CC BY
38
СОЦИОЛОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ И МЕТОДОЛОГИЯ
2011.02.025. ВИЛЛЕМС Г. ТЕОРИЯ ЦИВИЛИЗАЦИИ КАК ТЕОРИЯ КОМПЕТЕНЦИИ: ЭЛИАС, ФУКО И ГОФМАН. WILLEMS H. Zivilisierungstheorie als Kompetenztheorie: Elias, Foucault und Goffman // Soziologie der Kompetenz: Wissen, Kommunikation und Gesellschaft / Hrsg. von T. Kurtz, M. Pfadenhauer. -Wiesbaden: VS, 2010. - S. 85-104.
В рамках дискуссии о теории цивилизации Герберт Виллемс (Университет им. Юстуса Либига, г. Гиссен, ФРГ) выдвигает (вслед за А. Ханом) программу интегративной теории, предполагающую только относительные разграничения общих контекстов и уровней цивилизации. Для обоснования своей позиции он предпринимает попытку систематизировать социологические подходы (от Вебера до Бурдье) к изучению факторов развития цивилизованного общества. Опорной точкой для концептуальных обобщений ему служит тезис Н. Элиаса о социогенетической связи цивилизованности и специфической компетенции и параллелях ее институциональных и индивидуальных форм выражения. В свете этого тезиса, базового для понимания тенденций современной общественной модернизации, Виллемс оценивает значение исследований М. Фуко и Э. Гофманом дисциплинарных телесных практик.
Становление определенных социальных структур в процессе цивилизации Элиас описывал с помощью таких понятий, как «разделение функций», «фигурация», «сеть взаимозависимости» (Inter-dependenzgeflecht), «порядок переплетения» / «сферы переплетения», которые подчеркивали изменчивость сетей человеческих взаимоотношений.
В качестве примера очевидной связи между генезисом социального порядка и порядком габитуса (биопсихическими привычками) автор ссылается на приводимый Элиасом пример современ-
ной транспортной системы сообщения. Наряду с «формальной организацией» условием ее успешного функционирования являются специфические (телесные и аффективные) навыки соблюдения правил передвижения (осторожность, внимание, дружелюбие, «зоркость» и пр.). Подобные звенья повседневных принуждений, сопровождающих человеческую жизнь, образуют профиль цивилизаторских ожиданий: самоконтроль, (психологическую) эмпатию, эмоциональную гибкость, сознание / дисциплину времени.
Таким образом, на уровне социального порядка цивилизованность / цивилизация неизбежно выполняет «субъективную» функцию объективных социальных отношений. Она (вос-)произ-водит и внешние формы упорядочивания, в которых она нуждается как в ресурсах (от системы сообщения до «бюрократии»), и соответствующие «общественные (со-) переживания». В результате возникает идеально-типически конструируемое многообразие выражений цивилизованности.
Следуя аналитической логике Элиаса, автор хочет показать, что процесс цивилизации в своих проявлениях - проектировании, производстве и изменении персональных поведенческих диспозиций - связан с вариантами социальных процессов дифференциации (в том смысле, как их понимает Н. Луман). Всегда специфичный и непрерывный, он зиждется на том, что умножение видов человеческой деятельности в ходе социогенеза неотделимо от «монополизации телесной власти»1. Оформление и укрепление государственной власти исторически генерализирует принуждение к цивилизации, способствует усилению ее перманентного давления.
Ведущую цивилизаторскую роль в этом поступательном движении играют, по Элиасу, борьба и конкуренция между индивидами или группами за материальные или символические «блага», поскольку они мотивируют и понуждают к самодисциплине. О степени цивилизованности можно судить по динамике социального восхождения и спектру отличий, которые, что отмечал позже и Бурдье, прослеживаются внутри и между общественными группами. Стремлению к социальному подъему он придавал, характеризуя классовые отношения современной Франции, как общее ан-
1 Elias N. Über den Prozess der Zivilisation: Soziogenetische und psychogeneti-sche Untersuchungen: In 2 Bd. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1980. - Bd. 2. - S. 322.
тропологическое, так и социализирующее / цивилизующее значение. Показательными в этом смысле, помимо объективно существующих различий между верхними и нижними слоями (классами), являются также антагонистические габитусные ориентиры, например: стратегии обособления первых, стремление к идентификация и карьерному росту вторых. Необходимость самоконтроля диктуется, очевидно, не только страхом санкций, но и желанием подняться по социальной лестнице, завоевать авторитет, обрести более высокий статус. Причем это в равной мере касается как установок отдельного индивида, так и целого социального слоя (с. 88).
В отличие от сословного общества, реконструируемого Элиасом, в функционально дифференцированном обществе (о котором пишет Луман), подобный статусный подъем преимущественно зависит от профессионального роста. Профессиональный успех предполагает, по сути, перманентное образование. Самообразование, а вместе с ним и потребность в активном досуге становятся знаковыми приметами цивилизации.
Однако своей эталонной рациональности, определившей логику исторического развития общества и культуры, механизм социальной конкуренции, согласно Элиасу, достиг в «придворных обществах» Европы. Именно здесь берет начало движение к социальному сплочению - преемственному закреплению поведенческих норм высших сословий, прослеживаемому до настоящего времени (хотя и отступившему на задний план). В исторической смене этих норм шлифуется общий культурный стиль, который, составляя основу обучения «образцам», постепенно проникает во все слои населения. Главным следствием цивилизаторского преобразования оказывается «снижение социокультурного контраста» в привычках и реакциях между верхними и нижними социальными группами. Таким образом, подчеркивает автор, понятие «высшего общества» приобретает в трактовке Элиаса сугубо метафорический смысл. Распространяющиеся со временем версии моделирования подобной «структурной истории» цивилизованности в других географических регионах свидетельствуют о ее «глобальном» признании.
Источниками репродукции цивилизаторских практик, продолжает свое рассуждение автор, могут выступать также специализированные институты, деятельность которых направлена на образование, воспитание или перевоспитание людей. Особую
историческую, а также принципиальную роль «фокусов» экстремального опыта социализации играют тотальные институты, такие как тюрьма, психиатрическая клиника, армейская казарма или закрытое учебное заведение. Их опосредованная эффективность в поддержании условий цивилизованной жизни и уплотнении социального пространства, а также формализация их деятельности способствовали сетевому расширению спектра услуг - от дошкольного воспитания и разного рода консультативных служб до психотерапевтической помощи. Для прояснения цивилизаторской перспективы развития подобных учреждений автор считает полезным провести сопоставительное выделение ключевых моментов анализа институциональных методов телесного самоконтроля у Элиаса, Фуко и Гофмана.
Внимание Элиаса и Фуко сосредоточено (как и у Фрейда) преимущественно на двух человеческих влечениях: агрессии и сексуальности. Первый делает акцент на практике физического насилия, второй - на сексуальных практиках, но они одинаково объясняют структуры самоконтроля и подавления инстинктов, выводя их из «автоматики привычек» под воздействием применения техник наблюдения, надзора и санкций1. Аналогичным образом исследуют они также историческую почву зрелищного воздействия «крайних форм телесного мучения» и его изменений по ходу накопления черт обезличивания, аффективной нейтральности, регламентации и смягчения («гуманизации») (цит. по: с. 93). Совпадают они и в ответах на вопрос, каким образом обобщается цивилизаторский опыт, указывая на один и тот же психогенетический функциональный принцип социальной дисциплины. Согласно Фуко, он реализуется институтом «паноптизма», по Элиасу, - «придворным обществом», тоже своего рода тотальным институтом, который «превращает внешнее принуждение в самопринуждение»2. Им вторит Хан, считающий указанный принцип общим знаменателем цивилизаторского контекста, поскольку его проявления имеют место и за пределами тотальных институтов. Примером, преимущественно историче-
1 Foucault M. Überwachen und Strafen: Die Geburt des Gefängnisses. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1977.
2
Elias N. Über den Prozess der Zivilisation: Soziogenetische und psychogeneti-sche Untersuchungen: In 2 Bd. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1980. - Bd. 2. - S. 313.
ским, может служить религиозная практика исповеди или аскетическая рациональность пуританского сознания1.
К обозначенным здесь концептуальным позициям примыкает также определение специфики тотальных институтов Э. Гофманом. Его описание ритуальных сторон социальной интеракции, ее символического порядка во многом перекликается с тем, в чем Элиас видит символические выражения цивилизованности (приличие, благонадежность, самоуважение, стыд, неловкость и т.д.). Из внешних и внутренних границ пространственного окружения, по Гофману, проистекает источник стратегий социальной эксклюзии «трудновоспитуемых» (в первую очередь, нарушителей норм и правил общения) и дисциплинарных мер их (ре)нормализации, т.е. включения в систему надзора и санкций.
Гофман отмечает, что входящие в данную систему тотальные институты опираются в своей практике на представление о скудоумии, слабости, отсутствии естественного чувства собственного достоинства у подопечных этой системы. Поэтому традиционно используют дисциплинарный принцип паноптизма, но дополняют его установкой на (экологически) структурированный и в то же время активный труд по «самонормализации» людей с разного рода отклонениями. Но всякая работа над собой, углубление самоконтроля, замечает Гофман, строится на внутреннем предвосхищающем сознании, которое исключает контроль со стороны. Следовательно, управление им извне недопустимо и ставит под сомнение многие пункты дисциплинарных мер данных учреждений (цит. по: с. 95). Типичная практика таковых не вызывает, на его взгляд, того широкого цивилизаторского действия (в смысле превращения внешнего принуждения во внутреннюю необходимость), которое приписывал ей Фуко.
Более результативным был бы, делает вывод Гофман, отказ от двух системных ограничений паноптизма: 1) отказ от запрета на «сопротивление» изолируемых индивидов (например, в психиатрических клиниках); нужно, наконец, признать, что не только социальные, но и психологические барьеры препятствуют всесильному контролю институциональной власти; 2) отказ от запрета на изме-
1 Hahn A. Identität und Selbstthematisierung // Selbstthematisierung und Selbstzeugnis: Bekenntnis und Geständnis / Hrsg. von A. Hahn, V. Kapp. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1987. - S. 9-24.
нение властных практик. Порядок закрытых учреждений не соответствует идеально-типическому пониманию контроля, дисциплины или воспитания цивилизованных привычек, скорее он амбивалентен и парадоксален. Применяемые здесь нередко нецивилизованные методы воздействия противоречат цели восстановления психической нормы. Гофман назвал этот эффект негативной «моральной карьерой». Психиатрические лечебницы (и другие тотальные институты) имеют тенденцию вредить «добродетельности» - комплексу морального самоопределения, ответственности, самообладания, «сверх-я», чувства стыда - который, по Элиасу, составляет ядро цивилизованности. На самом деле из исправительного учреждения можно выйти таким же нецивилизованным, каким в него попал.
По мнению автора, эти суждения и оценки классиками социологии радикальных техник дисциплинарного регулирования помогают яснее увидеть сегодняшние возможности для смягчения формального надзора и контроля. В связи с этим можно заключить, что тотальные институты с их паноптической логикой наблюдения, а также параллельные им патерналистские логики (например, религиозные) во все возрастающей степени теряют свой исторически и цивилизаторски значимый вес.
В современном мире предметом пристального изучения становятся также новые дискурсивные формы социализации. Речь идет о «прививке» цивилизованности посредством дискурса, о социальном воздействии способов высказывания. Внятное представление о том, как это происходит, дает Фуко в своем исследовании влияния институционального дискурса о сексе на сексуальное по-ведение1. В центр научного рассмотрения он ставит семантическую рефлексию сексуального опыта, благодаря которой дискурс о сексе обретает специфическую власть-вызов, власть-функцию и власть-действие, стимулирующую освоение социально позитивных биопсихических привычек. Ему удается показать, как семантизация индивидуального самоконтроля приводит западного человека к постепенному отстранению от своей телесной природы, которую подчиняет себе и преобразует в глубинном смысле власть, т.е. общество в форме институтов.
1 Foucault M. Der Wille zum Wissen // Foucault M. Sexualität und Wahrheit: In
3 Bd. - Frankfurt a. M.: Suhrkamp, 1977. - Bd. 1. - S. 27-28.
Именно в этой точке высвечиваются важные для автора пересечения теории дискурса Фуко с теорией цивилизации Элиаса, предвидевшего дальнейшую рационализацию и психологизацию образа жизни человека (цит. по: с. 99). Значение анализа институциональных дискурсов в полной мере осознается лишь в нынешних условиях - условиях расширенного социального воздействия электронных технологий массмедиа и Интернета, многократно умножающего специальные дискурсы. Порождаемое ими интенсивное обновление всех сторон жизни повышает роль знаний (в том числе медико-, психолого- и психотерапевтических). Требования компетенции и самоконтроля поднимаются на новую ступень. Это, в свою очередь, способствует укоренению субъективно (ценностно и нормативно) ориентированных и тесно связанных с дискурсивной рефлексией практик образования. Современная эпоха - время автодидактики и самовоспитания, т.е. стратегий поведения, подразумевающих цивилизованные отношения (с. 102).
Л.В. Гирко
2011.02.026. ЦИНН Й. РИСК, СОЦИАЛЬНЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ И МОРАЛЬ: КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПОДХОДЫ СОЦИОЛОГИЧЕСКИХ ТЕОРИЙ РИСКА.
ZINN J. Risiko, Sozialer Wandel und Moral: Konzeptionelle Zugänge soziologischer Risikotheorien. - Mode of access: http://www.sfb580. uni-j ena.de/typo3/uploads/tx_publicationlist/Zinn-SFB-Arbeitspaper-13_ 01. pdf
Реферируемая работа доктора Йенса Цинна (Кентский университет, Великобритания) - итог его участия в научно-исследовательском проекте «Общественное развитие после системного разлома: Прерывность, традиции, формирование структур», организованного в Йенском университете. Ученый заостряет внимание на том, что анализ процессов модернизации общества неотделим от неопределенности их исхода и неблагоприятных последствий - от учета ситуативного характера риска. Объясняющие его теории являются междисциплинарными, поскольку изучают механизмы как общественных изменений, так и принятия решений и социального поведения. Будучи неустранимым компонентом любой деятельности человека, риск требует его адаптации к окружающей среде, что в свою очередь предполагает объяснение мо-
