CC BY
49
ской и британской устной историей не менее важно дать голос безмолвным, чтобы не потерять их истории, заключает Р. Перкс.
Ю.В. Дунаева
2011.04.002. ЭНГЕРМАН Д. К. ЗНАЙ СВОЕГО ВРАГА: ВЗЛЕТ И ПАДЕНИЕ АМЕРИКАНСКИХ СПЕЦИАЛИСТОВ ПО СССР. ENGERMAN D.C. Know your enemy: The rise and fall of America's Soviet experts. - Oxford, N.Y.: Oxford univ. press, 2009. - X, 459 p.
Ключевые слова: история СССР, советология, война общественных наук.
В монографии Д. К. Энгермана, профессора университета Брандейса (Массачусетс, США) представлена история советологии -дисциплины, которая зародилась в годы Второй мировой войны, когда СССР и США были союзниками в борьбе с фашизмом, затем превратилась в орудие «холодной войны» и закончила свое существование вместе с объектом своего изучения. В центре внимания автора - не только идеи и институты, но и ключевые действующие лица американской советологии, среди них Джордж Кеннан, Маргарет Мид, Збигнев Бжезински, историки Ричард Пайпс и Шейла Фицпатрик. Книга, поделенная на три части, состоит из введения, 12 глав и эпилога. Она основана на колоссальном массиве архивных и опубликованных источников, однако, как замечает автор, отсутствие доступа к материалам американских и советских спецслужб не дало возможности документированно оценить их роль в истории как советско-американских научных обменов, так и самой советологии (с. 9).
В первой части монографии рассматривается становление дисциплины, начавшееся в годы войны, когда в итоге «тотальной мобилизации интеллектуальных ресурсов» страны ученые пришли на государственную службу в качестве аналитиков, советников, консультантов и инструкторов военного состава. Окрыленные успехом сотрудничества «Марса и Минервы» в годы войны, ученые и правительственные чиновники в условиях начавшегося послевоенного конфликта намеревались создать дисциплину, которая позволила бы успешно противостоять идеологии коммунизма. Если война против Германии и Японии была войной физиков, пишет Д. Энгерман, то начавшееся противостояние с СССР многие уче-
ные интерпретировали как войну специалистов в области общественных наук (с. 8).
В первой главе описывается история создания в 1946 г. Русского института в Колумбийском университете, структура которого строилась исходя из опыта военных лет. Именно тогда начались первые эксперименты с так называемыми региональными исследованиями, предполагавшими междисциплинарное изучение отдельных стран и регионов мира. Несколько на других основаниях создавался в 1948 г. Русский исследовательский центр в Гарварде, ставивший во главу угла новый бихевиористский подход к изучению общества, включавший в себя антропологию и психологию. Однако, как показано в главе второй, здесь также практиковался новаторский для того времени междисциплинарный подход. Оба учебных центра разработали новую модель отношений с частными фондами и государственными учреждениями, причем в Русском институте Колумбийского университета, который поддерживался Фондом Рокфеллера, разрабатывались совместные программы с армией и военно-морским флотом, а в Гарварде, финансировавшемся корпорацией Карнеги, более тесные связи были установлены с военно-воздушными силами и ЦРУ. Эти модели стали примером для создания советологических центров по всей стране, чему посвящена глава третья. В ней продемонстрировано, что к середине 1960-х годов центры по изучению СССР и Восточной Европы были основаны во многих университетах Западного и Восточного побережья, а так называемый Закон об образовании для нужд национальной обороны 1958 г. и заключение договора о культурном и научном обмене с СССР стимулировали превращение русских исследований в полноценную дисциплину.
Во второй части монографии (главы четвертая-восьмая) анализируются траектории развития пяти основных дисциплин, сосредоточенных на изучении Советского Союза и стран Восточного блока: экономики, филологии (славистики), истории, социологии и политологии с послевоенного времени до конца 1960-х годов. Как показано в книге, по мере развития этих дисциплин они все дальше отходили друг от друга, и нацеленность основателей русских исследований на междисциплинарность не могла реализоваться. Так, изучение советской экономики было далеко от профессиональных стандартов, оно «застряло в болоте» сравнительной экономики, в
которой универсальные рыночные теории были неприменимы и которая не была популярна среди западных экономистов. В изоляции оказались и слависты, хотя изучение русской и советской литературы и русского языка бурно развивалось. Более всего от открытия доступа в СССР в результате программы научных обменов выиграли историки. Однако они практиковали главным образом политическую историю, которая к концу 1960-х годов выглядела все более старомодной. Социологов, занимавшихся изучением Советского Союза, до конца 1960-х годов было так мало, пишет Д. Энгерман, что едва ли можно говорить о полноценной дисциплине. Наиболее серьезно от противоречий между междисциплинарным региональным и узкодисциплинарным подходом страдали политологи. Они не могли вырабатывать теории общего характера на советском материале, и в то же время стремление присоединиться к сообществу политологов мешало им участвовать в выработке практической политики.
В то же время события конца 1960-х годов, потрясшие американские университеты, привели к снижению финансовой поддержки региональных исследований. В части третьей рассматривается «двойной кризис» в русских исследованиях, разворачивавшийся на рубеже 1960-1970-х годов, который привел, с одной стороны, к сокращению финансирования и закрытию ряда институтов, с другой - к переориентации вновь открывавшихся советологических учреждений, которые были нацелены на удовлетворение сиюминутных нужд практической политики. Политизация русских исследований выразилась и в таких непродуктивных явлениях, как «культурные войны» между сторонниками тоталитарной модели и так называемыми ревизионистами, пишет Д. Энгерман. Издержки такой политизации стали очевидны, когда с началом горбачёвских реформ наступил самый, казалось бы, волнующий момент для советологии. Однако ученые использовали события в СССР исключительно для того, чтобы «набирать очки» в дебатах, а не вырабатывать новые теории и углублять знания о стране. И к тому времени, когда с распадом СССР советология также оказалась перед лицом исчезновения, она была на грани распада из-за внутренних противоречий, указывает автор.
Новый этап в изучении России и Восточной Европы, начавшийся после крушения коммунизма, отмечается в эпилоге, харак-
теризуется развитием широкого сотрудничества американцев с учеными из этих стран. Однако изменения в самой науке, прежде всего снижение интереса к региональным исследованиям, ориентируют специалистов по России на интеграцию со своими дисциплинами и поддержку своей профессиональной идентичности. Кроме того, доминирующая роль гуманитарных наук значительно снизила значение политологии и социологии в изучении России и стран СНГ. В то же время попытки Кондолизы Райс и Роберта Гейтса возродить при помощи проекта «Минерва» былой статус советологии отразил узость подхода сегодняшнего американского истеблишмента к науке, пишет Д. Энгерман. Успехи советологии 19401960-х годов, основанные на уникальном стечении исторических обстоятельств: интеллектуальной мобилизации военных лет, послевоенного университетского бума и щедрого финансирования частными фондами, - а также широком понимании политиками задач науки, повторить невозможно (с. 338-339).
О.В. Большакова
2011.04.003. IMPERIUM INTER PARES: РОЛЬ ТРАНСФЕРОВ В ИСТОРИИ РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ, (1700-1917): Сб.ст. / Ред. Ауст М., Вульпиус Р., Миллер А. - М.: НЛО, 2010. - 292 с.
Ключевые слова: Россия, XVIII - начало XX в., трансферы, имперская идентичность в России, межимперские связи и заимствования.
Изучение истории трансферов (заимствований. - Прим. реф.) стало в последние годы одним из наиболее интенсивно развивающихся направлений исторических исследований. В сборнике статей российских и зарубежных историков, изданном при финансовой поддержке Германского исторического института в Москве, исследуется история трансфера в Россию идей, понятий и образов, технологий и институтов, способствовавших в XVIII - начале XIX в. формированию представлений о Российской империи как об Imperium inter pares, то есть равноправном члене клуба великих имперских держав.
В предисловии (М. Ауст, Р. Вульпиус, А. Миллер) уточняется цель сборника: «Углубить знания о двух малоисследованных аспектах в их взаимосвязи - 1) истории имперской идентичности в
