CC BY
72
ГЕНДЕРНАЯ СОЦИОЛОГИЯ
2010.04.013. МАЛИНАРИ Д., СЭНДЕЛЛ К. ФЕМИНИСТСКОЕ ПРОЧТЕНИЕ ТЕОРИЙ ПОЗДНЕГО МОДЕРНА: БЕК, ГИДДЕНС И ПРОБЛЕМА ГЕНДЕРА.
MULINARI D., SANDELL K. A feminist re-reading of theories of late modernity: Beck, Giddens and location of gender // Critical sociology. -L., 2009. - Vol. 35, N 4. - P. 493-507.
Диана Малинари и Керстин Сэнделл (Университет Лунда, Швеция) ставят задачу критического переосмысления трактовки тендерных отношений и роли женщины в теориях позднего модерна Энтони Гидденса и Ульриха Бека. С этой целью они используют четыре основных тезиса феминистской социологии - проблемати-зацию дихотомии публичного / приватного, представления о системах родства, понимание труда и идею гетеросексуальной матрицы. Авторы показывают, что в теориях позднего модерна отсутствует анализ взаимосвязи репродуктивного и производственного труда, государства и гендерной структуры. Более того, здесь воспроизводится гетеросексуальная матрица как особое представление о мире, где частная сфера рассматривается как главная составляющая женского гендера, а репродуктивное поведение и интимные отношения между мужчиной и женщиной смещаются в сферу биологического, или естественного, поведения (с. 493).
Более десяти лет назад концепция Э. Гидденса уже анализировалась с позиций феминистской социологии в статье М. Химе-нес. Исследовательница отмечала «андроцентричный» и некритический (с марксистской точки зрения) характер этой концепции, несмотря на содержащийся в ней анализ изменений в сфере интимных отношений, фиксацию отделения сексуальности от репродуктивного поведения и описание альтернативных форм брака и семьи, а также борьбы женщин и гомосексуальных меньшинств за
свои права1. Солидаризируясь с позицией Хименес, авторы, тем не менее, намерены расширить и углубить феминистскую критику теорий Э. Гидденса и У. Бека. Актуальность этой задачи связана не только с популярностью теорий Гидденса и Бека в академической среде, но и с острой необходимостью в осмыслении таких социальных изменений, как положение женщины, трансформация семьи, ослабление патриархальных отношений и т.п. Кроме того, данные теории сформировались под воздействием европейского социологического воображения, для которого характерно представление о происшедшей на протяжении последних десятилетий радикальной трансформации межличностных отношений в повседневной жизни, что нашло широкое применение в социологии семьи. Авторы основывают свою критику на выборочном прочтении следующих текстов: «Трансформация интимности: Сексуальность, любовь и эротизм в современных обществах» (1992) и «Современность и самоидентичность» (1991) Э. Гидденса и «Общество риска» (1986) У. Бека, а также работ последнего, написанных в соавторстве с Э. Бек-Гернсхайм «Нормальный хаос любви» (1995) и «Индивидуализация» (2002)2 .
Проблема гендера в теоретическом нарративе позднего модерна. Согласно Гидденсу и Беку, общество вступило в новую фазу -эпоху позднего модерна, или общество риска, где трансформируются основные признаки традиционного общества. Эта фаза характеризуется двумя главными процессами - индивидуализацией и рефлексивностью. Именно эти процессы обуславливают изменения в семейных и гендерных отношениях. Индивидуализация (женщин) означает, что прежние формы семьи, где женщине принадлежала сфера приватного, а мужчины в основном реализовывали себя
1 Gimenez M. The transformation of intimacy: Sexuality, love and eroticism in modern societies // Social forces. - Chapel Hill (Nc), 1993. - Vol. 72, N 1. - P. 271272.
Giddens A. Modernity and self-identity: Self and society in the late modern age. - Stanford: Stanford univ. press, 1991; Giddens A. The transformation of intimacy: Sexuality, love and eroticism in modern societies. - Stanford: Stanford univ. press, 1992; Beck U. Risk society: Towards a new modernity. - L.: SAGE, 1992; Beck U., Beck-Gernsheim E. The normal chaos of love. - Cambridge: Polity, 1995; Beck U., Beck-Gernsheim E. Individualization: Institutionalized individualism and its social and political consequences. - L.: SAGE, 2002.
в публичной сфере, больше не существуют; они либо невозможны, либо нежизнеспособны. Гидденс и Бек считают это кризисом тендерных отношений, который должен быть преодолен. Разрешение / преодоление / спасение они видят в сохранении гетеросексуальных отношений в качестве первичной, хотя и видоизмененной формы. Предметом исследования для Гидденса является связь между любовью и сексуальностью в гетеросексуальных отношениях, где вызревают новые «чистые взаимоотношения» - отношения сексуального и эмоционального равенства. Он называет их «конфлюэнтной» любовью (confluent love), которая строится на взаимности, безусловности и пластической сексуальности, не связанной с репродуктив-ностью1. Бек, в свою очередь, показывает, что рыночные отношения угрожают самой возможности семьи, нацеленной на репродуктивность, и считает государство ответственным за разрешение конфликта между семейными отношениями и оплачиваемой работой (с. 495).
Авторы статьи отмечают, что представления о вступлении женщин в публичную сферу и усиливающемся воздействии на них процесса индивидуализации (следствием чего стало изменение гендерных отношений в семье) имеют сегодня самое широкое хождение. Гендерные отношения рассматриваются теперь преимущественно в терминах любви, сексуальности и репродуктивного поведения и «помещаются» в частную сферу; публичная же сфера определяется как сфера индивидуального / нейтрального / равного. Подобные взгляды идут вразрез с базовыми теоретическими и аналитическими открытиями феминистской социологии, согласно которым гендерная стратификация пронизывает все сферы общественной жизни. Рассмотрение социальных процессов в терминах
1 В теории Гидденса любовь - это исторически обусловленная социальная конструкция. Он фиксирует революционные изменения в обществе как результат относительно недавнего отделения сексуальности от репродуктивного поведения и описывает романтическую любовь, которая возникла в Средние века и является пропагандой маскулинных ценностей и мужского доминирования. В противовес этой любви в современных обществах возникает конфлюэнтная любовь, предполагающая равенство между партнерами во всех отношениях, или «чистые взаимоотношения». Именно конфлюэнтная любовь ведет к социальному равенству и демократии (см.: Giddens A. The transformation of intimacy: Sexuality, love and eroticism in modern societies. - Stanford: Stanford univ. press, 1992). - Прим. реф.
гендера предполагает понимание последнего как принципа социальной организации, который регулирует не только репродуктивное поведение, но и трудовые и национальные отношения. Обосновывая свою позицию, авторы ссылаются на А. МакКлинток, которая утверждает, что «культ домашнего хозяйства», где и были «размещены» женщины, был одним из главных идеологических компонентов колониального империализма1. Гидденс и Бек как раз и воспроизводят подобную интерпретацию социального, в рамках которой гендерные отношения (и сами женщины) существуют только в изолированной сфере приватного.
Отделение частной сферы от публичной, замечают авторы статьи, отсылает к устаревшему функционалистскому представлению о природной естественности семьи и роли женщины. С феминистской точки зрения, разделение частной и публичной сфер общественной жизни - это политика государства, намеренно поддерживающего (хотя и в видоизмененной форме) границы между ними, что является ключевым фактором репродуктивного и ген-дерного неравенства. Тем самым теории позднего модерна так или иначе оправдывают патриархальную и расистскую власть государства и объявляют естественными границы приватного и публичного (с. 496).
Семья и системы родства. Анализируя концептуализацию семейных отношений в теориях Гидденса и Бека, Малинари и Сэн-делл опираются на антропологические теории. По их мнению, многие антропологи единодушны в том, что системы родства всегда социальны и нет фактов, подтверждающих их биологическую обусловленность. Поэтому есть все основания оспорить тезис о биологической естественности систем родства, основанных на репродукции. Бек и Гидденс «натурализуют» нуклеарную гетеросексуальную и репродуктивную пару. С одной стороны, они связывают родство с природой (семья - это естественное сообщество, объединяющее мужчин, женщин и детей, а также репродуктивное поведение, любовь и сексуальность); с другой стороны, в современном обществе связь между природой и репродуктивным поведением
1 McClintock A. Imperial leather: Race, gender and sexuality in the colonial contest. - N.Y.: Routledge, 1995. - Р. 7.
разрывается, так что родственные отношения находятся в неприемлемом состоянии.
Гидденс и Бек отделяют гетеросексуальные отношения от репродуктивного поведения, показывая, что современные репродуктивные технологии сделали биологическую фертильность полностью социальной. Бек считает, что с появлением репродуктивных технологий и контроля над рождаемостью создается «неестественный мир», где уничтожена древняя связь между природой и семьей, последствия чего еще только предстоит измерить1 (с. 497).
Подобное описание современной семьи было поставлено под вопрос историческими и антропологическими исследованиями, результаты которых свидетельствуют, что нуклеарная семья является недавним историческим феноменом, получившим широкое распространение только к середине ХХ в. Нуклеарная семья со строгим разделением труда, как она видится Беку и Гидденсу, это скорее идеология, чем повседневная практика. Антропологические исследования также показали, что так называемые традиционные общества практиковали сложные и разнообразные способы репродуктивного поведения, взаимного обмена и разделения труда, причем женщины по-разному были задействованы в этих сферах. Другими словами, «семья» в онтологическом смысле никогда не существовала, это своего рода идеологический миф. Теории позднего модерна воспроизводят эволюционное мышление, характерное для колониального империализма, которое в свою очередь было частью системы господства, где традиционные / примитивные общества представлялись более низкой ступенью эволюции.
Таким образом, гендерные отношения в обсуждаемых теориях предстают как часть естественного человеческого существования, а женская судьба связывается исключительно с репродуктивным поведением. Это подразумевает, что женщина - дикое естественное существо, чьей противоположностью выступает мужчина, т.е. тот самый индивид, который является фундаментом теорий индивидуализации. Авторы считают, что Гидденс и Бек не рассматривают семью как аналитическое понятие. Это означает, что описание нукле-
1 Beck U., Beck-Gernsheim E. The normal chaos of love. - L.: Polity, 1995. -
P. 158.
арной семьи основано на непроверенных утверждениях и напоминает обращение к определенному историческому опыту или тоску по утраченному. Феминистский ответ состоит в том, чтобы сделать категорию семьи дискуссионным понятием (с. 498).
Осмысление гендерного неравенства в системе труда современных обществ. В этой части статьи авторы ставят вопрос о месте и роли работающих женщин. В текстах Гидденса и Бека содержатся гипотезы о женском (репродуктивном) труде в эпоху позднего модерна, в основе которых лежит тезис о разных, но равных ролях мужчин и женщин в период модерна: женщины выполняли репродуктивную работу, мужчины обеспечивали семью. В этих гипотезах отсутствует понимание сексуального разделения труда как ключевого пункта общей системы разделения труда в капиталистических обществах, подчеркивают Малинари и Сэнделл. Свое доказательство они начинают с анализа изменений в репродуктивных режимах. В работах Гидденса и Бека практически не обсуждаются репродуктивное поведение или работа в современных обществах. По Гидденсу, каждый человек стремится к онтологической безопасности, которую обретает благодаря доверию, возникающему в младенческом контакте с матерью. Однако далее он описывает «чистые отношения», где роль детей не определена вовсе. Более того, чистые отношения - это отношения без детей. С одной стороны, Гидденс показывает, что предпосылкой для формирования Я является безопасность, которую обеспечивают родители / защитники; с другой - описание того, где эти отношения реализуются, отсутствует. Авторы подчеркивают полное отсутствие связи гипотез Гидденса с повседневной жизнью: кто же должен осуществлять репродуктивную работу? В работах Бека репродуктивный труд присутствует, но вопрос о том, кто собирается его осуществлять, если женщины тоже подвергаются процессу индивидуализации, так и не решается. Видимо, подразумевается, что поскольку репродукция уже не является естественным предназначением женщин, то те из них, кто решился иметь детей, добровольно принимают на себя всю полноту связанных с этим обязанностей и вытекающие отсюда неизбежные ограничения свободы и возможностей для самореализации. Мысль о том, что мужчинам также следует участвовать в этой работе, не обсуждается - как и вопрос о том, какие
группы (женщин) будут осуществлять репродуктивную работу в условиях позднего модерна.
Между тем, с точки зрения авторов статьи, понятие репродуктивного труда является центральным для анализа гендерного неравенства. Гидденс и Бек не рассматривают домашний труд (как «женскую работу») в контексте оплачиваемого труда, тем самым абсолютно его обесценивая. Большую часть домашнего труда в современной нуклеарной семье продолжают выполнять женщины. Это означает, что существенных изменений в положении женщин в сфере репродуктивного труда так и не произошло. Кроме того, Бек и Гидденс игнорируют вопрос о последствиях реструктуризации государства всеобщего благосостояния применительно к уходу за детьми, больными и пожилыми людьми. Ответственность за эти зависимые группы людей перемещается из государственной в семейную сферу, а значит, ложится на плечи женщин (которые теперь и работают, и ведут домашнее хозяйство). Эти процессы оказывают большое влияние на жизнь женщин и детей и создают все новые формы социальной эксклюзии (с. 499).
Бек и Гидденс не учитывают также роли миграционных процессов в контексте глобальной экономики (например, женщины приезжают в Европу, где есть спрос на домашний труд). Это не новое явление, однако строгие законы об иммиграции и усиление границ в рамках новой экономики вносят определенные нюансы, требующие осмысления. Анализ отношений между мужчинами и женщинами (и между разными группами мужчин и женщин) в этом контексте может прояснить трансформацию гендерных отношений и их значение в социальной структуре. С точки зрения авторов статьи, социально-экономический и политический прогресс (даже под знаменем феминизма!) структурно связан с эксплуатацией, регрессией и обесцениванием - если не своих, то других женщин (с. 500).
Далее Малинари и Сэнделл переходят к обсуждению собственно проблемы репродуктивной работы. По их мнению, анализ гендерной составляющей общей системы разделения труда также отсутствует в работах Гидденса и Бека; с точки зрения последних, в эпоху позднего модерна женщины работают наравне с мужчинами, так что неравенство на рынке труда отмирает, как феодальный рудимент. В силу этого главным фактором связи между партнерами
становится любовь1. Однако представители феминистской социологии предприняли огромные усилия, чтобы показать, что утверждение женщин в разных областях публичной сферы не повлекло за собой существенных изменений в иерархии социальных организаций и в профессиональной стратификации. Бек и Гидденс констатируют, что женщины редко добиваются высокого уровня авторитета и власти в современных организациях. Авторы полагают, что этот вывод свидетельствует об узости их трактовки гендера (как фиксированного набора отношений между двумя категориями людей - женщинами и мужчинами - в рамках частной сферы). Такая трактовка затрудняет выявление связи между режимами труда и конструированием особых (расистских) определений феминин-ности. Например, позиция азиатских женщин на рынке труда определяется гендером и их статусом как рабочих самой низкой квалификации, поэтому они в любом случае работают больше, чем азиатские мужчины и белые женщины. Согласно феминистской теории, условия труда мигрантов-женщин в европейском государстве всеобщего благосостояния усиливают «расовое» и гендерное неравенство, тогда как Гидденс и Бек принимают на веру прогрессивную роль оплачиваемой работы для свободы и благосостояния женщин (с. 501).
В теориях Гидденса и Бека авторы также усматривают проблемы, связанные с концептуализацией изменений в структуре женского труда в эпоху модерна. Модель «кормильца семьи» гораздо больше соответствует образу жизни привилегированных в классовом и этническом отношении групп, к которым не относилось большинство женщин. В системе разделения труда эпохи модерна были эффективно задействованы многие женщины, а не только небольшое количество незамужних, как принято считать. Более того, представление о том, что женщины были локализованы исключительно в приватной сфере и занимались по преимуществу домашним трудом, исключает из рассмотрения борьбу женщин за свои права и их участие в социальных движениях.
Малинари и Сэнделл подчеркивают, что Гидденс и Бек создают свои концепции путем комбинации проблематичных и необоснованных утверждений: женщины в период модерна не участ-
1 Веек и., Веек-ОегшИет Е. Ор. ей. - Р. 195.
вовали в системе оплачиваемого труда, а занимались семьей; в период позднего модерна трудятся на равных с мужчинами и не выполняют никакой репродуктивной работы (там же).
Повторное изобретение гетеросексуальности. Несмотря на драматические изменения в интимных отношениях, на которых фокусируются концепции Гидденса и Бека, эти теории считают гетеросексуальные отношения наиболее значимыми и важными связями во взрослом мире. Как справедливо отмечает Джудит Батлер, в работах Гидденса и Бека воспроизводится «гетеросексуальная матрица»: пол, гендер и желание объясняются с точки зрения существования двух полов, между которыми существует естественное сексуальное влечение1. Особенно ярко эта тенденция заметна у Гидденса, использующего в своей аргументации некоторые положения психоанализа. В частности, он полагает, что именно в моногамных гетеросексуальных отношениях достигаются интимность, уважение, сексуальность и аутентичность. При этом сексуальность для Гидденса является инстинктом, который сам по себе не требует изучения, а гетеросексуальность выступает первичным аспектом биологически заданной сексуальной идентичности и гендерных отношений. В этом контексте понимаются и гомосексуальные отношения: гомосексуалы находятся вне контекста традиционной семьи и выступают провозвестниками новых отношений - кон-флюэнтной любви. Однако гомосексуальные отношения никогда не станут нормальными и доминирующими, поскольку конфлюэнтная любовь может быть реализована только в гетеросексуальных контактах. Для Бека и Бек-Гернсхайм потребность в интимности является эпицентром, вокруг которого выстраивается гетеросексуальная матрица (с. 502).
Дж. Батлер и М. Фуко, продолжают авторы статьи, продемонстрировали, как некоторые дискурсы воссоздают себя посредством классификации нормального и патологического. Гидденс и Бек воспроизводят нормальность в форме чистых взаимоотношений (конфлюэнтная любовь) и в рамках нуклеарной семьи. В нук-леарной семье женщинам отдавалась эмоциональная сфера жизни, а мужчины были задействованы в публичных сферах. Процесс
1 Cm.: Butler J. Gender trouble: Feminism and the subversion of identity. -N.Y.; L.: Routledge, 1999.
женской эмансипации обнаруживает неспособность мужчин к развитию в себе эмоциональных компетенций. Без традиционной роли женщины они ощущают неадекватность, незащищенность и неопределенность, вследствие чего прибегают к насилию или неконтролируемой сексуальности. Здесь, по Гидденсу, уже требуется психологическая помощь1. Бек в свою очередь выражает тревогу по поводу того, что увеличение числа разводов под давлением рынка труда делает границы семьи размытыми и неразличимыми; в результате дети живут в обстановке запутанных семейных отношений, а мужчины утрачивают образ маскулинности2.
Таким образом, то, что квалифицируется феминистской социологией как осуществление гендерной власти, Гидденс интерпретирует как социальную трансформацию, жертвами которой становятся мужчины, а Бек называет это разложением семьи. В этой связи авторы статьи задаются вопросом: как равенство в гетеросексуальных отношениях в период позднего модерна может наступить «само собой»? Нежели патриархальные отношения будут преодолены в результате простого появления новых гетеросексуальных связей? Воспроизводя модель патриархальных отношений, Бек и Гидденс не задумываются о возможности исчезновения или ослабления доминирующей позиции гетеросексуальных парных отношений (с. 503).
В заключительной части статьи Малинари и Сэнделл подчеркивают, что Гидденс и Бек рассматривают классовые и гендерные отношения как разрушающиеся посредством индивидуализации и рефлексивности. На самом деле эпоха позднего модерна мало чем отличается от периода собственно модерна, прежде всего - в сфере гендерной стратификации, так что Гидденс и Бек, по сути, пропагандируют утопическое видение существующих сегодня отношений между мужчинами и женщинами. Авторы согласны с точкой зрения, согласно которой успех теорий позднего модерна нуждается в социологическом объяснении, поскольку эти теории закрепляют существующие системы неравенства и транслируют идеоло-
1 См.: Giddens A. The transformation of intimacy: Sexuality, love and eroticism
in modern societies. - Stanford: Stanford univ. press, 1992. - Ch. 7.
2
Beck U., Beck-Gernsheim E. The normal chaos of love. - L.: Polity, 1995. -
Р. 151.
гические представления среднего класса1. Таким образом, теоретики позднего модерна конструируют объяснения современного мира на базе патриархальных представлений колониального капитализма; между тем, назрела потребность в осмыслении современного общества с позиций истории и антропологии.
О.А. Симонова
2010.04.014. РИД А. В ЧЕМ СМЫСЛ САЛЕМА: КУЛЬТУРА, ГЕНДЕР И ПУРИТАНСКОЕ ПРЕСЛЕДОВАНИЕ КОЛДОВСТВА. REED I. Why Salem made sense: Culture, gender, and the puritan persecution of witchcraft // Cultural sociology. - L., 2007. - Vol. 1, N 2. -P. 209-234.
Айзек Рид (Университет Колорадо, США) начинает свою статью замечанием о том, что с того момента, как Артур Миллер сравнил маккартизм середины ХХ в. с делом салемских ведьм, последнее «стало общепринятой метафорой для обозначения заговоров и манипулирования чувством страха в политических целях» (с. 209). В то время как в политике со времен Миллера события в Салеме используются для объяснения текущего положения дел, автор преследует обратную цель - понять и объяснить с позиций новейшей социологии, что же произошло в Салеме в 1692 г.2, что заставило людей устроить гонения на ведьм и, в конечном счете, повесить 19 человек. Формулируя свою задачу в социологических категориях, Рид использует веберовское понятие субъективного смысла действия. «Предпринимая такого рода интерпретацию, стоит отказаться как от прямого переноса субъективных смыслов действий ХХ и XXI вв. в Массачусетс XVII в., так и от объяснения через совокупность универсальных человеческих интересов: экономических или политических», - поясняет свое намерение автор (с. 210). Он обращается к понятию «текстов социальной жизни», которое позволяет изучать социальные явления не только с точки зрения возможностей, гарантированных той или иной позицией в экономической или политической структуре, но и как типические значения. Последние, согласно К. Гирцу, могут одновре-
1 Skeggs B. Class, self, culture. - N.Y.; L.: Routledge, 2004. - Р. 54.
2 Судебный процесс над салемскими ведьмами инициирован в 1692 г. в поселке Салем, штат Массачусетс.
