CC BY
105
Более трезвый подход демонстрировали меньшевики, благодаря в том числе опыту, который их депутаты получили в Думе в тесном контакте с парламентской группировкой трудовиков. Но хотя меньшевики были частью революционного процесса, они мало что смогли сделать в одиночку: летом 1905 г. и они не блистали политической и стратегической прозорливостью. Заметной силой среди тех, кто оказался в стане проигравших в ходе революции, были кадеты, несмотря на то что они имели одну из самых смелых, дальновидных, радикальных и вполне осуществимых социально-политических программ преобразования России той эпохи. Главной ошибкой их руководства стала «игра в парламент». Умеренная линия стратегии кадетов была сродни непримиримости революционных партий.
Широкая политическая оппозиция царизму раскололась на два противоположных крыла, неспособных к взаимному диалогу и выработке совместных запрограммированных действий. Немногие голоса дальновидных деятелей в том и другом лагере были подобны гласу вопиющего в пустыне. Глубокий раскол между либералами и радикалами облегчил реставраторские действия царского правительства и стал главной причиной поражения первой русской революции (с. 520).
Останавливаясь далее на том, как царский режим смог осуществить «монархическую и авторитарную реставрацию», благодаря энергичным реформам нового премьер-министра Столыпина, эра которого началась летом 1906 г. и продлилась пять лет, Чин-нелла пишет в заключение: «Гигантский вулкан революции казался теперь погасшим, но в его глубоких недрах раскаленная лава кипела, как и прежде, и была готова взорваться с новой силой» (с. 530).
В.П. Любин
2011.02.017. ПАВЛОВ ДБ. ЯПОНСКИЕ ДЕНЬГИ И ПЕРВАЯ РУССКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. - М.: Вече, 2011. - 288 с.
Ключевые слова: Россия, начало XX в., революция 1905 г., Япония и Россия.
В книге Д.Б. Павлова, состоящей из семи глав, освещаются проблемы тайных контактов японских официальных представите-
лей в странах Западной Европы с деятелями российского антиправительственного движения.
Отмечая, что на сегодняшний день в мире сложилась внушительная историография по этой теме, автор считает необходимым дополнить эти исследования, поскольку считает, что без документов из российских архивов эти работы имели несколько односторонний характер, недостаточно полно освещая деятельность российских спецслужб и степень влияния подрывных операций Японии на российский антиправительственный лагерь.
По мнению автора, в годы Русско-японской войны 19041905 гг. конкретная задача секретной акции, проведенной официальным Токио, заключалась в разложении русской армии и затруднении ее комплектования, в стремлении заставить правительство отвлечь максимальное количество войск для поддержания порядка внутри империи и таким образом лишить его возможности усилить свою маньчжурскую группировку.
Ссылаясь на мнение одного из японских историков, автор полагает, что это была первая и наиболее последовательно осуществленная попытка такого рода, предпринятая Японией в отношении европейского государства. Кроме чисто военных задач, отмечает Д.Б. Павлов, работа японской разведки преследовала и общеполитические цели, которые по мере затягивания войны и истощения ресурсов страны все более выходили на первый план. Речь шла о том, чтобы настолько накалить внутриполитическую обстановку в России, чтобы царское правительство уже не могло бы более вести войну на два фронта - с врагом внешним и внутренним.
По мнению Д.Б. Павлова, японские стратеги переоценили как количество членов российских революционных партий (численность наиболее крупных из них - ПСР и РСДРП - в это время находилась в пределах 50-60 тыс. человек), так и их возможности и степень влияния на ход революционных событий.
Автор приводит данные о том, что правительство Японии напрямую финансировало деятельность российских революционных и оппозиционных организаций, передав им за годы войны не менее миллиона иен (по современному курсу - более 40 млн. долларов), не считая значительных трат японской казны на содержание и обеспечение деятельности своей агентуры в Западной Европе. И это несмотря на серьезные финансовые затруднения, которые
Япония испытывала уже с лета 1904 г. Япония финансировала в первую очередь Партию социалистов-революционеров, которую японцы считали «наиболее организованной» из революционных партий, игравшей «руководящую роль в оппозиционном движении» России. Кроме того, на прямые контакты с полковником Ака-си, главным действующим лицом этого предприятия с японской стороны, пошли национальные партии - польские, финские и кавказские. Что касается РСДРП, то настойчивое стремление лидеров ее большевистского крыла принять участие в дележе этого «пирога» успехом не увенчалось, благодаря позиции своего меньшевистского руководства партия лишь отчасти оказалась замешанной в эти махинации.
В глазах же либерально мысливших современников военные неудачи царизма стали все чаще восприниматься как расплата за гнилость изолгавшегося режима, прямое доказательство его неспособности отстаивать государственные интересы и управлять страной. С весны 1904 г. все более заметными общественными настроениями становились безразличие, скепсис, а то и прямое сочувствие японцам, названное современниками «японофильст-вом». По данным жандармских источников, наиболее широкое распространение оно получило в среде профессиональных политиков, особенно леворадикального направления, в околореволюционных кругах, в том числе - в среде эмиграции, и на национальных окраинах империи.
Так, о настроениях в эмигрантских кругах этих лет член ЦК кадетской партии А.В. Тыркова-Вильямс писала, что в «антиправительственном угаре» левая интеллигенция придерживалась мнения: «Чем хуже, тем лучше». «Когда Порт-Артур сдался, французы выражали нам соболезнования, а некоторые русские эмигранты поздравляли друг друга с победой японского оружия» (с. 65).
Таким образом, считает Д.Б. Павлов, в 1904-1905 гг. руководители революционных организаций продемонстрировали готовность пренебречь общегосударственными интересами и пойти на соглашение с военным противником России для достижения своих целей. Объективно агитационно-пропагандистская деятельность, по мнению автора, явилась частью антироссийской пропаганды Японии и ее союзников, которые, в свою очередь, использовали «внутреннюю» российскую революционную пропаганду как до-
полнительный инструмент в деле дискредитации официального Петербурга. Как следствие — пресса Японии охотно публиковала агитационно-пропагандистские произведения российских революционеров (никакие другие революционные организации мира такой «чести» на страницах японской печати не удостаивались), а официальные представители в странах Западной Европы с готовностью помогали революционной эмиграции снабжать своей литературой русских военнопленных.
Что касается самих российских леворадикалов, то, считает автор, приоритетной для них оставалась борьба с царским правительством, ради победы в которой они были готовы использовать любые средства. Выявлением этого сокрушительного для репутации российских революционеров обстоятельства, по мнению автора, и исчерпывалась «положительная» сторона миссии Акаси. Неудивительно, подчеркивает автор, что активными «фигурантами» в этой истории с российской стороны выступили разного рода авантюристы, люди с далеко небезупречной репутацией: Азеф, Гапон, Деканозов и др.
Японская помощь, пишет автор, коснулась таких важнейших направлений деятельности представителей российского освободительного движения, как печатание и распространение нелегальной литературы, упрочение межпартийных связей, военно-техническая подготовка вооруженного восстания. При этом, руководствуясь чисто прагматическими целями, правящие круги Японии, включая монархически и националистически настроенное офицерство, безусловно, не испытывали симпатий к антисамодержавным лозунгам своих временных союзников, не говоря уже о социалистических идеалах некоторых из них. Фактически японский Генеральный штаб стремился использовать российских революционеров в качестве военных наемников. Не случайно, что источник денежных средств был перекрыт в Токио сразу после начала русско-японских мирных переговоров.
Субсидирование из Токио деятельности российских революционных и оппозиционных партий, по мнению Павлова, не повлияло сколько-нибудь заметным образом ни на итог русско-японской войны, ни на ход русской революции, которая развивалась по своим внутренним законам. В этом смысле японская разведка сработала в Западной Европе вхолостую, а огромные средст-
ва были потрачены напрасно. Все обильно сдобренные японским золотом начинания, соответствовали ли они объективным потребностям освободительного движения в данный момент или нет, не оказали серьезного влияния на события внутри России. Обе финансировавшиеся Японией межпартийные конференции (Парижская 1904 г. и Женевская 1905 г.) вопреки ожиданиям их устроителей не привели к созданию сколько-нибудь прочного блока партий.
Д.Б. Павлов согласен с мнением ряда западных историков в том, что подозрения о причастности японцев стали препятствием к образованию широкого фронта революционных партий. Поэтому их подрывная деятельность в значительной степени явилась контрпродуктивной для дела революции. Точно так же не состоялось «запланированное» на июнь 1905 г. вооруженное восстание в Петербурге, провалилась и попытка ввоза оружия в Россию на пароходе «Джон Графтон» летом того же года. Успешно закончившаяся в конце 1905 г. доставка пароходом «Сириус» на Кавказ 8 тыс. винтовок и большого количества боеприпасов также не может расцениваться как событие, решающим образом повлиявшее на ход революционного движения в России.
Таким образом, полагает автор, выяснилось, что партийных функционеров «купить можно, а революцию - нет», и, следовательно, деятельность Акаси была обречена на неудачу. Но если, пишет Павлов, для Акаси провал операции с доставкой оружия в Россию не имел никаких неприятных последствий, то сам факт нелегального появления в непосредственной близости от столицы империи груженого оружием «Джона Графтона», купленного на японские деньги, явился одним из самых крупных провалов российской контрразведки и тайной политической полиции за всю ее историю. Ответственность за него, по мнению автора, ложится на тогдашних российских полицейских руководителей, в первую очередь - на директора Департамента полиции С.Г. Коваленского и П. И. Рачковского. Первый по чиновному равнодушию не придал серьезного значения сообщениям Мануйлова, для второго личные пристрастия и праведный гнев в отношении «охраненских тунеядцев» оказались выше государственных интересов. Серьезнейшей стратегической ошибкой руководства российского МВД явилась отставка А. А. Лопухина с поста директора Департамента полиции, что во многом предопределило все последующие провалы. Стара-
ниями Рачковского во второй половине 1905 г. российская тайная политическая полиция и контрразведка Западной Европы временно вообще оказались неработоспособны. В свою очередь, Мануйлов при всех своих просчетах и недостатках личного свойства, считает автор, сделал все, что было в его силах, для нейтрализации деятельности японской агентуры в Западной Европе, но поддержки в Петербурге не нашел.
В качестве резюме автор считает нужным напомнить высказывание министра юстиции И. Г. Щегловитова: «Паралитики власти слабо, нерешительно, как-то нехотя борются с эпилептиками революции». Результат этого был закономерен...
В. С. Коновалов
2011.02.018. КАРОЛИ Д. ГОСУДАРСТВО БЛАГОСОСТОЯНИЯ БЕЗ БЛАГОСОСТОЯНИЯ: ПРЕПОДАВАТЕЛИ, СЛУЖАЩИЕ, РАБОЧИЕ И КРЕСТЬЯНЕ В СИСТЕМЕ СОЦИАЛЬНОГО ОБЕСПЕЧЕНИЯ СОВЕТСКОГО СОЮЗА, (1917-1939). CAROLI D. Un welfare state senza benessere: Isegnanti, impiegati, operai e contadini nel sistema di previdenza sociale deii unione sovietica, (1917-1939). - Macerata: SIMPLE, 2008. - 346 p.
Ключевые слова: Советский Союз, 1917-1939 гг., система социального обеспечения.
Монография итальянской исследовательницы Дорены Каро-ли (Университет г. Мачераты) посвящена советской системе социальной помощи в межвоенный период. Автор привлекла обширный материал из российских архивов (Государственного архива Российской Федерации, Центрального государственного архива Московской области, Центрального архива города Москвы), исследовала документы центральной и местной администрации, личные дела обращавшихся за социальной помощью, многочисленные жалобы и заявления. Особый интерес автора, по ее собственному признанию, вызвал архив Н.К. Крупской, которая с 1924 г. возглавляла Народный комиссариат образования.
Понятие «государство благосостояния» относится скорее к периоду, последовавшему за Второй мировой войной, однако, подчеркивает автор, зарождение «социального государства» в России (как и в некоторых европейских странах) происходит в последние
