагают, что древнегреческая традиция при вторичной сакрализации вошла в старославянский язык. В «Житии канцлера Франциска Бакона» Тредиаковский превращает философию Аристотеля в мишень для едких замечаний. Под «крила-стыми» словами Тредиаковский понимал отвлеченные, мертвые и пустые слова: они лишены разума и силы, делают научную речь бесполезной, запутанной и невразумительной. В трансформированном виде эти идеи нашли отражение в традиции Нового времени.
Два параграфа - десятый «"... Есть еще и особенная причина: чтоб прейти теперь за обыкновенные границы отступления": (Топика чудес)» и одиннадцатый «". В несчасливом том веке: явился человек чудный": (Трансформация поэтики чудес у Тредиаковско-го)» - показывают, что традиционность средневековой культуры не стала препятствием для рецепции топики чудес в литературе Нового времени. Модели трансформаций поэтики чудес в произведениях писателей XVIII в. - закономерное следствие культурной преемственности, результат совместной деятельности начинателей и
продолжателей, единство традиции и новаторства. Проблема чуда в творчестве Тредиаковского рассматривается исследователями в ее преломлении сквозь призму интеллектуально-философского и культурного движения Просвещения.
Ф. Бэкон в оценке русского писателя предстает прежде всего человеком разумным: читатель жития в первую очередь обращает внимание на самостоятельность, свободу и непредвзятость размышлений философа над проблемами мира, общественного и природного бытия. Как творец Бэкон выступает устроителем просветленного, просвещенного мира. Его слово - знамение, посланное свыше для просветления всего «дикого» европейского народа.
Тредиаковский, ссылаясь на оценки современников философа, убеждает, что заслуги Бэкона в просвещении народа столь велики, что не могут быть омрачены никакими суетными мирскими событиями. «Дело ученого прямо уподобляется сиянию солнечного света. Написав житие Бэкона, Тредиаковский причислил его и себя к лику праведных просветителей народов Англии и России» (с. 217), - обобщают Ю.В. Сложеникина и А.В. Растягаев в Заключении.
В настоящее время «Житие Бакона...» практически недоступно не только любителям русской книжности, но и исследователям-филологам. Авторы реферируемого исследования осуществили колоссальную работу по восстановлению текста «Жития.» из фотокопий оригинала. Книга адресована литературоведам, лингвистам, культурологам, всем любителям русской словесности.
А.А. Ревякина
2013.01.019. АММАН К. РАЗОНРАВИТЬСЯ ПУБЛИКЕ: СЛУЧАЙ РУССО.
HAMMANN C. Déplaire au public: Le cas Rousseau. - P.: Classiques Garnier, 2011. - 491 p.
Кристина Амман - профессор филологии в университете Па-риж-3, специалист по творчеству Ж.-Ж. Руссо, посвятила монографию проблеме взаимоотношений между писателем и читателями, ее динамике и своеобразию в эпоху Просвещения. Во введении она отмечает, что предметом исследования литературоведов, культурологов и историков до сих пор было «искусство нравиться». Между тем практика современной культуры показывает, что ныне ни ху-
