CC BY
36
Если большая часть рассказов из сборника «Синий фонарь» имела векторность «от частного к общему», «от единичного к всеобщему», то анализируемый рассказ о сарае Номер XII оказался как бы на обочине, за пределами этого ряда. В целом же для В. Пелевина характерна типологическая все-объемность, отражающая универсалии изображаемого им мира, гармоничного, но и диалектически противоречивого.
Е.Е. Сергеева
2011.02.029. ОМ. СЛЮСАРЕНКО О СИСТЕМЕ ОБРАЗОВ И ХАРАКТЕРОВ В ПЬЕСАХ НИКОЛАЯ КОЛЯДЫ. (Сводный реферат).
1. СЛЮСАРЕНКО О.М. Образная система пьесы Николая Коляды «Канотье». - СПб.: Фак-т филологии и искусств СПбГУ, 2009. -59 с. - (Сер. «Литературные направления и течения»; Вып. 25).
2. СЛЮСАРЕНКО О.М. Образная система пьесы Николая Коляды «Амиго». - СПб.: Фак-т филологии и искусств СПбГУ, 2010. - 60 с. -(Сер. «Литературные направления и течения»; Вып. 39).
3. СЛЮСАРЕНКО О.М. Пьеса Николая Коляды «Персидская сирень». - СПб.: Филол. фак-т СПбГУ, 2010. - 50 с. - (Сер. «Per aspera ad astra»; Вып. 10).
В реферируемых работах О.М. Слюсаренко представлена трактовка трех пьес Н. Коляды («Канотье», «Персидская сирень», «Амиго»), написанных в традиции современного русского постмодерна. Самоопределение человека в мире, одиночество, поиск счастья, преодоление страха смерти - основные проблемы, затронутые драматургом.
Носителем и средоточием проблемных узлов пьесы «Кано-тье»1 становится образ главного героя Виктора. В постмодернистском пространстве пьесы, где «текст мыслится "интертекстуально" -как игра сознательных и бессознательных заимствований, цитат, клише»2, автор играет с победоносным именем героя. К сорока пяти годам Виктор Сухинин ничего не добился: у него нет семьи, постоянной работы, друзей, любимой женщины. Даже внешний вид
1 Впервые опубликована в журнале: «Современная драматургия». - М., 1993. - № 1.
2 Богданова О.В. Постмодернизм в контексте современной русской литературы: (60-90-е годы ХХ в. - начало ХХ1 в.). - СПб: СПбГУ, 2004. - С. 6.
его в собственный юбилей представляется жалким: на нем трусы, майка и шляпа-канотье. Никто не пришел поздравить его, единственная собеседница - соседка по коммунальной квартире подтрунивает над ним: «КАТЯ. Вот говорят: без штанов и в шляпе. Это про тебя. Сними с башки свое кимоно»1. Однако нелепый вид главного героя - сознательная установка автора: «Стремление противопоставить (в традициях русской классической литературы, от А. Пушкина до Л. Толстого) внешнее и внутреннее, видимое и незримое» (1, с. 6). Сочетанием шляпы-канотье и нижнего белья подчеркивается двойственность характера и образа героя: с одной стороны, рефлектирующего, умеющего ощутить красоту мира, ориентирующегося на традиции прошлых великих времен, а с другой стороны, нелепого и жалкого человека, занимающего одну комнату в коммунальной квартире.
Локальное пространство героя ограничено рамками этой комнаты в коммуналке, на протяжении всей пьесы он не выходит на улицу, однако в каждый важный момент сценического действия оказывается возле окна. Становится ясно, что «замкнутый и одинокий герой только на внешнем уровне оторван от окружающего мира, но его душа по-прежнему готова открыться любому событию, подобно тому, как через открытое окно можно впустить в душную комнату свежий ветер» (1, с. 10).
Характер и внутренний мир главного героя раскрываются во взаимодействии с другими персонажами пьесы - Катей, Викторией, Александром.
Жизнерадостность Кати противопоставлена угрюмости и изолированности героя. Однако Виктор и Катя только на первый взгляд герои-антиподы. При внешней разрозненности поведения оказывается, что оба героя мучительно одиноки.
Катя работает на почте. Такая сфера профессиональных интересов героини выбрана Н. Колядой не случайно, вызывая аллюзии с «эпистолярным романом» Ф.М. Достоевского. Черты Макара Девушкина и Вареньки аллюзийно переносятся на образы «бедных людей» Н. Коляды. Катя пытается создать ситуацию общения при помощи письма, Виктор стремится заменить беседу с человеком
чтением книги. Н. Коляда настойчиво обнаруживает в тексте пьесы стремление своих героев к счастью. Катя мечтает о прекрасном принце (на «мерседесе»). И действительно, «мерседес» подъезжает к дому героев, из него выходят бывшая жена Виктора Виктория и ее сын Александр.
Виктория, с одной стороны, высокомерна и цинична, с другой - испытывает волнение при встрече с давно оставленным бывшим мужем, ревнует его. Она спокойно рассуждает о решении квартирного вопроса после возможной смерти пожилой соседки, вызывая интертекстуальную аллюзию с «Преступлением и наказанием» Ф.М. Достоевского. Согласно здравому смыслу («разумному эгоизму») Виктории ради реализации собственных интересов возможно принести в жертву человека. Несмотря на то что герои, Виктор и Виктория, «тезки», ровесники, люди одного поколения, они по-разному смотрят на жизнь. По словам Виктории, «любовь, душа, сердце»1, т.е. то, что дорого Виктору и что символизирует для него шляпа-канотье, потеряли значение. Она обвиняет Виктора в безынициативности, сравнивая с Обломовым. Параллель с героем И. Гончарова возникает не случайно. Мечта-фантазия Обломова о жизни без хлопот и печалей в тихом уголке родной Обломовки напоминает сокровенную мечту Виктора: «КАТЯ... У него мечта вот есть: когда-нибудь эту улицу, приватизировать ее, ага? Зачем? Думаешь, магазинов наоткрывать? Фиг! Купить улицу, чтоб машины не ездили, спать не мешали»2.
Еще одно действующее лицо, введенное драматургом в сюжет пьесы, - Александр. Виктор не сразу заметил его появление в квартире: «ВИКТОР. Я не заметил, как вы вошли. Будто влетели»3. Александр становится для Виктора «воплощенным ангелом», «знаком неизменности тех нравственных ценностей, которым был верен герой» (1, с. 34). Символ априорной общности героев - шляпа. Однако если для Виктора канотье - «очарование молодости», символ «чистоты, доброты, красоты»4, то для Александра широко-
1 Коляда Н. Пьесы для любимого театра. - Екатеринбург, 1994. - С. 159.
2 Там же. - С. 174.
3 Там же. - С. 164.
4 Там же. - С. 145.
полая шляпа - неотъемлемая принадлежность «поколения Пепси», выросшего не на русских сказках, а на американских комиксах. В кульминационной сцене пьесы, когда проблема «отцов и детей» предельно обострена, Александр, негодуя на старшее поколение, срывает с Виктора канотье и топчет шляпу ногами. Ключевой диалог, способный разрешить конфликт, не состоялся. Виктор уступает Александру, боясь его обидеть, он лишь в очередной раз протирает очки молодого человека, будто пытаясь таким образом открыть ему глаза на мир. В конце концов это происходит. Надев чистые очки, герой не узнает квартиру Виктора. Реалистической мотивировкой этого события становятся преобразившие обстановку солнечные зайчики, появление которых несет и символическую нагрузку: «Саша становится для Виктора лучом, разогнавшим его одиночество» (1, с. 44).
Символически решаются Н. Колядой финальные сцены пьесы. Александр бежит к Виктору, теряя по дороге очки и шляпу, что символизирует «отход Александра от прежних взглядов на жизнь, утверждает надежду на приобщение к тем ценностям, которые дороги Виктору» (1, с. 50). Катя осознает, что иностранец, о котором она мечтала, - это Виктор, ее желание отремонтировать и носить его канотье означает, что «она готова "надеть" прошлое Виктора, готова присоединиться к молодости, очарованию, доброте и красоте» (1, с. 49-50). Финал пьесы патетичен: Александр ложится у двери квартиры Виктора и Кати и «лежит так, как лежит во чреве матери зародыш»1, знаменуя начало новой жизни, обновление жизни всех героев.
Выразителями основных проблемных узлов пьесы «Персидская сирень»2 становятся Он и Она (за пятьдесят). Не называя героев по именам и не указывая их возраст, автор подчеркивает их подобие друг другу, «обезличивающую» типичность.
Место действия - почтовое отделение. Героиня что-то пишет на обрывке бумаги. На ней изящная шляпка с вуалью - признак старомодности и желания выглядеть красивее и моложе, и штопа-
1 Коляда Н. Пьесы для любимого театра. - Екатеринбург, 1994. - С. 198.
2
Впервые опубликована в журнале: «Современная драматургия. - М., 1995. - № 1-2. Пьеса была написана для актрисы театра и кино Лии Ахеджаковой.
ные чулки - знак бедности и жалкости. Едва ли не более жалким представляется вид героя. Он одет в куртку, сшитую из старых джинсов. С его появлением в комнату влетает «несколько грязных желтых листьев»1, что определенным образом характеризует героя -«осенний» возраст, поэтическое мироощущение. Он, действительно, с легкостью подбирает рифму к неоднократно повторяемому героиней слову: «ОН (Бормочет). Такие нагрузки. А все без закус-ки»2. Городской фольклор, присказки-прибаутки становятся речевой особенностью героя.
Средством личностно-выразительной персонификации героини являются речевые ошибки: «ОНА. Бессовестный. Два дня его тут и быть бывало, я как дура сидела, а сегодня - правильно - в магнитный день»3. Это и свидетельство волнения, смущения, необычности ситуации. Героиня ранима и чувствительна: «ОНА. Я специально кина американские не смотрю по ящику... потому что я увлекающаяся натура, потому что они стреляют и убивают, а я не могу: я участвую сразу, я умираю вместе со всеми»4.
О.М. Слюсаренко полагает, что героиня, которая, по ее словам, не смотрит американских фильмов, на самом деле увлечена ими, проигрывает в своей жизни различные модели поведения, исполняет самые разнообразные «кино»-роли. Таким образом, в ее поведении реализуется один из главных постмодернистских принципов: «жизнь - игра». Желая обличить героя, который, по ее мнению, в письмах обманывает и обольщает женщин, героиня проводит параллель между собой и горьковским Данко: «ОНА. Ну, ничего, кончилось, я как Данко, - я положу конец издевательствам над простыми советскими работницами!»5. «Совершая подвиг», Она обращается к сюжетным ходам знакомым ей по американским фильмам, соединив в своих словах и действиях образы отважного Данко и хитроумного детектива. Он, пытаясь вернуть ее к реально-
1 Коляда Н. «Персидская сирень» и другие пьесы. - Екатеринбург, 1997. -
С. 357.
2 Там же. - С. 358.
3 Там же. - С. 358.
4 Там же. - С. 358.
5 Там же. - С. 360.
сти, сам включается в игровое действие. Однако если Она актерствует искренне, Он осознает пародийность этой игры.
Образ персидской сирени вводится в пьесу посредством главного героя. Предпринимая попытку перевести разговор на другую тему, мужчина берет в руки письмо, которое кажется ему особенным, так как от него исходит аромат духов «Персидская сирень». Эти духи, выпущенные в конце XIX в. парфюмером Брокаром в подарок жене на серебряную свадьбу, можно рассматривать как символ любви и верности. Примечательно и то, что традиция опрыскивать конверт духами также относится к XIX в. Возможно, оба героя сформировались под влиянием атмосферы XIX в. Однако героиня настойчиво отрицает существование духов с таким названием, а следовательно, и самого образа. За ее несогласием скрывается нежелание доверить чужому сокровенную тайну, веру в любовь. Герой же, угадав в женщине родную душу, рассказывает о своих переживаниях. У него все родные умерли, а дочь уехала, и теперь главный страх - это страх смерти, забвения, боязнь потерять связь с прошлым. Одна мечта: «ОН. Одна мечта ... Просьба к Богу. Чтоб как на старой фотографии пусть все будет вокруг. И все живы, и все живы, и мама молодая, и папа молодой, и колонны идут на демонстрацию. и весна, и Первый Май, и сирень цветет»1. Образ сирени получает новое смысловое наполнение, становясь символом молодости, прежней счастливой жизни. Героиня, как эхо, повторяет его слова. Подтверждается общность героев: они абсолютно одиноки. Между ними «устанавливается полноценный коммуникативный контакт» (2, с. 41), поведав друг другу о своих переживаниях, они узнают, что были соседями с тех пор, как построили их дом. Оказывается, что, страдая от одиночества, герои сами скрывались в своих квартирах-ящиках и не стремились к тому, чтобы открыться другому человеку. Героиня больше не хочет участвовать в игре в любовь по переписке, сознавая иллюзорность своей мечты, «а может быть, потому что уже нашла того, кого искала» (2, с. 46). Она находит свое письмо и забирает его из почтового ящика. На ее конверте изображен не зайчик, как Она утвер-
1 Коляда Н. «Персидская сирень» и другие пьесы. - Екатеринбург, 1997. -
ждала: «ОНА. Вот, кстати, и мое письмо. Какой зайчик к фигу. Тут нарисована персидская сирень. Веточка»1. О.М. Слюсаренко замечает, что по утверждениям специалистов-биологов персидская сирень отличается специфическим ароматом, цветет продолжительно и обильно, является засухоустойчивой и зимостойкой: «И в этом плане выбор образа именно персидской сирени представляется неслучайным: он подчеркивает как "устойчивость" светлых воспоминаний героев, так и неиссякаемое желание преодолеть одиночество, "устойчивость" в отношении к вере в свою мечту» (2, с. 47).
Проблематика пьесы «Амиго»2 реализуется посредством образов главной героини - Нины и других героев - Кости, Жанны, Софьи Карловны.
Изначально заданная «двусоставная контрастность» образов, характеров призывает не спешить с оценкой «видимой» внешности персонажа и его «невидимой» внутренней сущности.
Имя Жанна переводится с древнееврейского как «милость Божья». Героиня одета в старый шелковый халат с райскими птицами, у нее «рука сломана - на перевязи и в гипсе»3. Обращение к мотиву (концепту) «халата» является симптоматичным, «говорящим»: связывается с образом знаменитого халата Обломова и указывает на леность героини, а также может выражать изысканность и мистическую настроенность души его обладательницы ввиду знаковости этого предмета одежды для эпохи Серебряного века. Однако поношенный халат Жанны становится «предметом игры в декадентство и игры в литературный мир» (3, с. 7).
Игровые (постмодерные) элементы присутствуют и в описании образа Софьи Карловны. Имя Софья переводится с древнегреческого как «мудрость» и отсылает к библейскому образу Софии Премудрости Божьей, имя Карл в переводе с древнегерманского значит «смелый» и соотносится со словом «король». Однако фамилия героини - Сорокина-Горюновская - «снижает» аллюзии, вызванные ее именем, напоминая «говорящие» фамилии в пьесах рус-
1 Там же. - С. 375.
2
Впервые опубликована: Коляда Н. Кармен жива. - Екатеринбург, 2002.
ских драматургов (Д. Фонвизина, А. Сумарокова, А. Грибоедова, Н. Гоголя, А. Островского).
Пограничная ситуация, когда герои «прощаются с прошлой жизнью и с надеждой или страхом заглядывают в неведомое буду-щее»1, в пьесе «Амиго» создается центральным событием, завязкой действия - переездом. Мотив прощания с «родиной» аллюзийно отсылает к пьесе «Вишневый сад», подчеркивая неоднократно выявленную связь творчества Н. Коляды с драматургией А. Чехова2. Как и у героев А. Чехова, у персонажей Н. Коляды тоже есть «экзотический сад»3 на кухне, они подчеркивают свою исключительность дворянским происхождением: «СОФЬЯ КАРЛОВНА. И он был не хохол. Мы дворяне»4, «ЖАННА. Мы дворяны и будем таскать коробки?.. Не поеду»5. Таким образом, ситуация «дворянского» переезда в пьесе «Амиго» представляет собой перекличку (или пародию) на утрату поместья в пьесе «Вишневый сад».
Отмечаются в тексте пьесы «Амиго» и реминисценции из повести «Время ночь» современного драматурга - Людмилы Петру-шевской6. Взаимоотношения Софьей Карловны и Жанны напоминают отношения между Анной Андриановной и ее дочерью Аленой у Л. Петрушевской. Несмотря на постоянно возникающие конфликты, как и Алена, Жанна любит свою мать: «ЖАННА. Мамуля умная. А память исключительная какая! Вот я взрослая уже,
1 Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: 19501990-е годы: В 2 т. - М.: Академия, 2003. - Т. 2: 1968-1990. - С. 569.
2
См., например: Громова М. Творчество Николая Коляды // Громова М. Русская драматургия конца ХХ - начала XXI в. - М., 2007; Вербицкая Г. Традиции поэтики А.П. Чехова в современной отечественной драматургии 80-90-х годов: Пьесы Н. Коляды в чеховском контексте. - Уфа, 2002; Старченко Е. Традиции
А.П. Чехова в драматургии Н.В. Коляды // Век после Чехова. - М., 2004.
3
Коляда Н. Амиго // Коляда Н. Кармен жива. - Екатеринбург, 2002. -
С. 10.
4 Там же. - С. 10.
5 Там же. - С. 17.
6 Имя Л. Петрушевской нередко звучит в исследованиях творчества Н. Коляды. См., например: Злобина А. Драма драматургии. В пяти явлениях, с прологом, интермедией и эпилогом // Новый мир. - М., 1998. - № 3; Журчева О. Лирические драмы Николая Коляды // Мир России в зеркале новейшей художественной литературы. - Саратов, 2004. - С. 136-144.
ага? А вот я мамулю люблю и прям боготворю ее от отличие от некоторых людей»1. Между тем, как и у Л. Петрушевской, Софья Карловна жалуется на плохое отношение к ней дочки и внука: «СОФЬЯ КАРЛОВНА. Ненавидят меня. Сколько раз я принимала плачевные позы - нуль. Я в душе моюсь, он (внук. - О. С) на кухне включит холодную воду, чтобы у меня пошла горячая. И сколько раз обжигал меня. Такая семья дурная - чего-то ищут, чего-то теряют. Иезуиты!»2. Из приведенной цитаты следует, что, желая получить сочувствие детей, она только «принимала. позы», а не страдала по-настоящему. Родственники, видимо, разгадали ее игру: «Важно другое: герои Коляды ищут теплоты, жалости, сочувствия, они хотят, чтобы их любили. И, кажется, если бы с Софьей Карловной действительно что-то случилось, ее названные "иезуитами" дети, конечно, были бы рядом с ней» (3, с. 17).
Знакомство с образами Софьи Карловны и Жанны - только прелюдия, своеобразная экспозиция, призванная подготовить читателя к драматическому конфликту, связанному с виновниками переезда - сыном Жанны, Костей - и покупательницей квартиры Ниной.
Подобно героине пьесы «Канотье» Виктории, Нина, словно из другого мира попала в пространство нечистоты и беспорядка квартиры. Роскошно одетая она сначала представляется абсолютно отличной от героев, выброшенных на «обочину жизни», выглядит как представительница поколения дельцов, единственная цель которых - нажива. Однако при внешней импозантности и строгости облика Нина быстро переходит в речи от кодифицированного литературного языка к молодежному сленгу. Резкое изменение в поведении и речи героини обнаруживает несоответствие первому впечатлению о ней. Образ Нины также строится на игре несоответствий. Постепенно выясняется, что она - бывшая проститутка, которая за внешней бравадой прячет свою боль, страдание от несовершенства мира, стыд за свою несостоявшуюся жизнь.
С приездом Нины в действие вступает еще один персонаж -Костя. С латинского его имя переводится как «твердый, постоян-
1 Коляда Н. Амиго // Коляда Н. Кармен жива. - Екатеринбург, 2002. - С. 11.
2 Там же. - С. 13.
ный». В пьесе у него много «поименований». Жанна зовет его Гулькиным, потому что когда он родился, голуби свили над окном гнездо. Голубь олицетворяет в христианстве Святой дух. Следовательно, связь Кости с этой птицей может означать осененность Божественным духом. Нина называет Костю «борзометром вчерашним», апеллируя к фильму «Криминальный квартет», и «лахмандеем». Противоречивость в восприятии Кости усиливается, когда его обнаруживают в постели с Пашей, что может быть объяснимо нетрадиционной ориентацией героя или простым житейским обстоятельством, когда, задержавшись допоздна, приятель остается ночевать у друга, живущего ближе к месту работы. Сложные и разнообразные характеристики создают противоречивый образ: «Он то ли труженик, сон которого необходимо оберегать, так как он - кормилец - устал, то ли ребенок, осененный Божественным духом (Гулькин), то ли невоспитанный, грубый молодой человек (лахмандей, "борзометр вчерашний"), то ли молодой человек нетрадиционной половой ориентации (голубь, "голубой")» (3, с. 26). Важным для определения характера героя является то, как отзываются о нем мать и бабушка: «НИНА. А-а, они еще сказали тогда -сад вырастил наш сын и внук. Я себе представила такого ботаника -в очках, губошлепа, сопливого, слюнявого, ходит, ноги волочит. "Костик, - они говорили, - Косточка наша"»1. Имя Косточка, ассоциируясь с вишневой косточкой, вновь аллюзийно связывается с пьесой А. Чехова: «Костя становится воплощением сада для матери, сада, который она вырастила. И теперь в имени Кости сливаются еще более емкие образы и мотивы - это и родство, и близость, и опора, и райский сад, т.е. счастье во всей его полноте» (3, с. 35).
Нина разглядела в Косте то чистое и непорочное, что было когда-то в ней самой. Почувствовала «родную душу». Раскрывая Косте причину покупки квартиры, она предстает романтичной, поэтической натурой, мечтающей любоваться мальчиками-хлебопеками, которые символизируют для нее чистоту и жизнь. Неожиданно признается Косте в любви: «НИНА. Я люблю тебя,
амиго. Нет, не тебя, а всех мальчишек-хлебопеков, в тебе которые, люблю.»1.
Слово «амиго» (в переводе с испанского «друг», «приятель»), дающее название пьесе, символично и значимо. Его неоднократно употребляет Костя, обращаясь и к Паше, и к Нине, по сути, вторя главному герою пьесы «Канотье», который говорит, что «все люди -братья». Нина называет «амиго» грузчиков, подтверждая христианскую идею о всеобщем братстве.
Подводя итог, О.М. Слюсаренко пишет: «В мире Коляды, как и в реальном мире, одно сменяет другое, одно может быть принято за другое, грязь может стать заместителем чистоты, грубость и ругань могут стать выразителями любви, т.е. этот мир диалектичен, противоречив, неоднозначен, но он - цельный, он замкнутый. Он такой, как в жизни» (3, с. 57).
К.А. Жулькова
Русское зарубежье
2011.02.030. ВОКРУГ РЕДАКЦИОННОГО АРХИВА «СОВРЕМЕННЫХ ЗАПИСОК» (ПАРИЖ, 1920-1940): Сб. ст. и материалов / Под ред. Коростелёва О., Шрубы М. - М.: НЛО, 2010. - 552 с.
Авторы сборника о важнейшем литературно-общественном журнале русской эмиграции первой волны - участники международного исследовательского и издательского проекта по изучению сохранившегося редакционного архива «Современных записок» (далее также СЗ). Редакторы журнала - группа из пяти членов эсеровской партии: Н.Д. Авксентьев, М.В. Вишняк, А.И. Гуковский, В.В. Руднев и И.И. Фондаминский. Ф. А Степун консультировал редакцию по части прозы, а М.О. Цетлин - по поэзии. Сохранившаяся в различных архивохранилищах мира переписка этих семи лиц друг с другом, равно как и с авторами журнала, - ценнейший источник сведений о литературной и общественной жизни первой волны русской эмиграции. Сборник, в котором предлагаются первые итоги проекта, состоит их двух разделов: «Статьи» и «Библиография».
