CC BY
31
ЛИТЕРАТУРА ХХ-ХХ1 вв.
Русская литература
2011.02.026. И.А. БУНИН И ЕГО ОКРУЖЕНИЕ: К 140-ЛЕТИЮ СО ДНЯ РОЖДЕНИЯ ПИСАТЕЛЯ / Ассоц. «Бунинское наследие»; Сост.: Бонами Т.М., Гордиенко Т.В., Колобаева Л.А., Ревякина И. А. - М.: Рус. импульс, 2010. - 304 с.
Как подчеркнуто в предисловии «От составителей», творчество И.А. Бунина, ставшего первым из российских писателей нобелевским лауреатом, явилось «одним из соединительных звеньев» последующего развития отечественной словесности на резком переломе от классической эпохи к новейшей, которая «обретала новый художественный язык, отличалась духовным, общественным и эстетическим бунтарством» (с. 4). В творческом пути Бунина ощутимо проявилась связь с тремя поколениями современников - «отцов» (Толстым, Чеховым, Короленко), теми, кто был ближе всего ему в исторической хронологии (Телешов, Куприн, Горький, Зайцев, Шмелёв), и, наконец, теми, кто воспринял обновленные художественные традиции XX в.
Сборник новых исследований о биографических и творческих взаимоотношениях Бунина с его современниками открывает раздел о семейных связях писателя. Статья «Брат и наставник (И. А. Бунин и Ю. А. Бунин)» М. Г. Ермишина впервые представляет с полнотой использования архивных данных облик старшего брата писателя - Юлия Алексеевича - талантливого журналиста, известного в издательских кругах своего времени (забытого не случайно: ведь он был братом знаменитого эмигранта). Следующий материал -«Из дневниковых записей Ивана Алексеевича и Веры Николаевны Буниных».
Во второй раздел сборника - «В связях с поколением "старших" - Толстым, Чеховым, Короленко» - вошли четыре статьи: «Лев Толстой и Иван Бунин - "Птицы небесные" русской литературы (орнитосемантика: код и контекст)» (Е.Ю. Полтавец), «Иван Бунин и Лев Шестов: Проблемы духовного обмена» (Л. А. Коло-баева), «Проблема творческой личности в эссе И. Бунина "О Чехове"» (И.Б. Ничипоров), «И.А. Бунин и В.Г. Короленко» (Л.И. Ще-локова).
Л.И. Щелокова, поставив задачу реконструкции отношений Бунина и Короленко, обращается и к обширным воспоминаниям о Л.Н. Толстом, которые оставили оба писателя. Короленко рассматривал главные стороны творческой манеры Л. Толстого, анализируя его как художника. Он сравнил Золя и Толстого в разработке батальной темы. Короленко неоднократно разъяснял современникам истинный масштаб достижений Толстого, обращался к мировоззрению писателя, где тот предстает как «публицист, моралист и мыслитель», который «не всегда был достаточно благодарен Толстому-художнику» (с. 80); к числу его завоеваний он относил и то, что Толстой «поднял печатное слово на высоту, недосягаемую для преследования». Определяющий мотив личности Толстого, по мысли Короленко, - «искание правды, стремление к цельному душевному строю».
В книге Бунина «Освобождение Толстого» в центре авторского внимания - духовные искания писателя, его нравственно-философские взгляды. «Обожествлявшие» Толстого Короленко и Бунин «создают полярные портреты писателя» (с. 81). Если Короленко оценивает своего знаменитого современника как великого мастера слова, гениального художника и мыслителя, осмысливает его вклад в мировую литературу, то для Бунина это осознание и бесспорное признание носит глубоко сокровенный характер. Его рассказ о Толстом личностен.
Художественная структура книги Бунина «О Чехове» представляется И.Б. Ничипорову насквозь лиричной: именно авторская личность, осмысляющая себя в соотнесенности с культурным хронотопом прошлого и настоящего, выступает содержательным центром эссе. «Вместе с тем подобная субъективация изображения не уводит от разностороннего художественного и одновременно строго аналитического познания как личности Чехова, так и общих вопросов психологии творчества» (с. 74). Наиболее значимыми из них стали размышления о факторах формирования писательской личности, о пути художника в литературу, о взаимопроникновении «холодности» и «чуткости» в его мироощущении, отношении к слову, о его глубинном самоопределении в отношении коренных бытийных антиномий.
Тема статьи Л. А. Колобаевой - сопряженность творчества Бунина с экзистенциальной философией Льва Шестова - заявляет
«одну из новых страниц в изучении философских исканий писателя» (с. 5). Обостренное отношение к смерти было устойчивым состоянием и качеством мировосприятия Бунина. «Не оставляющее его чувство конечности, мгновенности бытия питало необычайную остроту и напряженность его жизнеощущения в целом. Способность ценить жизнь - при всех ее противоречиях и ужасах - становилась в творчестве Бунина главным ценностным критерием» (с. 57). Это перекликалось с философией трагедии Шестова, с тем углом зрения на мир, который он называл «откровением смерти». По Шестову, открытие истины возможно только через трагедию, в испытании смертным ужасом, отчаянием, которые выбивают у человека почву из-под ног, лишают его опор в аксиомах разума, привычных установках морали и когда в результате у человека переворачиваются все его представления о жизни, рождается новое, усиленное, второе зрение. Так произошло с Достоевским - доказывал Шестов в книге «Достоевский и Ницше (Философия трагедии)» (1903). Параллели с подобным ходом мысли просматриваются у Бунина в его эссе «Освобождение Толстого». В вольном изложении Бунин приводит большую выдержку из книги Шестова «На весах Иова (Странствования по душам)». Освещая путь Толстого, его духовное существо, Бунин настаивал на том, что это жизнь с ощущением «присутствия» в ней смерти. Здесь перекличка с одним из кардинальных мотивов Шестова о смешанности жизни и смерти в обыденном человеческом существовании. И одновременно - это поиск «освобождения от смерти». Таковы, в понимании Бунина, некие внутренние полюса существа Толстого, исток мощного трагизма его духа. Толстовский «уход», в изображении Бунина, был «возвратом к Богу», к вечности и бессмертию. В шестовском ключе, по мнению Л.А. Колобаевой, во многом осмысливается Буниным роль поздних произведений в творчестве Толстого («Записки сумасшедшего», «Хозяин и работник», «Смерть Ивана Ильича», «После бала»).
Бунинский «пафос экзистенциальной самоценности жизни был сопряжен с поиском живого Бога, "присутствующего" в человеке» (с. 62). И это опять-таки созвучно религиозному экзистенциализму Шестова. Л.А. Колобаева приводит и другие «переклички» писателя и философа, представляющие собой проявления типологической близости: отношение к любви, к рациональному
началу в жизни. Опыт сопоставления и параллелей между творчеством Бунина и Шестова оспаривает устойчивое представление о философской индифферентности Бунина, равнодушии его к современной ему философии.
Третий раздел сборника - «В исканиях XX в.» - включает исследования, показывающие, как рождался новый художественный стиль эпохи, сочетавший лиризм и эпичность с повышенным вниманием к драматизму внутренней жизни личности. Раздел открывает статья Л.Ю. Логиновой о Бунине и Н.Д. Телешове, одаренном и обаятельном человеке, организаторе литературного кружка «Среда». Его дару собирать таланты многие молодые литераторы были обязаны своими первыми успехами.
К истории личных и творческих отношений И. А. Бунина и А.И. Куприна обращается Т.М. Бонами. Писатели встречались в Москве, Петербурге, Одессе, Ялте, эмиграции, около 40 лет переписывались. Открытия Чехова в малой прозе, жанре рассказа, были продолжены в литературе XX в. многими писателями. Оригинальные модификации этих жанровых структур были представлены Буниным и Куприным. Сочетание выразительных приемов двух систем - реализма и модернизма - использовались элементы импрессионистского стиля, проявившиеся в поэтизации впечатлений и ощущений, синестезии образов. Но иррациональных, алогичных мотивов и построений у Бунина и Куприна не было, признаки реалистического письма сохранялись. Рассказ «Сосны» был написан Буниным в доме Чехова (1901). Шум сосен, музыка леса помогают рассказчику преодолеть мрачное настроение, исцеляют его. Мысли о тщете всего земного сменяются раздумьем «о какой-то вечной, величавой жизни». «Сосны» - «образец лирико-философского рассказа, намеченные в нем темы будут волновать Бунина в течение всего творческого пути» (с. 108).
В своей тоске по идеалу Куприн близок Чехову, его взгляд обращен к будущему, хотя и абстрактному обществу, где не будет «ни подчинения власти, ни зависти, ни вражды, ни насилия» (рассказ «Тост»). Критика, Бунин высоко оценили рассказ Куприна «Река жизни», дорог он был и самому автору, как и рассказ «Олеся». Бунин и Куприн раскрывали «пестроту души» человека, используя прием светотени. «Дикие изломы», стихийность порывов и поступков сочетались в их героях с душевной щедростью, самопо-
жертвованием, тонким восприятием природы. В их произведениях важное место всегда занимают реалии быта, сама обстановка жизни человека. Общность и различие Бунина и Куприна проявились в их постижении природы и пейзажах. Их описания носят не только изобразительный характер, но и характер философских обобщений. Оба выступили как певцы любви, вечно звучавшей в мировом искусстве, оба писателя отразили в любви и красоту вечности, и дисгармоничность мира (повести «Митина любовь», 1924, Бунина и «Гранатовый браслет», 1912, Куприна).
В статье «Бунин и Горький: История отношений» И.А. Ревя-кина ставит задачу прочтения творческих схождений писателей и параллелей, которые внутренне обусловлены взаимными притяжениями и отталкиваниями, связанными с ценностными ориентирами каждого, отражают историческое движение времени. В эпоху 1910-х годов их творческие пересечения становились полемичными, но включались в «диалог» времени (что автор статьи демонстрирует сопоставительным разбором произведений «деревенской» темы, и обращением каждого к изображению современной Италии (горь-ковских «Сказок об Италии» и бунинского рассказа «Господин из Сан-Франциско»). Иной исторический хронотоп - революционные события 1917 г., непримиримо разделили писателей. В своей публицистике Бунин яростно не принимал Горького - пропагандиста советской власти; он запальчиво отвечал на горьковские статьи в поддержку ростков «нового» в революционной России, не принимал и проявлений оппозиционности писателя, его попыток умерить красный террор, отвергал всякую ценность культурно-просветительской деятельности. Оправдание «творчества социального опыта», пусть невиданного в истории, однако ценой «несказанной муки» России, Бунин расценивал как преступление: «Писатель-эмигрант бросал в лице Горького вызов иному осознанию цивилизации и культуры: тут между гуманизмом христианина и гуманизмом революционера - между Буниным и Горьким - пролегала пропасть» (с. 142).
Феномен Горького, духовный и политический, порождал в эмиграции, как отмечает И. А. Ревякина, публицистическую критику и собственно публицистику разных жанров: памфлета, полемической статьи-ответа, сатирического фельетона. Именно так заявляли свое отношение писатели, особенно непримиримые к
деятельности Горького - участника революции: Д. Мережковский, З. Гиппиус, И. Бунин, Е. Чириков, А. Яблоновский и др. Исследовательница приводит и антибунинское выступление Горького 1926 г. - очерк «Из дневника», где Горький высказал предельно резкую и злую отповедь программной речи писателя 1924 г. «Миссия русской эмиграции». Не менее принципиальной была попытка Горького развенчать Бунина, как и других известных писателей русского зарубежья, прибегнув в 1928 г. к авторитету Р. Роллана. В анонимном обращении-воззвании «К писателям мира» от группы писателей из советской России шла речь об удушении свободы слова советским режимом, о тяжелом положении писателей при новом строе жизни. Воззвание было поддержано эмиграцией. Рол-лан хотел узнать мнение Горького, и тот в ответ опровергал утверждения Бальмонта и Бунина об угнетении литераторов в советской России и выражал сомнение в подлинности самого воззвания.
В 1930-е годы писатель дал согласие на публикацию дореволюционных писем Бунина к себе, чтобы опровергнуть его поздние нелицеприятные оценки их прежних отношений, которые содержались в очерках «Записная книжка» на рубеже 1920-1930-х годов. Письма Бунина появились в советской печати в 1936 г. Эта мстительная попытка Горького свести счеты с прежде почти другом серьезно задела Бунина: в свое литературное завещание он ввел запрет на публикацию своих писем. При всей непримиримости поздних взаимных оценок писателей, в исторической хронологии нашей литературы осталось «два Буниных» и «два Горьких» в их «неизменных притяжениях и отталкиваниях как в личных отношениях, так и творческих» (с. 147).
«И.А. Бунин и Б.К. Зайцев в Москве и в эмиграции» - тема статьи Т.В. Гордиенко. 30-е годы - самый яркий период дружбы писателей, в послевоенное время омраченной серьезной размолвкой в связи с расколом в эмигрантской среде. Тогда у многих изменилось отношение к Советской России, победившей фашизм; появилась иллюзия доверия, что на родине все изменилось, и вместе с тем желание вернуться. Особенно обострилась ситуация в ноябре 1947 г., когда Бунин вышел из Союза писателей и журналистов. Зайцев не одобрял это решение и с самого начала занял непримиримую позицию, боясь развала Союза. Он был почти уверен, что Бунин серьезно рассматривает вопрос о возвращении, хотя и ко-
леблется. До конца жизни Бунина Зайцев делал несколько попыток к примирению; последнее его письмо с воспоминаниями о прошлом, оставшееся без письменного ответа, было отправлено 9 октября 1953 г., за месяц до кончины Бунина. В очерке Зайцева «Тринадцать лет» (1966) восстановлены живые, яркие страницы их дружбы, размолвка, печаль. В 1967 и 1968 гг. Зайцев создал два произведения: «Повесть о Вере» и «Другая Вера» - поэтичную дилогию, «пронизанную светом высоких чувств ее героев. Сквозной линией через обе повести проходят труды и дни двух семей, Буниных и Зайцевых, отраженные в переписке Веры Зайцевой и Веры Буниной времен эмиграции: повседневные заботы и хлопоты, встречи, радость общения людей духовно близких» (с. 167).
В статье «И.А. Бунин и И.С. Шмелёв: К вопросу о стиле» Н. М. Солнцева отмечает, что при всей сложности общения писатели сближались эстетически, и это во многом определило дальнейшее развитие стиля русской прозы: «... принадлежа культуре Серебряного века, развив русский неореализм, они создали эстетически родственный ему и близкий интуитивизму феноменологический стиль, кульминацией которого стала поэтика и "Жизни Арсеньева" (1927-1929, 1933), и "Лета Господня" (1933-1944)» (с. 174). Неореалистический и модернистский стили рождались в России одновременно и независимо друг от друга (рассказ Бунина «Перевал», 1901; «Северная симфония», 1904, А. Белого). Уже в раннем «Перевале» очевидна лиризация текста. Как и в модернистской прозе, в неореалистическом «Перевале» композиционной скрепой оказывается не сюжет, а лейтмотив. «Повторяющийся мотив доминирует среди прочих и становится кульминационной точкой в описании пейзажа: туман окутал плоскогорье "гигантской рыхлой грядой"» (с. 177). Сквозные мотивы и образы не случайны и в лирике Бунина. Уже в «Антоновских яблоках» (1900), которые свидетельствуют о рождении в русской литературе неореализма как стиля, свойственная поэзии медитация усиливается ощущениями, присущими и неореалистическому письму, и художественной феноменологии. Ощущение становится источником познания. Писатель стремится к эффекту сиюминутности и непосредственности. В 1910-е годы Бунин написал целый ряд рассказов, как отвечающих эстетике традиционного реализма, так и утверждающих неореалистический стиль; в эмигрантских произведениях развился фе-
номенологический стиль, но уже на рубеже XIX-XX вв. Бунин «дал пример художественной феноменологической редукции, первичности созерцаний и восприятий» (с. 180).
В 1912 г. вышел в свет рассказ, в котором бунинское стилевое новаторство было развернуто в завершенную систему. Это «Пугливая тишина» И. С. Шмелёва, где привычные изобразительность и сюжетность отступили перед поэтикой восприятий. Течение времени в рассказе субъективно, оно сфокусировано в интуи-циях и интенциях корнета. Повседневность передана через вкус, запах, тактильные детали. В эмиграции Шмелёв создал рассказ «Russie» (1925), который он посвятил Бунину, и там он писал о том, что образы запахов и звуков рождались у него исподволь, они просто приходили к нему. Примером феноменологического стиля стал и рассказ Шмелёва «Росстани» (1913), после долгого перерыва эта стилевая линия проявилась в «Солнце мертвых» (1923). «И у Шмелёва, и у Бунина феноменологический стиль гораздо откровеннее, выразительнее, чем традиционный, выразил влюбленность в жизнь» (с. 185).
О.М. Кириллина в статье «И. Бунин и В. Набоков: сходство на уровне "нервной системы и кровообращения"» обращает внимание на то, что «спор» писателей продолжался всю их жизнь, а «глубинное сходство» помогло им «увидеть в творчестве другого какие-то существенные черты, ускользавшие даже от критиков и литературоведов» (с. 187). В их взаимоотношениях поворот от восхищения к «разочарованию» был очень резким. На уровне личных отношений полноценный диалог Набокова и Бунина явно не состоялся, но он происходит на страницах их произведений. Оба писателя обладают уникальным чувством времени и передают его ход, темп через конкретные, субъективные осязательные и зрительные ощущения. Они мастерски передают внутреннее ощущение скорости, темпа жизни. При этом Бунин часто изображает человека в моменты, когда время летит для него с невероятной скоростью, а ее замедление в его произведениях часто негативно окрашено. У Набокова же увеличение скорости - признак трагедии, к которой часто приводит героев их суета, спешка («Камера обскура»). Особое отношение у Бунина и Набокова к прошлому. По интересу к феномену памяти их часто сближали с Прустом, однако их память, по мнению О.М. Кириллиной, более эмоциональна, чувственна и дра-
матична, поэтому для них воспоминания не только драгоценный груз, но и тяжелая ноша. Бунин и Набоков на страницах своих произведений прямо или косвенно спорят друг с другом о проблемах, которые заострил Серебряный век: о мере в искусстве, о спонтанности творчества, о роли подсознательного в человеке. Несмотря на собственные амбиции и навязанные современниками ярлыки, Бунин и Набоков «смогли оценить друг в друге талант и почувствовать глубинное родство, основанное на схожем ощущении хода времени, даре живописца в литературе, умении, оказавшись между двумя историческими эпохами и культурами, органично соединить традиции и новаторство» (с. 205), - заключает О.М. Кириллина.
Тему связей Бунина с «третьим поколением» писателей-современников продолжают статьи В.В. Леонидова «"Всех убиенных помяни, Россия..." Поэт "Белой мечты" Иван Савин» и «В. Смоленский - поэт русского зарубежья», а также Т.В. Гордиен-ко «И.А. Бунин и Андрей Седых: аспекты общения».
В книге представлены и статьи о связях писателя с театром и художниками: «Две вершины русской культуры (И.А. Бунин и Ф.И. Шаляпин)» (Т.М. Бонами, И.А. Ревякина), «Бунин и Московский художественный театр» (Г.И. Пикулева), «И.А. Бунин и В.П. Куровский: Творческие параллели» (М.С. Байцак).
В Приложении помещены материалы по истории общественно-просветительского объединения «Бунинское наследие» (автор -В. А. Пречисский). Одной из успешных акций объединения явилось открытие в Москве в 2007 г. памятника писателю (скульптор -А.Н. Бурганов, архитектор - В.В. Пасенко).
Т.Г. Петрова
2011.02.027. ЮРЧЕНКО Ю. «ФАУСТ»: ПАСТЕРНАК ПРОТИВ СТАЛИНА. ЗАШИФРОВАННАЯ ПОЭМА. - СПб.: Азбука-классика, 2010. - 256 с.
Цель книги Ю. Юрченко - опровергнуть «расхожее суждение» о том, что Б. Л. Пастернак участвовал в создании мифа о Сталине, но не принимал участия в развенчании этого мифа.
Ю.В. Юрченко - поэт, драматург, актер, член Союзов писателей Москвы и России, Союза театральных деятелей России, президент театральной ассоциации «Les Saisons Russes» («Русские сезоны») во Франции, - привлекая к стилистическому анализу
