2011. 02. 001. Хлебников Г. В. Философия информации: Н. Винер, Л. Флориди, Т. Байнам. (аналитический обзор) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ФИЛОСОФИЯ: ОБЩИЕ ПРОБЛЕМЫ

2011.02.001. ХЛЕБНИКОВ Г.В. ФИЛОСОФИЯ ИНФОРМАЦИИ: Н. ВИНЕР, Л. ФЛОРИДИ, Т. БАЙНАМ. (Аналитический обзор).

В прошлом великие научные открытия и технические изобретения, как, например, коперниканская и промышленные революции, оказывали глубокое влияние не только на общество в целом, но и на философию в частности. Происходящая сейчас информационная революция не является исключением. Она уже существенно повлияла на наше понимание человеческой природы и социума, всего универсума. В связи с этим Байнам рассматривает некоторые философские рефлексии двух «философов информационного века» - Н. Винера и Лучано Флориди в том, что касается природы универсума, человека, общества и таких искусственных агентов, как роботы, киборги, интеллектуальные поисковые системы.

Сами понятия как «информационного века», так и «информационной революции» не являются достаточно прозрачными, ибо неизвестно даже, каковы специфические характеристики первого и когда началась вторая. Исследователь фокусируется на технических и научных открытиях 40-х годов прошлого века, которые подготовили «взрыв» новых инноваций и продукции в 50-х и далее. Релевантными техническими и научными инновациями стали компьютеры, научная теория информации, появление кибернетики. Именно они, по мнению Байнама, знаменуют начало информационного века, сгенерировав колоссальное число социальных и этических изменений и вызовов. Информационной революцией он считает экспоненциально возрастающее число социальных изменений и вызовов, возникших благодаря электронным технологиям, научному изучению информации и рождению кибернетики (1, с. 420).

Как и другие революции, она оказала глубокое воздействие не только на общество, но и на философию.

Т. Байнам сообщает, что Винер был чудо-ребенком, получившим в 18 лет степень доктора философии в Гарварде, а еще через несколько лет он уже преподает математику в Массачусетском технологическом институте.

Работая во время войны вместе со своей командой над проектом автоматической пушки под управлением электронных компьютеров, Винер осознал, что эта система репрезентирует новый тип устройства - революционной новой машины, которая может быть способна к следующим действиям:

- собирать информацию о мире;

- накапливать, обрабатывать и возвращать эту информацию;

- принимать решения, основываясь на обработке этой информации,

- выполнять сама эти решения без человеческого вмешательства.

После войны Н. Винер много энергии и внимания посвятил социальным и этическим импликациям этой новой науки, которую он назвал кибернетикой. В своих книгах, статьях и лекциях он предсказал много черт наступившей сейчас информационной эры (1, с. 421-422).

Изучая философию с такими выдающимися мыслителями, как Дж. Ройс, Дж. Сантаяна, Б. Рассел, Дж.Э. Мур, Эд. Гуссерль и Дж. Дьюи, он был не только главным игроком в создании информационной революции, но и тем, кто заложил мощные основания новой ветви философии, которая сейчас именуется «информация и компьютерная этика». Кроме того, он - не предполагая сделать это, -дал новую интерпретацию человеческой природы, природы общества, таких искусственных агентов, как роботы, и даже природы универсума.

Винер о природе универсума

В 1947 г. Винер сделал важное открытие в понимании фундаментальной роли, которую информация играет в мире, сформулировав положение о том, что «энтропия является мерой информации», которая содержится в любой физической вещи и «теряется» (в смысле - становится недоступной для нужд формирования новых физических сущностей) почти при любом физическом измене-

нии. При этом он отмечал, что информация - физическое явление, но это не материя и не энергия. Количество теряющейся при этом изменении информации определяется вторым законом термодинамики; эту информацию иногда называют еще «информацией Шеннона», названную так в честь коллеги Винера К. Шеннона, который -по существу одновременно с Винером - также сделал открытие о том, что «энтропия является мерой физической информации», а затем разработал математическую теорию информации и коммуникации, сделавшую его знаменитым (1, с. 423).

По мнению Винера, материя-энергия и физическая информация являются различными физическими феноменами, не существующими один без другого: физические объекты и процессы состоят из паттернов информации, закодированных внутри постоянно изменяющегося потока материи-энергии. Таким образом, любой физический объект или процесс партиципирует креативному процессу «вхождения в бытие» и деструктивному «уходу прочь», когда разлагается старый паттерн информации и эмерджирует новый. Это дает новое понимание природы физических объектов и процессов. Используя современный язык, пишет Байнам, можно сказать, что все физические сущности в универсуме являются информационными объектами или информационными процессами, включая и живых существ, которые складируют информацию в своих генах, а затем используют ее в строительстве таких блоков жизни, как ДНК, РНК, протеины и аминокислоты. Нервная система живых существ также собирает и обрабатывает информацию, делая возможными движение, восприятие, эмоции и мышление.

Поскольку же физические изменения в мире, включая финальное исчезновение любых объектов и процессов, происходят из-за невозвратимой утраты информации, повышения энтропии, которая регулируется вторым законом термодинамики, то Винер счел ее (понимаемую как утрата доступной физической информации) наибольшим природным злом. Поступая подобным образом, он в то же время проводил традиционное различие между «природным злом» (землетрясения, болезни, наводнения и т.п.) и «моральным злом» (например, причиненные человеком обиды, смерть, боль и т. д.).

Цифровая физика

Взгляд Винера на природу предвосхитил более поздние исследования и открытия в физике последнего времени. Так, некоторые из «дигитальных физиков», начиная с работающего в Принстоне Джона Уиллера, разрабатывают «теорию всего», основывающуюся на предположении, что Универсум имеет фундаментально информационную природу, что каждый объект или сущность в нем является в действительности паттерном цифровой информации, закодированной в материи-энергии (1, с. 424).

Д. Уиллер назвал свою гипотезу «оно из бита» (it from bit), хотя «биты» в этом случае являются реально квантом (количеством) битов (Quantum bits), или «кубитами» (qubits), которые, принимая во внимание законы квантовой механики, могут быть одновременно как протяженными, так и дискретными, позитивными и негативными в одно и то же время (1, с. 425).

Гипотеза «оно из бита» Уиллера изучалась и развивалась также другими учеными современности. Байнам, например, в подтверждение этого тезиса приводит цитаты из работ профессора Массачусетского технологического института Сета Ллойда и популяризатора науки Шарля Сейфе. Первый из них пишет: «Универсум является наибольшей из существующих вещей, а бит - наименьшей возможной единицей информации. Универсум сделан из битов. Каждая молекула, атом и элементарная частица запечатлевает биты информации. Любое взаимодействие между этими частицами универсума обрабатывает информацию посредством изменения этих битов... Я предполагаю, мысля об Универсуме, что это не просто машина, а машина, которая обрабатывает информацию. В этой парадигме существуют только два первоначальных кванту-ма: энергия и информация, - находящихся на равной ноге и выключающих один другого» (цит. по: там же).

Ш. Сейфе также подробно и образно разъясняет, что каждая физическая вещь в мире сделана из информации, которая подлежит действию физических законов: «Информация не является каким-то абстрактным концептом; это не факты, не цифры, не данные и не имена. Это конкретное свойство материи и энергии, которое поддается квантованию и измерению. Каждый бит информации столь же реален, как и вес чушки свинца или энергии, заключенной в атом-

ной боеголовке, и подобно массе и энергии информация подчиняется набору физических законов, который и диктует, как ей себя вести, как информацией можно манипулировать, передавать ее, дублировать, стирать или разрушать. Каждая вещь в Универсуме должна подчиняться законам информации, так как каждая вещь в нем формируется той информацией, которая содержится в этой вещи» (цит. по: 2, с. 425).

Таким образом, считает Сейфе, любое создание на земле является творением информации, которая находится в центре клеток человека, стучит в его мозгах, упакована в каждом атоме, открытой и еще не открытой элементарной частице, где она может быть передана, считана и рассеяна. Каждая звезда, галактика, все их бессчетное множество до предела сатурировано информацией, которая может истекать и путешествовать; она постоянно течет, двигаясь с места на место, распространяясь по космосу (цит. по: 1, с. 426).

Хотя винеровское понимание природы универсума, указывает Байнам, не требует того, чтобы информация, из которой сложены все физические объекты, обязательно должна быть цифровой, сейчас имеются некоторые данные в пользу того, что она должна быть именно такой. Один из последних студентов Уиллера, Яков Векенштейн, открыл в 2003 г. так называемое «ограничение Ве-кенштейна», ставящее верхний предел количеству информации, которое может содержаться в данном объеме пространства. Максимальное количество информационных единиц (кубитов), помещающихся в внутри специфического объема, фиксируется поверхностью раздела, замыкающего это пространство, - один кубит на четыре «квадрата Планка» этой поверхности. Итак, физическая информация, составляющая существующие в этом универсуме сущности, является, по-видимому, конечной и цифровой, так что лишь столько ее и не больше может содержаться в пределах данного специфического объема пространства (1, с. 426).

Винер о человеческой природе

Человеческие существа также могут быть поняты как фундаментально информационные сущности, соответственно другим материальным объектам универсума, включая и животных. Хомо, таким образом, является существенно паттерном физической

информации, который длится какое-то время несмотря на постоянную смену молекул, происходящую благодаря биологическому метаболизму. По словам Винера, «Мы являемся лишь завихрениями в реке вечно текущей воды. Мы не нечто такое, что пребывает, но паттерны, которые длят сами себя... Индивидуальность тела - это нечто вроде пламени. скорее форма, чем хотя бы бит субстанции» (цит. по: 1, с. 426).

Из-за процессов метаболизма материя человеческого тела непрерывно обменивается с молекулами и атомами, которые находятся вне его тела. Тем не менее паттерн информации, который закодирован в теле этой персоны, остается подобным самому себе, изменяясь очень медленно. Именно этот информационный паттерн и сохраняет на какое-то время жизнь личности, ее функциональность и идентичность. Но, конечно, он когда-нибудь существенно изменится, и неизбежным результатом станут растущие нарушения и смерть - ультимативное разрушение информационной парадигмы, которая конституировала чье-то бытие (1, с. 426).

Информационная природа личности делает возможной для нее интеракцию с другими информационными сущностями в окружающей среде. Винер пишет: «Информация - это имя для контента того, что обменивается с внешним миром, когда мы прилаживаемся к нему, и что заставляет эту адаптацию говорить о нем. Процесс получения и использования информации - это процесс нашей адаптации к случайностям внешнего окружения и нашей эффективной жизни внутри этого окружения. Потребности и сложность современной жизни предъявляют большие требования к этому информационному процессу, чем когда-либо ранее. Жить эффективно -значит жить с адекватной информацией. Поэтому коммуникация и контроль составляют сущность как внутренней жизни человека, так и его жизни в обществе» (цит. по: 1, с. 426-427).

Физическая структура любого животного (и человека в том числе) детерминирует природу и сложность информационного процесса, в котором это животное может быть ангажировано. В связи с этим Винер акцентирует огромный потенциал для обучения и креативного действия, возможный человеку, - в отличие от остальной природы - благодаря его физиологии, что дает ему, кроме того, интеллектуальное оснащение, способствующее адаптации к самым радикальным переменам в окружающей среде.

Гений кибернетики полагает, что есть фундаментальная связь между целью человеческой жизни и разновидностью внутреннего информационного процесса, протекающего в человеческом теле. По его мнению, расцвет личности - это высшая цель жизни. При этом первый понимается в смысле реализации всего человеческого потенциала возможностей и разнообразия выборов и действий. Чтобы расцвести, личность должна ангажироваться в широкий ряд таких информационных акций, как перцепции, организация, воспоминание, заключение, принятие решений, планирование, действие и т.п. Следовательно, расцвет человека в высшей степени зависит от информационных процессов (1, с. 427).

Искусственные агенты

Начиная со своей книги Кибернетика, Винер описывает человеческие существа (а также других животных) как динамические информационно-процессуальные системы с компонентами, которые внутренне связываются друг с другом посредством цепей обратной связи.

Такая внутренняя коммуникация объединяет животных (включая людей) так, что все их различные части могут согласованно работать ради общей цели. В Кибернетике Винер предположил, что будут созданы машины, функционирующие аналогичным образом. Некоторые из них будут принимать решения и сами же реализовывать их, тогда как другие - даже самообучаться и видоизменять свое будущее поведение, опять-таки так, чтобы учитывать свое прошлое. Ученый высказывал обеспокоенность возможностью того, что когда машины станут обучаться и сами принимать решения, это может привести к значительным этическим рискам. Он особенно беспокоился о возможности неосторожного создания «искусственных агентов», которых люди будут не в состоянии контролировать - агентов, которые могут действовать на основании ценностей, которые человеческие существа не разделяют: «Машина... которая может обучаться и принимать решения на основе своего обучения, никоим образом не обязана делать их так, как мы бы их сделали или приемлемым для нас образом» (цит. по: 1, с. 428).

Чтобы предотвратить этот вид бедствия, полагает Винер, необходимы этические правила для искусственных агентов. В 1950 г.

в работе Человеческое использование человеческих существ Винер предсказал, что машины соединятся с людьми как активные участники социума. Некоторые из них, в том числе, будут участвовать вместе с человеком в создании, отправлении и получении посланий, функционирующих в качестве «цемента», связывающего общество в одно целое. Байнам отмечает, что тезисом этой книги является утверждение, что общество может быть понято лишь посредством изучения посланий и коммуникативных устройств, которые находятся в нем; и что в будущем развитие этих посланий между человеком и машиной, машинами и человеком, между самими машинами будет играть все большую и большую роль.

Н. Винер предсказал, что в будущем будут цифровые компьютеры с роботизированными устройствами. Подобные роботы будут устанавливаться на рабочих местах и заменять тысячи человеческих работников, как белых, так и синих воротничков. Он также предвидел появление искусственных конечностей и других созданных человеком частей тела, кибернетических протезов, которые сольются с человеческими телами, чтобы помочь лицам с ограниченными возможностями. Подобные девайсы, говорил Винер, могут даже использоваться для наделения людей беспрецедентными силами и возможностями. Он предвидел общества, в которых киборги станут играть значительную роль и поэтому возникнет необходимость в учреждении этической полиции, чтобы управлять поведением этих первых.

Н. Винер предвидел также наступление «машинной эры» или «эры автоматов», когда машины будут интегрированы в социум, в котором они станут создавать, посылать и получать послания, собирать информацию, принимать решения, действовать, воспроизводить себя самих и даже соединяться с человеческими телами, создавая существа с новыми возможностями. И это не были одни лишь предположения, так как он видел проектирование и создание ранних версий игровых машин (игравших в шашки, шахматы, «в войну», «в бизнес»), был свидетелем появления искусственных рук с моторчиками, которые контролировались умом человека, а также репродуцирующих самих себя датчиков (1, с. 429).

Вопрос о том, может ли машина быть живой, он считал скорее семантической проблемой, чем научным вопросом, указывая, что так как наблюдаются определенные поведенческие аналогии

между машинами и живыми организмами, то можно считать так и эдак, кому как больше подходит.

Однако Винер полагал, что вопросы о «интеллектуальных возможностях» машин, если их правильно сформулировать, могут быть подлинно научными.

Н. Винер видел в обществе и социумах кибернетические системы второго уровня, так как их члены сами являются кибернетическими системами. По его мнению, социальная система - это такая же организация, как и индивидуум; она также связана в одно целое системой коммуникации, и имеет динамику, в которой процессы обратной связи играют важную роль. То же самое можно сказать о пчелиных сотах, колониях муравьев, стадах животных. Обработка информации, поток данных - вот ключ к пониманию их природы и успешному функционированию. Коммуникация, таким образом, оказывается центральным феноменом общества. В горизонте такого понимания обсуждение Винером природы общества часто включают рефлексии о сетях коммуникаций и их роли в жизни социума (1, с. 430).

Амбициозный проект Флориди

Уже в начале информационной революции Винер предсказал, показывая недюжинную проницательность, множество будущих ее последствий. К средине 90-х значительное число этих предвидений реализовалось. Сюда относятся, например, изобретение разнообразных кибернетических артефактов, замена рабочих-людей роботами, работа на дому с помощью систем телекоммуникаций, появление «виртуальных сообществ», возникновение новых этических проблем и т.д. (1, с. 431).

В этом же контексте следует видеть и честолюбивый проект создания философии информации, новой философской парадигмы, с которой выступил Лучано Флориди, занимающий выдающееся место среди специалистов по философии информации и компьютерной этике (см. 5).

По его мнению, существующие системы, вроде аналитической философии, феноменологии, экзистенциализма, «схоластичны», то есть стагнируют как философские программы.

Л. Флориди видит в них в худшем значении этого понятия институциализованные философии, которые показывают себя как педантичные и часто нетерпимые сторонники какого-либо дискурса (учения, метода, ценностей, точек зрения, канонических авторов, теорий, позиций и т.п.), установленного отдельной группой лиц (философом, какой-либо школой, движением и т.д.) за счет альтернативных подходов, которые игнорируются или отвергаются.

Л. Флориди полагает в противоположность этому, что философия может процветать, только постоянно переделывая себя. Вневременная же философия - вовсе не невозможная «вечная» система мысли, притязающая на универсальную валидность над всеми прошлыми и будущими интеллектуальными позициями, а просто стагнирующая философия.

В качестве альтернативы этим схоластичным философиям он предлагает инновационную парадигму, которая должна стать основанием новой Философии с большой буквы. В центре этого проекта - концепция информации, понятия с множеством значений, но столь же фундаментального и важного, по его мнению, как и концепты бытия, знания, жизни, разумности, значения, добра и зла и т. п. - ключевых понятий, с которыми она взаимосвязана и равно заслуживает отдельного исследования. Более того, Флориди считает концепцию информации более «сильной», чем они, и думает, что в ее терминах эти последние могут быть выражены, если не определены (там же).

Сам он следующим образом рассказывает об интуиции, которая пробудила в нем интерес к философии информации. В конце 90-х годов прошлого столетия ученый искал подходы к ключевым философским вопросам: каковы природа знания, структура реальности, уникальности человеческого сознания, удовлетворительный путь обращения с новыми этическими вызовами, идущими от информационных и коммуникативных технологий, и т.п. В его сознании был экспектационный образ философии, которая отличалась строгостью, рационализмом и была бы подобна современному научному знанию, соответствуя наилучшим примерам, установленным аналитической традицией, не будучи в то же время психологичной в том смысле, который придает этому Фреге. Эта философия должна была бы трактовать текущие живые проблемы и темы, которые действительно актуальны и привлекают к себе вни-

мание, не быть склонной к метафизическим академическим спекуляциям и идиосинкразическим интуициям. Флориди искал конструктивную философию, которая бы давала ответы, а не только анализы, и была бы настолько свободна, насколько только возможно, от самооправдания и снисходительности к своим слабостям, антро-поцентричной одержимости человечеством, гиперболизации его суперроли во всем универсуме, и, соответственно, была бы скептичной относительно всех этих интроспекций здравого смысла и индоевропейских двусмысленниц. Такие притязания ничего кроме бед не сулили, но фортуна, пишет исследователь, иногда благоприятствует невменяемым. И во время этого периода интеллектуальной борьбы и неопределенности Флориди однажды вдруг осознал, что у него в уме реально имеется нечто совершенно простое: концепция философии, основанная на понятии информации. Это было летом 1998 г., а уже шесть месяцев спустя в Королевском колледже (Лондон) ученый прочел лекцию «Возможна ли философия информации?» Вопрос был риторическим, и Флориди стал работать над очерком, который и стал статьей «Что такое философия информации?», опубликованной в журнале «Метафилософия» в 2002 г. Не прошло и десяти лет, как выяснилось, что этот проект был удачно задуман (3, с. 1-2).

Большую роль в его успехе, по-видимому, сыграла работа Флориди «Открытые проблемы в философии информации» (2), в которой ученый (по аналогии с анализом Гильбертом центральных проблем математики), активно используя многочисленные труды ведущих авторов своей темы (для облегчения восприятия здесь ссылки на имена опущены), формулирует 18 проблем философии информации, сгруппировав их в пять разделов: анализ концепции информации, семантика, изучение разумности, отношение между информацией и природой, исследование ценностей.

Л. Флориди отмечает, что после семинальных работ А. Тьюринга исследования в философии, основанные на использовании вычислительных и информационно-теоретических ресурсов, становились все более плодотворными, принося много интересных и важных результатов (2, с. 555). Он цитирует тексты Т.У. Байнома и Дж.Г. Мура, в которых указывается на эвристичность понимания философских методов и проблем в терминах новых понятий. Компьютеризация ведет к появлению новой философской парадигмы,

новых продуктивных тем, методов и моделей для философских исследований, изменению способов, которыми философы постигают такие базовые понятия философии, как «разум», «опыт», «рассуждение», «знание», «правда», «этика», «творчество». Тенденция в философском исследовании, объединяющая предметную тему, метод или модель, все нарастала. Флориди определяет эту область исследования как философию информации (ФИ), ФИ - это новая философская дисциплина, связанная: а) с критическим исследованием концептуальной природы и базовых принципов информации, включая ее динамику (особенно вычисления и информационные потоки), использование, науки, б) связанная также с разработкой информационно-теоретических и вычислительных методологий и их применением к философским проблемам.

Подлинно новая дисциплина в философии, пишет Флориди, легко определима, ибо она должна предопределить явную, понятную и точную интерпретацию классического вопроса «11 е8й» («что есть?»), репрезентируя себя, таким образом, как «философия чего-то». «Что есть информация?» достигает именно этого (2, с. 556), однако, как и любой другой вопрос (например рассмотрите «Что есть знание?», «Что есть информация?») только разграничивает широкое поле исследований, а не обрисовывает его специфичных проблем в деталях. Поэтому вопрос, который должен ставиться, полагает исследователь, звучит так: какие принципиальные проблемы в ФИ заслужат нашего внимания в ближайшие годы? Или как будут информационно-вычислительные технологии (ИВТ) расширять философские пути мышления?

В связи с этим Флориди и предлагает свой обзор «интересных проблем», обращаясь к опыту Д. Гильберта, который в 1900 г. прочитал свою известную лекцию, где сделал обзор 23 математических проблем, собранных из различных ветвей математики и из обсуждения которых ожидалось продвижение науки. Во вступлении к этому обзору он дал ряд методологических замечаний, многие из которых, по мнению Л. Флориди, могут быть применены к анализу и философских проблем.

Так, Гильберт считал, что математическое исследование имеет историческую природу и что математические проблемы имеют свои первоначальные корни в исторических обстоятельствах, в вечной рекуррентной игре мысли и опыта. Философские проблемы

не исключение. Как и математические, они не случайны, а своевременны. Согласно метафоре Байнома и Мура, философия подобна фениксу: она может расцветать, только постоянно перестраивая (reengineering itself) себя и, следовательно, свои вопросы. Философия же, которая не своевременна, но безвременна, по-видимому, стагнирует и неспособна ни вносить вклад в культурную эволюцию, ни взаимодействовать с ней, а следовательно, и возрастать.

Хорошие проблемы являются движущей силой интеллектуального поиска. Согласно Гильберту, хорошей считается проблема богатая в консеквенциях, ясно определенная, легкая в понимании и сложная, но все же доступная в решении. Подлинные философские проблемы, считает Флориди, также должны быть открытыми, должны открывать пространство для различных разумных мнений. Философия состоит из концептуальных исследований, чья эссенци-альная природа ни эмпирическая, ни логико-математическая, в философии не тестируют и не вычисляют. Напротив, философия - это искусство разработки, предложения и оценки экспликативных моделей. Ее критические и креативные исследования идентифицируют, формулируют, оценивают, проясняют, интерпретируют и объясняют проблемы, которые внутренне могут иметь разные и, возможно, несовместимые решения, и истинно открыты для обоснованных дебатов и честного несогласия, даже в принципе. Эти исследования часто переплетены с эмпирическими и логико-математическими темами, и поэтому они научно ограничены, но сами по себе они не таковы, а образуют пространство исследования, которое в общем может быть определено как нормативное. Это открытое пространство: каждый может войти в него, не важно с какой начальной точки, и несогласие в нем всегда возможно. Это также динамическое пространство, так как когда меняется его культурное окружение, философия следует за ним и развивается.

Открытые проблемы требуют эксплицитных решений, которые, в свою очередь, облегчают критический подход и тем самым помогают собеседнику. Однако в философии нельзя установить правильность решения посредством ограниченного числа шагов, основанных на конечном числе гипотез, которые предполагаются в постановке проблемы и которые всегда должны быть точно сформулированы. Тем не менее в ней следует настаивать на ясности, прозрачности, эксплицитности рассуждений и их строгости. Требо-

вание строгости, ставшее общеизвестным в математике, соответствует и универсальной философской необходимости понимания того, что только удовлетворение этого требования позволяет мысли достигать полного эффекта. Чем более решение явно и строго, тем легче его критиковать.

Доступность проблемы зависит от ее величины. Философия, продолжает Флориди, подобна кулинарии, это не дело изготовления всего сразу, но точного и постепенного приготовления. Даже наиболее поразительные результаты всегда являются результатом продуманного выбора и точных доз использованных концептуальных ингредиентов, постепенного, упорядоченного и своевременного приготовления и точного смешивания. Картезианский метод разбиения проблем на компоненты остается одним из самых надежных подходов. Важно также помнить, замечает исследователь, что отрицательные решения, то есть доказательство невозможности решения при выбранных гипотезах или в ожидаемом смысле, тоже являются как удовлетворительными, так и полезными положительными решениями, они помогают расчистить почву от бессмысленных споров (2, с. 558).

Чтобы сфокусировать внимание на сути дела, Флориди оставил в стороне метатеоретические проблемы, вроде «что лежит в основании ФИ?» или «какую методологию генерирует ФИ?», ибо это - открытые проблемы о ФИ, а не в ФИ. Они заслуживают специального анализа сами по себе, за единственным исключением восемнадцатой проблемы, которая касается оснований компьютерной этики.

Исследователь выбрал философские проблемы, имеющие эксплицитно и отчетливо информационную природу либо могущие быть информационно нормализованными без каких-либо концептуальных потерь. В общем случае на информационные понятия можно положиться, когда полное понимание некоторых рядов событий недоступно или не необходимо для объяснения. В философии, полагает Флориди, это означает, что практически любые вопрос и ответ, имеющие значение, могут быть перефразированы в терминах информационных и компьютеризированных идей. Этот метафорический подход, однако, может быть ущербным, так как легко может привести к информационно-теоретической двусмысленности: побудить думать, что если х может быть описано более

или менее метафорически в информационных терминах, то его природа истинно информационная. Этот экивок ведет к потере ФИ своей идентичности как области философии со своим предметом: основная задача ФИ состоит в прояснении, могут ли проблема или объяснение быть полностью и легитимно редуцированы к информационной проблеме или объяснению. В ФИ информационный анализ обеспечивает буквально основание, а не просто метафорическую суперструктуру. Критерием здравости информационного анализа проблемы р является не проверка того, может ли р формулироваться в информационных терминах, а вопрошание, что было бы для р не быть информационной проблемой вообще.

Принимая все сказанное во внимание, ученый провел обзор того, что ему кажется наиболее фундаментальными и интересными открытыми вопросами. Однако ввиду соображений объема даже эти выбранные им топики очерчены кратко и эскизно, а не представлены с адекватными глубиной, софистичностью и значением. Эти макропроблемы наиболее сложны в трактовке, но они также и из числа тех, которые оказывают наибольшее влияние на группы микропроблем, к которым они относятся как теоремы к леммам. В то же время микропроблемы также перечисляются, когда кажутся достаточно интересными (2, с. 559).

Некоторые из этих проблем новые, другие представляют собой развитие старых, некоторые проблемы общие, другие специфичные. Все они были выбраны исследователем потому, что показывают, насколько витальна и полезна эта новая парадигма в разнообразии областей философии.

Л. Флориди разделил все проблемы на пять групп. Рассмотрение информации и ее динамики является центральным в данном типе исследования, поэтому анализ начат именно с него. После этого проблемы перечислены под четырьмя заглавиями: семантика, способность понимания, природа и ценности. Это таксономия не семейств, а классов, четыре пункта, полагает исследователь, которые могут помочь сориентироваться и заметить эксплицитные связи (2, с. 560).

В анализе понятия информации отмечается, что ему в теории информации разными авторами давались различные значения. При этом приводится мнение Шеннона о том, что едва ли следует думать, будто одно понятие об информации будет удовлетворительно

отвечать многочисленным возможным приложениям в этом широком поле.

Итак, проблема 1. «Что такое информация?»

Это, замечает Флориди, труднейший и самый центральный вопрос в ФИ, ибо информация все еще остается неуловимым понятием. Известно, что информация должна быть квантифицирован-ной (ought to be quantifiable), по крайней мере в терминах частичного упорядочивания, быть аддитивной, хранимой и передаваемой. Однако помимо всего этого нет ясной идеи о ее специфической природе.

На информацию можно смотреть с трех ракурсов: информация как реальность (например, как паттерны физических сигналов, которые ни истинны, ни ложны), она известна также как экологическая; информация о реальности (семантическая, квалифицируемая и проверяемая на истинность); информация для реальности (инструкции, вроде генетической информации). Шесть экстенционали-стских подходов к определению информации как реальности или о реальности обеспечивают разные стартовые позиции для ответа на проблему 1:

- подход теории коммуникации определяет информация в терминах распределения вероятностей в пространстве;

- вероятностный подход определяет семантическую информацию в терминах вероятностного пространства и обратной пропорциональности между информацией в «р » и вероятностью «р»;

- модальный подход определяет информацию в терминах модального пространства и не-последовательности (информация, передаваемая «р», есть множество возможных миров, исключенных «р»);

- системный подход (ситуационная логика) определяет информацию в терминах пространства состояний и последовательности (информация отслеживает возможные переходы в пространстве состояний системы);

- подход умозаключений определяет информацию в терминах пространства суждений (информация зависит от правомерного суждения, относящегося к теории субъекта или эпистемического состояния);

- семантический подход определяет информацию в терминах пространства данных (смысловая информация как хорошо сформированные, значащие и правдивые данные).

Каждому экстенционалистскому подходу, продолжает Флориди, можно дать интерналистское прочтение посредством интерпретации релевантного пространства как пространства мнений, в котором информация рассматривается как снижение степени неопределенности или удивления при данном уровне знаний информируемого, что технически именуется как «интересная информация» (2, с. 560-561).

Подходы со стороны теории коммуникации рассматривают информацию как физическое явление, синтаксически. Здесь важны не полезность, релевантность, значение, интерпретация или «очём-ность» данных, а уровень деталей и частота в неинтерпретирован-ных данных (сигналах и сообщениях). Поэтому эти подходы дают успешную математическую теорию, поскольку центральный вопрос в них - передаются ли и в каком количестве данные, а не -какая информация. Другие пять подходов задаются вопросом: «Что такое семантическая информация?». Они стремятся дать отчет об информации как о семантическом контенте, как правило, принимая пропозициональную ориентацию (анализируя такие примеры, как «кот лежит на коврике») (2, с. 561).

Дает ли теория коммуникации необходимые предпосылки для какой-либо теории семантической информации? Взаимно совместимы ли семантические подходы? Существует ли здесь логическая иерархия? Разъясняет ли один из предыдущих подходов понятие «данного»?

Большинство проблем ФИ, считает исследователь, приобретают различные значения в зависимости от ответа на этот класт вопросов. В самом деле, позиции могут быть более совместимыми, чем они изначально представляются, благодаря различным интерпретациям вовлеченных концепций информации.

Как только понятие информации прояснено, каждый из предыдущих подходов должен быть рассмотрен в ракурсе следующего вопроса.

Проблема 2, проблема ввода/вывода: «Какова динамика информации?» (2, с. 562).

Этот вопрос не касается природы процессов управления (поиск информации, приобретение и добыча данных, сбор и накопление информации, хранение, возвращение, редактирование, форматирование, соединение, экстраполяция, распределение, проверка, контроль качества, оценка и так далее), напротив, он обращен к самим информационным процессам, что бы ни было между вводом и выводом. Теория связи, как математическая теория передачи данных, обеспечивает необходимые условия для любой физической трансляции информации, но во всем другом ее помощь маргинальна. Информационный поток, понимаемый как перенос и передача информации посредством неких данных о референте, стал возможным благодаря регулярностям в распределенной системе и был некоторое время в центре логических исследований, но все еще должен быть полностью исследован. Как возможно чему-то переносить информацию о чем-то другом? Проблема здесь не представлена отношением «очемности», которое должно обсуждаться в терминах «значения», «соотношения» и истины (см. пр. 4 и пр. 5). Проблема здесь заключается в природе данных как переносчиков информации. В данном ракурсе этот вопрос занимает важное место в семиотике, герменевтике и ситуационной логике. Это глубоко связано проблемой натурализации информации, ведь логики от классического анализа первого порядка до эпистемиче-ской и эротетической логики обеспечивают полезные инструменты, чтобы анализировать логику информации (логика «S информирован, что р»), но много работы все еще остается. Так, например, пишет Флориди, эпистемическая логика (логика «S знает, что р») полагается на доксастический анализ знания («S считает, что р»), однако открытым остается вопрос, может ли эпистемическая логика быть фрагментом информационной логикой, а последняя фрагментом доксастической логики? Также и подход к основаниям математики как науке о паттернах может дать разъясняющие интуиции в динамике информации, как и подход в терминах информационного дизайна (in terms of information design); «дизайн» кажется полезным базовым концептом среднего уровня между понятиями «открытие» и «изобретение». Обработка информации, понимаемая в общем смысле переходов в информационных состояниях, включает в себя сейчас эффективные вычисления (компьютациона-лизм), распределенную обработку (коннекционизм) и вычисления

динамических систем (динамизм). Но отношения между этими существующими в настоящее время парадигмами все еще должны быть прояснены, так же как и специфические преимущества и недостатки каждой, как и вопрос, покрывают ли они все поле возможных интерналистских методов обработки информации (2, с. 562).

Два этих вопроса, отмечает ученый, тесно связаны с третьей, более общей проблемой.

Проблема 3, поиск ОТИ: «Возможна ли большая объединенная теория информации?» (2, с. 563).

Редукционистский подход утверждает, что можно извлечь существенные знания для понимания концепции информации и ее динамики из широкого разнообразия предлагаемых моделей, теорий и объяснений. Нередукционисты возражают, что, возможно, речь идет о сети логически взаимозависимых, но несводимым друг к другу концепций, поэтому достоверность каждого подхода должна быть исследована в деталях. Сам Флориди эксплицитно выражает согласие с Шенноном и нередукционистами, но замечает, что, как оба эти подхода, так и любое решение между ними, сталкиваются со сложностью в прояснении того, как различные значения информации соотносятся между собой, и являются ли некоторые концепты более центральными и фундаментальными, чем другие, и поэтому им нужно отдать предпочтение.

Семантика

У Эванса была идея, что есть намного более начальное и фундаментальное понятие, чем знание, на котором философы так долго фокусировались, а именно концепция информации. Информация транслируется перцепцией, удерживается памятью, передается средствами языка. Флориди предлагает сконцентрироваться на этом понятии перед приближением к концепции знания в собственном смысле. Информация приобретается, например, без необходимости понимания суждения, которое ее воплощает. Информационный поток работает на намного более низком базовом уровне, чем приобретение и передача знания (там же).

Большинство рассмотренных теорий концентрируются на анализе семантической информации. Так как большая часть современной философии, в сущности, есть философская семантика, раз-

новидность теологии без Бога, полезно продолжить обзор проблемных тем, обращаясь теперь к кластеру вопросов, возникающих в информационной семантике. Их обсуждение должно оказать глубокое воздействие на несколько областей философского исследования. Флориди считает, что семантическая информация может быть удовлетворительно анализирована в терминах хорошо сформированных, значащих и достоверных данных (2, с. 563).

Вопрос о природе данных уже тематизировался в проблеме 1. Если предположить, что данные интуитивно описываются как не-интерпретированные различия (символы или сигналы), то закономерно спросить, как они обретают значение?

Это и есть проблема 4, проблема обоснования данных: «Как могут данные приобрести смысл?» (2, с. 564).

Д. Серл (8еаг1е) обращается к специфической разновидности проблемы основания данных как вопросу внутреннего значения или «интенциональности». Харнад (Нагпаф определяет ее как проблему основания символов и распаковывает следующим образом в вопросы: как может семантическая интерпретация формальной символической системы стать внутренне присущей системе, а не просто паразитировать на значениях в головах? Как могут значения ничего не значащих символических знаков, которыми манипулируют только на базе их (произвольных) форм, основываться на чем-либо, кроме не имеющих значения символов?

Как аргументированно может быть показано, рамочная проблема (как фиксированный агент может удовлетворительно представлять и взаимодействовать с меняющимся миром) и ее субпроблемы являются следствием темы основания данных (Харнад), которая приобретает ключевую важность в дебатах о естественном и искусственном интеллектах (см. проблему 8 и проблему 10). В более метафизических терминах, указывает Флориди, это проблема семантизации бытия, которая далее связана с вопросом, может ли информация быть натурализована (см. проблему 16). В состоянии ли ФИ объяснить, как разум концептуализирует реальность?

Получившие основание значащие данные могут приобрести различные истинные значения; вопрос заключается в том, как это происходит.

Проблема 5, проблема правдивости: «Как могут осмысленные данные обрести истинные значения?»

Проблема 4 и проблема 5, замечает исследователь, приобретают новое измерение, когда ставятся в рамках эпистемологии и философии науки, как будет показано в проблеме 13 и проблеме 14. Первые также субстанциально взаимодействуют со способом, которым абордируются как теория истины, так и теория значения, особенно функционирующая как истинная. В связи с этим возникает вопрос: понимаются ли истина и значение на основе информационного подхода, или же сама информация должна анализироваться в терминах неинформационных теорий значения и истины? Чтобы зафиксировать внимание на этом важном пакете топиков, стоит задать еще два необходимых вопроса.

Проблема 6: информационная теория истины. «Может ли информация объяснять истину?» (2, с. 564).

Здесь, как и в следующем вопросе, речь идет не о том, можно ли более или менее метафорически втиснуть специфическую теорию в некий информационный словник, это было бы бессмысленным упражнением. Вопрос в том, что: (а) могла бы какая-либо информационная теория более удовлетворительно объяснить истину, чем другие современные подходы, (б) если на (а) ответ отрицателен, мог бы информационный подход по меньшей мере помочь прояснить теоретические ограничения, которым должны удовлетворять другие подходы. Следует отметить, что проблема 6 соединяется с информационным кругом (проблема 12) и возможностью информационной интерпретации науки (проблема 14). Поэтому следующий вопрос таков:

Проблема 7, информационная семантика: «Может ли информация эксплицировать значение?» (2, с. 565).

Рад информационных подходов к семантике был исследован в эпистемологии, ситуационной семантике, дискурс-репрезентативной теории и динамической семантике. Возникает вопрос: можно ли анализировать значение не с точки зрения функции истинности, а как потенциал для изменения информационного контекста? Могут ли семантические феномены пониматься как аспекты эмпирического мира? Так как проблема 7 вопрошает, может ли значение по меньшей мере частично основывыться на объективном, независимом от ума и языка понятия информации (натурализация интен-циональности), она тесно связана с проблемой 16, проблемой натурализации информации (там же).

Разум

Способная к разумным действиям в мире компьютерная программа, указывает Флориди, должна иметь общее представление о мире, в терминах которого интерпретируются ее входные данные. Разработка такой программы требует сведений о знании и том, как оно получается. Тем самым некоторые из великих традиционных проблем философии возникают и при проектировании искусственного интеллекта.

Информация и ее динамики являются центральными в основаниях ИИ, когнитивной науки, эпистемологии и философии науки. ИИ и когнитивная наука исследуют когнитивных агентов как информационные системы, которые получают, хранят, восстанавливают, преобразуют, генерируют и передают информацию. Это аспект обработки информации, который до развития коннекциони-стской и динамически-системной моделей обрабатывания информации был также известен как вычислительный. Последнее выражение было приемлемо, когда машина Тьюринга и машина, используемая в тесте Тьюринга, были тождественны. Это, однако, стало заблуждением, когда вычисление, используемое как технический термин (эффективное вычисление), сейчас стало относиться к специфическому классу алгоритмических символических процессов, которые могут исполняться машиной Тьюринга, т.е. рекурсивными функциями (2, с. 565-566).

Информационно-вычислительный подход к когниции, разумности и уму дает старейший и наиболее хорошо известный класт существенных проблем в ФИ. Тем не менее некоторые из их формулировок долго рассматривались как неинтересные. Так, Тьюринг считал тему «Могут ли машины думать?» бессмысленным способом постановки интересных проблем функциональных различий между ИИ и ПИ (природный интеллект). Серл также отверг вопрос, является ли мозг цифровым компьютером, как плохо определенный. То же, полагает Флориди, остается верным и для неквалифицированного вопроса, являются ли естественно интеллектуальные структуры системами обработки информации, который он считает пустым. В то же время, отмечает ученый, информационные понятия настолько мощны, что при задании правильного уровня абстракции (УА) все можно представить как информационную сис-

тему: от здания до вулкана, от леса до обеда, от мозга до компании, любой процесс может быть имитирован информационно - нагревание, полет, вязание и т.п. Поэтому панкомпьютационалистский взгляд облечен трудной задачей поиска достойного доверия ответа на вопрос, что значит для физической системы не быть информационной системой (то есть вычислительной системой, если под вычислением понимается обработка информации). Задание тяжелое, поскольку панкомпьютационализм не кажется уязвимым к опровержению в форме реального контрпримера в мире, который по названию идентичен тому, к которому применяется панкомпьюта-ционализм (2, с. 566).

Л. Флориди разграничил проблемы, касающиеся познания и проблемы, касающиеся ума. Центральный вопрос в когнитивной науке:

Проюлема 8, проблема Декарта: «Может ли когниция (ее формы) К быть полностью и удовлетворительно проанализирована в терминах (формах) обработки информации (ОИ) на некотором уровне абстракции (УА)? И как следует интерпретировать триаду (К, ОИ, УА)?» (2, с. 567).

Здесь акцент обычно ставится на используемые типы К и ОИ, а также их взаимосвязи, однако принятый УА и уровень его адекватности играют ключевую роль, причем специфичный УА адекватен в терминах ограничений и требований. Вначале следует спросить, учитывает ли анализ ограничения, ингерентные выбранным объектам, которые будут моделироваться (например, К есть динамический процесс, однако создана статическая модель). Затем необходимо удостовериться, что анализ удовлетворяет требованиям, которые направляют моделируемый процесс. Требования бывают четырех общих типов: объяснение (от метафорического до полностью научного), контроль (мониторинг, симулирование или менеджмент поведения х), модификация (нацеленное изменение самого поведения х, а не его модели) и конструирование (воплощение или репродукция самого х). Обычно предполагается, что УА идут по шкале степени структурирования (или деталей) от высших (крупнозернистых) до низших (мелкозернистых) уровней, но это не всегда так, если обратить внимание на требования, которым они удовлетворяют. В качестве примера Флориди предлагает рассмотреть какое-либо здание. Тогда один УА будет описывать его в тер-

минах архитектурного дизайна, пусть как викторианский дом; другой - в оценочных терминах рынка собственности, третий - как дом некоей Марии. Заданный УА может быть достаточен, чтобы дать объяснительную модель х, не давая средств его реализации, и наоборот.

Ответы на проблему 8 определяют отношение к другим специальным вопросам, как то: достаточно ли информационных вычислений для когниции? Если да, то каково точное отношение между информационным вычислением и когницией? И какова специфическая связь, спрашивает ученый, между различными теориями обработки информации, такими как компьютенциолизм, коннекционизм и динамизм, для интерпретации (К, ОИ, УА)? И при каких достаточных условиях физическая система выполняет данное информационное вычисление? Например, экстерналистские и антирепрезенталистские подходы акцентируют важность «окружающего», «помещенного» или «воплощенного» знания. При этом спрашивать, вычислимо ли знание, это не спрашивать, является ли знание вычислением: х может быть вычислимым без необходимости оперирования с ним вычислительным образом (2, с. 567).

Последующие две центральные в ИИ проблемы (Тюринг) касаются разумности в общем виде, а не когниции в частности:

Проблема 9, проблема ре-инжиниринга: «Может ли природный разум ПР (его формы) быть полностью и удовлетворительно проанализирован в терминах обработки информации ОИ (ее формах) на некотором уровне абстракции УА? И как нужно интерпретировать триаду (ПР, ОИ, УА)?»

В проблеме 9 спрашивается, какой вид форм разумности анализируется, какое понятие (понятия) информации работает (работают) здесь, какая модель информационной динамики корректно описывает природный разум, какой уровень абстракции принимается и адекватен ли он. Например, можно использовать упрощенный тест Тьюринга, в котором вместо чисто диалогового взаимодействия анализируется разумное поведение на модели наблюдения двух агентов, один естественный, один искусственный, которые взаимодействуют с проблемной средой, изменяемой наблюдателем. Можно представить также робота и кошку, ищущих пищу в каком-нибудь лабиринте: может ли наблюдатель, находящийся в другом помещении, определить естественного и искусственного агентов?

И, однако, это еще не вопрос о проблеме 10, проблеме Тьюринга: «Может ли природный разум быть воплощен небиологически?» (2, с. 568).

Эта последняя оставляет открытой ту возможность, что ПР может быть sui generis ОИ (Searle 1980) или же таким сложным, что это навсегда исключает любую инженерную попытку повторить его. А если он не может или может, но не полностью быть воплощенным небиологически, что тогда теряется? Сознание? Креативность? Свобода? Воплощенность? Все они или, возможно, некоторые из этих факторов, или какие другие? С противоположного подхода, является ли это только вопросом размера, деталей и сложности проблемы? Даже если ПР не реализуем, может ли его поведенческая реакция (по меньшей мере частично) быть воспроизведена в терминах данных эффектов некоторыми реализуемыми формами обработки информации? Все эти вопросы ведут к переформулированию «матери всех проблем» (отцовство обычно приписывается Декарту) в изучении разумности и философии ума, проблемы 11 - проблемы РИТ (разумность - информация - тело): может ли информационный подход решить проблему отношения ума и тела, духовного и материального?

Речь идет, указывает ученый, не просто о концептуальном словаре или простой возможности информационного подхода. Спрашивается, напротив, может ли информационная теория распутать сложности, с которыми сталкиваются монистический и дуалистический подходы. В этом контексте возникает вопрос, может ли личная идентичность, к примеру говоря, быть корректно понята не в физических или духовных понятиях, а в терминах информационного пространства (2, с. 568).

Далее Флориди переходит к следующему кругу вопросов, касающихся разума как источника знания в эпистемологии и философии науки, сделав предварительно следующие замечания.

Одно из базовых различий между текущим поколением систем искусственного интеллекта (ИИ) и человеческим природным разумом (ПР) состоит в том, что ИИ может распознавать и обрабатывать только данные, т.е. неитерпретированные паттерны различий и инвариантностей, тогда как ПР способен распознавать и обрабатывать главным образом информацию (в смысле хорошо сформированных наборов значащих данных). При этом, по мнению

исследователя, говоря, что ИИ суть системы данных, а ПР - информационные системы, не следует игнорировать следующие пять вещей:

1) молодые ПР (например, молодой Августин), по-видимому, проходят через процесс формирования, в котором на некоторой стадии они получают опыт только данных, но не информацию. Дети информационно девственны; 2) взрослые ПР (к примеру, Джон Сёрл или средневековый копиист) могут вести себя или быть использованными так, как если бы они воспринимали только данные, а не информацию. Можно вести себя подобно ребенку - или процессору «Интел», - если бы он был помещен в китайскую комнату или копировал бы греческий манускрипт, не зная даже алфавита языка, а только физические очертания букв; 3) когнитивно, психологически или мысленно неполноценные ПР (включая старого Ницше) тоже могут действовать, как дети и быть неадекватными в восприятии информации при представлении данных; 4) существует, несомненно, и нейрохимический уровень, на котором ПР обрабатывают данные, но еще не информацию; 5) семантические ограничения у ПР могут быть сравнимы или даже случайно связаны с синтаксическими ограничениями ИИ на некотором адекватном УА (2, с. 569).

Полностью и нормально развитые ПР, как кажется, пойманы семантическими установками в ловушку. Строго говоря, люди сознательно не познают чистые бессмысленные данные. То, что известно под именем «сырые данные», суть данные, которым может недоставать специфической и релевантной интерпретации, но отнюдь не любой интерпретации вообще; это верно, несколько саркастически замечает Флориди, «даже для Джона Сёрла и средневекового копииста: один видит китайские иероглифы, другой -греческие буквы, хотя они и не знают, что значат эти символы» (там же).

Истинная перцепция полностью неинтерпретированных данных, считает ученый, возможна, по-видимому, только при очень специальных обстоятельствах. Однако это не норма и не может быть частью непрерывно поддерживаемого, сознательного опыта потому, что люди никогда не воспринимают данные изолированно, но всегда в смысловом контексте, который атрибутирует им неко-

торое значение (и это, как показывают Джон Сёрл и средневековые копиисты, не должно быть правильное значение).

Как правило, когда человеческие ПР кажутся воспринимающими данные, это происходит только из-за их привычки работать с настолько богатыми семантическими контентами, что они ошибочно принимают драматично обеднённую или могущую различно интерпретироваться информацию за что-то полностью лишенное семантического содержания. Напротив, компьютеры часто и правильно описываются как чисто синтаксические машины, хотя «чисто синтаксический», замечает Флориди, это компаративная абстракция, вроде «практически лишенный жира». Это значит, что уровень смысловой инстанции пренебрежимо мал, но отнюдь не его полное отсутствие.

Так, компьютеры способны к элементарному различению. Они детектируют индивидуальности как индивидуальности и определяют различия, но не в терминах перцепции особенных и богатых черт вовлеченных в этот процесс сущностей, а как простую регистрацию инвариантного недостатка индивидуальности, которая конституирует все, сюда относящееся как относящееся (the relata as relata), а это, отмечает ученый, еще и протосемантический акт.

Тем не менее различение слишком слабо, чтобы сгенерировать что-либо похожее на семантическую инстанцию, его достаточно лишь для манипулирования различимыми данными. Это тоже лишь неясный протосемантический акт, который имеющиеся компьютеры способны демонстрировать как «когнитивные системы», все остальное - внешняя семантика, симулируемая только через синтаксис, записанную память, слои интерфейсов и человеко-компьютерная интеракция (ЧКИ).

Таким образом, в настоящий момент данные как интерпретируемые, но неинтерпретированные и разделимые различия репрезентируют семантический верхний предел ИИ и семантический нижний предел ПР, которые обычно работают с информацией. Оригинальные слои интерфейсов используют этот порог и делают возможным ЧКИ. Данная спецификация указывает, что текущие достижения ИИ ограничены синтаксическими ресурсами, тогда как возможности ПР ограничены семантическими.

Чтобы понять информационную инстанцию как ограничение, пишет Флориди, достаточно рассмотреть любую ненаивную эпи-

стемологию. Дихотомия Канта между ноуменами и феноменами в том числе может интерпретироваться как разделение между данными и информацией, а Umwelt опыта - как порог, на котором ток неинтерпретированных данных регулярно и континуально схлопы-вается в информационный поток. При этом исследователь отмечает, что признание некоторой протосемантической способности у компьютеров работает на экстерналистскую концепцию информации как существующей скорее «в мире», чем только в уме информированного. Далее этот вопрос будет затронут в проблеме 16 (2, с. 570).

Проблема 12, информационный круг: «Как можно проверить информацию? Если информацию нельзя трансцендировать, а можно лишь проверить дальнейшей информацией, - и если все вверх и вниз есть информация, - то что это говорит нам о нашем знании мира?» (там же).

Информационный круг напоминает о герменевтическом круге. Он подводит фундамент под современные дебаты об основаниях эпистемологии и приемлемости некоторых форм реализма в философии науки, соответственно которым наша информация о мире схватывает что-то из того, каков мир есть. Это тесно связано с проблемой 6 и двумя последующими вопросами.

Проблема 13, «континуум-гипотеза»: «Должна ли эпистемология основываться на теории информации?» (там же).

Часто говорится, что в свете континуум-гипотезы знание предполагает информацию, поскольку оно заключает в себе истину постольку, поскольку оно заключает в себе семантическую информацию (см. проблему 5).

Однако по сравнению с информацией, считает Флориди, знание на самом деле редкий феномен. Люди просто проинформированы о большинстве того, что думают, будто знают, если знание предполагает способность дать здравое объяснение или обоснование того, в чем они проинформированы. Следует также учесть, что некоторые теории информации, например интерналистский и ин-тенционалистский подходы, интерпретируют информацию как зависящую от знания, но не наоборот. Могут ли быть состояния информации без эпистемических состояний (см. проблему 15 -проблему 16)? Что такое знание с точки зрения основанного на информации подхода? Если знание предполагает информацию, могло бы это решить апории типа проблемы Геттье? Ученый полагает,

что это так, показывая, что проблема Геттье не может быть решена. Возможно ли, что (1) S вправду верит, что p, и все же (2) S не проинформирован, что p? Барвайз и Селигман (Barwise and Seligman) утверждают, что возможно. Ценность информационного поворота может быть увеличена исследованием следующего вопроса.

Проблема 14, семантический взгляд на науку: «Можно ли свести науку к информационному моделированию?» (2, с. 571).

В некоторых контекстах (вероятностные и модальные пространства, а также пространства суждений) используется условный, лабораторный подход. Анализируется, что «а есть (по типу или состоянию) F» - взаимосвязано с «b есть (по типу или в состоянии) G», тем самым сообщая наблюдателю информацию, что «b есть G». Барвайз и Селигман (Barwise and Seligman) проводят похожий анализ, предполагая, что F(a) и G(b). Вопрос, который здесь ставится, таков: как строится исходная модель? (2, с. 571).

Многие подходы кажутся онтологически чрезмерно адаптированными. Вместо того, чтобы принять необходимость конструирования мира эмпирических допущений и ограничений, они предполагают, что мир уже хорошо смоделирован и готов к открытию. Семантический подход к научным теориям доказывает, что научная аргументация в большой степени является рассуждением, основанным на модели, так что как весь путь вверх, так и вниз, суть только модели. Причем теории непосредственно не входят в контакт с феноменами; скорее, более высокие модели контактируют с другими, более низкими моделями. Эти последние сами суть теоретические концептуализации эмпирических систем, которые составляют предмет, моделируемый как объект научного исследования. Джайер (Giere) считает большинство интересных научных моделей неязыковыми абстрактными объектами. Модели, однако, - это посредники, а не сообщения. Является ли информация (возможно, неязыковым) контентом этих моделей? Как информационные модели (семантически, когнитивно или инструментально) относятся к концептуализациям, которые конституируют их эмпирические референты? Каков их семиотический статус - например, являются ли они структурно гомоморфными или изоморфными представлениями или же информационными конструктами, направляемыми и ограничиваемыми данными? И какие уровни абстракции здесь вовлечены? Является ли наука социальной (мультиагентной) деятельно-

стью по разработке информации? Возможно ли импортировать в науку (или ее философию) методологии моделирования, созданные в теории информационных систем? Может ли информационный подход замостить разрыв между наукой и когницией? Ответы на эти вопросы тесно связаны с обсуждением проблем в информационной теории истины (проблема 6) и значения (проблема 7).

Возможность существования более или менее информационной конструкционистской философии науки ведет к следующему класту проблем, трактующих отношение между информацией и природным миром (2, с. 572).

Природа

Если бы мир был полностью хаотичным и непредсказуемым, замечает Флориди, не было бы никакой информации для обработки. Тем не менее место информации в природном мире биологических и физических систем далеко от ясности, что генерирует три семейства проблем.

Проблема 15, проблема Винера: «Каков онтологический статус информации?»

Большинство людей согласны, что нет информации без представления (данных). Этот принцип часто интерпретируется материалистически, как защищающий невозможность существования информации без физического носителя, посредством равенства «представление = физическое воплощение». Мнение о том, что нет информации без физической реализации - необходимое допущение при работе с физикой вычислений, ибо компьютерные науки должны с необходимостью принимать во внимание физические свойства и ограничения носителей информации. Это также онтологическое допущение, стоящее за гипотезой физической системы символов в ИИ и когнитивных науках.

Тем не менее, замечает Флориди, тот факт, что информация требует представления, по-видимому, не влечет за собой то, что последнее непременно должно быть физическим. Возможно обоснование миров, в которых существует только ноэтические сущности, свойства и процессы (например, у Беркли и Спинозы). Или миры, в которых материальная или протяженная вселенная имеет в качестве онтологического основания ноэтическую или непростран-

ственную матрицу (как, например, у Пифагора, Платона, Лейбница и Гегеля). Все они кажутся вполне способными поддерживать принцип репрезентации без обращения к материалистической интерпретации. Референтным началом, генерирующим информацию, могли бы стать, например, монады (там же).

Итак, является ли информация независимой онтологической категорией, отличной от физико-материального и духовного (предполагая, что можно провести эту картезианскую дистинкцию)? Винер, например, думал, что «информация есть информация, а не материя и не энергия. Тот материализм, который не признает этого, не может быть жизнеспособным в настоящее время» (цит. по: 2, с. 573).

Если информационное не является независимой онтологической категорией, то к какой категории оно редуцируется? Если она независима, то как связана с физико-материальным и ментальным? -ответы на эти вопросы определяют ориентацию теории с учетом следующей проблемы.

Проблема 16, проблема локализации: «Как информация может натурализоваться?»

Эта проблема связана с проблемой 4, а именно с семантиза-цией данных. Едва ли можно отрицать, что информация является естественным феноменом. Даже элементарные формы жизни вроде подсолнухов выживают только потому, что они способны к информационным процессам. Проблема здесь в том, имеется ли в мире информация, доступная для извлечения, независимо от форм жизни, способных ее извлекать; и если это так, то о какой информации идет речь? Информационная версия телеологического аргумента существования Бога доказывает как то, что информация является природным явлением, так и то, что наличие информации в природе требует разумного источника (там же).

Если мир достаточно богат информацией, то, возможно, некий агент может взаимодействовать с ней непосредственно используя «окружающую информацию», т.е. не проходя через стадию представления, на которой мир сначала информационно анализируется. «Окружающая информация», отмечает ученый, все еще предполагает (или, возможно, тождественна) некоторую физическую поддержку, но не требует когнитивной репрезентации на высоком уровне или вычислительной обработки, чтобы быть непосредственно используемой. Эта концепция аргументируется,

например, исследователями ИИ, работающими с аниматами, искусственными животными-роботами или компьютерными симулякрами. Аниматы - простые реактивные агенты, приводимые в движение стимулами, и способные к элементарному «разумному» поведению несмотря на исключение их конструкцией возможности внутрен-ных представлений среды и каких-либо вычислений. Известный пример нерепрезентационного разума приведен Р. Бруксом (R. Brooks) еще в 1991 г. (2, с. 573).

Являются ли когнитивные процессы континуально сопровождающими процессы в окружающей среде? И является ли семантическое содержание (по крайней мере отчасти) внешним, как считает Путнам? Раскручивается ли «естественная», или «окружающая», информация вокруг естественных знаков (Пирс) или регулярностей наименования (nomic regularities)?

При анализе типичного примера концентрических кругов, видных на древесине срезанного ствола, которые можно использовать для оценки возраста растения, экстерналист/экстенционалист, который предпочитает положительный ответ на проблему 16 (Дретске или Барвайз), сталкивается с проблемой объяснения, какой тип информации «информации в мире» может использовать информационный агент, какое ее количество насыщает мир, каков доступ к ней и взаимодействие и как возможна динамика информации.

Интерналист/интенционалист (Фодор или Сёрл), который предпочитает отрицательный ответ на проблему 16, должен объяснять, в каком специфическом смысле информация зависит от разума и ведет ли это к антиреалистскому взгляду (2, с. 573-574).

Локализирование информации связано с вопросом, может ли информация существовать без информированного, или информация, по крайней мере в некотором ключевом смысле слова, сущно-стно паразитирует на значениях в уме информируемого, и все, на что она может рассчитывать в смысле онтологической независимости, - это систематическая интерпретабельность.

Правомерно ли рассматривать египетские иероглифы как информацию до открытия розеттского камня, если даже их семантика была вне понимания любого интерпретатора? Флориди уже отмечал: допущение, что компьютеры обеспечивают некоторый минимальный уровень протосемантической деятельности, работает

на «реалистскую» позицию «информации в мире». Перед переходом к следующей проблеме следует прояснить, могут ли предыдущие два модуса локализации информации не быть ограничивающими. Может ли информация быть ни тут (разум), ни там (природный мир), но как бы на пороге, как особое отношение или интерфейс между миром и его разумными обитателями (конструк-ционизм)? Или же она может быть еще где-то, в третьем мире, интеллектуально доступной для разумных существ, но онтологически независимой от них (платонизм)?

Проблема 17, гипотеза «Оно из Бита» (The It from Bit hypothesis) Уиллера (Wheeler): «Может ли природа быть инфор-матизированной?»

Это, отмечает исследователь, - перевернутая предыдущая проблема, и здесь также важно выяснить, чем эта последняя не является. Речь не идет о том, более ли полезна метафорическая интерпретация Вселенной как компьютера, чем ошибочна, как и о том, возможно ли хотя бы частичное и постепенное информационное описание Вселенной как мы ее знаем, - формальные онтологии уже дали тут многообещающий ответ. Вопрошается, может ли Вселенная сама в себе эссенциально быть сделанной из информации, с естественными процессами, включая причинность, как специальными случаями информационной динамики (например, информационный поток, алгоритмические и распределенные вычисления, какие-либо формы эмерджентного вычисления). В зависимости от того, как подойти к понятию информации, может возникнуть необходимость очистить эту проблему в свете цифровых данных или других информационных понятий.

Ответы на проблему 17 глубоко затрагивают наше понимание различий между виртуальной и материальной реальностями, значения искусственной жизни в смысле самой жизни, а также отношения между философией информации и основаниями физики: если Вселенная сделана из информации, является ли тогда квантовая физика теорией физической информации? И объясняет ли это некоторые из ее парадоксов? Если природа может быть информа-тизирована, помогает ли это объяснить, как жизнь эмерджирует из материи, и, далее, как разум возникает из жизни? Эти проблемы плотно связаны с вопросами, перечисленными в разделе «Разум» и результирующими в следующее: можно ли построить ступенчатый

мост от простых амёбоподобных автоматов к высокоинтеллектуальным системам с определимыми целями, верованиями и т.д.?

Ценности

Современная сверхбыстрая вычислительная машина, считает Флориди, в принципе является идеальной центральной нервной системой для устройств автоматического управления; ее входные и выходные сигналы необязательно должны иметь вид чисел или графиков: они могут быть показаниями искусственных органов чувств вроде фотоэлементов или термометров, импульсами от работы двигателей и соленоидов. Уже сейчас можно строить искусственные машины со сколь угодно сложным поведением. Еще задолго до Нагасаки Флориди осознал, что люди стоят перед лицом другой социальной силы, которая несет неслыханные возможности для добра и для зла.

Воздействие высоких технологий на современное общество вызвало новые и значительно непредвиденные этические проблемы. Компьютерная этика (КЭ) проводит расширенное и интенсивное изучение вопросов реального мира, обычно посредством рассуждения по аналогии. С 1970-х годов фокус КЭ сдвинулся от анализа проблемы - первично нацеленного на повышение чувствительности общественного мнения профессионалов и политиков - к тактическим решениям, результирующим, например, в развитие профессиональных кодов поведения, технических стандартов, норм использования и нового законодательства. КЭ, далее, объединила тактические решения со стратегическим и глобальным анализом. «Спор об уникальности» оснований КЭ есть существенная часть ее идущего сверху вниз развития и разработки, которая характеризуется метатеоретической рефлексией над природой КЭ, ее обоснованием и над тем, уникальны ли моральные проблемы, с которыми она сталкивается, а следовательно, должна ли КЭ разрабатываться как независимое поле исследований со специфичной областью приложений и автономным теоретическим основанием (2, с. 575).

Проблема 18: «Имеет ли компьютерная этика философское основание?»

Проблема поставлена в общей форме, указывает ученый, но ответ на него включает обращение к следующим вопросам: почему

в компьютерных технологиях поднимаются моральные вопросы? Может ли КЭ быть когерентной и цельной дисциплиной, а не более или менее однородной и случайной коллекцией связанных с ИВТ этических проблем, прикладных исследований и практических решений? Если так, каково ее концептуальное основание? Как она соотносится с другими (прикладными) этическими теориями? Являются ли темы КЭ уникальными - в смысле потребности в собственных теоретических исследованиях, не полностью выводимых из стандартной этики? Каким типом этики является КЭ? Что обосновывает определенную методологию КЭ, например рассуждение по аналогии и базирующийся на конкретных ситуациях анализ? Каково разумное объяснение КЭ? Каков вклад КЭ в этический дискурс? (2, с. 576).

Здесь Флориди еще только анализирует вопросы, но не дает на них ответы.

Тем не менее для реализации своего плана и ответа на указанные вопросы исследователь привлек разнообразные методы и концептуальные ресурсы, взятые из областей логики, компьютерных наук, теории систем, искусственного интеллекта, философии сознания, лингвистики, семантики, философии науки, теоретической физики.

С середины 90-х Флориди, пишет Байнам, использует эти новые мощные ресурсы для развития своего проекта, в чем ему помогают некоторые коллеги-философы и специалисты. Растр этих исследований простирается от чрезвычайно сложного вопроса о природе информации до тем информационной природы Универсума, семантики научных моделей, символов и сознания, природы и этики искусственно созданных агентов, основания и роли искусственных компонентов в человеческой жизни, роли информации и мышления и логики и т.д. Так со временем появились интересные и важные результаты.

Флориди о природе и благости универсума

С точки зрения методологии, замечает Байнам, Флориди является «конструктивистом», который придерживается того взгляда, что ультимативная реальность (кантовский ноуменальный мир «вещей в себе») непознаваема, является чем-то вроде «черного

ящика», и в него нельзя никому заглянуть. Поэтому даже если она что-то допускает или накладывает какие-то ограничения на наш опыт, люди никогда не узнают, почему и как это происходит. В попытке понять вещи в себе наилучшее, что мы можем сделать, - это конструировать модели ультимативной реальности. Знание, истина и семантика, согласно Флориди, относятся к ним, а не к ней, которая навсегда останется недостижимой.

Мир, данный нам в опыте (кантовский феноменальный мир), -это общая сумма наших моделей реальности. Таким образом, люди живут уже в другом мире, когда они существенно изменяют объекты и/или процессы внутри своих моделей. И это не одна из версий релятивизма, так как возможно сравнивать модели в том, что касается их способности аккомодировать допущения и ограничения непознаваемой ультимативной реальности. Семантическая же информация должна быть «хорошо оформленной, осмысленной и истинной». Так называемая неистинная информация, согласно Фло-риди, вообще не информация, а дезинформация. Подлинная информация истинна.

Его модели конструируются посредством применения «метода абстракции», который Флориди и его коллега Дж. Сандерс (J.W. Sanders) разработали на основе формальных методов компьютерных наук. Их философский метод заключается в выборе набора «наблюдаемых» на данном уровне абстракции. Атрибутируя определенные «поведения» этим «наблюдаемым», можно строить модель анализируемой сущности, а затем тестировать последнюю (модель) в опыте, наблюдениях и экспериментах. Наилучшие модели те, которые наиболее удачно соответствуют «информационности, когерентности, элегантности, экспликативности, связности, предсказательности и т.п.», и обеспечивают успешные интеракции с миром (цит. по: 1, с. 433).

Л. Флориди доказывает, что на определенном уровне абстрактности все объекты в Универсуме являются структурами данных, состоящими из «умонезависимых точек, лишенных униформ-ности». Эти последние - скорее платоновские по своей природе, чем физические данные, и поэтому не подчиняются законам физики. Следствием этого, считает Флориди, является информационный реализм, точка зрения, согласно которой мир - это тотальность информационных объектов, динамически взаимодействующих друг с

другом. На информационном уровне абстракции, таким образом, каждая существующая сущность суть «дата-структура», «информационный объект», состоящий из платонических «взаимосвязей», описываемых как «умонезависимые точки, лишенные униформно-сти» (1, с. 433).

Информационная этика

Но универсум не только составлен из информационных объектов, он еще и фундаментально благ, и эта благость не зависит от человеческого этического суждения. Таково основное метафизическое допущение «макроэтики» Флориди (его термин), которую он называет еще информационной этикой. По мнению Байнама, информационная этика, с одной стороны, подобна традиционным этическим теориям вроде этики добродетелей, деонтологизму, кон-секвенциализму или контрактуализму, так как предназначена для применения во всех этических ситуациях, но, с другой стороны, она отлична от традиционных теорий, потому что больше направлена на дополнение их дальнейшими этическими рассуждениями, чем на замещение собой; и она также уходит от фокусировки на человеческих действиях, характере и ценностях. Таким образом, замечает Байнам, рефлексии информационной этики в конкретных условиях могут полностью гармонировать с традиционными этическими суждениями, но возможна и ситуация, в которой последние окажутся сильнее положений первой.

Согласно Флориди, любая сущность в Универсуме, если рассматривать ее с определенного уровня абстракции, суть информационный объект, и каждый подобный объект имеет характерную структуру данных, которая конституирует его подлинную природу, поэтому он и считает Универсум «этой инфосферой». Каждая сущность (в инфосфере) может быть уничтожена или повреждена путем изменения ее характеристической структуры данных, что препятствует и ее «цветению» (1, с. 433).

Если оставить в стороне все антропоцентрические этические соображения, из таких теорий, например, как деонтологизм, утилитаризм, контрактуализм и этика добродетелей, то любая существующая в инфосфере сущность, с информационного уровня абстракции, все еще будет иметь по меньшей мере модикум этической

ценности, ибо Универсум фундаментально благ и сама информация, понимаемая не семантически, а в терминах структуры данных, имеет хотя бы некоторую минимальную ценность (1, с. 433-434).

Поэтому с информационного уровня абстракции повреждение структуры данных какого-либо информационного объекта, если при этом нет высших этических соображений, идущих от традиционных антропоцентрических теорий, ведет к неоправданному «обеднению инфосферы». Флориди называет подобный вред или разрушение «энтропией». Хотя он рецептирует этот термин из физики, но имеет в виду не энтропию термодинамики, которая подчиняется законам физики. Вместо этого она - в его значении - является неоправданным обеднением инфосферы, чего можно избежать или минимизировать. В связи с этим он предлагает следующие «фундаментальные принципы» информационной этики:

0) энтропия не должна причиняться в инфосфере (нет закона);

1) в инфосфере следует предупреждать появление энтропии;

2) энтропию необходимо удалять из инфосферы;

3) процветанию информационных сущностей, как и всей инфосферы необходимо способствовать посредством сохранения, культивирования и обогащения их свойств (1, с. 434).

Таким образом, информационная этика, видя в любой существующей сущности информационный объект с хотя бы минимальной моральной ценностью, сдвигает фокус этической рефлексии от действия, характера и ценности человеческого агента к «злу» (вреду, разделению, деструкции), от которого страдают объекты в инфосфере. При этом подходе любая существующая сущность: люди, животные, организации, растения, неживые артефакты, цифровые объекты в киберпространстве, артикулы интеллектуальной собственности, камни, абстракции Платона, потенциальные сущности, исчезнувшие цивилизации - все может интерпретироваться в качестве потенциальных агентов, которые аффектируют другие сущности; но могут и как потенциальные страдательные элементы (букв. «страдальцы», «пациенты» - «potentialpatients»), аффектируемые другими сущностями. Таким образом, информационная этика Флориди, считает Байнам, может характеризоваться как центрированная на страдательном аспекте («patient-centered») нон-антропоцентрическая этическая теория - в отличие от тради-

ционных центрированных на действующем агенте («agent-centered») антропоцентрических теорий.

Некоторые критики информационной этики Флориди утверждают, что его метафизическая установка о ингерентном благе Универсума не необходима и необоснованна. Отвечая, Флориди пишет: «Речь идет о том, могут ли быть Благо и Бытие двумя сторонами одного и того же концепта, как и Зло с Небытием могут быть... Достаточно знакомому с историей западной философии читателю излишне говорить о классических мыслителях, включая Платона, Аристотеля, Плотина, Августина, Аквината и Спинозу, которые разработали и обосновали различными способами это фундаментальное уравнение. Для Платона, например, Благо и Бытие внутренне связаны. Универсум Платона пронизан ценностью до самых корней, ценность там находится с самого начала, а не наложена каким-то достаточно поздно пришедшим видом млекопи-тающихся животных, - как будто бы до того, как у эволюции появился шанс наткнуться на homo sapiens, этот Универсум был ценностно-нейтральной реальностью, лишенной какой бы то ни было моральной ценности» (4).

Согласно Флориди, смотреть на что-либо определенным образом, то есть принять особый уровень абстракции, чтобы это смоделировать, - процесс, который всегда имеет некую цель. Если эта последняя достигнута хорошо и плодотворно, то тем самым оправдывается и сама выбранная перспектива рассмотрения. В этом случае, отмечает Байнам, Флориди, понимая Универсум как внутренне добрый и состоящий из информационных объектов, их отношений и процессов, достигает по меньшей мере трех значительных вещей.

1. Придает смысл тому уважению и благоговению, которое люди испытывают, созерцая обширную и прекрасную Вселенную (таоисты, буддисты, платоники, аристотелики, стоики, спинозисты и т. п.). 2. Разрабатывает способ приложения моральных критериев и вменяемости к стремительно растущему числу искусственных устройств и агентов (роботам, вебботам, киборгам, виртуальным сообществам и т.д.), которые миллиардами возникают вокруг людей. 3. Указывает путь понимания распределенной моральной вменяемости внутри сложных социальных агентов, вроде корпораций, организаций, правительственных структур и т.д. (1, с. 435).

Т. Байнам указывает, что Винер был прав, когда предсказывал и описывал в будущем возникновение общества, которое будет нуждаться в этических правилах и процедурах для управления искусственными агентами. И современный социум сейчас уже соответствует такому описанию. Поэтому предлагаемая Л. Флориди и Дж.У. Сандерсом информационная этика имеет следующую цель.

1. Дать эффективную дескрипцию характерных особенностей самого агента. 2. Предоставить отчет о том добре и зле, которые могут принести с собой искусственные агенты. 3. Объяснить, как и почему можно считать искусственных агентов морально вменяемыми, даже если они «не имеют ума» и, соответственно, лишены ментальных состояний (1, с. 435-436).

Поскольку человеческое существо является парадигмальным примером агента, характеристики последнего должны соответствовать человеческим; кроме того, они также должны подходить соф-тботам, роботам и другим искусственным агентам, вроде виртуальных сообществ, организаций, корпораций и правительств. Разработанные ими характеристики включают три критерия, которым сущность должна соответствовать, чтобы быть агентом.

1. Интерактивность: агент и его окружение должны взаимодействовать друг с другом. 2. Автономность: агент должен быть способен изменять свое собственное состояние независимо от интеракций с данной средой. Таким образом, агент должен иметь по меньшей мере два состояния и быть в некоторых пределах отсеченным от своего окружения. 3. Адаптивность: интеракции агента со средой должны быть в состоянии модифицировать транзитивные правила, благодаря которым он может менять свое состояние. То есть: способность агента изменять свои собственные состояния должна развиваться на основе его собственных прошлых интеракций. О человеческих же существах или животных можно сказать, что они «учатся на своем опыте» (1, с. 436).

При этом чтобы определить, является ли данная сущность агентом, необходимо специфицировать уровень абстракции, на котором рассматривается первая, так как нечто на одном уровне может рассматриваться как агент, а на другом уровне абстракции -нет. Например, какая-либо личность несомненно является агентом, если принять во внимание наше понимание того, что есть человеческая личность, но рассматриваемая в качестве лишь физического

объекта, расположенного в фиксированной части пространства-времени, эта персона на таком уровне абстракции не является агентом.

Флориди и Сандерс следующим образом определяют понятие «морального агента»: «Какое-либо действие может морально квалифицироваться, если и только если оно может причинять моральное благо или зло. Какой-либо агент может называться моральным, если и только если он способен к морально квалифицированному действию» (цит. по: с. 436). Термин «действие» для Флориди и Сандерса не предполагает, что его агент имеет ментальные состояния вроде намерений или верований, не говоря уже о «свободе воли» (во всех традиционных значениях этого слова). «Действие» для них - это просто активность, в результате которой какой-либо агент вызывает некое следствие. Например, агент, являющийся компьютерным «червем», которого кто-либо заслал в компьютерную сеть атомной станции, где он вырабатывает и исполняет решение, вызывая катастрофу, ангажирован в морально злую акцию, несмотря на свою полную «безмозглость» и полное отсутствие намерений или знания.

Точно так же «безмозглый» компьютеризированный медицинский агент, спасающий пациенту жизнь впрыскиванием соответствующего лекарства во время кризиса, вовлечен в морально доброе деяние (1, с. 436-437).

Далее Байнам рассматривает также ответ Флориди и Сандерса на критику их понимания моральности «безмозглых» сущностей. Возражающие указывают на то, что последние не могут нести ответственность за совершаемое. Флориди и Сандерс отвечают, что это возражение не различает «подотчетности», которая допускает «неодобрение» и «осуждение», и «ответственности», носитель которой может быть подвержен осуждению и похвале, наказанию и награждению (1, с. 437).

Сравнение Винера и Флориди

Несмотря на то, что информационная эра возникла только недавно, она уже включила в себя далеко идущие технические, научные, экономические, политические, социальные, психологические и философские сдвиги. Байнам ограничился рассмотрением

лишь части релевантных философских идей Норберта Винера и Лучано Флориди, касающихся природы Универсума, человека, искусственных агентов и общества. Винер был пионером, который помог создать большую часть тех наук и технологий, которые вызвали информационную революцию. У него также была впечатляющая способность «видеть издалека» многие результирующие социальные и этические вызовы современной ситуации информационного общества.

Через несколько десятилетий после него - оснащенный новыми инструментами и результатами компьютерной науки, системной теории, логики, лингвистики, семантики, разработок искусственного интеллекта, философии сознания, философии науки и теоретической физики - Флориди выступил со своей амбициозной программой философии информации, чтобы поместить концепт информации в русло философии.

При первом сравнении, замечает Байнам, взгляды Винера и Флориди кажутся очень похожими. Так, они оба считают Универсум существенно информационным - сделанным из динамически интерактивных информационных объектов и процессов. Оба видят в человеческих существах информационные объекты. Оба говорят, что энтропия является существенным злом. Однако поверхностный взгляд обманывает, так как Винер - материалист, а Флориди - платоник, поэтому они интерпретируют центральные идеи энтропии и информации крайне различно. Для первого информация, из которой состоит Универсум, является физической и подчиняется физическим законам. Она скорее синтактическая, чем семантическая. Это тот вид информации, который несут радиоволны, телефонные линии и телевизионные кабели. Она закодирована в ДНК каждой живой сущности и содержится в любой субатомной частице. Все физические сущности, включая человеческих существ, согласно Винеру, являются паттернами подобной информации, которая существует некоторое время, но постепенно вытекает, разлагается и рассеивается. Энтропия - мера этой эрозии и рассеивания. Винер не задавался вопросом, является ли информация, из которой состоит Универсум, цифровой или аналоговой (1, с. 439).

Однако для Флориди информация, из которой сложен мир, нефизична и поэтому не подчиняется физическим законам, в том числе второму началу термодинамики. Это платоновская инфор-

мация - «умонезависимые точки отсутствия униформности» («mind-independent points of lack of uniformity»), которые конструируют структуры данных не только таких знакомых всем вещей, как столы и кресла, люди и компьютеры, но и нематериальные платоновские сущности, вроде возможных существ, интеллектуальная собственность, а также ненаписанные истории исчезнувших цивилизаций (1, с. 440).

Можно ли примирить Винера и Флориди?

По сравнению с Флориди, считает Байнам, концепция философии информации Винера неполна и представляет собой случайный и побочный продукт его научно-исследовательских проектов и социальных рефлексий. Тем не менее, вероятно, есть возможность примирить большинство взглядов Винера и Флориди. Так, например, считая, что потеря доступной физической информации - термодинамическая энтропия - это величайшее зло в Универсуме, Винер логически мог бы принять идею о базовой благости последнего в том, что он продолжает содержать доступную физическую информацию для создания хороших объектов и процессов. Ничто также в винеровской философии информации не противоречит анализам Флориди о искусственных агентах и связанном с ними зле. Несомненно, Винер мог бы согласиться, пишет Байнам, и с наблюдением Флориди о том, что в современном обществе повсеместное использование компьютеров помещает все больше объектов on-line, тем самым уменьшая различие существования между offline и on-line и превращая людей в инфоргов (inforgs).

Тем не менее Винер был убежденным материалистом, тогда как Флориди - преданный платоник, поэтому для первого «умоне-зависимые точки отсутствия униформности» последнего были бы скорее чем-то вроде цифрового физического понятия кубитов (которые одновременно дискретные и континуальные или позитивные и негативные), чем платоническими «отношениями», которые не подчиняются физическим законам.

Учитывая это сильное метафизическое различие, заключает Байнам, позиции Винера и Флориди философски примирить нельзя (1, с. 440).

Список литературы

1. Bynum T.W. Philosophy in the information age // Metaphilosophy / Ed. by A.T. Marsoobian. - Oxford UK, 2010. - Vol. 41, N 3 (April). - Р. 420-442.

2. Floridi L. Open problems in the philosophy of information // Metaphilosophy / Ed. by A. T. Marsoobian. - Oxford UK, 2004. - Vol. 35, N 4 (July). - P. 554-582. -Mode of access: http://www.philosophyofinformation.net/publications/pdf/oppi.pdf (Дата последней загрузки: 08.01.2011).

3. Floridi L. The philosophy of information: ten years later // Metaphilosophy / Ed. by A.T. Marsoobian. - Oxford UK, 2010. - Vol. 41, N 3 (April). - Р. 420-442. - Mode of access: http://www.philosophyofinformation.net/publications/pdf/tpoi10yl.pdf (Дата последней загрузки: 08.01.2011).

4. Floridi L. Understanding information ethics: Replies to comments // APA Newsletter on Philosophy and Computers. - Newark, 2009. - Vol. 8, N 2 (Spring). -Mode of access: http://www.apaonline.org/publications/newsletters/v08n2_ Computers_05.aspx (Дата последней загрузки: 08.01.2011).

5. Floridi L. University of Hertfordshire & University of Oxford. - Mode of access: http://www.philosophyofinformation.net/1 (Дата последней загрузки: 08.01.2011).

2011.02.002. ЭЙБЕЛЗ ТР. ИМЕЕТ ЛИ ФИЛОСОФИЯ БУДУЩЕЕ? ABELES T.P. Does philosophy have a future? // Dialogue a. Universalism. - Warsaw, 2009. - Vol. 19, N 1-2. - P. 55-62.

Публицист Джон Брокман назвал современных ученых новыми «гуманистами». Действительно, многие ученые используют «публичный подиум» не только для обсуждения успехов в их конкретных областях знания, но часто для того, чтобы говорить об актуальных социальных и философских проблемах. Гуманизм, как

1 На этом сайте также указаны занимаемые автором должности, в том чис-

ле: Research Chair in Philosophy of Information, Department of Philosophy, University

of Hertfordshire; UNESCO Chair in Information and Computer Ethics, School of Humanities, University of Hertfordshire; Coordinator of the GPI, the research Group on Philosophy of Information, University of Hertfordshire; Fellow of St Cross College, University of Oxford; Senior Member, Faculty of Philosophy, University of Oxford; Research Associate and Fellow in Information Policy, OUCL (Dept. of Computer

Science), University of Oxford; Coordinator of the IEG, the Information, Ethics

interdepartmental research Group, University of Oxford; Editor-in-Chief of Philosophy

& Technology (Springer). А также названы некоторые темы его текущих работ: «Перцепция и свидетельство как поставщики информации» («Perception and Testimony as Information Providers»), «Философия компьютерной науки» («Philosophy of Computer Science»), «Что такое биоинформация?» («What is bioinformation?»), «Аватары: Их философское значение» («Avatars: Their Philosophical Meaning»).