была разгромлена Квантунская армия, и это поставило точку в военном противостоянии в Маньчжурии между тремя странами.
А.А. Лисицына
2011.03.039. ИНГЛХАРТ НА. ПРЕДСТАВЛЯТЬ ЦИВИЛИЗАЦИЮ: СОЛИДАРНОСТЬ, СКЛОННОСТЬ К УКРАШЕНИЮ И ВСТУПЛЕНИЕ СИАМА В МЕЖДУНАРОДНОЕ СООБЩЕСТВО. ENGLEHART N.A. Representing civilization: Solidarism, ornamental-ism, and Siam's entry into international society // Europ. j. of intern. relations. - L., 2010. - Vol. 16, N 3. - P. 417-439.
Автор - преподаватель политологии в университете Боулинг Грин (Огайо, США) - несмотря на витиевато заявленную тему статьи, дает исторический очерк выхода Королевства Сиам на мировую арену.
Сиамская дипломатия в конце XIX в. имела четкую направленность на вхождение в мировое сообщество: амбиции сиамских элит (и королевской семьи, в частности) быть принятыми в качестве цивилизованных членов мирового аристократического сообщества. Они стремились к тому, чтобы их воспринимали не просто как представителей Сиама, но и как высокостатусных персон, как личности, достойные пребывать в кругу мировой аристократической элиты. Такая заданность отразилась и на манере ведения дел, вполне космополитичной, когда шло общение не столько между государствами, сколько между личностями дипломатов, решавших государственные дела. У себя дома, в Сиаме, элита создала особый мир общения, в который входили западные дипломаты и советники. Этот мир в бытовом отношении был близок и понятен Западу, от сиамской дипломатии, элиты для более успешного ведения дел требовалось только играть по его правилам. Еще одна важная деталь: в этот «прозападный» мир допускались люди, имевшие действительно высокий статус в традиционном сиамском обществе, так что именно они оказались во главе процесса хотя бы внешней вестернизации. Большое значение в этом процессе имели зарубежные поездки короля и его контакты с коронованными особами Европы.
Своих первых послов в Европу Сиам направил еще в XVII в. (во Францию), но регулярные дипломатические контакты начались с подписания в Бангкоке Боурингского соглашения с Великобрита-
нией (1855). Двумя годами позже Сиам направил в Европу миссию доброй воли (1857-1858). Ее работа представляла своеобразный гибрид европейской и восточной дипломатических практик. Поначалу европейская пресса сосредоточивалась на восточной экзотике одежд и церемониальности посольства, но сиамские посланники быстро адаптировались к условностям принимающей стороны и продемонстрировали хорошее знание английского языка и европейских манер, так что постепенно прессе осталось только отмечать высокий статус посольства (его возглавлял родственник короля), а его членов как достойных, равных собеседников. Следующее посольство (1880) сделало самый важный шаг в деле выхода Сиама на мировую арену - оно установило постоянные дипломатические отношения с Англией. Это было ключевым событием для признания суверенитета в терминах преобладавшей в Европе системы отношений. Это было своего рода исключением из правила, согласно которому Англия имела отношения со многими азиатскими странами без признания их суверенитета, действуя через правительство Индии. Британцы таким образом могли в одностороннем порядке изменять условия отношений. Например, они переопределили Бирманское королевство как протекторат после второй Англобирманской войны (1852-1853) без консультаций с бирманцами. Король Бирмы отчаянно бросился налаживать союзнические отношения с другими европейскими державами, которые могли бы дать повод для претензий на суверенность. Однако правительство Индии успешно предотвратило прямые контакты бирманцев как с Лондоном, так и с Парижем. Таким образом, правовые ограничения, с которыми столкнулись англичане в Верхней Бирме в 1886 г., были в значительной степени уменьшены.
История обмена постоянными дипломатическими представительствами была такова: Англия отправила своего генерального консула в Бангкок, им оказался профессиональный дипломат Пал-грэйв, который видел в своем назначении удобный случай продвинуться по служебной лестнице. Он предложил пересмотреть договоры между Сиамом и Англией, заключенные до создания сиамской миссии в Лондоне. Он уговаривал английское правительство повысить статус английской миссии в Сиаме, что означало бы повышение Палгрэйва с должности генерального консула до ранга министра. Палгрэйв сделал эти предложения, не заручившись
одобрением со стороны МИДа. Но он умело воспользовался неразберихой, вызванной отставкой правительства Дизраэли, для избежания формального подтверждения, пока сиамский министр иностранных дел находился на пути в Лондон. Британский же МИД решил, коль скоро сиамский министр иностранных дел, находящийся в близком родстве с королем, прибывает собственной персоной, несанкционированные действия Палгрэйва не стоит дезавуировать.
Постоянное представительство Сиама в Лондоне - побочный продукт амбициозных устремлений английского дипломата - стало таким образом свершившимся фактом в 1880 г.
Специально следует сказать о зарубежных поездках сиамских монархов, которые раньше могли покидать родину не иначе как во главе армии. Но в 1872 г. король Чулалонгкорн совершил тур по Индии и два путешествия в Европу.
Поездка по Индии продемонстрировала знакомство короля и его свиты со стандартами «цивилизованного» общества, в рамках которых они чувствовали себя удобно, свободно изъясняясь на английском. Король Сиама выгодно смотрелся на фоне индийских раджей, равно как и его корабли, которые в полном соответствии с воинским артикулом отвечали на приветственные залпы английских орудий. Четкое соблюдение западного протокола сиамской делегацией дало основания полагать, что с ними можно иметь и более тесные отношения. Своим поведением они доказали, что «разделяют те непроговариваемые моменты, которые характеризуют стандарт цивилизации». Впрочем, «цивилизованность» иногда принимала неожиданные формы: так, при посещении буддистской святыни сиамцы не стали снимать обувь, ибо именно так делают англичане, когда входят в свои храмы. Но главный итог это не просто личный контакт, но даже больше - дружба с британским вице-королем, лордом Майо, дружба семьями.
Особенно выгодно король Сиама Чулалонгкорн выглядел на фоне одетого в национальное платье короля Бирмы Миндона.
Одновременно с Сиамом попытки модернизироваться предпринимала и Бирма, но там, несмотря на внутренние реформы, на закупку современного западного оборудования и оружия, на приглашение иностранных советников, на обучение бирманцев в Европе, на дипломатические усилия, страна стала колонией, Бирма
так и не преуспела в западном признании ее суверенитета над своей территорией.
Но не только дипломатическая активность сиамского королевского двора работала в направлении признания суверенитета Сиама и гарантий независимости государства. Имела место дипломатическая работа без прямого участия Сиама. Так, в 1896 г. была принята совместная англо-французская декларация, решавшая ряд важных вопросов. В частности, было достигнуто соглашение об отказе от односторонней аннексии долины реки Чаопрайя, сердца сиамского королевства. Таким образом, Англия и Франция фактически гарантировали независимость Сиама как буферной зоны между колониями стран-подписантов в Индии и Индокитае. Однако язык Декларации 1896 г. был столь путаным, что многими и в Сиаме и в Европе она была воспринята как заявление о разделе Сиама на сферы влияния (с. 429), тем более что декларация относилась только к центральной части королевства, оставив окраинные его части свободными для вмешательства колониальных сил. В сущности декларация признала Сиам чувствительным местом, позволив Сиаму играть на противоположности интересов Англии и Франции в этом регионе.
В 1897 г. король Чулалонгкорн снова появился в Европе, но теперь он напрямую общался с европейскими монархами, представляя Сиам как цивилизованную страну с прогрессивным монархом. Особенно важен в этом отношении его визит в Россию, где «царь принимал его как брата» и дал ему рекомендательные письма к королям Швеции, Дании и английской королеве.
Как и Японию, Сиам продолжали воспринимать в качестве младшего партнера мирового сообщества, но это был уже качественно другой уровень независимости, чем тот, которым пользовались соседи Сиама. Главное, что сиамские притязания на причастность к кругу «цивилизованных стран» были поддержаны личными контактами, передвинувшими страну из категории потенциальной колонии в категорию признанных членов мирового сообщества. Король так блистал своим английским и костюмами европейского кроя в европейских салонах и королевских дворах, что невозможно было не признать в нем (а за ним и его страну) равным хотя бы в чем-то очень важном для европейских элит. Такой подход к решению задачи признания суверенитета отличался от, например, япон-
ского, принявшего внешние условности (одежда, протокол), но сделавшего ставку на реальные успехи в военном развитии.
История вступления Сиама в мировое сообщество имеет отношение и к современности. И в наше время для того, чтобы быть принятым в мировое сообщество, необходимо соответствовать своего рода цивилизационному стандарту. Если раньше было достаточно приятной беседы прилично одетых джентльменов, то теперь этот стандарт включает отношение государства к своим гражданам, то, как соблюдаются права человека. А неспособность государства защитить жизнь и собственность своих граждан является, по мнению автора, достаточным основанием для «гуманитарного вмешательства» и пересмотра статуса суверенности. Но есть случаи, когда даже неспособность государства защитить жизнь и имущество части своих граждан не становится поводом для непризнания суверенитета, и наоборот - когда жизнеспособным и защищающим жизнь своих граждан образованиям отказывают в признании суверенитета. Существует «невидимая сердцевина "непроговариваемых моментов", которая и определяет признание суверенитета» (с. 434).
Ю.В. Чайников
2011.03.040. ШЕФЕР Ф. ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ И ПРЕССА: МЕЖДУНАРОДНЫЙ КОНТЕКСТ РАННЕГО ЭТАПА ИССЛЕДОВАНИЯ СМИ В ДОВОЕННОЙ ЯПОНИИ, 1918-1937. SCHÄFER F. Public opinion and the press: transnational context of early media and communication studies in prewar Japan, 1918-1937 // Social science Japan j. - Oxford, 2011. - Vol. 14, N 1. - Р. 21-38.
Преподаватель института Восточной Азии Лейпцигского университета рассматривает начало изучения японских СМИ и газет в международном контексте.
Рисовые бунты 1918 г. вызвали одно из самых ожесточенных противостояний между правительством и прессой. Премьер-министр Тэраути заявлял, что сообщения о событиях в газетах распространяют в народе дурное влияние этих выступлений. Министр внутренних дел Мидзуно Рэнтаро немедленно ужесточил правила цензуры, особенно сильным притеснениям было подвергнуто осак-ское отделение газеты «Асахи». В частности, был конфискован весь тираж газеты за день, когда вышла статья журналиста Ониси Тосио, направленная против цензуры. В статье была использована