CC BY
127
ресах, в первую очередь, самого клана Сацума, и лишь в результате стечения обстоятельств эта политика сыграла на руку Тёсю.
Самая большая ошибка, которая допускается при анализе событий тех лет, заключается в том, что говоря о действиях Сайго Такамори и его сподвижников, историки переносят образ влиятельного политика (каким Сайго стал в результате реставрации) на более ранний период, когда он и его друзья были небольшой группой молодых самураев Сацума, не имевших никакой реальной власти в своем клане и чьи идеи не разделяло большинство самураев княжества. Принимая это во внимание, переговоры о союзе между Сацума и Тёсю можно расценивать практически как фальсификацию со стороны Сайго и его соратников, поскольку они не являлись официальными представителями Сацума.
А.А. Лисицына
2011.02.057-058. САМУРАИ В ИСТОРИИ ЯПОНИИ. (Сводный реферат).
2011.02.057. FRIDAY K.F. Samurai, warfare and the state in early medieval Japan. - N.Y.: Routledge, 2004. - XIV, 234 p.
2011.02.058. VAPORIS C.N. Iour of duty: Samurai, military service of Edo and the culture of early modern Japan. - Honolulu: Univ. of Hawaii press, 2008. - XIII, 318 p.
Американский историк-японовед К. Фрайд (057) рассматривает формирование военного сословия самурайства в XII-XIV вв. как эволюционный, а не революционный процесс.
Предшественницей самурайской системы в Японии была система рицуре, импортированная из Китая, но быстро утратившая свою эффективность в японских условиях. С VIII до середины Х в. императорский двор Японии перешел от призывного принципа набора в армию с последующим обучением военному делу к составленной из части обученных, части экипированных наемников-профессионалов.
В это же время происходил процесс формирования провинциальных военных элит, поддерживавших тесные связи с центром и придворной аристократией. Они включали две категории военных: первую составляли те, кто был связан происхождением с местными вождями до периода рицуре, вторая включала потомков боковых ветвей домов центральной аристократии, создавших свои базы в провинции, таких, как Минамото, Фудзивара, Татибана,
Тайра. Но появление военного управления (сёгуната) в Японии нельзя связывать со становлением феодализма в стране, что нередко делают некоторые историки-японоведы, исходя из общности исторических процессов в Японии и Западной Европе. Даже первый японский сёгунат Камакура (1185-1333), был, по мнению Фрайди, не столько оппозицией императорской власти, сколько ее порождением и дополнением. Баланс между гражданской и военной властями сохраняется в Японии вплоть до конца XIV в., когда доминирующей силой в стране становятся военные. За это время произошли важные технические, стратегические и тактические изменения в военном деле. Акцент был перенесен на захват или оборону территории и использование пехоты, до этого в японской армии преобладали всадники-лучники.
В основе ранних представлений японцев о легитимной войне лежали заимствованные из Китая в VII в. в процессе формирования идеи императорской власти. В частности, война считалась несправедливой и нелегитимной, если ее не санкционировали император и его правительство. Не получившие санкции высшей власти военные действия считались подозрительными и незаконными. Центральная власть полагалась не столько на призывников, сколько на частные военные ресурсы. Императорская власть отказывалась от реального контроля над военными и полагалась вплоть до XIV в. на свою монополию легитимизации войны.
На начальных этапах своей истории самураи были наемниками. За военную службу они получали вознаграждение от императорского двора, что усиливало их привязанность к нему. В раннем Средневековье существовала форма «долговременного патронажа их карьеры придворными» (057, с. 55). Вознаграждение включало повышение ранга, присвоение придворных титулов, назначение на административные должности в провинциальных правительствах, а также права на получение доходов от земли. В то же время раньше самурайские армии представляли собой слабоорганизованные коалиции образованные на короткое время из небольших отрядов военных для проведения специальных кампаний или экспедиций.
Самураи раннего Средневековья были в основном всадниками-лучниками. Их тяжеловесное вооружение стоило дорого, кони, размером чуть больше пони, не быстры и не жизнестойки, луки годились только для ближнего боя. Самураи тогда не были в со-
стоянии вести эффективные массовые боевые действия на полях сражений, они воевали индивидуально или небольшими группами. Продиктованная политическими, организационными и техническими условиями того времени эта тактика позволяла воинам ориентироваться на личную честь и репутацию и действовать организованно только под руководством лидеров с более высоким статусом, каковыми были провинциальные лидеры или представители столичной военной аристократии, известные как мияко-но му-ся. И даже после создания в период Камакура воинами своего механизма для мобилизации и организации «контроль центра над правом на насилие в качестве предпосылки остался нетронутым» (057, с. 25). И лишь только в период Намбокутё (1336-1392) из-за появления двух конкурирующих структур императорской власти -Южного и Северного дворов - монополия центра на легитимизацию войны была утрачена.
В то время как «четырнадцатый век был эпохой всеобщих социальных и политических изменений с соответствующими последствиями для военных» (057, с. 166), военные «цели и тактика фундаментальным образом не изменились» (057, с. 168).
Профессор Гавайского университета (Гонолулу, США) К.А. Вапорис (058) исследует систему альтернативной службы сан-кин ко:тай периода Токугава (1603-1867), согласно которой каждый владетельный князь даймё должен был проводить значительную часть своей жизни вместе со своими самураями, но без семьи, на службе у сёгуна в Эдо или других его доменах. Для совершения санкин ко:тай производился специальный отбор самураев. Поездки вместе с князем в Эдо воспринимались в зависимости от их личных интересов: или как удобный случай, или как трудности и лишения. Для некоторых тягостным было долговременное расставание со своей семьей, других же привлекала богатая и разнообразная культурная жизнь столицы и возможность познакомиться с людьми из других районов Японии. Пребывание в Эдо позволяло участвовать в таких видах культурной активности, как обучение танцам но, искусству чайной церемонии и поэтическому творчеству.
Поскольку даймё и сёгуны номинально были военными, то и всякая служба даймё сегуну номинально считалась военной. Но в действительности, санкин ко:тай настолько же была военной службой, как и многие другие обязанности даймё вроде очистки
рек. Санкин ко:тай скорее способствовала не росту военного мастерства даймё и их самураев, а его снижению. К тому же сёгуны опасались одновременного скопления в Эдо большого числа даймё и их совместных выступлений против центральной власти. Поэтому необходимость мобилизации сил на борьбу с иностранной угрозой в 50-е годы XIX в. заставила их ослабить санкин ко:тай (058, с. 17). Но сами ее практики, в общем, начиная с XVIII в. все более становились социальными, чем военными.
В токугавской Японии сёгуны предоставляли даймё «довольно много свободного времени, во время которого они превращали свои резиденции в культурные центры» (058, с. 222). Санкин ко:тай можно назвать «дисциплинарным институтом» (058, с. 238).
М.Н. Корнилов
2011.02.059. БЭЙКЕР Б. СТРАТЕГИЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА ИМПЕРСКОЙ ЯПОНИИ.
BAKER B. Strategic culture of imperial Japan: Report 28.01.2009. -19 p. - (The Rt. Hon. Sir Winston Spencer Churchill society of British Columbia. - Mode of access: http://www.winstonchurchillbc.org/)
Существует множество интерпретаций феномена войны - ад, определенный тип ритуала, игра, место для испытания мужества, продолжение политики, наука и др. Всегда существовало множество концепций ведения и изучения войны. В последнее время в науке распространение получило исследование связи между обществом, культурой и войной. «Это, в свою очередь, привело к появлению концепции «стратегических культур» (с. 2). Существует множество определений «стратегической культуры», но все они сходятся в том, что у каждой нации есть свой уникальный взгляд на то, как использовать вооруженные силы и как отвечать на военные вызовы.
Тихоокеанская война идеальна для рассмотрения японской стратегической культуры, поскольку Япония вела боевые действия против страны со сравнимой военной организацией, уровнем технологий и экономикой. «С учетом этого, разницу в поведении обеих держав можно объяснить стратегической культурой» (с. 3).
Создается впечатление, что, вступая в 1941 г. в войну, все японцы, включая высшие военные чины, такие как адмиралы Осами и Ямамото и самого императора, осознавали невозможность
