CC BY
17
2012.03.023-024. НОВЫЕ КНИГИ О Ч. ДИККЕНСЕ: К 200-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ. (Сводный реферат).
2012.03.023. ДАГЛАС-ФЭЙРХЁРСТ Р. Ранний Диккенс. DOUGLAS-FAIRHURST R. Becoming Dickens. - L.: Belknap press, 2011. - 389 р.
2012.03.024. ТОМЭЛИН К. Чарлз Диккенс: Биография. TOMALIN C. Charles Dickens: A life. - N.Y.: Penguin, 2011. - 527 p.
Английский литературовед Роберт Даглас-Фэйрхёрст исследует творчество Диккенса в контексте социальных конфликтов викторианской культуры, явных и скрытых (023). Городская жизнь в Англии, в условиях которой вырос Диккенс, находилась в состоянии перехода от иерархии, определяемой социальным положением, к более конкурентной системе, где статус определялся доходом и респектабельностью. Юность Диккенса дает представление о возможностях, опасностях и драмах, характерных для того времени. Его дед, Уильям Диккенс, был дворецким в богатой семье по фамилии Кру, бабушка служила у них же домоправительницей. По материнской линии его дед Чарлз Бэрроу вынужден был бежать из страны в 1810 г., когда выяснилось, что он украл деньги из Морской таможни.
Родители Диккенса, Джон и Элизабет Диккенс, надеялись подняться выше по социальной лестнице. Они были образованы, ценили литературу и музыку, их семейная жизнь была веселой и активной, но нестабильной. Хотя Джон Диккенс, работавший, как и его тесть в Морской таможне, зарабатывал достаточно, чтобы семья жила комфортно, однако его потребности превышали его возможности - отсюда постоянные преследования кредиторов. В результате семья часто меняла квартиры и еле-еле сводила концы с концами, прибегая к услугам ломбарда. В конце концов отец был посажен в долговую тюрьму Маршалси, а 12-летнего сына - Чарлза послали работать на фабрику по производству ваксы. Опыт пребывания отца в тюрьме Маршалси, который писатель позднее воспроизвел в романе «Крошка Доррит», по сути означал конец всем надеждам семьи на социальный успех. Но Джон Диккенс, как персонаж романа Диккенса «Дэвид Копперфилд», мистер Микобер, был человеком необычайно оптимистического склада, и не сдавался. Вновь и вновь семья выкарабкивалась из нищеты, и если про-
цветание оказалось для нее недоступным, то и дна ей удалось избежать.
Связь между зыбким существованием в детстве и последующим стремлением Диккенса обрести стабильность, безопасность, респектабельность очевидна, но его попытка найти свое место в жизни - он начал писать репортажи о дебатах в палате общин для газеты «Морнинг кроникл» - была далека от литературы и никак не предвещала будущего литературного успеха. И в целом Р. Даглас-Фейрхёрст расценивает литературный дар Диккенса и его значительность как результат в большей мере случайного сочетания «возможности и склонности», чем неукротимого таланта. Обладая необычайной энергией, Диккенс бывал не всегда аккуратен и зачастую парадоксален в своем творчестве, но именно это и обусловило, на взгляд исследователя, неординарное воздействие его произведений.
Из всех крупных писателей его времени путь Диккенса в литературе был наиболее мучительным и сомнительным. Альфред Теннисон уже в детстве заявил о себе как поэте; сестры Бронте писали байронические рассказы еще в школе; Элизабет Баррет Браунинг было десять, когда она взялась за перевод Гомера. Но жизнь Диккенса, на взгляд исследователя, могла сложиться по-разному, призвание романиста отнюдь не выглядело как единственно возможное. Сам писатель позднее с грустью вспоминал, что мог вообще стать бродягой или воришкой, и ощущение этой возможности, как показывает его детство, было вполне оправданным.
Диккенс учился в школе, когда позволяли отцовские средства. В результате он хорошо знал английский и математику, а в последний год обучения в школе получил премию за знание латыни. Но он никогда не считал свое образование достаточным. В творчестве он нередко дает понять, что значит для человека умение читать, писать, составлять документы и как плохо, когда (в «Холодном доме») человек неграмотен.
Что касается литературы, то для Диккенса важным было прежде всего чтение книг из отцовской библиотеки. На него произвели глубокое впечатление прочитанные в детстве книги о Томе Джонсе, Моль Флэндерс, Робинзоне Крузо, Дон Кихоте, векфилд-ском священнике О. Голдсмита, арабские сказки - их персонажи и повороты сюжета часто эхом отзываются в его прозе.
Не школа научила его понимать и восхищаться литературой. Тем не менее именно в школе - Классической и коммерческой академии, расположенной на Хэмпстед роуд, он начал писать и впервые обрел читателей. Молодой Чарлз писал для рукописного журнала «Наша газета», который распространялся среди школьников. Газеты и периодические издания расширяли круг чтения школьников, и часто они подражали именно манере писать и их новшествам. Известно, что свой собственный литературный журнал издавали сестры Бронте, семейную газету выпускал Чарлз Доджсон (Льюис Кэрролл). Но в случае Диккенса образцом послужил не культурный журнал «Блэквуд мэгэзин», как для сестер Бронте, а популярный «Портфолио», содержавший эклектическую смесь развлекательных текстов и советов по самоусовершенствованию («Удивительное избавление от опасности», «Отчет о пожирателях кошек»), или журнал «Террифик реджистер» с ужасными историями. Диккенс ценил такие издания, разделяя убеждение своего персонажа Слиари, владельца цирка, в романе «Тяжелые времена», который считал, что «людей надо развлекать». Ранние рассказы писателя явно рассчитаны на то, чтобы доставить читателям удовольствие или поразить ужасными историями. Это были в основном миниатюрные городские драмы - о персонажах, которые старались, как правило неудачно, улучшить свое социальное положение.
В рассказе «Фрагмент из жизни мистера Уоткинса Тоттла» («A passage in the life of Mr. Watkins Tottle») персонаж, как и отец писателя, арестован за долги. Его попытки исправить ситуацию выгодной женитьбой ведут к абсурду и краху. В целом это рассказ-шутка, но концовка его не вызывает смеха: тело Тоттла находят в канале, в карманах его брюк - четыре шиллинга и несколько пенсов, брачное объявление из воскресной газеты, зубочистка, коробочка для визиток, которые должны привести к опознанию несчастного джентльмена, но в коробочке лежат лишь пустые, незаполненные визитки. Вывод недвусмыслен: имена тех, кто втянут в борьбу за жизнь, как правило, не сохраняются. Диккенс твердо решил не оказаться в их числе.
Став богатым человеком, он не утратил ни сочувствия к бедным, ни презрения к самодовольным богачам. Он был не первым, кто сочувственно писал о бедности, но мало кто до него «озвучил» в литературе голоса детей из работных домов, бедных школьников,
клерков, кухарок, проституток - униженных и оскорбленных. Никто до него не передал характерное для его ранних произведений смешение возмущения, скорби и смеха, являющееся основой их энергетики. Слияние им комедийного начала с состраданием, чувством, изображение насилия, острый сюжет, яркие характеристики и непрестанная словесная изобретательность - производили глубокое впечатление на читателей. После публикации «Записок Пик-викского клуба» (серией - с продолжениями в 1836 и 1837 гг.) он быстро обрел признание, сохранившееся на протяжении всей его жизни, как, впрочем, и позднее.
Для Р. Даглас-Фэйрхёрста характерен «заземленный», антиромантический подход к предмету исследования. Его интересует постоянное, присущее Диккенсу отчуждение, но ему неясна природа «отчуждения» этого «печального, странного человека», обладавшего необычайной энергией, всегда находившегося в движении, продиктованном то ли поисками, то ли бегством от чего-то. Сконцентрировавшись на раннем творчестве Диккенса, Р. Даглас-Фэйрхёрст тем самым избегает проблемы того радикального диссонанса, который характерен для позднего Диккенса.
С этой проблемой сталкивается Клэр Томэлин (024). В своей книге она воспроизводит жизнь писателя, не выступая в роли судьи. Более того, явная ее цель - заставить читателя полюбить Диккенса, но при этом она не скрывает понимания того, что наряду с деятельной способностью к сочувствию писателю свойственна жестокость. Тут важными представляются ей в отношения Диккенса с женщинами. Именно это было слабым местом его репутации у современников. Многие критики отмечали то, что его женские персонажи редко полноценны: они предстают либо как носители вялой добродетели (этих женщин Джордж Оруэлл назвал «безногими ангелами»), либо как монстры типа мисс Хэвишем из «Холодного дома». Диккенс, по мнению исследовательницы, явно тенденциозно относился к женщинам. Он винил мать в том, что она не сумела воспрепятствовать его унизительной, выматывающей работе на фабрике по изготовлению ваксы; позднее он испытал боль личной неудачи, будучи отвергнут состоятельной Марией Биднелл, и удар -неожиданную смерть любимой родственницы - Мэри Хогарт. Все это вызвало у него ощущение того, что женщина ненадежна как источник счастья.
Неустроенное детство привело его к убеждению в том, что он должен полностью контролировать свою жизнь, поэтому от женщин он ждал прежде всего повиновения, полной зависимости. Разочарование, вызванное неудачной женитьбой на слишком ординарной Кэтрин Хогарт, еще более осложнило его отношение к женщинам. Когда он влюбился в молодую актрису Эллен Тернан и резко прервал супружеские отношения с Кэтрин, удалив ее из дома, началась неустроенная, полная сложностей жизнь, приведшая к кризису, который затемнил последние годы его жизни. Впоследствии, через много лет его дочь Кэти, вспоминая этот бурный период, рассказывала, что отец как будто сошел с ума после того как мать ушла из дома; эта история вывела на поверхность все худшее, все самое слабое, свойственное ему; он не думал о детях; все были несчастливы. Смиренное страдание скучной, но ни в чем не повинной Кэтрин, которую выгнали из собственного дома и запретили видеться с детьми, свидетельствует о дистанции, существовавшей между уютным домашним очагом в творчестве Диккенса и реальностью его поведения. Не оправдывая Диккенса, К. Томэлин прослеживает истоки такого беспощадного поведения прежде всего в его детстве.
Еще раньше в книге «Женщина не на виду»1 она представила читателю историю Эллен (Нелли) Тернан, любовные отношения с которой находились в центре жизни Диккенса с 1858 г. до его смерти в 1870 г. Нелли отнюдь не была коварной соблазнительницей и испытала на себе все тяготы необходимости скрывать от мира свои отношения с Диккенсом. Их история выявляет цену, которую жителям викторианской эпохи приходилось платить за нарушение принятых норм поведения. Конечно, больше всех вызывает сочувствие Кэтрин, но страдали и ее девять детей, что наложило печать на всю их жизнь, страдала Нелли, страдал Диккенс, который, однако, не сознавал своей ответственности за судьбы детей, а их финансовая зависимость от него на протяжении многих лет вызывала у него отчаяние. Стресс, который он испытывал под грузом необходимости вести двойную жизнь и беспокойства из-за
1 Tomalin C. The invisible woman: The story of Nelly Ternan and Charles Dickens. - N.Y.: Knopf, 1991. - XVI, 317 p.
постоянной угрозы разоблачения, постоянная забота о заработке, изнурительные публичные чтения сказались на его здоровье в последние годы жизни. Он чувствовал себя плохо, однако не прекращал работать. К. Томэлин отмечает ослабление его творческого дара: в незаконченном романе «Тайна Эдвина Друда» язык порой кажется ей пародией на ранние произведения. И все же она оценивает его как свидетельство неукротимого мужества Диккенса, как «поразительное свершение».
Несмотря ни на что, Диккенсу до конца был свойствен интерес к жизни. Личная жизнь потерпела крах, но общественный успех был непоколебим. К. Томэлин описывает аудиенцию у королевы Виктории, доставившую ему социальное, но не интеллектуальное удовлетворение. Королева, как вспоминал Диккенс, говорила о растущих ценах на продукты питания. К. Томэлин пишет о том, как поддерживала Диккенса дружба с журналистами, музыкантами, писателями, актерами, художниками; среди них Уилки Коллинз, Джордж Круикшенк и др. Джон Форстер, первый биограф, был верным другом Диккенса на протяжении многих лет (ему К. Томэ-лин уделяет особое внимание). Теплые, исполненные пониманием отношения Диккенса с Форстером обладали стабильностью, которой он никогда не мог достичь в отношениях с семьей.
В жизни Диккенс проявил себя в разных амплуа, которые отнюдь не ограничивались литературой. Прежде чем он занялся сочинением романов, он работал клерком в юридической конторе, позднее писал репортажи о палате общин и статьи для периодических изданий; он выступал с любительскими развлекательными программами, проявляя особую склонность к комическим песенкам и подумывал, не стать ли профессиональным актером. Уже прославившись как романист, он издавал журналы «Домашнее чтение» и «Круглый год»; он путешествовал, ставил любительские спектакли, выступал с чтениями, вел обширную переписку, организовывал и поддерживал кампании за социальную реформу.
Его энергия, умственная и физическая, была удивительной, на долгие годы он стал для англичан «культурной иконой». Наряду с Чосером, Шекспиром и, возможно, Сэмюэлем Джонсоном он один из немногих авторов, кто представляет свой век, в его случае диккенсовскую Англию. Смерть Диккенса была ознаменована национальным трауром - тысячи людей оплакивали его смерть.
2012.03.025
129
Сложная жизнь Диккенса означает, по мнению К. Томэлин, то, что каждый найдет в ней своего Чарлза Диккенса.
Т.Н. Красавченко
ЛИТЕРАТУРА XX-XXI вв.
Русская литература
2012.03.025. ШАРГОРОДСКИЙ С. ТАЙНЫ ОФИЭЛЯ: ТРИ ОККУЛЬТНЫХ ЭПИЗОДА СЕРЕБРЯНОГО ВЕКА // Toronto Slavic quaterly. - Toronto, 2011. - N 38. - Р. 59-109. - Режим доступа: http://www.utoronto.ca/tsq/38/tsq38_shargorodsky.pdf
В связи с интересом русского Серебряного века к оккультизму, замечает исследователь русской литературы ХХ в., журналист и переводчик Сергей Шаргородский, одной из ключевых фигур является немецкий ученый, теолог, медик, философ и эзотерик Генрих Корнелий Агриппа из Неттесгейма (1486-1535). Агриппа стал персонажем романа В.Я. Брюсова «Огненный ангел» (1907-1908); именно с Агриппой ассоциировался у современников и сам поэт.
В рамках избранной им жизнетворческой модели Брюсов, внимательно изучавший эзотерическую литературу и интересовавшийся загадочными явлениями психики, достаточно рано начал конструировать свой облик как «волхва», «мага» и адепта тайных знаний. Значительную роль в формировании такого образа Брюсо-ва сыграл А. Белый, именовавший поэта «магом» и посвятивший ему два стихотворения под одинаковыми заглавиями «Маг». В своих размышлениях и текстах Брюсов неоднократно возвращался к сочинениям и личности Агриппы, написав о нем статьи для «Русской мысли» (1911) и «Нового энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона (1913). Он также выступил редактором изданной в 1913 г. биографии Агриппы, снабдив труд Ж. Орсье апологетическими статьями1. «В образе Агриппы, нарисованном в
1 [Орсье Жозеф]. Агриппа Неттесгеймский: Знаменитый авантюрист XVI века: Критикобиографический очерк Жозефа Орсье / Пер. Рунт Б.; Под ред., с введ. и прим. Брюсова В.; С прил. трех статей редактора «Оклеветанный ученый», «Легенда о Агриппе» и «Сочинения Агриппы и источники его биографии». - М., 1913. - Переизд.: Агриппа Неттесгеймский: Критикобиографический очерк Ж. Орсье. - Томск, 1996.
